Мы можем «знать» лишь то, что позволяет узнать наш мозг
Идеи Канта представляли собой развитие мыслей английского философа XVII в. Джона Локка. Согласно Локку люди рождаются как чистые «грифельные доски», или, как он выразился, tabula rasa, наш разум представляет собой «незаполненные дощечки для письма, способные сохранить отпечатки любого вида, однако не содержащие никакого отпечатка, оставленного природой».
Почти через сто лет Кант задумался: как получается, что вся эта масса данных, непрестанно проходящих через наши органы чувств, способна спонтанно комбинироваться таким образом, чтобы мы получали связную информацию? Каким образом раздражители, постоянным бурным потоком обрушивающиеся на нас, в конце концов становятся по местам настолько доступным для понимания способом? По мнению Локка, этот процесс происходит автоматически. Отнюдь, возражал Кант.
Согласно Канту просто не существует способа, которым множество чувственных ощущений могло бы организоваться таким эффективным образом по собственной воле. По-видимому, человеческий мозг, утверждал Кант, при рождении отличается от «чистой доски» наличием встроенных «режимов восприятия», которые организуют все обилие информации, постоянно поставляемой нам органами чувств. Без таких встроенных механизмов обработки мы воспринимали бы реальность как беспорядочную мешанину чувственных ощущений. Значит, утверждал Кант, в мозге должны быть внутренние структуры, функция которых — приводить в порядок обилие чувственных ощущений, которые мы получаем. Следовательно, вопреки утверждениям Локка, мозг человека — не пассивный орган, ждущий, когда опыт сформирует и охарактеризует нас, а скорее активный орган, привносящий порядок в поток получаемой нами информации.
Кант считал двумя из многочисленных способов внутренней обработки человеком информации временной и пространственный способы. Согласно Канту люди оснащены встроенными механизмами обработки, придающими пространственный и временной порядок нашим впечатлениям. Соответственно, пространство и время не воспринимаемые нами «вещи в себе», а скорее два внутренних режима восприятия, названные Кантом категориями рассудка, посредством которых представители нашего вида обрабатывают всю поступающую информацию. Значит, наши знания о времени и пространстве — не понятия, усвоенные благодаря опыту, а скорее два средства, которыми мы внутренне воспринимаем, а затем интерпретируем действительность.
Обдумывая идеи Канта, я вспомнил труды специалиста по психологии развития Жана Пиаже. На основании проведенного им ряда экспериментов Пиаже пришел к выводу, что дети могут различать масштабы времени и пространства лишь после достижения определенной стадии в их когнитивном развитии, которую он назвал «стадией конкретных операций». Пиаже обнаружил, что, пока дети не достигли этой стадии психического развития, они не только не в состоянии отличать масштабы времени и пространства: их невозможно даже научить пониманию этих концепций.
Для того чтобы продемонстрировать свои выводы, Пиаже ставил два стеклянных стакана с носиками перед детьми разного возраста. Несмотря на то, что один стакан был низким и широким, а второй — высоким и узким, оба вмещали одинаковый объем. Услышав вопрос, в каком стакане больше жидкости, дети были склонны считать, что в высоком и узком. Доказывая, что вместимость стаканов одинакова, Пиаже наполнял низкий широкий стакан водой. Затем он выливал содержимое этого стакана в другой, высокий и узкий. Так как стаканы вмещали одинаковый объем, воды в низком и широком хватало, чтобы заполнить высокий и узкий. Этот опыт призван был наглядно продемонстрировать, что объем стаканов одинаков.
Завершив демонстрацию, Пиаже снова спрашивал детей, в каком из стаканов больше жидкости. При повторном опросе дети семи лет и старше почти всегда отвечали, что стаканы одинаковы по объему, в то время как дети младше указанного возраста продолжали верить, что в высокий и узкий стакан вмещается больше воды. Это доказывало, что лишь после достижения определенного возраста детей можно научить пониманию некоторых пространственных соотношений.
