— Ничего особенного. Мы просто разговаривали. Вы что-то хотели? — вежливо поинтересовался мой подопечный.
— Я… просто хотела с вами познакомиться поближе, — немного смутилась панна Ярослава, но потом опомнилась и гордо вскинула подбородок. — В конце концов, мы с вами жених и невеста, а так плохо знаем друг друга! До нашей свадьбы остается не так уж много времени…
— Сколько? Неделя? Месяц?
— Ого! — воскликнул Тодор Хаш. — Так скоро? А почему я ничего не знаю?
— Я сам ничего не знаю, — ответил Витолд другу. — Ни дня, ни месяца еще не определено.
— Но вы же хотели обсудить это с моим отцом, не так ли?
— Э-э… — спокойный, уверенный в себе мужчина куда-то исчез, и опять вернулся рохля и мямля. Перемена была столь разительна, что я вытаращилась на Витолда Пустополя во все глаза. — Ну, наверное, да… Вообще-то для начала я хотел немного… ну, как бы это сказать…
— Отдохнуть с дороги? Поближе меня узнать?
— Наверное, — пожал плечами он. — Я… э-э… немного попозже переговорю с вашим отцом… Скажите ему, что я… ну… обязательно зайду к нему перед отъездом, и…
— Вы уже нас покидаете? — Девушка решительно шагнула вперед. Уверенность возвращалась к ней по мере того, как все больше колебался мужчина. Если они поженятся, новоявленная княгиня Пустопольская быстро поставит мужу условия, выгодные только ей. — Проведите под этим кровом хотя бы одну ночь! Скоро нас должна догнать моя свита. Тогда мы сможем вместе отправиться к вам в замок! А до этого времени нам удастся пообщаться и…
На миг мне показалось, что Тодор Хаш сейчас вмешается — такое у него стало лицо! Но понять, радует или огорчает его это предложение, рыцарь не успел — в следующий миг Витолд как ни в чем не бывало посмотрел в окно и пожал плечами:
— Сейчас полдень. Если я пойду к вашему отцу и переговорю насчет даты нашей свадьбы, мы еще успеем пуститься в дорогу и засветло вернемся в Пустополь.
— Как — сегодня? — воскликнула Ярослава.
— Как — сегодня? — эхом откликнулся Тодор Хаш. — После того, что произошло вчера днем? После того, что мы пробыли тут всего несколько часов?
— Тод, — улыбнулся князь. — А вот скажи, моя почтенная матушка знает о том, что произошло в лесу по дороге сюда?
— Да. Один из гайдуков вернулся, и…
— А знает ли она, что я уцелел?.. Нет, вот то-то! Думаю, что наилучшим вестником о том, что я жив и здоров, буду я сам. Так что сейчас схожу к вашему отцу, милая Ярослава, мы поговорим, и я вернусь в замок!
— Но вы не можете так поступить! — воскликнула девушка. — Мы с вами совсем друг друга не знаем!
— А разве это так важно? Наши отцы задумали этот брак как наилучший. Нам остается лишь повиноваться их воле. Я намерен исполнить свой долг. А узнать друг друга поближе можно и после свадьбы. Тем более, — с улыбкой добавил мужчина, — я вас уже немного узнал и при встрече не перепутаю с другой девушкой!
Это был удар ниже пояса. Панна Ярослава побагровела так, что из ее глаз брызнули слезы.
— Это… это плохо, напоминать мне об ошибке! — воскликнула она слезливым тоном. — Вы не можете быть таким жестоким.
Она направилась к двери, и Витолд сорвался с места, пытаясь ее остановить:
— Прошу меня извинить! Я на самом деле мог бы вас перепутать с другой — при других обстоятельствах… Я готов пойти к вашему отцу прямо сейчас и назначить день свадьбы!
— Правда? — Девушка мгновенно разулыбалась. — Я предупрежу его.
И выскользнула за порог.
Тодор Хаш резко поднялся:
— Надеюсь, ты не собираешься устраивать свадьбу в следующем месяце? Куда ты так торопишься? Ты же едва знаешь Ярославу Клевеньскую! И потом, не лучше ли, если этот вопрос останется в компетенции моего отца? Он практически тебя вырастил, ему и последнее слово говорить!
