Она улыбнулась и помахала рукой.
Он тоже улыбнулся и вальяжной походкой пошел к ней. Сжал ее ладонь обеими руками, прохладными и мягкими.
– Леди Маскелене?
– Зовите меня Виола.
– Виола, я очарован.
Голос, как и у брата, бархатистый, и выговор южный, хотя манера говорить почти такая же небрежная, как и походка. Слова произносились четко, но окончания словно бы обрубались. Все это производило необычайное, почти странное впечатление.
– Приятно познакомиться с вами, Диоген.
– Брат говорил о вас как-то загадочно, но знаю, он ждет вас с нетерпением. Это ваш багаж?
Он щелкнул пальцами, и носильщик кинулся к ним со всех ног.
– Отнесите багаж леди к черному «линкольну», припаркованному у входа, – сказал ему Диоген. – Багажник открыт.
Двадцатидолларовая бумажка появилась в его ладони, словно по волшебству, но носильщик так загляделся на Виолу, что едва ее заметил.
Диоген снова повернулся к Виоле.
– Как долетели?
– Ужасно.
– Прошу прощения, что не мог предложить более удобный рейс. Сейчас у брата очень хлопотное время, вы, наверное, знаете, а служащие, устроившие поездку, были не слишком расторопны.
– Неважно. Самое главное, я уже здесь.
– Вы правы. Ну что, пойдем?
Виола оперлась на предложенную руку. Она оказалась удивительно сильной, мускулы твердые, словно стальные. Полная противоположность мягким, небрежным движениям.
– Вас ни с кем не спутаешь: сразу видно, что вы – брат Алоиза, – сказала она, когда они вышли из багажного отделения.
– Я рассматриваю это как комплимент.
Через вращающиеся двери вышли на улицу. В лицо пахнул холодный воздух. На дорожках блестел свежевыпавший снег.
– Брр! – сказала Виола и передернула плечами. – Когда я уезжала, на Капрайе были благословенные двадцать градусов. А здесь варварство какое-то.
– Вы, должно быть, имели в виду двадцать градусов по Цельсию, – подмигнул ей Диоген. – Как я вам завидую – вы можете жить там круглый год. Мой автомобиль.
Он открыл для нее дверь, обошел машину, дождался, когда носильщик закроет багажник, и уселся сам.
– На самом деле живу я там не круглый год. Обычно в это время я в Луксоре – работаю на раскопках в Долине Царей. Но сейчас, в связи с неблагоприятной обстановкой на Среднем Востоке, у меня возникли проблемы.
Диоген плавно отъехал от тротуара и влился в поток машин, следовавших к выходу из аэропорта.
– Египтолог, – сказал он. – Как интересно. Я и сам провел некоторое время в Египте. Был младшим сотрудником в экспедиции фон Херцгарда.
– Не в той ли, что искала в Сомали алмазные копи царицы Хатшепсут? В той, где Херцгард был найден обезглавленным?
– В той самой.
– Как увлекательно! Мне бы хотелось побольше узнать об этом.
– «Увлекательно» – вы, пожалуй, употребили точное слово.
– Верно ли, что Херцгард отыскал копи Хатшепсут, после чего его и убили?
Диоген тихо рассмеялся.
– Я в этом сомневаюсь. Вы же знаете, как распространяются подобные слухи. Царица Хатшепсут интересует меня куда больше, чем эти мифические копи. Она – единственная женщина-фараон. Да вы о ней сами все знаете.
– Удивительная женщина.
– Она предъявила свои права на власть, заявив, что ее мать спала с богом Амоном. Как гласит знаменитый текст? «Амон увидел царицу, спящую в своих покоях. Приятный аромат, исходивший от него, обнаружил его присутствие, и она пробудилась. Амон предстал перед ней во всем своем божественном великолепии. Царица заплакала от радости при виде его силы и красоты и отдалась ему».
Виола была заинтригована. Диоген, похоже, не меньший эрудит, чем его брат.
– Расскажите мне, Виола, что за работу вы ведете в Долине Царей?
– Мы раскапываем могилы царских писцов.
– А сокровища находите – золото или, что еще лучше, драгоценные камни?
– Нет, их там нет. Разграбили еще в древности. Мы ищем таблички с текстами.
– Что за чудесная профессия – египтология! Похоже, мой брат предпочитает интересных женщин.
– Сказать по правде, я едва знаю вашего брата.
– На этой неделе все изменится. Не сомневаюсь.
– С нетерпением жду этого. – Она чуть смущенно рассмеялась. – Все еще не верю, что я уже здесь. Моя поездка – такой... каприз. Это загадка, а загадки я люблю.
– Алоиз – тоже. Чувствуется, что вы созданы друг для друга.