На основании этих данных (в сочетании с результатами подобных экспериментов, но относящихся к развитию представлений о времени), Пиаже предположил, что существуют внутренние режимы постижения, управляющие средствами, с помощью которых мы воспринимаем и интерпретируем действительность. По сути дела, Пиаже показал, что наша способность различать временные и пространственные взаимоотношения, развивающаяся у всех людей приблизительно в одинаковом возрасте, свидетельствует о том, что подобные умения представляют собой неотъемлемую составляющую естественного когнитивного развития нашего вида, что Кант и предположил первым почти два столетия назад.
Так что Кант, вероятно, был прав. Люди вполне могут рождаться с конкретными «режимами восприятия», располагая различными способами внутренней обработки информации мозгом, способами, которые в итоге определяют, каким образом мы как индивиды и как вид интерпретируем действительность. И я задумался: можно ли применить принципы Канта к такому предмету, как человеческая духовность, к моему личному поиску знаний о Боге?
Неужели я зря потратил силы, пытаясь разобраться в природе Бога путем изучения объектов, составляющих обширную материальную вселенную, и не догадывался, что вместо этого мне следовало изучить природу восприятия? Неужели наш способ постижения Бога связан с присущими нам как виду режимами восприятия? Возможно, мне стоило, по совету Канта, в своих поисках обращаться не вовне, а в себя. Возможно, решение проблемы Бога — не «где-то там», а внутри, в работе моего разума, или, как сказано в учебниках по биопсихологии, в деятельности одного из моих органов — мозга.
5. Бог как слово, или Что мы можем сказать, когда говорим
Сейчас мне тридцать один год; примерно десять лет прошло с того момента, как я начал методично изучать естественные науки в надежде обрести хоть какие-нибудь знания о духе или Боге. За это время я узнал о продолжающейся четырнадцать миллиардов лет истории и эволюции материальной вселенной. Узнал, как родилась и в дальнейшем расширилась Вселенная; как сила гравитации когда-нибудь превзойдет силу расширения Вселенной, в итоге вся материя вновь схлопнется, при этом вся материя и энергия стянется в одну точку, точно такую же, как в последний момент перед «Большим взрывом»; узнал, что в это же время произойдет еще один взрыв, с которым весь процесс начнется заново; и как это расширение, равновесие, сжатие и вновь расширение, равновесие и сжатие будут повторяться вновь и вновь до бесконечности, словно гигантский пульс в космосе, продолжающийся до конца времен.
Наука рассказала мне о происхождении материи, атомов, звезд, планет, Земли, жизни, человечества… и меня самого. Какое бы физическое явление я ни стремился понять, всякий раз я обнаруживал, что наука уже справилась с этой задачей. Но при всей своей мудрости, увлеченности, пытливости, при всех своих исследованиях наука так и не смогла дать мне хотя бы самые общие знания о Боге. Что же это за сущность, ускользающая от волевых и талантливых людей, благодаря которым у нас есть лазерные лучи, космические корабли, трансплантация сердца и ядерная энергия?
Будет ли когда-нибудь разгадана эта разнесчастная загадка? Где Бог? Где он прячется? Как выходит, что все мы знаем, кто он такой, а сказать о нем можем только то, что он играет чрезвычайно важную роль в жизни каждого из нас, вдобавок понятия не имеем о его местопребывании? Какую злую шутку он сыграл с нами, сотворив нас верующими в него, а затем, словно желая подразнить нас, очутился вне нашей досягаемости? Почему он до сих пор не явил себя нам? Что это за большой секрет?
…Будет ли когда-нибудь разгадана эта разнесчастная загадка? Где Бог? Где он прячется?
Итак, прошли годы, а я все так же понятия не имел, в чем смысл и цель моего существования. Разница между мной прежним и мной нынешним заключалась лишь в том, что теперь, по крайней мере, я располагал арсеналом научной информации, к моему огорчению, не имеющей никакого отношения даже к самым приблизительным знаниям о Боге. Может, я просто не нашел способа рассмотреть новообретенные данные с верно выбранной точки зрения? Или же, как я подозревал, Бог существует далеко за пределами естественных наук, человеческого разума и понимания? Как бы там ни было, я наконец решил применить научный метод в своих поисках знаний о Боге. Отступив на шаг, я рассмотрю этот вопрос упорядоченно и методично — словом, научным способом.
