Тем не менее Джон улыбнулся женщине, та же смотрела на него встревожено и недоуменно.
— Сейчас вернусь, — шепнул он ей. Он знал, что она все равно не поймет его слов, но, возможно, просто звук человеческого голоса не даст ей впасть в отчаяние или панику. Она по-прежнему продолжала прижимать к груди младенца.
Чувствуя, как стучит в висках кровь, Джон неслышно отошел влево и подергал первую попавшуюся на пути дверь. Заперта. Потом — вторую. Тоже заперто.
Гвардейцы между тем приближались.
Он изменил направление и начал обходить другую сторону улицы. Подергал третью дверь. Опять заперто.
Тогда он стал увлекать женщину за собой подальше от шинного магазина, крепко держа за руку, пригибаясь и как можно тесней прижимаясь к стене. Ему хотелось сжаться, стать как можно меньше, раствориться во тьме, — чтобы этим мерзавцам было труднее целиться. Ничего больше придумать не удавалось, он должен, просто обязан вырваться отсюда и спасти женщину и младенца.
С замиранием сердца он выхватил «беретту» и продолжал вглядываться во тьму, откуда на них неумолимо надвигались фигуры с автоматами. Они приближались. Несмотря на ночную прохладу, Смит чувствовал, что весь вспотел. Стрельба в магазине прекратилась. Он подумал о Гасане — может, тому все-таки удалось спастись? Потом отмел эти мысли и постарался сосредоточиться на опасности, подстерегавшей их в узкой аллее.
Надо собраться, приготовиться. Единственным слышным теперь звуком был топот сапог по мостовой. Солдаты подходили все ближе. Он глубоко втянул ртом воздух, стараясь успокоиться. Вспомнились слова Домалевского о том, что лучше уж пойти на риск и отстреливаться, чем попасть им в лапы живым. Он должен беречь патроны, потому что сейчас висела на волоске не только его жизнь, но и жизнь этой женщины с младенцем. Он откроет огонь, как только убийцы подойдут поближе, чтобы не промахнуться, стрелять только наверняка. Жаль, что у него нет другого оружия, кроме «беретты». Он приподнял руку с зажатым в ней пистолетом. И вдруг именно в этот момент младенец жалобно пискнул, а потом заорал уже пронзительно. Звуки его плача эхом раздавались в каменном мешке, женщина безуспешно пыталась его успокоить.
Теперь гвардейцы знали точно, где они находятся. Сердце у Смита сжалось. Тут же в стену прямо у него над головой ударили пули. В разные стороны разлетелись осколки дерева, острые, точно иглы. Женщина подняла голову, глаза были расширены и побелели от страха. Ребенок продолжал плакать. Тогда Смит, заслонив их своим телом, открыл огонь, стараясь попасть в солдат, заполнивших темную аллею. И вдруг совсем рядом раздался голос:
— Стоять! Не двигаться, пока я не скажу!
Голос принадлежал женщине, и говорила она на американском английском. Слова доносились из черного входа в магазин, где на одной петле болталась пробитая пулями дверь.
Не успел Джон сообразить, что же происходит, как из двери показалась женская фигура в длинном черном одеянии, а затем, в темноте, мелькнули две маленькие белые ручки с умело зажатым в них автоматом «узи». Женщина спустила курок и начала поливать огнем республиканских гвардейцев, стреляя направо и налево, и они падали на землю как подкошенные.
Когда она, развернувшись влево, начала вести более прицельную стрельбу, Джон стоял, пригнувшись, чтобы не угодить под пули, и по-прежнему прикрывая собой арабку смладенцем. Затем резко метнулся вправо и подстрелил из своей «беретты» двух парней, заметавшихся в узком проходе. Незнакомка открыла огонь по правой стороне, а он при этом стрелял влево. Минут через пять такого ураганного огня все атакующие полегли на землю — убитые, раненые и просто стремившиеся спасти свою жизнь. Аллея наполнилась стонами и криками. Но ни звука новых шагов, ни других признаков прибытия подкрепления уже не было.
Женщина в черном крикнула:
— В дом! Быстро!
Джон вздрогнул. В этом голосе почудились странно знакомые нотки.
Но теперь ему было не до того. Он схватил женщину с младенцем за руку и потащил их в двери. Они вновь оказались на складе, где все было перевернуто вверх дном, затем последовали за своей таинственной спасительницей в торговое помещение, стены которого были забрызганы кровью, а по полу расползались ее темные лужи. В разных углах лежали убитые — четверо гвардейцев и Гасан. Воздух был пропитан запахом крови и смерти. Сердце у Джона сжалось. Гасан успел расправиться с четырьмя гвардейцами, прежде чем сам получил смертельное ранение в грудь.
