Сбрендили
«А я обучался азбуке с вывесок, листая страницы железа и жести…» – писал в поэме «Люблю» Владимир Маяковский. В наше время обучиться азбуке таким способом у поэта не вышло бы. Вывески, растяжки, рекламные щиты, а на них бренды да слоганы – все это порой трудно прочитать даже взрослому человеку (особенно грамотному). Во-первых, русских слов на вывесках и прочем не так уж много. Во-вторых, русские буквы перемешаны с нерусскими, а иногда даже и с небуквами. Ну, и в-третьих, просто ничего не понятно. Например, что означает «плюс» или «+» в конце слова: «Работа+», НТВ+, «Европа Плюс»? Если бы были «Работа + отдых» или «Европа + Америка», еще куда ни шло, а так совершенно непонятно. Или вот, скажем, «ТрансИнвестКредитТрастБанк».[29] Что это: одно слово или пять? Если пять, то где пробелы между ними, а если одно, то откуда берется столько прописных букв внутри слова. Или вывеска «Хлебъ». Кажется, что попал в дореволюционную Россию, но такую чутьчуть ненастоящую. В настоящей бы после «л» написали букву ять, да кто ж это сейчас помнит. Или вот огромная растяжка через Садовое кольцо – Выездная трапеза, записанная по правилам дореволюционной орфографии. Вроде все красиво, но только после буквы «ы» идет буква «еръ», а должна была бы быть буква «ять». Вечно с этим «ятем» проблемы.
Идем дальше – сапожная мастерская Versal, это мы вроде перенеслись во Францию. Жалко, что тамошний Версаль пишется иначе, но, с другой стороны, он ведь и не сапожная мастерская. Похоже, что знание иностранных языков только мешает. Как, например, русский человек со знанием одного иностранного языка (а значит, английского) должен прочесть название компании «ТНКBP», если никогда не встречал его раньше? На мой взгляд, есть только два разумных варианта: тээнкавээр (если считать, что это русские буквы) или тиэйчкейбипи (если считать, что это по-английски). Догадаться, что это слово написано сразу на двух языках, на этаком русангле, невозможно. Опять же на Садовом кольце, проезжая мимо обувного магазина, я притормаживаю, чем создаю аварийную ситуацию. На нем написано «PETEK», и мне непонятно, петек это или ретек. И я на этом месте каждый раз торможу.
Есть у меня в Москве и самая нелюбимая вывеска. Это ресторан «Т.Ж.И. Фрайдис». Сначала, глядя на нее, я не испытывал особых отрицательных эмоций. Думал, ну открыл некий Томас Жан Ингеборга Фрайдис ресторан и назвал своим именем, что ж в этом худого, не всем же быть Обломовыми да Пушкиными. Но когда мне объяснили, что за этой надписью скрывается английское выражение Thanks God It’s Friday (в традиционном, несколько вольном переводе: «Слава богу, сегодня пятница»), я расстроился, потому что перестал понимать что бы то ни было. Откуда берется «с» на конце, мне всетаки объяснили, а вот с «Ж» я так и не смирился: лучше уж «Г» (от God). Но, главное, я не понимаю, кто все это может понять. Ну да ладно, Ж. им судья!
Казалось бы, из всего сказанного вывод может быть только один – запретить! То есть абсолютно все запретить. Нерусские буквы запретить, древнерусские тоже запретить, слова чтоб остались только наши отечественные, а за плюсом чтоб всегда следовало слагаемое (и желательно сумму указывать). И «МегаФон» станет «Мегафоном», и «Яndex» – «Яндексом», и всем будет хорошо. Нет, «Яндексу» хорошо не будет, потому что слова такого русского нет, и имени такого нет, а значит, придется запретить целиком. Впрочем, и конкурентов его тоже запретят, так что никому не будет обидно. Но все-таки жалко.
Вот, кстати, и торговую марку «ЧайКофский» тоже запретить – за издевательство над великим композитором. А ведь тоже жалко, потому что действительно смешно, и вряд ли Петр Ильич обижается. Даже возмутительное смешение алфавитов бывает чем-то оправдано. Написание названия газеты «Коммерсантъ» с твердым знаком подчеркивает определенную преемственность с дореволюционной эпохой,[30] а латинское i в названии газеты «iностранец» делает ее как бы более иностранной.
Так что и окончательный вывод получается какой-то жалкий и двусмысленный. Как говорится, с одной стороны, но с другой стороны. В общем, пусть себе существуют.
