— Допустим, — склонился над ней Гена. — А теперь поверни его наоборот, и посмотри, куда будет указывать эта стрелка.
Лида медленно повернула компас на 90 градусов и с величайшим разочарованием увидела, как стрелка поворачивается вместе с корпусом, словно заблокированная, не смотря на то, что фиксатор был отжат, и стрелочка свободно подрагивала, точно исправная.
— А теперь Север — там, — указал рукой новое направление капитан и грустно усмехнулся. — Вот видишь?
— Мистика какая-то, — поёжилась Настя.
— Попадалово, — буркнул Геранин.
Дверь в кабину приоткрылась, и из-за неё показалось сосредоточенное личико Ольги.
— Настя, — позвала она подругу. — Зайди сюда, пожалуйста.
Анастасия тут же безропотно поднялась на ноги, отряхнулась и отправилась на её зов. Проводив Настю взглядом, Вовка шмыгнул носом и предложил. — А что, Генка, давай запустим движок, что ли? А? Всё лучше, чем болтаться посреди моря, как дерьмо в проруби.
— Запустить — не проблема. А направимся куда? Ты, что ли, лоцманом будешь? — скептически парировал Гена.
— Не знаю… Не знаю… Но надо что-то делать. Сидеть нельзя, — толстяк почесал щёку и ещё раз добавил, уже совсем тихо. — Нельзя.
Капитан презрительно хмыкнул и отвернулся.
Оля и Настя сидели на койке рядышком, одинаково сложив руки на коленях. Палец Ольги уже был забинтован белоснежным стерильным бинтиком из аптечки. Девушки спокойно беседовали.
— Настюш, ты не помнишь, Володя сегодня ночью часто покидал кабину? — cпросила Оля.
— Не знаю. Ну, я спала сегодня очень мало. Забылась всего на пару часов, может быть за это время он и выходил. Но пока я бодрствовала, он всё время был рядом. Спал, кажется. А что? Ты считаешь, что он…
— Ничего я не считаю. Так, интересуюсь, — Вершинина попыталась улыбнуться.
У неё получилась лишь мимолётная ухмылка.
— Вообще, странное сегодня утро, — кивнула Настя. — Всё идёт кувырком. Не зря мне сегодня приснилось…
— Приснилось? Что? — Ольга пристально посмотрела на неё.
— Ой. Да ничего, — махнула рукой подруга. — Сон в руку. Скверный сон. За эти два часа, что мне удалось покимарить, приснилась чушь какая-то. Кошмарик.
— Расскажи.
— Не хочу.
— Я очень тебя прошу.
— Ооох, — Настя устало взглянула на Ольгу. В её глазах была грусть и апатия. — Ну-у… Ну ладно, хорошо. Только ты никому не рассказывай больше, договорились?
— Обещаю.
— Мне приснилось, что я проснулась посреди ночи, на этой яхте. Вышла из кабины, и… — она запнулась. — И увидела его.
На минуту, девушка замолчала, бесцельно разглядывая свои руки.
— Кого? — наконец не выдержала Ольга.
— Корабль. Огромный, чёрный, зловещий. Он преследовал нас.
— Пираты?
— Не знаю. Мне этот корабль показался здоровенной скалой. Он приближался всё ближе и ближе. И у него… — Настя сомкнула веки. Очевидно, ей было очень трудно произносить эти слова. — У него были большие зелёные глаза, которые смотрели на меня, не отрываясь.
— Глаза? У кого? У корабля?
— Да. Понимаю, это странно звучит. Но это очень сложно описать. Это был корабль и не корабль одновременно. Что-то чёрное.
— Чудовище?
— Не знаю. Наверное. Оно надвигалось на нас. Все спали, и никто не подозревал о его приближении. Это страшилище хотело проглотить нас. Я увидела, как раскрылась его громадная пасть, в которую тут же хлынули потоки воды, бурлящие вокруг его огромных острых зубов. Его пасть была такой широкой, что наша яхта могла бы войти в неё целиком. Я стала кричать, но вместо крика из горла доносился только тихий стон. Я была беспомощна.