— Гасан! — ахнула арабка с младенцем и зарыдала.
Женщина в черном торопливо заговорила с ней по-арабски и, ни на секунду не умолкая, начала раздеваться. Сбросила черное одеяние, откинула пуши с лица. Потом, продолжая задавать вопросы, стащила нечто напоминающее сбрую — видно, благодаря ей она казалась горбатой. А затем, со вздохом облегчения, выпрямилась в полный рост, который составлял примерно пять футов девять дюймов. Джон наблюдал за всем этим в состоянии полного оцепенения. И даже вздрогнул, когда она поправила на рукаве твидового жакета повязку с эмблемой ООН, разгладила ладонями серую юбку, а затем сунула арабское одеяние на дно большой полотняной сумки. Это превращение заняло не больше минуты, и все это время она продолжала неумолчно говорить с женщиной-арабкой.
Но Джон был потрясен не самим фактом превращения, а внешностью представшей перед ним женщины.
Почти такие же, как были у Софи, золотистые волосы, хотя она носит их короткими и завитыми у ушей. Тот же чувственный изгиб розовых губ, прямой нос, четко очерченный подбородок, прозрачная и белая, как фарфор, словно светящаяся изнутри кожа. Тот же насмешливый взгляд темных глаз, хотя сейчас глаза эти смотрели на него строго и прямо. Перед ним стояла сестра Софи, Рэнди.
Смит всплеснул руками.
— Господи, что ты тут делаешь?
— Спасаю твою задницу! — огрызнулась Рэнди Рассел.
Но Джон почти не слышал ее. Ему казалось, что сердце вот-вот разорвется в груди. Он уже забыл, как похожи были две сестры. И теперь, при одном только взгляде на Рэнди, по коже у него забегали мурашки, и он не мог, просто был не в силах отвести от нее глаз. Ему пришлось даже ухватиться за край прилавка — показалось, что он вот-вот потеряет сознание. Он заморгал и отчаянно затряс головой. Нет, так нельзя!
Закончив расспрашивать о чем-то пожилую женщину с ребенком, Рэнди Рассел обернулась к Смиту. Лицо ее сразу же стало холодным, как мрамор. Нет, она совсем не похожа на Софи.
— Подкрепление из гвардейцев может подоспеть в любую минуту. Будем выходить через переднюю дверь. Это вроде бы наиболее опасное место, но, с другой стороны, там нас не ждут. И аллея за домом куда опаснее в этом смысле. Женщина лучше нас знает окрестные улицы, а потому поведет нас она. Пушку свою спрячь, но держи под рукой. Я буду замыкать шествие. Они ищут одного европейца и двух немолодых иракских женщин, возможно, вид нашей компании немного собьет их с толку.
Джон усилием воли заставил себя вернуться к настоящему. Он все понял.
— Те, что остались в проходе за домом, донесут на нас.
— Именно. Опишут такими, какими видели. Так что будем надеяться, что мое превращение собьет их с толку. Европейцев они ненавидят, но, с другой стороны, создавать инцидент международного уровня им тоже ни к чему.
Джон кивнул. И почувствовал, как к нему возвращается самообладание.
И вот они выскользнули из магазина в холодную ночь. «Это всего лишь часть моего задания, — твердил про себя Джон. — А Рэнди наверняка еще один профессионал». Едва выйдя, он окинул улицу опытным и внимательным взглядом. И тут же увидел их. Чуть поодаль был припаркован военный автомобиль. Похоже, то был русской модели БРДМ-2, бронемашина, оснащенная пулеметами и противотанковыми ракетами. Второй броневик двигался по улице прямо навстречу им, прохожие испуганно разбегались в разные стороны.
— Они ищут нас! — прошептал Джон.
— Пошли! — скомандовала Рэнди.
Первой проскользнула вперед женщина с младенцем на руках. И, пройдя ярдов двадцать, шмыгнула в проход между двумя домами — настолько узкий, что там едва мог поместиться взрослый человек. Джон бросился следом, чувствуя, как липнет к лицу паутина. Держа «беретту» наготове, он часто оборачивался, посмотреть, не отстает ли от них Рэнди.
Наконец они дошли до конца и оказались на соседней улице. Рэнди спрятала «узи» в большую полотняную сумку, Смит сунул «беретту» за пояс и прикрыл полой куртки. Женщина с младенцем по-прежнему бежала впереди, следом за ними, сохраняя приличную дистанцию, шли Джон с Рэнди. Держались они рядом, что выглядело вполне естественно — два европейца, сотрудники ООН, вышли погулять вечерком по улицам Багдада. Но при этом Джона преследовало неприятное и странное ощущение, что настоящее и прошлое слились воедино, и чувствовал он себя разбитым и одиноким. И все время пытался побороть боль, пронзавшую все его существо при одной мысли о гибели Софи.
