Проклятая деревяшка слегка поскрипывала при ходьбе, выдавая мои шаги. Обострившимся слухом я ловила тяжелое дыхание чудовища, скрежет когтей по полу, шорохи и то, как оно сглатывает слюну. Ну, выходи! Посмотрим, кто кого? Оберег, подаренный Коршуном, еще оставался при мне — «ястреб» был так поглощен болью, обрушившейся на него со смертью напарника, что не вспомнил о нем. А у меня самой не нашлось времени для выяснения этого вопроса. Правда, оберег был не на шее, а в кошеле на поясе, но, может быть, и так сработает?
Шаг… еще… Вот и первая дверь. За нею тишина. Никто не таился за креслами, не сопел, сдерживая дыхание, не готовился к прыжку. Тратить время на подробную проверку не стала — дорога была каждая секунда. Так что перешла к другой двери. Осторожно. Тихо. Быстро.
Тот дом на первый взгляд ничем не отличался от прочих, но стоял в конце улицы, в глубине запущенного парка, и даже на фоне остальных домов городка казался заброшенным. Посему сотник и приказал его осмотреть.
Дверь подалась легко — то ли ее недавно открывали, то ли петли настолько проржавели, что утратили всякую упругость. Нижний этаж был завален мусором — обломки мебели, какие-то прелые тряпки, потерявшие цвет и вид, занесенные через разбитые окна опавшие листья, мелкий сор. Под ногой тихо хрустнул осколок кружки, и только тогда мы поняли, что тишина в доме чересчур полная. Так бывает, когда кто-то таится в самой глубине и словно оттягивает на себя все звуки.
— Рассыпаться!
Солдаты устремились к нескольким дверям, ведущим в другие комнаты, и большой лестнице на второй этаж. Было слышно, как они пинками распахивают двери, врываясь внутрь. Как начинают рыться в вещах. Как вспарывают перины и простыни, рубят двери шкафов и крышки сундуков, шарят в ларях. Хозяева оставили много мебели, забирали, очевидно, только то, что можно было легко унести. Над головой на втором этаже грохотали сапоги моих подчиненных, а я стояла как вкопанная, прислушиваясь.
Я не колдунья. Магических сил нет ни на грош, это наш полковой колдун проверил в первые же дни. На стороне врага воевали и некроманты, и «ястребы», так что всех перспективных новобранцев отбирали и готовили в боевые маги. Хотя какое там «готовили»! Обучали нескольким заклинаниям, давали попрактиковаться на пленных и дезертирах, потом кидали в бой. Девять из десяти таких недоучек погибали, не дожив и до своего пятого сражения. Так вот, в магии я была нулем, но сейчас вдруг отчетливо услышала тишину, доносящуюся снизу.
Подвал! Они там!
— Парни! Ко мне! Тихо. Быстро! За мной!
Кончик меча указывал в пол под ногами. Один из пехотинцев кивнул — мол, видел вход в подвал!
— Вперед!
Ну, конечно, они прятались там. Все шестеро. На что, интересно, рассчитывали? На снисхождение, на то, что поверим — им все надоело, и шестеро солдат врага решили под шумок дезертировать, окольными путями разойтись по домам? Или на то, что их схрон так и не будет найден? Загнанные в угол, они кинулись в драку, как крысы. Но нас было больше. И, как крыс, мы не стали их хоронить — просто бросили там же, в подвале, и доложили сотнику, что зачистка произведена успешно.
Вторая дверь. Тоже тишина и пустота.
Третья…
За четвертой были покои самого князя Витолда, и я сначала тихо поскреблась под дверью. Но потом опомнилась и торопливо грохнула кулаком:
— Ваша милость? Князь Витолд? Вы…
И чуть не заорала от ужаса, когда внутри что-то задвигалось. Кто-то или что-то попыталось сделать несколько шагов, но запуталось и чуть не упало.
— К-кто…
Хвала всем богам, голос человеческий! Но какой хриплый и глухой! Словно тому, кто притаился за дверью, было трудно и непривычно выговаривать слова.
— К-кхто там?
— Князь Витолд?
— Мм-мм… да.
— С вами все в порядке?
— Да.
— Вы не ранены?
— Н-нет. — Он опять тихо застонал.
— Я могу войти?
— Нет! — На сей раз в голосе звучал страх.
— Это же я, Дайна! — Непонятно, почему, но мне вдруг очень захотелось переступить порог. За дверью происходило что-то странное. — Вы там не один?
— Да!