На миг мне показалось, что Витолд подчинится чужому решению, но, бросив на меня быстрый взгляд, он неожиданно произнес:
— Есть вещи, ответственность за которые я не могу переложить на чужие плечи!
К счастью, на сей раз все обошлось, хотя всю дорогу домой я нервно вертелась в седле и хваталась за меч при каждом резком звуке, а когда неподалеку неожиданно вспорхнула какая-то птица, вовсе чуть не свалилась и стала объектом насмешек не только Тодора Хаша, но и остальных гайдуков. Особенно осторожны мы были в том месте, где в первый раз увидели дейноха. Тела людей и конские туши убрали, но земля была изрыта копытами, кровь пропитала почву, и место трагедии стало хорошо заметно. Признаться, я вздохнула с облегчением, когда отряд выехал из леса и через поле направился к замку.
Наутро после приезда вскочила рано. По уже укоренившейся привычке заглянула в комнату Витолда — и с удивлением заметила, что она пуста. В постели никого не было, в покоях хозяйничали две служанки.
— Его сиятельства нет, — ответила одна, помоложе. — Он рано встал. И уже ушел.
— Куда?
Девушка пожала плечами. Ответила ее товарка, постарше:
— В этот… как его, студий. Он часто там бывает, — она хихикнула.
Я кивнула и отправилась на поиски. Наверное, не стоило ходить за своим подопечным по пятам, но с другой стороны — не в этом ли состоит работа телохранителя? И потом, однажды он уже оставался в этой студии без присмотра, и дело закончилось ударом по голове. Я должна быть рядом, чтобы в случае чего предотвратить еще одно покушение. Мало ли, что с ним может произойти. Один раз — чуть череп не проломили, другой раз — лоскотухи под воду едва не утянули. А дальше что?
Найдя заветную дверь, тихо постучала:
— Входите, не заперто!
Он никогда не запирался! Это удивительно, учитывая количество покушений! Просто верх доверчивости и безалаберности! Впрочем, человек, который в обычной коряге способен увидеть крылатого оленя, другим быть не может.
Студия представляла собой просторный зал на всю площадь башни, залитый утренним светом. Два из четырех окон были распахнуты настежь и впускали свежий, пряно пахнущий воздух. У стола, стоявшего рядом с ближайшим окном, граф Витолд в одной рубашке, засучив рукава, что-то увлеченно лепил из большого куска желтой глины. На меня из-под взлохмаченной русой челки весело глянули серые глаза:
— А, вот и вы, Дайна! Идите сюда!
Он улыбался, а глаза лучились гордостью и лукавством. Я невольно засмотрелась на его лицо. Вернее, только попыталась, но сразу, наткнувшись на ответный взор, отвела глаза и, чтобы не смущать мужчину и не смущаться самой, скользнула взглядом в низкий вырез рубашки, где на левом плече виднелся удивительно быстро, как на собаке, заживший шрам.
— Вы…
— Я часто встаю рано-рано и прихожу сюда. В утренние часы мне легче работается, — он отер лицо рукавом рубашки, провел по лбу тыльной стороной запястья, оставив на виске грязную полосу. — Полюбуйтесь, какой красавец!
Я подошла ближе. На столе, растопырив передние конечности и присев на задние ноги, как собака, скалил пасть дейнох.
— Работа, конечно, не закончена, это так, эскиз, набросок, — с затаенными гордостью и смущением промолвил князь. — Я хочу послать мужиков к оврагу за глиной. А пока займусь эскизами. Вам нравится?
Я огляделась по сторонам. Десять дней назад, когда искала Витолда, было не до внимательного осмотра. А сейчас все словно открылось в новом свете.
— Вы… художник? — На ближайшем столе обнаружилась давешняя коряга, отмытая от грязи и лишенная остатков коры. А она в самом деле похожа на оленя, расправившего растущие на спине крылья!
— Почти. Сколько себя помню, все время что-то рисовал, лепил из глины, резал по дереву… Отец мне потакал. Считал, что творить лучше, чем бесцельно прожигать жизнь, и называл это — «сбрасывать энергию». Он говорил что таланты у меня от мамы — она вышивала целые картины. Я вам как-нибудь покажу — в покоях отца осталось несколько гобеленов. И в ее бывшей комнате тоже. Правда, она умерла рано, и несколько картин не успела вышить до конца.