Рэнди ворчливо спросила:
— Что, черт возьми, ты делаешь в Багдаде, а, Джон?
Он скроил смешную гримасу. Все та же, такая узнаваемая Рэнди, мудрая и безжалостная, как кобра.
— То же, что, судя по всему, и ты. Работаю.
— Работаешь? — Она удивленно приподняла светлую бровь. — Над чем же? Что-то не слыхала, чтобы здесь были больные или раненые американские солдаты, которых ты наверняка залечил бы до смерти!
— Зато здесь, похоже, имеются агенты ЦРУ, — парировал Смит. — Теперь понимаю, почему тебя никогда не бывает дома и чем ты занимаешься, отправляясь в очередную заграничную поездку.
Рэнди так и вспыхнула.
— Ты так до сих пор и не ответил, что делаешь в Багдаде! Армейское начальство в курсе или ты уже вышел в отставку и находишься здесь по личной инициативе?
Он решил отделаться полуправдой:
— Сейчас во ВМИИЗе мы работаем над новым и очень опасным вирусом. Настоящий убийца. Имеются сведения, что в Ираке зарегистрированы случаи заболевания.
— И армия послала тебя сюда разобраться и выяснить?
— Лучше ничего не могли придумать, — почти весело ответил он.
Нет, по всей видимости, Рэнди ничего не известно о том, что он объявлен в федеральный розыск. И о смерти генерала Кильбургера она тоже не знает. И он вздохнул. Так же, как ничего не знает пока о смерти своей сестры Софи.
Но теперь не время сообщать ей эту печальную новость.
Улицы становились все более узкими и темными, лишь изредка попадались фонари, отбрасывающие маленькие круги тусклого желтоватого света. И лавки, и магазинчики здесь были совсем крохотными, словно клетушки, вделанные в толстые и древние каменные стены. И потолки в них были низкие, едва можно выпрямиться, а если взрослому человеку раскинуть руки, то можно достать от одной стены до другой. И у входа в каждый такой магазинчик стоял зазывала и громко расхваливал свой товар.
Наконец женщина с младенцем свернула ко входу в современное, но обшарпанное здание, оказавшееся больницей. Повсюду, вдоль стен при входе, в коридоре и палатах, куда открывались двери, были расставлены койки, и на них лежали спящие или стонущие детишки. Женщина провела Джона и Рэнди через заполненные больными приемные и процедурные кабинеты. Пациентами тут были исключительно дети. Смит понял, что они оказались в детской больнице и что некогда она была оснащена по последнему слову науки и техники. Но теперь и здесь все пришло в упадок, оборудование поизносилось и отчасти устарело, ремонта давным-давно не делали.
Возможно, именно здесь он должен встретиться со знаменитым педиатром. Поскольку работали они в разных областях медицины, то и знакомы лично не были. Смит обернулся к Рэнди:
— А где доктор Махук? Гасан должен был отвести меня к ней. Она крупнейший специалист в педиатрии.
— Знаю, — тихо ответила Рэнди. — Именно поэтому я и оказалась в том магазине, чтобы обеспечить безопасность контакта Гасана и неизвестного нам агента. И этим агентом оказался ты. А доктор Махук является одним из лидеров иракского подполья. Мы планировали, что встреча состоится в магазине, торгующем шинами. Там нам казалось безопаснее.
Пожилая женщина с младенцем зашла в кабинет, где стоял смотровой стол. Бережно опустила на него ребенка. Он продолжал жалобно попискивать. Она взяла стетоскоп, лежавший рядом на столике. Джон последовал за ней, Рэнди остановилась в дверях, оглядывая коридор. Затем тоже вошла в комнату и затворила за собой дверь. В комнате оказалась вторая дверь, и она, бесшумно ступая по покрытому линолеумом полу, направилась к ней. Отворила — за дверью находилась палата. Из нее доносились детские стоны и плач. С печальным лицом она затворила и эту дверь тоже.
Затем достала из сумки «узи». И, держа это грозное оружие в руках, привалилась спиной к двери.
И Джон сразу же заметил, как изменилось выражение ее лица — стало жестким, настороженным. Лицо настоящего профессионала. Она охраняла не только эту женщину с ребенком, но и его, Смита. Такой Рэнди он еще никогда не видел. Она всегда была такая независимая, живая, страшно самоуверенная. Познакомились они лет семь тому назад, и при первой же встрече она показалась ему интригующе привлекательной. Да, он хотел поговорить с ней о смерти ее жениха, о своем чувстве вины и величайшей скорби, но тогда это было просто бесполезно.