— И потом ты проснулась?
— Нет. Это ещё не всё. Яхта. Она словно была живой. Она билась, дёргалась, рвалась. Её парус был наполнен попутным ветром, и раздувался так, что мачта трещала. Но яхта стояла на месте, как прикованная. Её держал якорь. Тогда я побежала на нос. Точнее, хотела побежать. Ноги были ватными, я еле их переставляла. До носа я добралась с трудом. Едва не ползком. По дороге подобрала на палубе ножик. Я должна была помочь яхте освободиться.
Ольга почувствовала, как по её телу, с головы до пят, пробежал неприятный холодок, но она не выдала своего волнения, продолжая слушать Настю.
— Я выбралась на нос. С ножом. Увидела, как канат дёргается и извивается, словно змея. Яхта рвалась как безумная, но канат не поддавался. И тогда… — Анастасия с подозрением перевела взгляд на Ольгу, — … но ведь это был только сон! Ведь так?
— Разумеется, — Оля нервно моргнула: Продолжай.
— Я начала пилить его ножом. Я пилила, пилила, пилила, задыхаясь. И всё время оглядывалась назад. А это… Этот корабль, или не знаю что. Оно надвигалось всё ближе и ближе. Оно уже нависало над нами. Его пасть была похожа на бездонную пещеру. Зубы — как длинные колья. И глаза… Эти глаза… Они были самыми страшными. Ничего не выражающими, кроме ненависти. А я пилила, пилила. Канат скрипел, но не сдавался. Я уже думала, что не успею, но…
— Что?
— У меня получилось. Канат как-то странно затрещал, а затем последовал резкий рывок. Корпус яхты дёрнулся, сорвался с места. Я потеряла равновесие и упала. Яхта помчалась вперёд. Она буквально выскочила из пасти ужасного монстра. Сразу стала такой лёгкой, такой быстрой. Ветер уносил нас всё дальше и дальше от этого кошмара. Я поднялась на ноги. Качки не было. Яхта мчалась по водной глади словно по зеркалу. Я очень обрадовалась, но вдруг почувствовала, как что-то касается моих ног. Что-то сухое, шершавое, похожее на змею. Я посмотрела вниз и увидела… Трос.
— Трос?
— Да. Он был живой. Он извивался, полз… Он был мерзким. Я отшвырнула его ногой, но он пополз дальше — туда, где спал Гена. Прополз мимо его спального мешка. Забрался под брезент и начал там возиться. Я подошла и осторожно стянула этот брезент. Под ним лежал якорь. Запасной якорь. Дальше начало происходить нечто совершенно удивительное. Обрезанный конец троса шустро заполз в отверстие на якоре. Вдевался как огромная нитка в иголку. Затем стал опутываться, завязываться, сплетаться в узел. Потом якорь зашевелился. Начал дёргаться дрожать. Его края вибрировали. Он стал двигаться. Всё быстрее и быстрее.
— Куда?
— К краю борта. Он хотел спрыгнуть в воду. Сам!
— И что сделала ты?
— Сначала я очень удивилась. Но потом, поняла, что когда якорь зацепится на дне, он остановит яхту, и корабль-призрак снова нас догонит. Тогда я попыталась помешать тросу опутать якорь. Я упорно развязывала его узел, цепляя его ножом, но он продолжал сопротивляться и затягивал его вновь. Наконец, я собралась с силами, и, в очередной раз ослабив узелок, сорвала и сбросила наконец-то проклятый трос на палубу. Он выгнулся подобно кобре и метнулся обратно — к якорю. Но не успел до него добраться. Увернувшись, я подхватила якорь и понесла его к борту. Он был очень тяжёлым, но я старалась изо всех сил. Оживший трос выбил нож из моей руки, опутал мои руки и ноги, мою шею. Он начал душить меня. Его край всё ближе и ближе подбирался к якорю. Наконец мне стало совершенно нечем дышать. Я потеряла равновесие и упала на колени. Якорь выпал из рук, прямо на самый край палубы. Трос тут же набросился на него, проскальзывая в якорное отверстие, и вновь пытаясь завязаться на нём в узел. Но я его опередила. Из последних сил, я выставила ногу вперёд и столкнула якорь за борт! Он плюхнулся в воду, а трос, не успевший как следует за него зацепиться, сорвался и безжизненно повис вдоль борта. Его путы моментально ослабли, и я наконец-то смогла полной грудью вдохнуть воздух.
