– Не за что.
– Работаете, я смотрю, допоздна?
– Сегодня необходимо закончить выпуск журнала.
– Конечно. – Мензис расцепил руки и, прислонившись к спинке стула, вступил в солнечный квадрат, неухоженные седые волосы вспыхнули золотом. – Как вы, вероятно, догадались, я пригласил вас, потому что получил ответ от попечителей относительно масок тано.
Марго подвинулась в кресле, стараясь выглядеть спокойной и уверенной.
Мензис тяжко вздохнул.
– Я не стану ходить вокруг да около. Мы проиграли. Правление проголосовало за то, чтобы маски остались у нас.
Марго напряглась.
– Вы не представляете, как тяжело мне это услышать.
– Мне тоже. Господь знает: я сделал все, что в моих силах. Коллопи нам сочувствовал, но попечители встали стеной. Большинство из них – юристы и банкиры, и в антропологии они понимают столько же, сколько я – в судопроизводстве или в валютных курсах. К сожалению, в мире сложилась такая обстановка, что именно они диктуют нам, что делать. Скажу откровенно: такому решению я ничуть не удивился.
Марго заметила, что обычно спокойный куратор сильно раздражен. Сама она надеялась, что попечители, несмотря ни на что, примут правильное решение. Ей казалось это столь очевидным. Впрочем, если даже сотрудники музея не разделили ее точку зрения, разве можно ждать понимания от юристов с Уолл-стрит?
Мензис подался вперед и внимательно посмотрел на нее.
– Это ставит вас в еще более трудное положение.
– Да, понимаю.
– На вас будет оказано давление, с тем чтобы вы не печатали статью. Вам скажут, что решение принято, так зачем дразнить гусей?
– Я опубликую ее в любом случае.
– Я так и думал, что вы это скажете, Марго. Хочу, чтобы вы знали: я с вами на сто процентов. Но вы должны быть реалистом и знать, что вам это так не пройдет.
– Я готова. «Музееведение» более ста лет говорило то, что думало, и я не собираюсь пойти на уступки с первого же своего выпуска.
Мензис улыбнулся.
– Я восхищаюсь силой вашего духа. Но есть и другие сложности, которые нам с вами придется разделить.
– И в чем они заключаются?
– Индейцы тано собираются пройти по стране маршем протеста. К музею прибудут накануне открытия выставки. Сделают они это не для того, чтобы привлечь внимание общественности к их требованию, а для того чтобы «вернуть заблудшие души масок» или что-то в этом роде. Они устроят религиозную церемонию и танцы возле музея на всю ночь. Попечители сегодня получили предупреждение.
Марго нахмурилась.
– Пресса устроит шум.
– Разумеется.
– Администрации придется несладко.
– Без сомнения.
– Они сорвут церемонию открытия.
– Другого исхода и быть не может.
– Господи, какой кошмар.
– Разделяю ваши чувства.
Наступила долгая пауза. Наконец Мензис заговорил.
– Делайте то, что считаете нужным. Академическая свобода – главное завоевание нашего времени. Могу я дать вам совет?
– Будьте добры.
– Не говорите прессе ни слова. Когда они станут наседать, вежливо отошлите их к статье, которую вы написали, и скажите, что в ней – все, что вы можете сообщить по этому вопросу. Из-за статьи музей не сможет вас уволить, но не сомневайтесь, что будут искать другой повод. Затаитесь, заприте рот на замок и не поддавайтесь.
Марго поднялась.
– Доктор Мензис, я благодарна вам больше, чем могу выразить словами.
Мензис пригладил непослушную шевелюру и тоже поднялся. Протянул Марго руку.
– Вы храбрая женщина, – сказал он и восхищенно улыбнулся.
Глава 27
В стеклянную дверь офиса легонько постучали. Лаура Хейворд с удивлением оторвалась от экрана монитора. На долю секунды подумала, что, возможно, Д'Агоста пришел забрать ее домой. Оказалось, это уборщица, вооруженная шваброй и ведром. Женщина улыбнулась и кивнула головой.
– Можно, я уберу? – спросила она.
– Ну, конечно.
Хейворд откатилась от стола, чтобы уборщица взяла мусорную корзину. Глянула на часы: почти половина третьего ночи. Пора бы и в постель, но, вспомнив, сколько работы еще нужно, переделать, успокоилась: что угодно, лишь бы не возвращаться в пустую квартиру.
Дождавшись, когда женщина уйдет, подкатилась на кресле к компьютеру, еще раз просмотрела федеральную базу данных. Проверки, впрочем, и не требовалось: у нее сейчас было все, что нужно.
