— Сама пока займись! — бросила она через плечо. — Я потом…
Кивнув в ответ, как куль, взвалила раненого на кровать, стала стаскивать камзол. Дорогая ткань, а придется резать, ибо мужчина не может двинуть левой рукой. Пока хлопотала, раздевая, он смотрел в одну точку расширившимися от боли глазами. Лицо его, белое как мел, то и дело болезненно морщилось. Один раз короткий вскрик сорвался с губ.
— Больно?
— Мм, — кивнул-всхлипнул он.
Я только вздохнула. Не люблю слабых мужчин. Эге, да он никак заплакал! Слезы покатились крупные, как у ребенка.
— Что, неужели так больно? — Плечо впрямь выглядело не лучшим образом, но, насколько разбиралась в ранах, рука останется цела. И он даже сможет ею пользоваться, когда все заживет. Тем более, это не правая рука! Чего переживать?
Задумавшись, я, наверное, произнесла эти слова вслух, потому что мужчина даже встрепенулся:
— Вы ничего не понимаете! Я — левша! И мне нужны обе руки!
Он сказал это таким тоном, словно ему собирались отрезать одну из них. Эх, мне бы тоже не помешали две ноги! Правда, на деревяшке я ходила, немного бегала и, как выяснилось, сражалась довольно уверенно, но все равно не так, как прежде.
Закончив с подростком, Яница подошла к нам. Целительнице хватило одного взгляда:
— Все будет хорошо! Придется только немного потерпеть. Может быть чуть-чуть больно… ваше сиятельство? Ясный князь?
Впервые видела целительницу в такой растерянности. Я, признаться, тоже удивилась. Князь? Настоящий? Здесь? Вот просто так раненый, как какой-то… Мысли заметались, как перепуганные птицы. Нет, быть того не может! Не станет князь без охраны по улицам расхаживать и в таверны заглядывать, чтобы себе охранников нанимать. И потом — где целительница-то могла его видеть? Наверное, спутала с кем-то.
Яница опомнилась первая:
— Давайте посмотрим, насколько все серьезно!
Она склонилась над ранами, которые я даже не успела как следует промыть. Сама стала отчищать их от крови, попутно прикладывая корпию и тихо нашептывая исцеляющий заговор. Несмотря на то что Яница щедро добавляла в заклинание снимающие боль чары, мужчина болезненно морщился и кусал губы, как мальчишка, еле сдерживаясь, чтобы не кричать. А взгляд почему-то не отводил от моего лица. Интересно, что он там нашел? Я же самая обыкновенная — темные волосы коротко острижены, раньше были до плеч, но за два года отросли, уже доставали до лопаток, и я забирала их в простой хвост на затылке. То есть когда-то они были темными, сейчас в них полным-полно седины, из-за которой мне вечно прибавляют лет пять, а то и десять. Темные глаза… нос… рот… ничего такого, на чем мужчинам стоило бы задерживать восхищенный взгляд. Разве что в отсутствие настоящих женщин мною интересовались некоторые однополчане — жили-то часто в одной палатке, даже по нужде ходили вместе, но стоило появиться маркитанткам и обозным шлюхам, как про меня сразу забывали.
Закончив обрабатывать мужчине рану, Яница принесла ему сонного настоя с добавлением заживляющих эликсиров. Получивший свою порцию зелья порванный волкопсами мальчишка уже мирно спал на соседней кровати.
Выпив все до капли, раненый мужчина вдруг вцепился мне в запястье здоровой рукой:
— А скажите, я… я смогу потом ею двигать?
Я посмотрела на Яницу, и та кивнула:
— Конечно. Раны чистые, крови вы потеряли немного, на заговор ваш организм отреагировал нормально, без отторжений. Все будет хорошо!
— Спасибо, — пробормотал мужчина и внезапно уснул, сраженный сонным настоем.