— А что потом?
— А потом я оглянулась назад. Ужасного корабля не было и в помине. Всё закончилось. Я подняла уроненный нож, встала на ноги и пошла обратно в кабину. На половине пути я и проснулась.
Ольга задумчиво молчала, глядя в пустоту за иллюминатором. Настя некоторое время вопросительно смотрела на неё, ожидая реакции, но таковой не последовало. Тогда она решилась подать голос. — Ведь это всего лишь дурацкий сон! Да?
Так вот почему она сразу так погрустнела и ушла в себя, когда узнала о потере якоря. Вот почему так сменилась в лице. Но ведь то, что она рассказала, было чем-то сверхъестественным! Это не могло быть реальным! Оля посмотрела на Настю. Та выглядела ужасно растерянной, испуганной и, кажется, даже несколько виноватой. Она словно вопрошала Ольгу глазами: «Ведь этого не было на самом деле?! Правда?! Скажи! Ты ведь не веришь в то, что это могло произойти в действительности?! Ведь это был обычный страшный сон?!» Но Ольга безмолвствовала, терзая Настю своим молчанием.
Слегка опустив глаза, Оля присмотрелась к шее подруги и её губы слегка приоткрылись, испустив едва заметный вздох. На шее девушки виднелись два синеватых, едва заметных следа. Как от удавки. Неужели, правда?! Нет!
— Ты ведь никому об этом не расскажешь? — прошептала Настя, наклонив голову.
— Я же обещала, что не расскажу. Действительно, очень странный сон. Прямо пророческий. Ольга хотела было рассказать Насте про нож, найденный под её подушкой, но промолчала. Подруга и так была слишком взволнована.
— Я же обещала, что не расскажу. Действительно, очень странный сон. Прямо пророческий. Ольга хотела было рассказать Насте про нож, найденный под её подушкой, но промолчала. Подруга и так была слишком взволнована.
— Забудь об этом кошмаре, — улыбнувшись, она взяла Настю за руку. — Всё будет хорошо.
— Да, — кивнула та в ответ и тоже улыбнулась. — Всё будет замечательно.
Слегка повернув её ладонь к себе, Вершинина оторопела. Улыбка быстро сползла с её губ. У основания пальцев Насти, на нежной розовой коже, красовались свежие мозоли. Ольга открыла было рот, но не произнесла ни слова, и натянуто улыбнулась вновь. Хотя в глазах её появилось сомнение, перемешанное с нарастающим страхом. Если то, что рассказала ей Настя, и было сном — то лишь отчасти. Что-то действительно произошло минувшей ночью. Ольга нежно обняла подругу, и на лице её снова было милое добродушное выражение. И только глаза её выдавали. Но Настя не видела её глаз.
ГЛАВА II
КРУШЕНИЕ— Эй, кто-нибудь! Люди! Кто-нибудь нас слышит?! — пронзительный женский голос рассёк бесчувственную туманную завесу. — Кто-нибудь есть поблизости?! Э-э-эй!
Слова увязали в тумане. Тонули в нём. Звук, казалось, застревал в этой белесой оболочке, не улетая дальше бортов яхты, запутавшейся в воздушно-влажных тенётах.
— Эге-ге-ге-гееее!!! — вторил нежному женскому голоску низкий мужской голос. — Ээээээй!
Никто не отвечал на их призыв. Никто не откликался. Всё было безуспешно. Бессмысленно.
— Ээээ… — женский крик неожиданно оборвался, превратившись в надрывный кашель.
Девушка сорвала голос.