Итак, прошли годы, а я все так же понятия не имел, в чем смысл и цель моего существования. Разница между мной прежним и мной нынешним заключалась лишь в том, что теперь, по крайней мере, я располагал арсеналом научной информации, к моему огорчению, не имеющей никакого отношения даже к самым приблизительным знаниям о Боге. Может, я просто не нашел способа рассмотреть новообретенные данные с верно выбранной точки зрения? Или же, как я подозревал, Бог существует далеко за пределами естественных наук, человеческого разума и понимания? Как бы там ни было, я наконец решил применить научный метод в своих поисках знаний о Боге. Отступив на шаг, я рассмотрю этот вопрос упорядоченно и методично — словом, научным способом.
И я составил оценочный лист, который ответил бы на вопрос: после всего, что я уже узнал в жизни, могу ли я утверждать, что знаю о существовании Бога, и если знаю, то что? Случалось ли мне видеть Бога или становиться свидетелем событий, доказывающих его существование? Нет! Слышал ли я, как кто-нибудь рассказывал, что стал свидетелем проявлений божественного? Разумеется. Люди постоянно заявляют, что видели какие-нибудь священные кровоточащие мощи или чудесное событие, которое сочли доказательством существования божества. Но когда в последний раз эти утверждения подвергались проверке, были оценены и подтверждены научным методом? Ответ однозначный: никогда. Сколько я себя помню, никому еще не удавалось запечатлеть чудо сколько-нибудь надежными средствами (представьте себе, какую сенсацию вызвало бы расступившееся Красное море, если бы это произошло в наши дни).
Почему же в прошлом божественные вмешательства были настолько частыми, а в настоящем их проявления полностью отсутствуют? Когда в последний раз церковь провозгласила свершившееся чудо или объявила случившееся таковым? Я не слыхал ничего подобного — по крайней мере, в последние несколько веков. Почему? Почему все признанные и широко известные чудеса произошли в древности и во времена Средневековья? Почему не сегодня? Неужели с тех пор Бог покинул нас? Или же причина в том, что примерно так же давно произошла научная революция и теперь все, что ранее объявили бы чудесами, подвергается тщательной и всесторонней оценке с применением научных методов?
…Почему все признанные и широко известные чудеса произошли в древности и во времена Средневековья? Почему не сегодня? Неужели с тех пор Бог покинул нас?
С тех пор как сложилась научная культура, человеку, который утверждает, будто он стал свидетелем чуда, приходится доказывать это. Никакой пьяница, шарлатан или шизофреник уже не может явиться в город, провозглашая, что видел чудо Господне, и не иметь дела с целой толпой исследователей, которые задают массу вопросов, в том числе при перекрестных расспросах, стремятся найти физические доказательства, проводят опыты, отправляют «очевидца» на энцефалографию, и т. п. Теперь, с появлением научной культуры, каждый, кто явится в город, утверждая, будто бы видел божество, рискует быть осмеянным — конечно, если его не свяжут и не пропишут ему аминазин или какой-нибудь другой нейролептик.
Вернемся к моей личной дилемме: ситуация проста. Пока мне не представят ощутимые свидетельства, доказывающие существование Бога, я ни при каких условиях не собираюсь верить, что он/она/оно существует. Но почему? Откуда вообще взялась потребность в подобном поиске? Зачем заниматься исследованиями, если они не приносят ничего, кроме досады, и безрезультатно переходить от одной обманчивой зацепки к другой? Если уж на то пошло, почему бы не посвятить остаток жизни поискам единорога или еще какого-нибудь вымышленного существа? К чему ограничивать свои бесцельные поиски только одной воображаемой сущностью? Откуда эта одержимость тем, что принято называть Богом? Казалось, потребность в постижении абсолютной сущности каким-то образом внушили мне. Наряду с необходимостью искать пищу, кров, защиту и любовь я ощущал необходимость в духовной определенности, в поисках знаний о Боге. Но почему? Этому непреодолимому стремлению должно найтись какое-то объяснение. Ничто не возникает из ниоткуда. Как растолковала мне наука, все происходящее в материальной вселенной имеет свои физические причины. Должна быть некая причина, какое-то ощутимое объяснение конкретной одержимости, возникшей и упорствующей во мне.