Виола почувствовала, что краснеет, и быстро переменила тему.
– Знаете ли вы, над каким делом он сейчас работает?
– Сейчас у него самое трудное дело за всю карьеру. К счастью, оно почти окончено. Сегодня наступит развязка, и он будет свободен. Это дело о серийном убийце, человеке воистину безумном. Тот по разнообразным темным причинам возненавидел Алоиза. Он убивает людей и дразнит брата тем, что он неспособен его поймать.
– Как ужасно.
– Да. Брат вынужден был уйти в подполье. Ему выгодно, чтобы все считали его убитым, а сам он тем временем занимается расследованием.
– Я тоже думала, что он погиб. Мне сообщил об этом лейтенант Д'Агоста.
– Только я знал правду. И помог ему после того итальянского приключения, поставил на ноги. Спас ему жизнь, если на то пошло.
– Я рада, что у него такой брат, как вы.
– У Алоиза мало по-настоящему верных друзей. Он очень старомоден, немного замкнут. Я постарался быть ему не только братом, но и другом. И рад, что он нашел вас. Я очень беспокоился о нем после ужасного несчастного случая с его женой в Танзании.
Жена? Танзания? Виоле страшно захотелось расспросить, что же случилось. Но она сдержалась и не спросила: Алоиз когда-нибудь сам ей расскажет. В Виоле сильно было свойственное англичанам нежелание копаться в частной жизни другого человека.
– Нельзя сказать, что он меня «нашел». Мы с ним только-только подружились.
Диоген обратил на нее свои странные, разноцветные глаза и улыбнулся.
– Уверен, что мой брат в вас влюбился.
На этот раз Виола страшно покраснела. Ее охватили смешанные чувства – волнение, смущение и стыд за собственную глупость. «Вот еще! – подумала она. – Как он может влюбиться в меня после единственной встречи?»
– Мне кажется, что и вы в него влюблены.
Виола постаралась беззаботно рассмеяться, но внутри у нее все дрожало.
– Не рановато ли для такого вывода? – с трудом проговорила она.
– Хотя мы с Алоизом очень похожи, я, в отличие от него, всегда говорю напрямую. Извините, если я вас смутил.
– Ничего страшного.
Заснеженная автострада Лонг-Айленда убегала в темноту. Было около часа ночи, и машин на дороге было мало. Снег падал хлопьями, налипая на ветровое стекло.
– Алоиз всегда был замкнутым. Я никогда не знал, о чем он думает, даже в детстве.
– Да, похоже, своих чувств он не выдает.
– Так и есть. Мотивы своих поступков он не открывает. Я, например, всегда считал, что он посвятил себя публичной деятельности, чтобы все позабыли о паршивой овце в роду Пендергастов.
– В самом деле?
Любопытство Виолы снова было задето.
Диоген весело рассмеялся.
– Да. Взять хотя бы нашу двоюродную бабушку Корнелию. Живет недалеко отсюда, в доме для умалишенных преступников.
Любопытство перешло в изумление.
– Умалишенные преступники?
– Верно. В каждом семействе имеется своя паршивая овца.
Виола подумала о своем прадедушке.
– Да, согласна.
– В некоторых семьях их больше одной.
Виола кивнула, заметила, что Диоген смотрит на нее и опустила глаза.
– Думаю, такие персонажи прибавляют семейству интереса, остроты. Лучше, чтобы ваш прадед был убийцей, чем торговцем.
– Уникальная точка зрения.
Диоген, оказывается, не без странностей, но разговаривать с ним интересно.
– А у вас в роду были преступники? – спросил Диоген. – Если вы простите мое любопытство.
– Спрашивайте, не возражаю. Нет, преступников не было, но у меня был предок, знаменитый скрипач-виртуоз. Он жил в девятнадцатом веке. Этот человек сошел с ума и замерз в лачуге пастуха в Доломитовых Альпах.
– Ну, так и есть. Я был уверен, что у вас имеются достойные внимания предки. А скучных бухгалтеров или коммивояжеров в вашем роду не было?
– Во всяком случае, я об этом не слышала.
– А вот в нашем роду был коммивояжер – он сильно поспособствовал благосостоянию Пендергастов.
– В самом деле?
– Да. Он создал шарлатанское снадобье и назвал его эликсиром Иезекииля. Продавал его из своей повозки.
Виола рассмеялась.
– Какое странное название для лекарства!
– Название смешное. Правда, состояло снадобье из смертельной комбинации – кокаина, ацетанилида и нескольких довольно опасных растительных алкалоидов. Испробовавшие этого зелья пристрастились к нему, тысячи людей погибли, в том числе и собственная жена коммивояжера.