Князь прошел к соседнему столу и откинул белое покрывало со стоящего там мраморного бюста молодой женщины. Головка на тонкой шее, две закрученные баранками косы над ушами, какие-то обыкновенные, ничем не примечательные черты лица, покатые плечи — и все.
— Это она?
— Мне было около двух лет, когда она умерла. Я ее совсем не помню. Это я сделал по рассказам отца, — граф погладил кончиками пальцев каменную щеку. — Меня, как еще одного сына, вырастила жена Генриха. А госпожа Мариша — моя кормилица. Я даже какое-то время звал ее мамой. А ваша мать, она…
— Она жива. Была жива, когда я уходила на войну. Отец тоже хотел пойти, но он сломал ногу на охоте — выпал из седла и не смог пойти в конницу. А наш граф Альдемар в кавалерию женщин не берет, даже если они — дочери его шляхтичей. Вот мне и пришлось податься в пехоту.
Вспомнился день, когда я уходила на призывной пункт. Мама бесконечно суетилась, все лезла проверять мои вещи, по пять-шесть раз повторяла одни и те же наставления: «Держи ноги в тепле! Будь осторожна с мужчинами!.. Следи за собой!.. Пиши, не забывай!» Сестры — самой старшей шестнадцать, самой младшей восемь — таращились так, словно впервые видели. Младшие висли на руках, боясь отпустить. Старшие растерянно топтались поблизости, явно не зная, что делать. Отец был горд — и завидовал. Горд тем, что и его семья может послать кого-то на войну — защищать нашу страну. Завидовал — что идет не он и не его сын. Я им писала. Сначала так часто, как только могла. Потом от случая к случаю, иной раз по месяцу откладывая окончание начатого на привале письма. После ранения и операции не черкнула ни строчки. Напишу потом, перед отъездом — предупрежу, что жива и возвращаюсь домой.
Я словно очнулась, услышав шелест пергамента:
— Что?
— Не шевелитесь, — медленно промолвил Витолд, подтягивая к себе лист. — Прошу вас… Так и стойте!
Осторожно скосив глаза, я заметила, как он быстрыми четкими линиями набрасывает на пергаменте мой профиль.
Заскучав и отпросившись, после завтрака решила немного поразмяться. Но в тот день я до заветного уголка на заднем дворе так и не дошла. Выбежав из-за угла, на меня налетела Агнешка. Девочка не разбирала дороги. Ее чудом удалось поймать, и она сгоряча ударила меня кулаком по руке:
— Пусти!
— Что случилось?
Причина паники девочки уже появилась. И почему я не удивилась, увидев Тодора Хаша?
— А ну-ка, иди сюда!
Агнешка проворно нырнула мне за спину, а я заступила рыцарю дорогу:
— Что происходит?
— Ничего особенного. Эта девочка неправильно себя ведет!
— Он сам такой! — наябедничала та.
— Что бы ни произошло, вам не стоит преследовать ребенка!
— Этот ребенок — моя нареченная невеста!
Ого! Вот это да!
— Это правда? — Я покосилась на Агнешку и увидела, что глаза девочки полны слез.
— Я слышала, как дядя Генрих сказал об этом маме, — пролепетала она. — А я не хочу выходить за него замуж! Он старый и противный! Я так маме и сказала, а он… он… а мама сказала… э-э-э…
Девочка разревелась, кривя рот и размазывая по щекам слезы.
— Хватит плакать, — окликнул ее Тодор. — Мне не нужна жена-плакса!
— А ты мне вообще не нужен! Вот! — истерично выкрикнула Агнешка. — И не подходи! — завизжала она, едва рыцарь сделал полшага в нашу сторону. — Я убегу!
— Далеко не убежишь!
Он двинулся к ней, но я его остановила:
— По-моему, ясный пан, вам стоит уйти. Девочке не нравится ваше присутствие!