Возможно, я не в своем уме. Чем еще можно объяснить столь абстрактное влечение? Но если я безумен, тогда то же самое относится к почти всем живущим на этой планете, так как это не только моя личная идиосинкразия: как ни странно, она роднит меня с почти каждым представителем каждой культуры, с которой я сталкивался, о которой слышал или читал, относящейся ко временам вплоть до начала истории человека как вида. Что же это за невероятное совпадение? Да, у каждого свои причуды, но почему эта конкретная причуда свойственна всем нам?
Иногда человеческое поведение определяют как общий итог жизненного опыта человека. Однако при всей уникальности нашей жизни как получилось, что у каждой культуры с самого начала существования нашего вида возникла вера в духовную или трансцендентальную силу или сущность — в божество? Каким образом люди из самых разных слоев общества, представители всех культур, имеющие различную расовую, возрастную, половую и классовую принадлежность, придерживаются общей веры в некую форму духовной реальности? Как ни странно, если бы мне довелось общаться с человеком, относящимся к любой другой культуре, расе, возрастной группе, полу и классу, я сумел бы поддержать разговор (конечно, при условии, что мы говорим на одном языке), касающийся природы Бога или богов, концепции души, вероятности жизни после смерти. Возможно, в этом и состоит доказательство существования Бога. Чем еще можно объяснить тот факт, что миллиарды человек в каждом поколении, каждой культуре, вплоть до самых отрезанных от мира, задумываются об одних и тех же понятиях и вопросах? Если это не следствие масштабного и невероятного совпадения, этот феномен, наиболее удивительный у человека, следует приписать некой внутренней силе или инстинкту.
И я вернулся на шаг назад и напечатал на экране своего компьютера вопрос: «Известно ли мне о Боге хоть что-нибудь такое, о чем я могу сказать, что знаю это почти наверняка?» Я задумался над собственным вопросом, в досаде качая головой, как вдруг в один ослепительный архимедов момент меня осенило. Столь же несомненным, как наличие носа у меня на лице, оказался как раз такой факт, который я искал. Он значился на экране компьютера прямо передо мной. Все просто: Бог — это слово! Каким бы незначительным ни казалось это утверждение, данное слово представляло собой первый факт, относящийся к Богу, который я знал и который мог подтвердить эмпирически. Я мог прочитать его, написать, произнести и услышать самого себя. Мог даже потрогать это слово, если оно напечатано шрифтом Брайля. Нет никаких сомнений: я вправе с эмпирической определенностью заявить, что Бог — это слово.
…Бог — это слово! Данное слово представляет собой первый факт, относящийся к Богу, который я знаю и который могу подтвердить эмпирически. Я могу прочитать его, написать, произнести и услышать самого себя
Если у меня возникнут сомнения насчет здравости собственного рассудка, я всегда могу найти слово «Бог» в любом словаре. Если окажется, что этого недостаточно, я могу отправиться куда угодно и спросить окружающих, знакомо ли им понятие высшей духовной сущности — божества. Кто станет отрицать, что хотя бы раз в жизни задумывался о существовании во вселенной некоего духовного начала? Кто из дееспособных взрослых в тот или иной момент не обдумывал концепцию трансцендентальной силы или сущности? Даже у атеиста язык не повернется заявить, что ничего подобного с ним не случалось.
Итак, Бог — это слово, обозначающее идею трансцендентальной/духовной силы или сущности. Еще примечательнее то, что для этой идеи у каждой культуры с самого начала существования человека как вида, в какой бы изоляции ни развивалась эта культура, имелся собственный символ или слово.
Что же говорит о словах наука? Откуда, к примеру, они берутся? Из единственного источника — человеческого разума. Однако «разум» — понятие неопределенное. Почти во всех религиозных и философских текстах, которые я читал, присутствовали постоянные упоминания о дихотомии тела и души, подразумевающие, что есть две обособленные сущности, два отдельных объекта. Разум указывает на то, что сознание наделено неким трансцендентальным свойством. Он предусматривает существование в нас духовного компонента. Поскольку наука так и не подтвердила наличия подобного компонента, далее я буду пользоваться словами «мозг» и «разум». Подтвердить, что есть душа, наука не в состоянии, а вот наличие мозга она подтверждает. Аналогично сердцу или почкам, мозг не содержит абсолютно ничего духовного и обладает исключительно физической/органической/механической природой.