– А вот в нашем роду был коммивояжер – он сильно поспособствовал благосостоянию Пендергастов.
– В самом деле?
– Да. Он создал шарлатанское снадобье и назвал его эликсиром Иезекииля. Продавал его из своей повозки.
Виола рассмеялась.
– Какое странное название для лекарства!
– Название смешное. Правда, состояло снадобье из смертельной комбинации – кокаина, ацетанилида и нескольких довольно опасных растительных алкалоидов. Испробовавшие этого зелья пристрастились к нему, тысячи людей погибли, в том числе и собственная жена коммивояжера.
Виола уже не смеялась. Ей сделалось не по себе.
– Понимаю.
– Конечно, никто тогда не знал об опасности такого лекарства, как кокаин. Но нельзя винить в этом праотца Иезекииля.
– Нет, конечно, нет.
Они замолчали. Легкий снег продолжал падать, хлопья вылетали из темноты, фары на мгновение освещали их, и снежинки исчезали.
– Как думаете, есть такая вещь, как ген преступности? – спросил Диоген.
– Нет, – ответила Виола. – Я считаю, что это нонсенс.
– А я иногда задумываюсь. Уж очень много преступников было в нашем роду. Взять хотя бы дядю Антуана, одного из по-настоящему крупных убийц девятнадцатого века. Убил и замучил почти сотню молодых людей из исправительной колонии.
– Какой ужас, – пробормотала Виола.
Чувство неловкости усилилось.
Диоген весело рассмеялся.
– Англичане отправляли своих преступников в колонии – в Джорджию и Австралию. Они думали, что избавят англосаксонскую расу от криминала, но чем больше преступников они высылали, тем выше становился в стране уровень преступности.
– Преступления больше зависят от экономики, чем от генетики, – заметила Виола.
– Вы так думаете? Верно. Не хотел бы я родиться бедняком в Англии девятнадцатого столетия. Я, впрочем, считаю, что настоящими преступниками были представители высших слоев обществ. В руках менее одного процента населения находилось девяносто пять процентов земли. А с началом огораживания общинных земель английские лорды могли лишать фермеров их владений, и они бежали в города и либо умирали там с голода, либо становились преступниками.
– Верно, – пробормотала Виола.
Кажется, Диоген забыл, что и она происходит из высшего класса.
– Но здесь, в Америке, все обстояло по-другому. Как вы объясните тот факт, что в некоторых семьях в каждом поколении рождаются люди с преступными наклонностями? Так наследуются голубые глаза и светлые волосы. В каждом поколении рода Пендергастов на свет появлялся убийца. После Антуана, дайте-ка вспомнить... был Комсток Пендергаст, знаменитый гипнотизер, колдун и учитель Гарри Гудини. Он убил своего делового партнера и всю его семью, а затем покончил с собой. Дважды полоснул себя по горлу. Затем...
– Прошу прощения?
Виола поняла, что бессознательно хватается за дверную ручку.
– О да. Дважды. Первый раз он не слишком углубился, понимаете. Думаю, мысль о медленной смерти в результате потери крови его не прельстила. Что до меня, то я не стал бы возражать против медленной смерти от обескровливания. Человек при этом словно погружается в сон. К тому же я наслаждался бы видом крови, ведь у нее такой изысканный цвет. Вам нравится цвет крови, Виола?
– Что?
Виола впадала в панику.
– Кровь. Ее цвет напоминает рубин. Или наоборот. Я считаю, что лучше этого цвета ничего и быть не может. Некоторые назовут меня эксцентричным, но что есть, то есть.
Виола пыталась подавить в себе страх и неуверенность. Теперь они были далеко от города, на них обрушилась черная ночь, и темные окрестности были едва различимы с дороги.
– Куда мы едем? – спросила она.
– В местечко под названием Спрингс. Очаровательный коттедж на берегу моря. Мы будем там через два часа.
– А Алоиз там?
– Конечно. Ждет вас – не дождется.
Путешествие оказалось страшной ошибкой. Теперь Виола ясно это видела: в который раз приняла глупое, импульсивное решение. Ее увлекла романтика и чувство облегчения, вызванное известием, что Пендергаст жив. Этого человека она едва знала. А уж его брат...
Мысль о том, что ей придется еще два часа провести рядом с ним, показалась ей непереносимой.
– Виола, – услышала она тихий голос. – Прошу прощения. Вы хорошо себя чувствуете?
– Да. Хорошо.
– Вы кажетесь встревоженной.
Она глубоко вздохнула.
– Сказать по правде, Диоген, я предпочла бы переночевать в Нью-Йорке. Я устала больше, чем думала. А с Алоизом увижусь, когда он приедет в город.