Что ж, это понятно. Какая-то служанка помогала своему господину переждать последние несколько дней до встречи с невестой. А поскольку Витолд Пустополь уже помолвлен и назначил день свадьбы, то подобное поведение могло рассматриваться как супружеская измена. Вполне естественно, что мужчина не желал, чтобы о его похождениях на стороне стало известно. Нет, я согласна, что на такие измены мужчин смотрят сквозь пальцы — на суде изменник, если вина доказана, отделывается штрафом, в то время как измена женщины служит основанием для развода и даже позорного столба. Богиня-Мать, однако, защищает своих блудных дочерей — беременность, наступившая в результате измены, часто служит оправданием. Не подлежит суду и молодая женщина, изменявшая старому и немощному супругу, даже если он всем рассказывает, что в постели ого-го, а также та, чей муж отсутствовал больше двух лет. Но кто знал, что происходит за дверью.
— Хорошо, — помолчав, сказала я. — Я ухожу. Но если нужно — я рядом.
За дверью молчали. Только было слышно, как тяжело, с хрипом и присвистом, дышит князь. Точно, он там со служанкой. Полностью успокоившись на этот счет, я пошла дальше — требовалось проверить еще четыре двери.
Ничего! Словно странные звуки мне почудились! Распахнув пинком последнюю дверь, я застыла на пороге с мечом наголо, глядя в полутьму и ожидая нападения. Понадобилось минуты две, чтобы сообразить, что никто оттуда не выскочит, ибо это была моя собственная комната. Что ж, значит, судьба. Опустив оружие, я переступила порог. Отдых еще никому не вредил.
ГЛАВА 12
Но отдохнуть как следует не получилось. Я только-только сняла верхнюю одежду, отстегнула протез и приготовилась ко сну, как в дверь загрохотали. Кто-то колотил кулаками и ладонями, требуя, чтобы его впустили. Пристегивать деревяшку было некогда, я допрыгала на одной ноге до двери, встала культей на скамью у входа:
— Кто?
— Дайна!
Рывком распахнула дверь — и уставилась на белое лицо Витолда. Князь ввалился в комнату, шатаясь, как пьяный, и сгоряча вцепился в меня, как в единственную опору:
— Спаси меня!
Не знаю, каким чудом удалось удержаться на ноге. Хорошо еще, что мужчина почти сразу отцепился, чтобы захлопнуть дверь, и я скоренько допрыгала до кровати.
— Что у вас случилось?
— Мне страшно!
Я прислушалась. Нет, все тихо. Замок, конечно, еще не полностью отошел ко сну, на первом этаже наверняка возились слуги, на кухне ставили тесто для утренних булок, но могу поклясться жизнью — ничего странного или пугающего не происходило. По крайней мере сейчас. Даже источник тех странных звуков, так напугавший меня получасом ранее, тоже исчез.
— А с чего вы взяли?
Витолд рухнул на скамью подле моей кровати, обхватив голову руками и покачиваясь туда-сюда, как пьяный.
— Я не знаю, — простонал он. — Я ничего не могу с собой поделать. Это сильнее меня. Мне хочется куда-то бежать, как дикому зверю, и в то же время затаиться, забиться в какую-нибудь нору и не высовывать носа. Мне страшно! Страшно! — В голосе мужчины чувствовались слезы.
Обычно я не терплю плачущих мужиков, хотя на войне насмотрелась на таких, кто после боя закатывал настоящую истерику. Но здесь было что-то другое. Учитывая, что этому человеку пришлось пережить за последние несколько недель, его страх имел под собой реальные основания.
— Расскажите, что произошло. — Я подсела поближе, осторожно дотронулась до его плеча. — Вы что-то услышали? Увидели? Что именно?
В конце концов, я тоже что-то такое слышала совсем недавно.
— Я не знаю, — судорожно вздохнул мужчина. — Я вдруг ощутил какое-то смутное беспокойство. Понял, что мне здесь грозит опасность, что надо бежать и куда-то спрятаться… Но от кого прятаться? Неизвестно! Я, наверное, полчаса метался по комнате. Мне хотелось выть от страха. Хотелось убить кого-нибудь, чтобы хоть кому-то кроме меня было так же страшно и больно…
Ага! Значит, не было никакой служанки. Он тоже что-то слышал или чувствовал. Возможно, на этаже действительно кто-то находился. Кто-то или что-то, напугавшее князя Витолда до полусмерти. Лишь мое появление потревожило… оборотня. Мое присутствие или… Я бросила взгляд на камзол, валявшийся рядом. Оберег, подаренный Коршуном. Значит, он сработал?
— Это не выход, — пробормотала я, думая о том, будет ли оберег защищать одного человека, если изначально подарен другому? Я же ничего не знала о действии таких штук! Нет, на войне слышала, что маги работают над созданием особых амулетов, которые якобы ограждают солдат от стрел. Но испытать их в действии никому из пехотинцев не предлагали.