А если говорить более решительно, то названия компаний и продуктов и, шире, реклама в целом – это своего рода игровая площадка, и было бы странно ожидать здесь соблюдения орфографических норм. Графические игры бывают разные. Это прежде всего выделение некоторых фрагментов слова или текста с помощью шрифта, цвета или размера букв. Таким образом, линейность текста уступает место многомерности, а в слове как бы мерцают другие значимые слова, например, в «МегаФон» видно слово фон, то есть звук. Иногда это делается с нарушением языковых норм, но это нарушение все равно осознается как игровое. В качестве примера можно привести слоган «Ниссанмневайтесь», в который встроено название фирмы с легким искажением русских слов. В названии же магазина «Шалуны» буква «а» перевернута вверх тормашками, что дополнительно символизирует эту самую шалость.
Как и любая игра, игра с брендами может быть удачной и неудачной (или безвкусной), а порой мы имеем дело с очевидной безграмотностью (незнанием иностранных языков или дореформенных правил орфографии). Но и в этом случае нет смысла говорить о запрете, потому что наказанием за неудачный бренд, в частности за смешение «французского с нижегородским», становится экономический провал, невнимание или насмешка потребителя.
Запрещать, а точнее, наказывать в судебном порядке, нужно лишь то, что оскорбляет общественное мнение, но это регулируется отнюдь не орфографическими правилами.
А вот учиться читать придется по книжкам, что, может быть, и сподручнее.
P. S. Между тем вслед за бизнесменами потянулись и писатели. На прилавках лежат модные книжки на русском языке: «Casual» (английское слово), «Anticasual. Уволена, блин» (смесь английских и русских слов), «Духless» (смесь английских и русских морфем), «Про любoff/on» (адская смесь). В книжных магазинах уже появились специальные полки или столики для таких книг. Смешение кириллицы и латиницы – это теперь просто показатель «гламурности» романа. Может, все-таки запретить, пока еще не поздно? Или не запрещать?
И целого мира мало
Ни один уважающий себя магазин не хочет быть просто магазином. И это понятно. Ведь нужно выделиться из ряда себе подобных. Давайте вспомним, как называются, например, книжные магазины или магазины подарков. Да, действительно, некоторые отдельные магазины еще так прямо и называются – магазин «Книги» или магазин «Подарки». Но согласитесь, что это как-то банально или, говоря сегодняшним языком, некреативно. Как быть? Вы скажете – салон, и будете неправы. Салонов тоже хватает, и это тоже некреативно.
Есть несколько разных стратегий самоназывания, и самая простая – это укрупнение. Тут главная идея, что товара много, а значит, должно быть все или, по крайней мере, большой выбор. Укрупнение идет по нарастающей. Сначала захватим целый дом: «Дом книги», «Дом игрушек». Потом город («Город игрушек»), потом страну («Страна подарков»). Наконец, целый мир. Впрочем, «миры» появились уже давно, и к ним тоже привыкли: «Мир подарков», «Детский мир», «Книжный мир» и т. п. А сегодня, по-видимому, под американским влиянием («Планета Голливуд») активно распространяются всевозможные планеты: ресторан «Планета суши», выставка «Планета образования».[31]
В общем, получается, что и целого мира мало. Кто-то уже начинает замахиваться на вселенную, но это пока не магазины, а выставки, ярмарки, проекты. Однако самые мудрые уже поняли, что это тупик. Дальше – точнее, больше – вселенной ничего нет. И, значит, надо не просто укрупняться, а добавлять других оттенков значения, например важности или серьезности. Вот и появились в интернете «Министерство подарков» и даже «Академия подарка». Название министерство подразумевает не только большую величину, но и солидность, и, как бы это сказать, – «главность». Кто у нас главный по подаркам, куда обращаться? Конечно же, в «Министерство». Слово академия в названии эксплуатирует еще одну важную идею – идею компетентности, но об этом чуть позже.
Идею укрупнения в свое время с успехом подхватили государственные образовательные учреждения. Вскоре после перестройки стали исчезать институты, превращаясь в университеты и академии. Неважно, что университет подразумевает преподавание разнообразных и универсальных знаний, неважно, что в его составе должны быть разные факультеты, представляющие большой спектр наук. Важно, что название университет престижнее и предполагает другие ставки и прочие финансовые условия. Вот и появились университеты да академии туризма или железнодорожного транспорта (поверьте, никого не хочу обидеть), ничуть не изменившись организационно с той поры, когда они назывались институтами. Впрочем, если изменились, то, как правило, получается еще смешнее. Представьте себе в некой Медицинской академии новый факультет иностранных языков или еще какой-нибудь модный и непрофильный факультет. Зачем? Потому что выгодно. Ради этого же (престиж + деньги) училища превратились в колледжи, а многие школы в гимназии и лицеи.