– О, нет! Он придет в отчаяние.
– Ничего не поделаешь. Будьте добры, поверните обратно. Прошу прощения за то, что я вдруг передумала, но так будет лучше. Вы были очень добры. Пожалуйста, отвезите меня в Нью-Йорк.
– Если это то, чего вы хотите, то мне придется ехать до следующего перекрестка, чтобы поменять направление.
Она почувствовала облегчение.
– Спасибо. Прошу прощения за то, что доставила вам беспокойство.
Вскоре показался знак: Хемпстед. Автомобиль замедлил движение, подъехал к указателю и остановился. Других машин не было видно. Виола сидела, бессознательно держась за дверную ручку, и ждала, что Диоген развернется.
Но он этого не сделал. А затем она вдруг ощутила странный химический запах.
Она быстро повернулась.
– Что такое?..
Рука со скомканным платком закрыла ей рот. Одновременно с молниеносной скоростью Диоген ухватил ее за шею и прижал к сиденью. Виола была обездвижена, а пахучая ткань заткнула ей рот и нос. Она пыталась дышать, и ей показалось, что перед ней распахнулась дверь, уходящая в темноту. Она падала и падала в черную бездну, пока все не исчезло.
Глава 44
Зимний пейзаж не мог быть более унылым. Накануне тонкий слой снега покрыл кладбище. Колючий ветер пронизывал деревья, трепал голые ветви, сбрасывая на мерзлую землю снежные хлопья. Могила – в окружении уложенного на снег ярко-зеленого «Астротэфа»[24] – казалась зияющей черной раной. Еще один ковер «Астротэфа» бросили на груду земли. Возле страшной ямы стоял гроб с накинутыми ремнями: в могилу его опустит машина. Повсюду лежали огромные букеты. Ветер теребил цветы, что добавляло сюрреализма в сцену шекспировского масштаба.
Нора не могла отвести глаз от гроба. Ее к нему так и притягивало. Ящик был очень красивым – из полированного дерева, с медными ручками. Нора не могла поверить, что внутри лежала ее подруга, женщина, только что ставшая ей подругой. Мертвая. Как ужасно вспоминать, что всего несколько дней назад они с Марго вместе обедали в ее квартире, разговаривали о музее.
В ту же ночь ее убили.
А вчера раздался звонок от Пендергаста.
Нора невольно вздрогнула и несколько раз глубоко вдохнула. Пальцы ее замерзли даже в перчатках, а нос потерял чувствительность. Ей было так холодно, что, казалось, слезы замерзают на щеках.
Священник, облаченный в длинную черную сутану, гнусавым голосом читал первый похоронный обряд из Книги общей молитвы. Собралась большая толпа, удивительно большая – для такой погоды. Из музея пришло очень много людей. За короткое время Марго успела произвести на всех большое впечатление. Впрочем, одно время она проходила здесь студенческую практику. В первых рядах стоял директор музея, Коллопи, с потрясающе красивой женой, которая, кажется, была моложе Норы. Пришло большинство сотрудников отдела антропологии, за исключением тех, кто заканчивал подготовку к выставке. Сегодня вечером состоится торжественное открытие. Ей и самой следовало быть там, но она не простила бы себе, если бы не пришла на похороны Марго. В толпе стоял Прайн, закутанный, как эскимос. Он утирал платком ярко-красный нос. Начальник охраны Манетти выглядел по-настоящему расстроенным: возможно, чувствовал, что смерть Марго была его личной виной. Нора оглядела толпу. Впереди стояла тихо плачущая женщина. Ее поддерживали с обеих сторон. Это, конечно же, мать Марго. У нее, как и у Марго, светло-каштановые волосы, такие же правильные черты и хрупкое сложение. Кажется, кроме нее, родственников у Марго нет. Нора припомнила: за обедом Марго сказала, что она единственный ребенок в семье.
Сильный порыв ветра пронесся по кладбищу, на мгновение заглушив голос священника. Затем она услышала: «В Твои руки, Господь, предаем мы рабу Твою, Марго – нашу дорогую сестру, – в руки Создателя и всемилостивого Спасителя, да будет с ней благословение Твое...»
Слушая печальные, умиротворяющие слова, Нора склонилась под пронизывающим ветром и плотнее запахнула пальто. Как бы ей хотелось, чтобы Билл сейчас был рядом с ней. Странный телефонный звонок от Пендергаста – а это, без сомнения, был Пендергаст – взволновал ее. Жизнь Билла в опасности, и он скрывается? А теперь и ей угрожает опасность? Все это казалось невероятным, пугающим, словно на ее мир опустилась черная туча. И все же доказательство тому было налицо – перед ней лежала мертвая Марго.