Укрыв его тонким пледом, мы с целительницей в четыре руки наскоро прибрались в операционной и направились на кухню. Обе ее помощницы уже отправились в обитель, благо, тут всего несколько шагов, но за больными до рассвета все равно придется присматривать, так что мы устроились на кухне. Яница достала бутылочку домашней наливки, чтобы веселее было коротать ночь.
Целительница жила в добротном двухэтажном доме. Внизу располагались просторная кухня, передняя, где дожидались приема посетители и куда только что ввалилась я, операционная, она же смотровая, и две небольшие палаты — для особо тяжелых больных, которых нельзя было сразу переносить с места на место. Второй этаж был отдан под жилые комнаты, кладовую и лаборатории, где составлялись эликсиры. Причем не только целебные, но и кое-какие другие. Ну да, а вы что думали? Яница не просто врач, она еще немного гадалка, немного ворожея, немного ведунья… Такой вот широкий специалист.
Мы познакомились почти два года назад, когда меня с воспаленной ступней привезли в ее дом. Город тогда был лишь несколько дней как отбит нашими войсками, уцелевшие горожане изо всех сил старались восстановить разрушенное. У нашего полкового целителя рук не хватало, да я первое время и не жаловалась на нарыв. Подумаешь, стрелой попали в ступню! Выдернула, портянкой потуже замотала и дальше пошла. Опомнилась, когда нога покраснела и распухла, а из раны стал сочиться гной. Наш полевой целитель прижег рану, залил-засыпал ее всякой гадостью, но лучше не стало. И тогда меня отправили в тыл.
Так я и попала к Янице. Целительница отняла мне ногу — там же, в смотровой, где сейчас на столе стонал и всхлипывал порванный волкопсами подросток. Для меня здесь всегда пахло кровью и гноем, болью и смертью.
Два года назад мне казалось, что жизнь кончена. Нога болела невыносимо, и после ампутации боль никуда не делась — чудилось, что отсутствующая ступня до сих пор горит, как в огне. Мне просто хотелось покончить с собой. Жизнь потеряла смысл. Добрая Яница потому и оставила меня здесь жить, что хотела проследить, не наложу ли исподтишка на себя руки. Ходила за мной хвостом, нарочно давала мелкие поручения, просила, чтобы посидела рядом, когда она оперирует. Сначала я злилась на целительницу — ишь какая добрая, возится с убогонькой. Не вспомнить, сколько раз я проклинала ее за доброту. А потом поняла, что не ради меня приняла Яница жиличку, а ради себя. Скучно ей было и тяжко — одной-то в пустом доме. Хотелось, чтобы рядом находилась хотя бы одна живая душа. Так что неизвестно, кто из нас кого спасал: Яница меня — от мыслей о самоубийстве или я ее — от одиночества. Вот такие поздние посиделки на кухне были у нас в порядке вещей, даже когда в операционной не лежало сразу два пациента.
ГЛАВА 2
Тихо. Так тихо, как бывает только ночью. Но все равно надо действовать осторожно — здесь полным-полно ушей и глаз. Вдруг да кто заметит? Вдруг кто из челяди услышит осторожные шаги по коридору? Вдруг кто увидит огонек свечи? А ведь еще нужно подниматься по ступеням старой лестницы и, затаив дыхание, отпирать большой висячий замок.
В комнате темно, но большое круглое зеркало светится мягким голубоватым светом. В первый раз было страшно, особенно когда из недр серебряного диска послышался негромкий голос. Сейчас тоже пробирает дрожь, но не так сильно.
— Мне кажется, он что-то заподозрил!
— Кажется или все-таки заподозрил? — Голос с той стороны звучал приглушенно. То ли из-за огромного (просто голова кругом, как подумаешь, что между ними версты и версты!) расстояния, то ли само зеркало так все исказило.
— Должен был заподозрить! Два покушения подряд… Любой дурак заметит.
— Он пока не сообразил, откуда исходит угроза?
— Не думаю. Сегодня ночью он ходил в «Кровавую Мари».