Снова вернулась к столу, как всегда заваленному бумагами: здесь были компьютерные распечатки, скоросшиватели, фотографии, CD-ROM'ы, факсы, картотечные карточки – результаты исследования последних нераскрытых преступлений, отвечающих определенным критериям. Эти бумаги были свалены в кучу. На другом углу стола лежала небольшая и аккуратная стопка, сложенная из трех папок. На каждой папке имелась табличка с фамилией: Дучэмп, Декер, Гамильтон. Все эти люди – знакомые Пендергаста. И все они мертвы.
Дучэмп и Декер: первый – друг Пендергаста, второй – коллега. Является ли совпадением то, что их убили с разницей в один день?
Пендергаст пропал в Италии при странных и невероятных обстоятельствах. Так ей рассказал Д'Агоста. Свидетелей не было, тела не нашли, доказательств гибели – тоже. Спустя семь недель погибли трое его знакомцев, один за другим. Она взглянула на стопку. Насколько она понимала, жертв может быть гораздо больше, если исходить из того, что преступник убивает людей, близких Пендергасту. Трое убитых – уже повод для беспокойства.
Что же, черт побери, происходит?
Она беспокойно постукивала по маленькой стопке. Затем вытащила папку с табличкой «Гамильтон». Открыла, взяла телефон и набрала междугородный номер.
Прозвучало семь, восемь, девять гудков. Наконец кто-то взял трубку. Молчание длилось слишком долго. Хейворд подумала даже, что звонок сорвался. Затем послышалось тяжелое дыхание, и невнятный заспанный голос сказал:
– Лучше бы ты помер.
– Лейтенант Кэссон? С вами говорит капитан Хейворд из нью-йоркской полиции.
– Мне плевать, даже если вы капитан Кенгуру. Вы знаете, который сейчас час в Новом Орлеане?
– На час позже, чем в Нью-Йорке, сэр. Извините за поздний звонок, но это очень важно. Мне нужно задать несколько вопросов об одном из ваших дел.
– Да гори оно огнем. Неужели нельзя дождаться утра?
– Меня интересует убийство Гамильтона. Торранс Гамильтон, профессор.
Послышался долгий, мучительный вздох.
– Ну, и что именно?
– У вас есть подозреваемые?
– Нет.
– А какие-нибудь зацепки?
– Нет.
– Вещественные доказательства?
– Очень мало.
– Что именно?
– Яд, которым его убили.
Хейворд выпрямилась.
– Рассказывайте.
– Яд сильный – нейротоксин, похожий на тот, что выпускают некоторые пауки. В нашем случае эта штука синтетическая, сильно концентрированная. Кто-то потрудился. Наши химики пришли в изумление.
Хейворд прижала трубку подбородком и принялась набирать текст.
– А каково его действие?
– Вызывает кровоизлияние в мозг, энцефалитный шок, внезапную деменцию, психоз, сильные судороги и смерть. Вы не поверите, но после этого случая я преуспел в медицине. Произошло все на глазах у его студентов в университете штата Луизиана.
– Зрелище, должно быть, впечатляющее.
– Шутки тут неуместны.
– Как вам удалось распознать яд?
– Нам и усилий не пришлось прикладывать. Убийца заботливо оставил нам образчик. На столе Гамильтона.
Хейворд перестала печатать.
– Что?
– Похоже, он явился в кабинет Гамильтона среди бела дня и оставил яд на столе. В это время старик читал последнюю в своей жизни лекцию. За полчаса до этого он отравил кофе Гамильтона, а стало быть, некоторое время отравитель находился в помещении университета. Преступник оставил яд на видном месте, словно визитную карточку. Возможно, решил подразнить полицию.
– Кого-нибудь подозреваете?
– Нет. Никто не заметил, чтобы в то утро кто-то входил и выходил из кабинета Гамильтона.
– Эта информация стала достоянием гласности? Я имею в виду яд.
– То, что его отравили, известно. А о самом яде не распространялись.
– Может, еще что-то нашли? Отпечатки пальцев и прочее?
– Вы же знаете, как это бывает. Является команда, снимает для анализа кучу следов, которые вряд ли имеют отношение к делу. Было, правда, одно исключение – недавно выпавший человеческий волос, вместе с луковицей. Его взяли для анализа. С ДНК Гамильтона, его секретаря и других завсегдатаев кабинета он не совпал. Цвет волоса необычный. Как сказала секретарша, у людей, посещавших в последнее время Гамильтона, такого цвета волос она не видела.
– И что же это за цвет?
– Светлый блондин. Очень светлый.
У Хейворд сильно стукнуло сердце.
– Алло? Вы меня слушаете?
– Да, – сказала Хейворд. – Не можете ли вы послать мне факсом список вещдоков и данные ДНК?
– Без проблем.
– Я позвоню в вашу контору утром, оставлю номер своего факса.