— Мало ли, что ей не нравится! — фыркнул Тодор. — Хаши уже несколько раз пытались породниться с графами Пустополья, в нашей помолвке нет ничего предосудительного! Ни она, ни я не виноваты, что между нами такая большая разница в летах. Ее мать выходила замуж за человека, который был старше ее на тридцать лет — и ничего! Что тут такого? Я же не тащу ее в постель прямо сейчас!
В самом деле — что такого? Женихом и невестой можно стать в любом возрасте, а уж когда дело касается обручения — и подавно. Были же обручены княжна Ярослава и князь Витолд! Только война и несовершеннолетие невесты помешали свадьбе. Редко какая девушка доживет до четырнадцати лет и не будет обручена к этому сроку. А в четырнадцать уже можно и замуж отдавать. В иных случаях, правда, свадьбы справляли раньше — в тринадцать и даже двенадцать лет.
Вы спросите — а что же я? В восемнадцать лет уйти на войну? А как же жених? Неужели родители за столько-то лет не нашли для дочери подходящего супруга? Скажу по секрету, жених был. И даже вроде как обручение имело место. Но все расстроилось из-за… Нет, не хочу об этом думать!
— Это она?
— Да, милорд. Панна Дайна-Ядвига Тура-Брыльская…
— Вот «это» — панна? Не верю! Я думал найти девушку из хорошей, старинной, хоть и не слишком знатной семьи, а вижу перед собой какую-то замарашку!
— А сам-то каков?
— Дайна, замолчи!
— К тому же она не умеет себя вести! Вам, ясный пан, стоит больше внимания уделять воспитанию старшей дочери!
— Милостивый государь, Дайна отлично умеет шить, премило вышивает и…
— О да, посмотрев на ее руки, сразу поймешь, что она большая мастерица! И эту прореху на рубашке она тоже зашивала сама.
— Но вы не можете от нее отказаться! Вы уже взяли часть приданого…
— Об этих деньгах не беспокойтесь! Я подумаю, чем можно компенсировать ваши расходы… на свадьбы младших дочерей!
Вот примерно так оно все и было. Дальний родственник графа Альдемара Зверинского не пожелал взять в жены задиристую девчонку, которую к тому же застал в мужской одежде и с учебным мечом в руках. Денег он отцу так и не вернул, а разговоров о замужестве в доме больше не заводили.
Как бы то ни было, я не имела никакого права вмешиваться. В конце концов, это не моя сестра. И родителям лучше знать, что хорошо, а что плохо для их детей. Но Агнешка так отчаянно цеплялась за меня, так висла на локте, умоляюще заглядывая в глаза, что пришлось сказать Тодору Хашу:
— Простите, пан рыцарь, но вам стоит уйти.
— Хорошо, — неожиданно легко согласился он. — У моей невесты еще будет время привыкнуть к мысли, что рано или поздно она выйдет замуж именно за меня!
Мы во все глаза смотрели мужчине вслед.
— Я не хочу за него замуж, — яростно прошептала Агнешка. — Он противный!
Сказать по правде, и мне Тодор Хаш не внушал доверия. Но кто я такая? Всего лишь телохранитель сводного брата этой девочки.
— Я знаю, что сделаю! — Агнешка решительно дернула меня за рукав. — Пошли.
— Куда?
— К Витолду! Он ему скажет! Он запретит!..
Князя мы нашли в студии — кажется, он сдержал слово и носа отсюда не высовывал. На сей раз он ходил кругами возле глыбы известняка и напряженно раздумывал о чем-то. Рядом валялись эскизы. Мельком бросив на них взгляд, я заметила повторяющееся изображение лоскотухи в разных позах. Где-то она, свернувшись калачиком, лежала на волне. Где-то, выбравшись на берег, сидела на камне как простая девчонка. Где-то плясала, извиваясь в танце. А на одном из набросков две водяные нежити сплелись в объятиях. На некоторых листах углем несколькими штрихами были намечены лица — раскосые глаза, узкие челюсти, плоские носы — с выражениями грусти, ярости, равнодушия…
— А, девочки! — весело приветствовал нас мужчина, бросив взгляд через плечо. — Хорошо, что зашли. Вы только посмотрите! Какую глыбу выворотили недавно при строительстве! Ее доставили вчера, пока мы ездили в Ключи. Она прямо-таки просится под резец!.. Что произошло? — с запозданием заметил он выражение лица сводной сестры.