— Знаю! Я все время твержу себе, что должен быть сильным, что должен бороться — но всякий раз…
— Знаю! Я все время твержу себе, что должен быть сильным, что должен бороться — но всякий раз…
— Всякий раз? — Я встряхнула его за плечи. — То есть вы хотите сказать, что это — не первый случай?
— Эти припадки? — Витолд выпрямился и посмотрел мне в лицо. — Нет, конечно. Пока был ребенком, ничего подобного не припомню. Но когда стал… э-э… стал юношей, такое начало случаться. Время от времени. Как правило, в конце зимы и на протяжении всей весны. Слуги меня жалели. Отец — тоже. Он говорил, что это — болезнь, что с нею надо бороться. Мне давали сонные настои, чтобы я спал как можно крепче. Это недолго, всего три-четыре раза в год, и продолжается два-три дня, редко больше… Пока был жив отец, он следил за этим.
— А сейчас? — Мне стало жалко больного мужчину, которому я ничем не могла помочь. — Вам дают эти настои?
— Иногда дают, но… — он протяжно вздохнул, — я не всегда их пью.
— Почему?
— Боюсь. Мне кажется, что бегством я от страха не избавлюсь.
Что ж, мысль здравая.
— И еще мне кажется, что этим я убиваю часть самого себя! Если бы ты знала, Дайна, какие мне под действием настойки снятся кошмары! Иной раз я не знаю, что лучше — напиться этой дряни и забыться или оставить все как есть и мучиться от… от…
— От припадков?
Он только кивнул.
— Но теперь, когда мастера Лелуша убили… Я снова боюсь. Мне кажется, это обязательно случится… сегодня!
Что ж, вот и понятна причина, по которой он не воевал. Мало того что художник, натура, далекая от любви к боям, так еще и больной. Отец наверняка сделал все, чтобы его сын оказался как можно дальше от войны. Да еще и полнолуние через два дня. Плевать, что оно длится всего несколько минут в одну-единственную ночь. На самом деле все начинается немного раньше и заканчивается немного позже. Оборотень, про которого в замке знают даже дети, тоже приходит в полнолуние. Все, что мне удалось узнать от слуг и матери Любаны, говорит о том, что это чудовище как-то связано с родом князей Пустопольских. А если больной Витолд притягивает его? Волки в стаде тоже режут самого слабого оленя. Может ли быть такое, что настои, которыми его раньше потчевал старый целитель, как-то ограждали князя от посягательств оборотня? Тогда мастера-алхимика могли убить нарочно, чтобы сделать князя уязвимым для нападающего чудовища — например, эти настойки давали ему внутреннюю силу, которая помогала бороться со страхом. Но кто и зачем лишил Витолда всего этого? Ответ напрашивался сам собой — тот, кто уже неоднократно пытался убить этого человека. Тот, кто подослал убийц на городской улице. Тот, кто ударил его чем-то по затылку. Тот, кто стрелял в него из арбалета. Тот, кто предпринял еще пару попыток убийства до нашей встречи. Тот, кто сейчас пробовал еще один способ избавиться от Витолда Пустополя.
— Ты никому не скажешь?
Я только покачала головой.
— Спасибо!
Витолд крепко обнял меня, уткнулся носом в шею. Я понимала, что он хватается за меня, как утопающий за соломинку, но все равно было приятно.
— Не оставляй меня одного, ладно?
— Не оставлю. Я — телохранитель и буду защищать ваши душу и тело… до конца. Ложитесь спать. Я тут, рядом!
— Не уходи, — он по-прежнему не размыкал объятий.
— Да куда я денусь, — усмехнулась в ответ, — из своей комнаты!
Какое-то время мы просто сидели молча, прижавшись друг к другу и слушая стук наших сердец. Я чувствовала, как постепенно успокаивается князь. Еще немного — и задремлет, как умаявшийся ребенок. Не думая, зачем и что делаю, я тихо погладила его по голове. Губы сами шевельнулись, коснувшись его виска.
Он вдруг потерся носом о мою шею, глубоко вздохнул, задышал глубже. Одна рука поползла вниз, к моей талии. Я почувствовала, как напряглось тело мужчины, как его собственные губы коснулись кожи на шее, у самого ворота. Машинально обняла в ответ. Руки действовали сами — разум оставался спокойным и холодным, и только мысли бегали туда-сюда. Он что, всерьез собирается… э-э… Ну да, с талии его рука поползла ниже, к бедру, и…
— Нет!
Стало страшно, как в первый раз. Только тогда, почти семь лет назад, их было пятеро и в случае отказа могли накинуться всей толпой и отыметь по очереди. А здесь он один. И мне ничего не стоило оттолкнуть мужчину, что я и сделала.
— Почему? — Витолд рванулся за мной, цепляясь за рубашку. — Не надо! Не отталкивай меня!
— Да вы в своем уме, ваша милость? — Я выпрямилась, держась за прикроватный столбик, чтобы сохранить равновесие на одной ноге. — Посмотрите на меня!