Идею укрупнения в свое время с успехом подхватили государственные образовательные учреждения. Вскоре после перестройки стали исчезать институты, превращаясь в университеты и академии. Неважно, что университет подразумевает преподавание разнообразных и универсальных знаний, неважно, что в его составе должны быть разные факультеты, представляющие большой спектр наук. Важно, что название университет престижнее и предполагает другие ставки и прочие финансовые условия. Вот и появились университеты да академии туризма или железнодорожного транспорта (поверьте, никого не хочу обидеть), ничуть не изменившись организационно с той поры, когда они назывались институтами. Впрочем, если изменились, то, как правило, получается еще смешнее. Представьте себе в некой Медицинской академии новый факультет иностранных языков или еще какой-нибудь модный и непрофильный факультет. Зачем? Потому что выгодно. Ради этого же (престиж + деньги) училища превратились в колледжи, а многие школы в гимназии и лицеи.
Все бы ничего, да есть одна беда, связанная с языком. Если все стали университетами, то слово университет неизбежно теряет свой старый смысл, а вслед за ним и престиж. Происходит своего рода девальвация значения.
Поэтому, если вернуться к магазинам, стратегия укрупнения и повышения важности с помощью названия хороша только, если вы первый и желательно единственный. Так что названия «Министерство подарков» или «Академия подарка» пока вполне удачны, то есть привлекают клиентов, а проще говоря, работают. Другое дело, что «академий» уже довольно много, правда, в соседних областях. Академия несет идею всеобъемлющего научного знания и вместе с тем солидности и компетентности. Кроме того, в академии присутствует и творческая составляющая, то есть место, где появляются и развиваются новые идеи. Именно поэтому «Академия красоты» пока еще (см. выше) звучит привлекательнее простого «Салона красоты».
По существу, речь уже пошла о новой стратегии – внесении в название элемента творчества и исследования. Модными постепенно становятся такие слова, как лаборатория или мастерская. Мне уже несколько раз встречались «Лаборатории красоты», а тут в первый раз попалась «Мастерская флористики». Согласитесь, что звучит куда привлекательнее стандартного: магазин «Цветы». Популярностью пользуются и фабрики: мне попадались магазины под названиями «Фабрика букетов» и «Фабрика шоколада».
Есть еще одна заметная стратегия, в каком-то смысле противоположная укрупнению. В последнее время на вывесках стали появляться уменьшительные слова ресторанчик, кабачок. Последнее, конечно, еще вызывает в памяти знаменитый в советское время телевизионный кабачок «13 стульев». Главным все же следует считать не маленький размер, а скорее ощущение уюта и домашнего тепла, возникающего в небольших пространствах. Именно поэтому в этом же ряду находятся такие названия, как «У мамы Зои», «Моя мамочка» или «У Катюши», которые включают ласкательные имена или семейные термины. Язык используется здесь для одомашнивания, создания интимной атмосферы, и естественно, что такие названия характерны прежде всего для «пунктов питания». Впрочем, «магазинчики» тоже существуют, особенно если в них продаются товары для детей или юных девушек. Пожалуй, «Магазинчик одежды для крупных мужчин» выглядел бы диковато.
Наконец, в этом мире, где всякий хочет или просто обязан выделиться, есть и еще одна стратегия, имеющая, впрочем, весьма ограниченное применение. Когда все придумывают себе название поярче и повычурнее, оригинальным вдруг может оказаться самое тривиальное. Недаром же в последние годы появились газета под названием «Газета» или еженедельный журнал под названием «Еженедельный журнал». Название состоит собственно из определения и больше не сообщает ничего. Впрочем, как только это становится приемом и в качестве такового осознается, он перестает работать. Вот уже и газет «Газета» по существу две, одна, правда, в интернете и потому она «Газета. ru». Так что, как и стратегия укрупнения, эта тоже имеет свои границы.
Впрочем, не следует забывать что имя – то есть название – всего лишь повод для знакомства. Завлечь клиента с помощью лингвистических ухищрений можно, а удержать – нет.