— Бесполезно кричать, — к Лиде подошёл Сергей. — Я же говорил. Кто знает, как далеко в море нас унесло.
— Всё равно мы должны… — та вновь закашлялась, — …должны что-то делать. Как-то давать о себе знать.
— Эээээй!!! — донёсся из тумана голос Вовки. — Ауууууу!
— Пустая затея. Мы орём уже полчаса, а толку никакого. Никто не откликается, — Сергей сплюнул за борт. — Только горло надрываем.
— А что ты предлагаешь? — хрипло спросила Лидия.
— Я? Думаю, что следует запустить движок и плыть.
— Куда? В какую сторону?
— Без разницы. Главное выйти из этого дурацкого тумана. Если его не будет, у нас может появиться связь или визуальные ориентиры.
— А если мы нарушим границу? Нас же могут принять за злостных нарушителей!
— Мы уже могли её нарушить. За нарушителей нас не примут. Туман — смягчающее обстоятельство. Вон, на Дальнем Востоке, япошки нагло ловят рыбу в наших территориальных водах, и пограничники пока ещё никого из них серьёзно не привлекли к ответственности, и уж, конечно же, не расстреляли, не смотря на то, что нарушение очевидно и преднамеренно. А что уж говорить о нашей безобидной яхте? Кто нас может поймать? Грузины? Турки? Да я бы и рад был, если бы поймали. Хотя бы появилась определённость какая-то, а не как сейчас, плывём чёрти где и чёрти куда. Сейчас встреча с пограничниками для нас будет спасением.
— Не знаю. Может быть ты и прав, — Лида опустила голову.
Послышались тяжёлые приближающиеся шаги, и на корме появился Вовка.
— Чего замолчали? — спросил он. — Я за всех, что ли, должен кричать?
— Да забей, — отмахнулся от него Сергей. — Кричи, не кричи — толку всё равно никакого.
— А что делать тогда? Выбираться-то нужно отсюда как-то.
— Я предлагаю запустить движок.
— Да и я тоже так считаю, Серый, но Генка упирается. Говорит, нельзя. Опасно.
— А чего тут опасного?
— И я думаю, что ничего. Это он как баран упёрся и ни в какую. Я не знаю, как с ним ещё разговаривать.
— Кто здесь главный вообще? Ты или Генка?
— Я. Но он-то — специалист.
— Нужно с ним поговорить. Всё объяснить как следует. Он должен понять, — решительно заявил Сергей.
— Давай попробуем, — пожал плечами толстяк.
— Хо. Хо. Хо…
Настя вдруг задрожала и изменилась в лице. Она что-то услышала. Что-то такое, что не слышали другие. Её оцепенение длилось до того момента, пока неожиданно открывшаяся дверь не заставила её вздрогнуть. Вздох неожиданности, вырвавшийся из её лёгких, был похож на всхлип. Потом он повторился, но уже в виде выдоха облегчения. В кабину вернулась Ольга, которая выходила на палубу, чтобы забрать термос.
— Я тебя напугала? — удивлённо спросила она, останавливаясь за дверями и одаривая Настю взглядом, исполненным подозрительности.
— Немного, — виновато улыбнулась Анастасия. — Я просто задумалась.
— Прости.
— Да ничего страшного.
Ольга подошла к выдвижному столику и поставила термос на столешницу. — Ты себя хорошо чувствуешь?
— Да не сказать, чтобы очень. Голова какая-то чумная. Но после кофе стало полегче.
— Мне тоже. Кофе — хорошая штука, — Оля начала собирать вещи, разбросанные на полу.
Настя уныло наблюдала за ней какое-то время, а затем осторожно произнесла:
— Оль. А ты ничего не слышишь?
Та остановилась с одеялом в руках. Вопрос был более чем неожиданным. — В каком смысле?
— Не знаю… Мне кажется, что… Ой, ладно, не важно. Глупости всё это.
— Давай говори, раз начала, — Ольга продолжила возиться с одеялом, сворачивая его на весу.