— Я не хочу замуж! — с порога выпалила Агнешка, едва ей дали раскрыть рот. Вырвалась от меня, метнулась к брату, крепко обняла его и спрятала лицо в складках рубашки. — Не хочу, и все!
— Ты о чем?
— Этот Тодор Хаш. — Девочка выпрямилась и сердито притопнула ногой. — Он говорит, что я буду его женой, когда вырасту! И мама так говорит! А я не хочу! Он старый и противный!
— Тодор — мой друг, — спокойно сказал Витолд. — И он вовсе не старый — он мой ровесник. Он будет для тебя хорошим мужем, вот увидишь!
— Но я его не люблю! Он мне не нравится!
— А кто тебе нравится?
Девочка склонила голову набок, задумавшись.
— Тот рыцарь с вот таким носом, — наконец выдала она. — Который «ястреб».
— Коршун? — вспомнила я его странное имя-прозвище. — Но…
— Он-то как раз старый! — усмехнулся Витолд. — И он — храмовник. Им нельзя жениться… А к Тодору присмотрись. Он не такой противный, если узнать его поближе. И потом, до твоей свадьбы еще несколько лет. Прежде чем тебе исполнится тринадцать, никто не имеет права выдать тебя замуж!
— Я не хочу, чтобы мне было тринадцать, — горячо воскликнула девочка. — И замуж все равно не хочу! Он злой! Он тебя ненавидит! Ты просто этого не замечаешь, потому что привык видеть в людях только хорошее! А люди все злые! И Тодор такой же, как и все! Я его ненавижу! — Распалившись, девчушка притопнула ногой, потом в запале схватила какую-то статуэтку и с силой грянула ее об пол.
Во все стороны брызнули осколки.
— Ты что творишь? — Витолд перестал улыбаться.
Из глаз девочки брызнули злые слезы.
— Ненавижу! — закричала она и бросилась бежать. Я попыталась перехватить ее, но Агнешка проворно увернулась, ударила меня по руке и выскочила за дверь.
— Иди к себе! Ты наказана! — запоздало крикнул ей вслед Витолд.
Присев на корточки, он стал осторожно собирать осколки. Руки слегка дрожали от волнения.
— Я не понимаю, — пробормотал князь. — Мне казалось, что они хорошо ладят между собой. Я говорил об этом с матушкой, намекал Генриху… Все были довольны моим решением! Я думал, Агнешка тоже…
— Не обращайте внимания, — наклоняться было трудно, и я ногой подкинула поближе несколько далеко откатившихся осколков. — Она еще девочка.
— Я просто хочу, чтобы все были счастливы. — Он посмотрел снизу вверх и выпрямился, вываливая осколки на стол. — Надеюсь, она поймет, что я забочусь о ее будущем.
Целый день девочки не было видно и слышно. Мы решили, что она забилась в уголок в своей комнате и тихо рыдает. Но когда Агнешка не вышла к ужину, княгиня Эльбета забеспокоилась. Госпожа Мариша сама поднялась в покои девочки и не нашла ее там. Сестра Витолда исчезла без следа.
ГЛАВА 8
Можете себе представить, какая суета поднялась в замке! Слуги обшарили помещения от чердака до подвалов, заглядывали во все уголки. Комнату Агнешки обыскали сверху донизу, распотрошили даже сундуки — вдруг девчонка забралась в один из них? Несмотря на позднее время, шарили по конюшням, дровяным сараям и хозяйственным пристройкам. Лихорадочные поиски продолжались вплоть до того момента, когда вспомнили о потайной калиточке на заднем дворе. Кто-то из слуг видел, что девочка спешила в ту сторону, но не придал этому значения — Агнешка целыми днями только и делала, что носилась по замку. Лишь изредка мать или кто-то из ее придворных дам усаживали девчушку за чтение, шитье, уроки каллиграфии или другие полезные занятия. В остальном она была обычным подвижным, любопытным, непоседливым ребенком, уследить за которым чрезвычайно трудно. Вот почему большинство обитателей замка были твердо уверены, что если маленькая сестренка князя не вертится поблизости от них, значит, она занята чем-то еще.