— Ого! Что ему там понадобилось? Можете не отвечать — вопрос риторический…
— Знаю. Но теперь он начеку! Проклятье! Я не могу спокойно жить, зная, что он ходит по этой земле!
— Тихо, тихо! Твою ненависть я понимаю и разделяю, но прошу немного подождать.
— Сколько можно? Он зажился на белом свете. Я думал, все исправит война, но судьба повернулась другим боком…
— Ничего. Скоро ты сможешь вертеть ею как захочешь!
— Когда?
— Скоро. Твой соперник будет устранен…
— Но мне недостаточно его смерти. Он должен умереть с позором, как предатель.
— Не беспокойся. Все будет так, как ты захочешь!
Голубой свет погас. Голос прервался. Что ж, пора возвращаться.
Мужчина, сидевший по ту сторону, подле точно такого же серебряного диска-зеркала, только прибитого к стене, посмотрел на свое отражение и провел рукой по волосам. Работы предстояло много, и работы грязной. Но ради высшей цели не грех и запачкаться. Особенно если в результате конкуренты наконец-то будут посрамлены.
— Во славу ордена, — прошептал он. — Именем его!
Скажу сразу — в случайные совпадения я не верю, в судьбу — тоже, и ничего хорошего от нее не жду. Не с моим счастьем чего-то еще желать. Живя у целительницы, я лишний раз старалась нос из ее дома не высовывать. Даже в лавку за покупками и то ходила сама Яница, пока я кое-как ковыляла по кухне, пытаясь что-то готовить. И выйти на улицу меня можно было заставить только в самом крайнем случае. Ну ходила я в «Кровавую Мари», так там имелась надежда продать свой меч. Да и кормили наемников иногда бесплатно, а совсем уж объедать добрую целительницу не хотелось. И так жила на полном пансионе! Она даже со знакомой портнихой меня свела, чтобы та скроила и сшила мне несколько запасных платьев и штанов. Платья могли бы скрыть мой недостаток, но куда я в них пойду? Узнав, что я — шляхетского рода, добрая женщина раздобыла где-то ужасно дорогой по послевоенным меркам ярко-зеленый бархат и соорудила нечто, в чем я даже стоять, не то что ходить и бегать, боялась. Такое шикарное платье она, по ее словам, видела только до войны на нашей княгине — во время бракосочетания. Разве что другого цвета: то платье было светло-голубым с более темными разводами. Ну немного изменила фасон, особенно на груди, которая у меня значительно меньше княжеской, и сделала больше складок на юбке, дабы отсутствие одной ноги хотя бы в первый миг не бросалось в глаза.
Платье я приняла, но влезла из-за него в долги. Много платить помощнице целительницы Яница не могла — и так приходилось жертвовать монастырю часть доходов за помощь двух монахинь, которые помогали ухаживать за больными. За год работы (до этого я просто жила тут приживалкой) удалось лишь кое-как рассчитаться с долгом за стол и кров. А платье опять сделало меня должницей. Так что деньги были мне нужны.
О пенсионе раненым в королевских указах не говорилось. Наемникам платят, пока они в строю. По завершении контракта каждому выдается на руки заранее оговоренная сумма — и иди куда хочешь. Лишь служившие в королевской гвардии могут рассчитывать на несколько мелких монеток в неделю — зато пожизненно, а количество монет зависит от звания.
Я закончила войну полусотником — выше меня не хотели ставить. Как же — женщина мужиками командовать будет! Но толку от этого звания чуть. Кроме того, поскольку меня оставили в этом городе тяжелораненой (назывался он, кстати, Пустополь) и потом в строй я не вернулась, списали как пропавшую без вести. А таким пенсия и подавно не положена. Придется как-то выкручиваться самой.
Об этом и размышляла, когда Янице вздумалось послать меня с поручением.
Не люблю никуда ходить — так и кажется, что вся улица только и смотрит на мой протез, только и слушает стук деревяшки о землю.