– Хорошо.
– Еще один вопрос. Насколько я поняла, вы расследуете прошлое Гамильтона, его знакомых и прочее.
– Разумеется.
– Встречалось ли вам имя Пендергаст?
– Не могу сказать. Это что же, зацепка?
– Как хотите, так и рассматривайте.
– Ну, ладно. Только прошу вас, в следующий раз звоните днем. В это время я гораздо любезнее.
– Вы и сейчас были весьма любезны, лейтенант.
– Я ведь южанин. Думаю, это наследственное.
Хейворд положила трубку на рычаг. Минут десять сидела неподвижно. Затем медленно, но решительно отложила папку Гамильтона и взяла ту, на которой стояло имя Декер, снова взялась за телефон и принялась набирать номер.
Глава 28
Высокая, сухопарая, сморщенная медсестра – в черной униформе, белых чулках и туфлях, этакий персонаж семейки Адамс – высунула голову из-за двери красного дерева.
– Директор сейчас примет вас, мистер Джонс.
В этот момент Смитбек изнывал от скуки в длинном коридоре Ривер Оукс. Услышав обращенные к нему слова, подскочил так быстро, что лежавшая на спинке кресла салфетка свалилась на пол.
– Спасибо, – сказал он и поспешно положил салфетку на место.
– Сюда, пожалуйста.
Смитбек вошел в дверь, и медсестра повела его вниз, еще по одному тускло освещенному, богато украшенному и, казалось, бесконечному коридору.
С директором оказалось на редкость трудно встретиться. «Гости» постоянно просили аудиенции у доктора Тизандера. Получив разрешение, обычно сообщали ему, что стены шепчутся с ними по-французски, иногда требовали, чтобы он перестал подавать им в мозг команды. Тот факт, что Смитбек не хотел говорить, по какому вопросу намеревается беседовать с директором, еще больше затруднял их встречу. Но Смитбек все же настоял. Последней каплей стал вчерашний обед с Фрокмортоном и прогулка по особняку, во время которой он вдоволь насмотрелся на восковые фигуры с пустыми глазницами и мрачные окаменелости, переполнявшие библиотеку и многочисленные гостиные. Обеспокоенность Пендергаста относительно его безопасности была весьма трогательной, однако Смитбек не представлял себе, как сможет пробыть в этом жутком мавзолее хотя бы еще один день.
Он уже все продумал: поедет в Джерси-Сити, снимет номер в гостинице, постарается, пока все не утрясется, держаться подальше от Норы. Сам-то он о себе позаботится. Сейчас он все объяснит директору. Они не могут держать его здесь против воли.
Смитбек шагал по бесконечному коридору за крошечной фигуркой медсестры, проходил ряды закрытых дверей с номерами, обрамленными золотыми листьями. С какого-то момента за ним следовали два дюжих санитара. Коридор наконец-то закончился, и Смитбек увидел необычайно большую дверь с единственной надписью – «Директор». Медсестра постучала и отступила в сторону, жестом призывая Смитбека войти.
Смитбек поблагодарил. За дверью обнаружилось несколько элегантных комнат. На стенах, облицованных темным деревом, горящие бра, в камине резного мрамора – пылающий огонь, из эркера главной комнаты – вид на зимний пейзаж. Не было ни книжных полок, ни других признаков, указывавших на то, что это – кабинет директора больницы, хотя в открытую дверь одной из комнат Смитбек увидел нечто вроде медицинской лаборатории.
Посредине главной комнаты стоял накрытый стеклом стол на тяжелых ножках в виде орлиных лап. За ним сидел доктор Тизандер и что-то писал. На мгновение он поднял глаза и одарил Смитбека теплой улыбкой.
– Приятно видеть вас, Эдвард. Садитесь, пожалуйста.
Смитбек уселся. Последовала минута, во время которой в комнате слышалось лишь потрескивание огня да скрип пера. Затем Тизандер вставил ручку в письменный прибор, промокнул бумагу и, откинувшись на спинку тяжелого кожаного кресла и доверительно улыбаясь, приготовился внимательно выслушать Смитбека.
– Ну вот, я закончил. Расскажите мне, что вас волнует, Эдвард. Возможно, есть жалобы на бытовые условия в Ривер Оукс? – Голос у него был тихий и медоточивый, лицо доброе. Над огромным лбом, презрев законы гравитации, поднимались седые волосы. Он напоминал Эйнштейна с известного портрета.
Смитбек заметил, что позади него, у стены, стоят сопровождавшие его санитары.
– Может, хотите чего-нибудь выпить? Сельтерской? Минеральной?
– Спасибо, нет. – Смитбек указал жестом на санитаров. – Они что же, так и будут здесь стоять?