Он послушно уставился мне в лицо:
— Смотрю.
— Ну? — Я стиснула зубы, чтобы унять дрожь, и стала цедить сквозь них: — И что вы видите?
— Женщину. Сильную. И… красивую.
Честное слово, захотелось ударить придурка! Красивая! Тоже мне… Хотя он художник, помню еще, как восторгался в пути кривой корягой. Действительно, не может быть, чтобы я была уродливее той деревяшки. Деревяшки, похожей на летящего оленя… Но все равно это не повод смеяться над чужим увечьем.
— А я вижу инвалида на одной ноге, — собственный голос показался чужим.
Взгляд князя наконец отлепился от моего лица, скользнул вниз, на шею, плечи, грудь — словно влажной губкой провели по горячему, липкому от пота телу — потом на талию, бедра, ниже…
— В самом деле, — промолвил он задумчиво, — всего одна нога.
После чего тихо сполз с лавки на расстеленную на полу у кровати циновку и дотронулся до моей коленки. Чтобы удобнее было надевать и снимать протез, я обычно закатывала штаны, так что сейчас его руки касались голой кожи.
— Всего одна, — пробормотал он, — но какая красивая ножка.
Я так и села. Рухнула на кровать, вытаращив глаза и забыв, как дышать, только глядела на устроившегося на полу мужчину, который, поставив мою ступню себе на колено, тихо поглаживал ее с таким видом, словно прикасался к святыне. Еще никто и никогда не уделял столько внимания моим ногам. Мужчин обычно интересовало то, что между ними.
А Витолд уже добрался от пальцев до щиколотки, ощупывая и поглаживая, казалось, каждую клеточку, поднялся выше, до икры и колена.
— Не бойся!
Я рассмеялась. И это мне говорил человек, который полчаса назад вломился ко мне в комнату, дрожа от страха.
— Я не боюсь. С чего вы взяли?
— Ты дрожишь.
— Это не то, что вы подумали.
— Правда? — Он резко выпрямился, встал на колени и обнял за талию. До меня дошло, что мы слишком близко. Неприлично близко. И что надо быстро ретироваться, пока не переступили ту последнюю грань. Я-то еще могла успокоиться и сосредоточиться, а вот князь… Кажется, держа меня в руках, он перестал контролировать собственные чувства.
Его рука легла мне на затылок, заставив немного нагнуться.
— Мне кажется, сейчас подходящее место, — прошептал он. — И время.
— Для чего?
— Чтобы продолжить, — его губы оказались совсем близко, — то, что мы начали на берегу реки. Мм?
Ответа он дожидаться не стал.
Проснулась я по старой привычке на рассвете, но расслабленное тело на сей раз долго сопротивлялось попыткам вырваться из объятий сна. Сон, как изголодавшийся в разлуке любовник, упрямо тянул к себе. Ну еще бы! После такой ночи…
Ночь.
Любовник.
Князь!
Рука скользнула по постели и нашла лишь пустоту. Мгновенно стряхнув сонливость и благодушие, перекатилась набок, приподнялась озираясь.
Серый рассвет (до восхода солнца оставалось всего ничего) вползал в комнату. Еще без свечей не обойдешься, когда нужно что-то сделать, но и так ясно: Витолда рядом нет. Ни в постели, ни в самой комнате. И простыня успела остыть.
Одевалась я торопливо, путаясь в рукавах и штанинах. От волнения не могла как следует закрепить протез, он сидел неплотно, и на полпути пришлось остановиться и перевязать ремни. А драгоценные секунды утекали как вода.
В его комнате царил ужасный беспорядок. Все было перевернуто. В передней комнате, у камина — опрокинутое кресло, книги и свечи валялись на полу. Хорошо, что обошлось без пожара! Постель выглядела так, словно тут произошло сражение. Или, что вернее, кто-то метался из угла в угол, сшибая, круша и ломая все на своем пути, терзаясь от страха и пытаясь обуздать припадок. На полу валялся кинжал. Следов крови ни на нем, ни на окружающих предметах не обнаружилось. Но вот в одежде и обшивке кресел зияли дыры. Видимо, производимый во время припадка шум (упавшее кресло, например) я и приняла за присутствие чудовища. И кто знает, что бы еще учинил Витолд Пустополь, если бы не я. Мне удалось спугнуть его, как-то отвлечь внимание, дать время успокоиться. Придя в себя, мужчина наверняка увидел учиненный вчера в беспамятстве погром, ужаснулся содеянному и кинулся ко мне. Мое присутствие помогло ему ненадолго, но не до конца. Наверняка уже после того, как я уснула, припадок возобновился, и князь предпочел убраться подальше. Как это, однако, мило с его стороны!