К слову сказать, хожу я почти нормально. Деревянную ногу мне выточил местный плотник, который вначале вообще решил, что надо делать гроб, и очень удивился, узнав, что клиент еще жив. Нога плотно крепится на том, что осталось у меня от колена, и стоять получается довольно хорошо. Даже по ступенькам кое-как научилась взбираться и пробежать немножко могу — худо-бедно, но нога даже в колене гнется. И вообще, двигаюсь я нормально! И никому не позволяю себя жалеть!
Поручение было пустяковым — порванный волкопсами мальчишка накануне вернулся к родителям. На этом настояла его мать, которая уверила целительницу, что будет хорошо ухаживать за сыном. Янице что — одним ртом меньше, и хорошо! Однако некоторые снадобья, которыми надлежало обрабатывать его раны до полного выздоровления, можно было применять исключительно свежими. Наварить сразу на всю неделю нельзя. Вот целительница и готовила их маленькими порциями, которые я должна была каждый день относить родителям мальчишки.
За пару дней до того, как раз перед полнолунием, мы избавились и от второго пациента — того мужчины, чьего имени я не удосужилась узнать и которого Яница именовала князем. Вскочив на другой день с утра пораньше, она помчалась в монастырь, рассказать матери настоятельнице о том, кто у нас лечится, и сразу после утренней службы еще толком не проснувшегося мужчину увели монашки.
Дом целительницы стоял рядом с храмом Богини-Матери и монастырем, где тоже располагалась лечебница. Правда, там чаще лечили постом, молитвами и кровопусканием, зато бесплатно. Когда-то на территории монастыря располагалось и кладбище, но, когда места стало не хватать, его перенесли за крепостную стену. Кому как, а лично мне такое положение дел нравилось. Сама мысль о том, что в случае чего тебя не надо далеко нести и можно просто тишком прикопать на заднем дворе, не особенно способствует выздоровлению. А вот когда знаешь, что в случае чего убитым горем родственникам придется нести твои бренные останки через весь город, — поневоле соберешь все силы, чтобы не подводить семью. На старом кладбище, однако, иногда еще хоронили самых уважаемых и именитых горожан. В лечебницу при монастыре как раз и отправили князя. А что там с ним было потом — уже не моего ума забота.
По пути попались два всадника, которым я без слов уступила дорогу. Да это, кажется, сделал бы любой, если только он не сумасшедший самоубийца. Два одетых во все черное «ястреба» тихо проехали мимо на вороных жеребцах. Они-то что тут делают? Вроде неподалеку есть Орлиное Гнездо, а всему свету известно, что «орлы» и «ястребы» ведут между собой негласную войну. Это при том, что «орлы» — вроде как королевский орден, а орден Ястреба был образован неким изгнанным из него рыцарем по прозвищу Ястребок. Я почему знаю — один из братьев отца как раз и стал «орлом». Это, кстати, единственный рыцарский орден, куда берут женщин. До войны и ранения я иногда мечтала стать «орлицей». Останавливала меня лишь мысль о том, что там большой вступительный взнос. Вот чтобы пойти в «ястребы», больших денег не надо — достаточно привести с собой коня и быть при оружии и в доспехах. А сколько при этом серебра или меди станет звенеть в твоем кошельке — никого не волнует.
Но зато орден Орла на полном государственном обеспечении, а «ястребы» сами добывают себе деньги. И вражда у них вызвана элементарными причинами — те и другие охотятся на чудовищ.
Разной нежити и нечисти за время войны расплодилось немало. Волкопсы — просто новорожденные котята по сравнению с некоторыми монстрами. Достаточно вспомнить выря… хотя это существо в городе не встречается. Зимники, ушихи, лидерки… Всех перечислять не стану, чтобы никого не пугать. Но часто бывало на войне — первыми в освобожденный замок или деревеньку заходили «орлы». И практически всегда обнаруживали на чердаке, в дальних комнатах или подвалах затаившихся чудовищ.