Ирония по инерции
Все слышали про крылатые слова, но едва ли все осознают, как часто их используют. Это открытие сродни тому, что мы говорим прозой. Выражение «крылатые слова» звучит слишком возвышенно, а в действительности речь идет о речевых клише, которые хорошо известны. Когда-то они были цитатами, но частое употребление как бы стерло авторство. «Счастливые часов не наблюдают» первым сказал Грибоедов, но сейчас это принадлежит народу. То же самое произошло и с фразой, которую произносит в фильме персонаж Раневской: «Муля, не нервируй меня» (то еще крылатое словцо) и со многими другими.
Речевые клише были и остаются источником постоянной языковой игры. Многие любят не сами крылатые слова, а возможность как-то изменить известное выражение, исказить, разрушить его, иногда просто поставить в неподходящий контекст. На первый взгляд это кажется издевательством над цитатой, однако не все так просто.
Иногда издевательство действительно имеет место. Так сказать, «бережное отношение» к цитате заключается в том, что цитата сохраняется полностью, но цитируется в необычных условиях, например абсолютно не к месту. Контекст или сама ситуация цитирования, как правило, «снижают» пафос. Таковы уголовные наколки, иногда совпадающие с политическими лозунгами, или цитирование политических лозунгов на стенах общественного туалета. Очевидно, что туалетные граффити были на самом деле разрушением текстуально совпадающих с ними лозунгов и поэтому издевательством над ними.
В качестве яркого примера разных подходов к цитированию я приведу два стихотворения. В стихотворении Давида Самойлова «Пушкин по радио» строки Пушкина и Самойлова сосуществуют и взаимодействуют. И хотя контекст у пушкинских строк непривычный (имеет место перенос во времени и определенное «снижение»), не ясно, нужно ли говорить о каком-либо разрушении:
Возле разбитого вокзала
Нещадно радио орало
Вороньим голосом. Но вдруг,
К нему прислушавшись я понял,
Что все его слова я помнил.
Читали Пушкина…
<…>
С двумя девчонками шальными
Я познакомился. И с ними
Готов был завести роман.
Смеялись юные шалавы…
«Любви, надежды, тихой славы
Недолго тешил нас обман»…
В стихотворении же Николая Глазкова «Ворон» (привожу его целиком) в последней строфе происходит очевидное разрушение клишированной формы «никогда», восходящей к мистическому стихотворению Э. А. По (в различных русских переводах встречается как «никогда», так и «nevermore»). Это разрушение подчеркивается абсолютной неправильностью последней вопросно-ответной пары:
Черный ворон, черный дьявол,
Мистицизму научась,
Прилетел на белый мрамор
В час полночный, черный час.
Я спросил его: – Удастся
Мне в ближайшие года
Где-нибудь найти богатство? –
Он ответил: – Никогда!
Я сказал: – В богатстве мнимом
Сгинет лет моих орда.
Все же буду я любимым? –
Он ответил: – Никогда!
Я сказал: – Пусть в личной жизни
Неудачник я всегда.
Но народы в коммунизме
Сыщут счастье? – Никогда!
И на все мои вопросы,
Где возможны нет и да,
Отвечал вещатель грозный
Безутешным: – Никогда!
Я спросил: – Какие в Чили
Существуют города? –
Он ответил: – Никогда! –
И его разоблачили.
Одной из таких любимых «игрушек» всегда была строчка из Тютчева – «Умом Россию не понять». Как ее только не продолжали! Например: «Умом Россию не понять, а другим местом больно». Несколько раз ее творчески переработал Игорь Губерман, большой любитель искажения классики: «Умом Россию не понять, а чем понять опять не ясно», или более грубо: «Давно пора, татата мать (цензура моя. – М. К.), умом Россию понимать» (вспомню у него же: «Счастливые всегда потом рыдают, что вовремя часов не наблюдают»). В чем смысл такой игры? Предполагается, что собеседники должны опознать цитату и понять, ради чего ее исказили. Это напоминает двойное подмигивание. Первый раз: «Ну, что, узнал?» И второй: «Смотри, что я с этим сделал, сейчас будет смешно!» Само клише, таким образом, привлекает внимание и одновременно является тестом на «свой – чужой», а игра с ним по замыслу говорящего должна вызвать юмористический эффект (что, впрочем, не всегда удается). Смыслы речевого клише и его искажения как бы сталкиваются, и вместо одной линейной фразы возникает многомерный текст. Разрушитель цитаты вступает с ее автором в короткую и комическую дискуссию.