Позже, когда Смит заехал к ней домой в Вашингтоне, хотел извиниться за смерть Майка, как-то объясниться по этому поводу, в квартире у нее он встретил Софи. Ему так и не удалось изменить отрицательного отношения Рэнди к себе, но любовь к Софи затмила все, и это казалось уже не столь важным. Теперь же он должен рассказать Рэнди об убийстве Софи, и он страшился этого разговора.
Смит вздохнул. Ему мучительно не хватало Софи. Всякий раз, глядя на Рэнди, он чувствовал, что тоска охватывает его с новой силой.
Джон помог женщине перепеленать ребенка. Она подняла на него глаза и улыбнулась.
— Вы уж извините меня за маленький обман, — вдруг сказала она на чистейшем английском. — Когда на нас там напали, единственное, чего я боялась, так это того, что вас схватят. А потому решила не показывать, что я тот самый человек, которого вы ищете. Я и есть доктор Радах Махук. Спасибо, что помогли спасти жизнь этому малышу. — Она улыбнулась ребенку и, склонившись над ним, продолжила осмотр.
Глава 32
9.02 вечера
Багдад
Доктор Радах Махук печально вздохнула.
— К сожалению, мы так мало можем сделать для наших детей. Да и вообще для всех больных и раненых Ирака.
На смотровом столе лежал младенец — как оказалось, девочка, — и врач продолжала прослушивать с помощью стетоскопа ее грудную клетку. Затем осмотрела ушки и горло ребенка, измерила температуру. Малышке было месяцев шесть, но выглядела она как четырехмесячная. Джон отметил, насколько девочка истощена, как прозрачна и синюшна кожа на ее конечностях. Белки глаз с желтоватым оттенком, вены почти не просматриваются, что указывает на недостаток витаминов. Эта кроха не получает должного питания.
Наконец доктор Махук кивнула, отворила дверь и позвала медсестру. Протянула ей девочку, нежно погладила по щеке и стала давать указания на арабском:
— Искупайте ее. Она чудовищно грязная. Но только в прохладной воде, это поможет сбить температуру. Я скоро подойду к ней.
Лицо у доктора Махук было встревоженное и усталое. Под большими темными глазами залегли синие круги. Рэнди, знавшая арабский, спросила:
— Что с ней?
— Хронический понос, среди прочих проблем, — нехотя ответила педиатр.
Джон кивнул.
— Что является здесь вполне обычным явлением, учитывая условия, в которых живут люди. Когда вода из канализации попадает в питьевую, дизентерии и прочих желудочных заболеваний не избежать.
— Вы правы. Пожалуйста, присаживайтесь. Расстройство желудка, дизентерия — явления здесь вполне обычные, особенно в старых районах города. У ее матери дома еще трое детишек, у двоих развилась мышечная дистрофия. — Она устало пожала плечами. — Вот я и уговорила отдать малышку мне, посмотреть, чем тут можно помочь. Завтра утром мать явится сюда и будет требовать ее обратно, но она сама все время недоедает, а потому грудного молока не хватает. Но, может, к этому времени мне удастся подыскать для бедняжки какой-нибудь хороший йогурт.
Доктор Махук присела на край смотрового стола. На ней было простое хлопчатобумажное платье в цветочек, теннисные туфли, белые носки. В Ираке люди отчаянно боролись за выживание. И для врача, чьи работы были известны на весь мир, которая некогда объездила чуть ли не весь земной шар, выступая на различных конференциях и симпозиумах, главной заботой стало раздобыть хотя бы немного лекарств и йогурт, который мог спасти умирающего от недоедания ребенка.
— Я высоко ценю вашу прямоту, — сказал Джон, расположившийся в шатком кресле у письменного стола. Он оглядел спартанскую обстановку этого помещения. Его охватило нетерпение. Пора, наконец, перейти к главному, к тому, за чем он сюда пришел. Однако он сделал над собой усилие и сдержался. Эта женщина и без того пошла на огромный риск, согласившись ему помочь. И он был очень благодарен ей за это.
Доктор Махук пожала плечами.
— Это мой долг. Я просто не могу поступать иначе. — Она сняла шаль, встряхнула головой. Темные длинные волосы облаком рассыпались по плечам. И она сразу стала выглядеть моложе, но все еще немного сердитой. — Чем, как вы полагаете, все это может кончиться? — Темные глаза ее гневно сверкнули. — Я выросла в прекрасное время. Самый разгар, торжество демократии. Иракцы были полны надежд. Меня послали в Лондон, учиться в медицинском колледже, потом — в Нью-Йорк, где я проходила практику в пресвитерианской больнице. Потом вернулась в Багдад и основала эту детскую клинику и стала ее первым директором. И не хочу стать ее последним. С тех пор, как Саддам стал президентом, все изменилось.