Кстати, «орлы» всегда сражались на стороне короны. А вот «ястребы» воевали за тех и других — по личным мотивам. Это отнюдь не улучшило и без того натянутые отношения между орденами. Так что пару всадников в черном не только я проводила внимательным взглядом. Половина улицы обернулась, затаив дыхание. А вторая просто застыла. Еще бы! Тут рядом Орлиное Гнездо. Если они встретятся… Вот не понимаю я этих «ястребов»! Нарочно они, что ли, так вызывающе себя ведут? Знают, что почти на нелегальном положении, знают о народной подозрительности, о вражде с «орлами», за которыми стоит государство, — и все равно везде и всюду выпячивают свою природу.
Сделав шаг, я отошла в сторону, уступая двум всадникам дорогу. Всего лишь посторонилась… в то время как надо было бежать сломя голову… Но кто же знал тогда, что все так обернется!
Семья пострадавшего мальчика жила на другом конце города. Пока дошла, пока отдала мазь, пока показала, как надо ее втирать в раны, меняя повязки, да как определить по внешнему виду ран, все ли хорошо заживает и не пора ли звать Яницу, прошло время. Отец подростка, младший мастер гончарного цеха, ненадолго заглянул вместе с подмастерьями. Семья села за обед из овощной похлебки и жареной требухи. Накрыли и мне, хотя я заметила, что хозяйка долго колебалась, раздумывая, сажать ли меня за один стол со своими домашними. Как будто я могла их сглазить! Я уже давно привыкла к косым взглядам — презрительным, жалостливым, даже ненавидящим. Ничего! Я здесь временно, а вот приеду домой…
Когда я вышла за порог, день уже клонился к вечеру. К тому времени как доберусь до дома целительницы в центр города, настанут сумерки. Зайти, что ли, в «Кровавую Мари»? Как ветерану, мне нальют бесплатного пива. Но это же крюк делать на соседнюю улицу. Неохота. Не только потому, что нога все-таки побаливает после долгих пеших прогулок, просто еще свежи в памяти недавние события. Как-никак благодаря моему мечу в таверну теперь заходит на шесть человек меньше. Да и к ужину опаздывать неохота.
Но, подходя к дому, вдруг, к своему удивлению, увидела, что у крыльца стоят оседланные лошади. Восемь лошадей и при них два мальчишки-пажа. Судя по гербам на чепраках, дом целительницы Яницы навестил кто-то из членов княжеской семьи. Мне было глубоко наплевать на местного князя — все равно город не мой, я тут временно, и нечего забивать себе голову такими пустяками, как родословная чужих семейств! Я лишь узнала княжеский венец над щитом, на котором два журавля — белый и алый — держали в клюве одну ленту на двоих. Что они тут делают?
Собственно, в этом не было ничего удивительного — моя квартирная хозяйка и работодатель по совместительству считалась одной из лучших городских целительниц. Мало ли зачем она понадобилась? Слышала, у князя в семье имелся маленький ребенок. Вдруг он заболел? Или — мелькнула шальная мыслишка — это посланцы того самого парня приехали, чтобы расплатиться с Яницей за уход и заботу? А что? Очень может быть.
Пажи проводили меня заинтересованными взглядами — мальчишкам было скучно, и каждая мелочь поневоле привлекала их внимание. Я же и бровью не повела — открыла калиточку, прошла мимо газона, толкнула дверь…
В передней-приемной оказалось тесно от гостей. Сама Яница стояла перед сидевшим на стуле парнем, тем самым, которого пользовала незадолго до полнолуния. Справа и слева от него переминались с ноги на ногу два рыцаря. Одного я вспомнила сразу — седоголовый ветеран, старый рыцарь, которому активно не понравился мой костыль, Генрих, кажется. Второго видела первый раз — это был мужчина лет тридцати с небольшим, высокий, худощавый, симпатичный, но какой-то вялый. В сидевшем на стуле раненом парне было больше жизни, чем в нем. Еще двое, простые гайдуки, навытяжку стояли у порога.