Тизандер тепло ему улыбнулся.
– Увы, это одно из наших правил. То, что я директор Ривер Оукс, не означает, что я выше законов.
– Ну, если вы уверены, что они будут соблюдать конфиденциальность...
– Я им абсолютно доверяю.
Тизандер ободряюще кивнул, жестом призывая Смитбека продолжить разговор.
Смитбек подался вперед.
– Вы знаете обо мне все, о том, почему я здесь.
– Естественно.
Мудрое директорское лицо осветила теплая улыбка.
– Я согласился приехать сюда в целях собственной безопасности. Но должен сказать вам, доктор Тизандер, что свои намерения я изменил. Не знаю, много ли известно вам об убийце, который меня преследует, однако считаю, что смогу позаботиться о себе сам. Не испытываю нужды в дальнейшем пребывании в вашем доме.
– Понимаю.
– Мне нужно вернуться обратно на работу в Нью-Йорк, в «Таймс».
– Прямо сейчас?
Смитбек вдохновился проявленным к нему сочувствием.
– Я готовил очень важную статью. Если немедленно не вернусь, ее отдадут другому репортеру. Этого я допустить не могу. Под угрозой моя карьера. Все поставлено на карту.
– Расскажите о вашей статье.
– Она об убийстве Дучэмпа. Вы слышали о нем?
– Нет.
– Убийца повесил художника по имени Дучэмп на окне многоэтажного дома, после чего обрезал веревку, и тот свалился на стеклянную крышу ресторана. Это одна из сенсаций, которые случаются не каждый день.
– Почему вы так говорите?
– Жуткий способ убийства, известность жертвы, тот факт, что убийцу никто не заметил. Это сенсация. Я не могу ее упустить.
– Может, расскажете подробности?
– Подробности не важны. Мне нужно выбраться отсюда.
– Подробности всегда важны.
Смитбек почувствовал, что его оптимизм начинает испаряться.
– Дело не только в работе. Дело в жене. Норе. Она думает, что я сейчас в Атлантик-Сити, в командировке, но я уверен, что она беспокоится обо мне. Если я выйду отсюда, то позвоню и дам ей знать, что со мной все в порядке. Мы женаты всего несколько месяцев. Вы должны понять.
– Да, конечно, я понимаю.
Директор слушал его с исключительным вниманием и сочувствием.
Смитбек снова приободрился и продолжил:
– Я не беспокоюсь насчет убийцы, который, как говорят, гонится за мной. Я о себе сам позабочусь. Нет никакой нужды прятаться здесь и притворяться сумасшедшим.
Доктор Тизандер снова кивнул.
– Вот так обстоят дела. Несмотря на то, что поместили меня сюда с лучшими намерениями, факт остается фактом: я не могу находиться здесь ни одной минуты. – Он поднялся. – Ну а теперь, будьте так добры, вызовите мне такси. Я уверен, что агент Пендергаст возместит вам расходы. И я буду счастлив послать вам чек, как только вернусь в Нью-Йорк. По дороге к вам он забрал мой кошелек и кредитные карточки.
Смитбек продолжал стоять.
В комнате наступила минутная пауза. Затем директор медленно подался вперед, положил на стол руки и переплел пальцы.
– Послушайте, Эдвард, – начал он спокойным и добрым голосом, – как вы знаете...
– И, пожалуйста, – в раздражении прервал его Смитбек, – не называйте меня Эдвардом. Меня зовут Смитбек. Уильям Смитбек, младший.
– Будьте добры, позвольте мне договорить. – Еще одна пауза, еще одна доброжелательная улыбка. – Боюсь, я не могу исполнить вашу просьбу.
– Это не просьба, а требование. Я заявляю, что покидаю вашу лечебницу. Вы не можете держать меня против моей воли.
Тизандер деликатно откашлялся.
– Вас вверили нашим заботам. И ваша семья подписала контракт. Вас направили сюда для обследования и лечения. Мы хотим вам помочь, а для этого требуется время.
Смитбек не верил своим ушам.
– Простите, доктор Тизандер, но не считаете ли вы, что пора нам покончить с этой крышей?
– Какую крышу вы имеете в виду, Эдвард?
– Я не Эдвард! О Господи, я знаю, что вам все сказали, так что нечего притворяться. Мне нужно вернуться на работу, к жене, к моей жизни. Повторяю: не боюсь я никакого киллера. Я ухожу отсюда. И немедленно.
Доктор Тизандер по-прежнему улыбался – спокойной и благожелательной улыбкой.
– Вы находитесь у нас, Эдвард, потому что вы больны. И все эти разговоры о работе в «Нью-Йорк таймс», и о «крыше», и о том, что вас преследует убийца... мы вам поможем от этого избавиться.