— Я не знаю почему, но мне кажется, что я слышу какой-то далёкий звук. Он звучит постоянно. С того момента, как я проснулась. Но тогда он был едва различимым. Теперь же слышится так отчётливо. Ты ничего не слышишь?
Ольга прислушалась. — Нет. Вроде бы ничего. А что этот звук из себя представляет?
— Шелест. Шуршание. Словно кто-то перешёптывается в тумане, — объяснила Настя, не спуская глаз с иллюминатора.
— Ничего удивительного. Это плещутся волны, — свернув наконец одеяло, Ольга положила его на койку и приступила к уборке матраса.
— Нет. Не волны. Плеск волн слышится совсем рядом. Они плещутся об борт. Это совершенно другое.
— В таком случае, это — слуховая галлюцинация, вызванная атмосферным давлением, похмельным синдромом, ограниченным пространством, или ещё каким-то неприятным фактором. Постарайся отвлечься от этих звуков.
— Я пытаюсь. Но когда мне почти удаётся отделаться от своей тревоги, я вдруг слышу что-то необычное, страшное, что опять вгоняет меня в тоску.
— Например?
— Какие-то слова, всплывающие в сознании. Такие отчётливые, словно кто-то произносит их стоя у меня за спиной. Отрывистые, непонятные. Они практически тут же забываются, и я уже не могу их вспомнить.
Закатав матрас в толстую спираль, Ольга откатила его к стене кабины и уселась на него верхом, как на мягкое кресло, переведя взгляд на подругу.
— Очень странно, — произнесла она. — Ты запомнила хотя бы одно слово?
— Нет. Говорю же тебе, я их тут же забываю! Только одно слово запомнила. Оно повторяется постоянно. Точнее, это не слово, а какой-то вздох. Хо, хо, хо. В нём есть что-то пугающее. Ты знаешь от чего это может возникнуть?
— Даже предположить не могу. С тобой уже бывало такое?
— Бог с тобой, Оля! Конечно же, нет! Я вообще не могу понять, что со мной происходит. В моей жизни никогда не случалось ничего подобного!
— Странно. Очень странно. Но всё-таки я думаю, что тревожиться тебе не стоит. Галлюцинации — явления весьма распространённые.
— А может я схожу с ума? — Настя посмотрела ей прямо в глаза. Её губы задрожали.
— Не говори глупости. Я слышала, что некоторые люди, попав в замкнутое ограниченное пространство, могут чувствовать себя подобным образом. У них могут возникать не только слуховые галлюцинации, но и видения. Всё зависит от их склонности к клаустрофобии.
— Значит у меня клаустрофобия?
— Возможно. Только проявляется она в очень поверхностной форме. Это не значит, что твоя психика не в порядке. Все люди подвержены воздействию замкнутого пространства на психику, только в разной степени. И ничего здесь удивительного нет.
— Скорее бы это прошло, — Настя опустила голову, и рыжая прядь скатилась с её лба, упав на лицо. Девушка аккуратно отодвинула её, убрав за ухо.
— Пройдёт, — Ольга задумчиво прищурилась.
Тревога в её душе всё нарастала и нарастала. Признания Насти лишь подливали масло в огонь. Ведь она тоже слышала эти голоса!
Но она не теряла самообладания. Сейчас это было недопустимо.
Начать разговор с капитаном Сергей решился не сразу. Гена стоял к нему спиной, и сворачивал брезент, которым был покрыт спальный мешок Бекаса и Лиды. Призывно откашлявшись, Сергей пристально уставился на крепкий затылок Геннадия, но тот и не думал оборачиваться. Тогда он осторожно дотронулся до его плеча. — Ген.
— Чего? — невозмутимо спросил Осипов, не отвлекаясь от свого занятия.
— Разговор есть. Серьёзный.
— Разговор? — Гена закончил возиться с брезентом, отнёс его в сторонку и запихал под лавку.
— Да, — Сергей исподлобья наблюдал за его действиями и передвижениями. — Мы считаем, что нам следует запустить двигатель.