Венгры смущенно молчали. Куусинен кашлянул:
– Товарищ Саша, мы вот что хотели… – Он запнулся, подбирая слова, и продолжал уже увереннее: – То, что товарищи из венгерской секции говорят – в общем правильно, но, если говорить образно, у них есть взрывчатка. Детонатора нет.
– Вот именно, – подхватил бритоголовый крепыш с крупными чертами лица. – Сейчас в Венгрии очень многие добром вспоминают ВСР, но страшатся повторения белого террора, грянувшего после падения Советской республики.
Об этом Сашка знал. Уроки обществоведения в школе принесли некоторую пользу: к примеру, о Советской Венгрии образца 1919 года он и слыхом не слыхивал в своем прошлом будущем[137]. Здесь же социалистическим революциям в Германии, Австрии и Венгрии в школьной программе уделялось большое внимание. На экзамене по обществоведению Сашка узнал даже о некоей Советской республике Лимерик[138]. Вернее сказать, он-то о ней и понятия не имел, и выкрутился только на мастерских подсказках одноклассников.
А крепыш между тем продолжал:
– Страх, даже ужас от того, что подобное может повториться, сдерживает порыв людей к свободе. Хорти понимает это и то приотпускает вожжи, то снова натягивает их, устраивая показательные казни и карательные акции. Не так давно он заявил: «Кто создаёт беспорядки – расстреляю. Разница в том, что беспорядки справа я буду расстреливать с болью в сердце, тогда как сделаю это с удовольствием, развлекаясь, если они произойдут слева»[139], и пока старается придерживаться этого лозунга. Радуется и развлекается, baszom az anyát![140]
– Товарищ Ракоши[141] правильно говорит, – заметил Мате Залка и тут же поправился: – Я, разумеется, имею в виду не его последние слова, которые вы, товарищ Сталин, надеюсь, не поняли…
– Ну, интонация, во всяком случае, понятна, – хмыкнул Сашка. – Только давайте-ка сразу договоримся, товарищи: ТОВАРИЩ СТАЛИН – один. Другого не существует. И его сейчас здесь нет. Всем всё ясно?
С этим утверждением никто спорить не рискнул. В кабинете воцарилось молчание, но совсем ненадолго. Крепыш Ракоши подошел поближе к столу и искательно заглянул Сашке в глаза:
– Товарищ корпусной комиссар, – произнес он твердо. – От имени Центрального Комитета Партии коммунистов Венгрии я прошу вас лично возглавить восстание, подготовленное в Венгрии. Ваш опыт, ваш авторитет будут для дела Венгерской революции бесценным вкладом! Мы очень рассчитываем на вас и на ваших… – он слегка запнулся, подбирая слова, – воспитанников из Алабино – героев Пенджаба, Вазаристана, Абиссинии, Албании и Болгарии. Вы сможете стать тем самым запалом, о котором говорил товарищ Куусинен…
– Исполком Коминтерна присоединяется к просьбе венгерских товарищей, – быстро проговорил финн. – Мы тоже считаем, что ваше участие, товарищ Саша, станет необходимым и достаточным условием для победы социалистической революции в Венгрии.
На миг Александр представил себе всю эту операцию в деталях, и сам удивился: как легко все может пройти. Венгерская армия невелика, и почти вся сейчас на фронте с трепетом ожидает наступления РККА из Словакии. Значит, зачистить Хорти с семейкой, захватить министерство внутренних дел, блокировать полицейские силы в Буде и Пеште, не давая им соединиться… В принципе, работы – на день, много – на два. И Будапешт – в руках восставших. А уж дальше – дело техники. Если мадьяры не врут, что у них там готовое подполье, то войска с фронта просто не доедут до столицы. А пешком идти… Венгрия, конечно, страна небольшая, но все равно: батальонам, почитай, неделю топать придется… Если им, конечно, позволят… Красивая операция…
Но уже в следующее мгновение он понял, что все это – смешные фантазии. Чушь беспросветная! Сталин и ему не простит участия в подобной авантюре, а уж что он с Коминтерном сделает… В мозгу Белова заскакали картины одна страшнее другой. Он резко тряхнул головой, отгоняя неприятные видения, и сообщил:
– Ничего не выйдет. Серьезно, товарищи: если кому-то надоело жить – есть множество способов уйти намного спокойнее. И безболезненнее… – Он встал. – Отто Вильгельмович, вы себе представляете реакцию товарища Сталина на подобную выходку? Да мне после такого не то что в Москву – в любую соцстрану лучше не приезжать. Никогда. А Коминтерн он за подобные художества просто разгонит и отправит всех укреплять лесную промышленность куда-нибудь в Вилюйск. Личным примером, на лесоповале демонстрировать превосходство коммунистических идей…
– Победителей не судят! – живо откликнулся Мате Залка, но Сашка остановил его энергичным жестом.
– И кто ж вам сказал такую глупость? Времена Екатерины Великой прошли, и слава аллаху, что прошли. А вот за нарушение партийной дисциплины и меня, и вас на запчасти разберут. И скажут, что так и было!
Повисло тяжелое молчание. Все ждали, и Александр после длинной паузы продолжил:
– Вот что, товарищи венгры. Я готов принять участие в подготовке и разработке операции. Если я решу, что восстание имеет высокие шансы на успех – черт с вами! – дам вам алабинские батальоны. Все три. Но план должен быть максимально детализирован, четко рассчитан, и материальная подготовка требуется самая лучшая. Только в этом случае я готов выйти на товарища Ворошилова с тем, чтобы согласовать начало восстания с наступлением на словацком направлении. Вот все, что я могу вам предложить…
– Согласны, – быстро, словно бы опасаясь, что Сашка может передумать, ответил Бела Кун и на всякий случай несколько раз кивнул головой. – Это хороший вариант…
Двадцать восьмого августа в три часа десять минут пополуночи в Будапеште началось коммунистическое восстание. Несколько диверсантов-алабинцев проникли во дворец, где захватили регента Хорти. Тем временем группа инженер-капитана Ястребова установила на дунайских мостах «монки»[142] с радиоуправлением, обеспечив тем самым полный контроль над сообщением между Будой и Пештом. Взвод под командованием старшего лейтенанта Шлегера захватил центральную радиостанцию Будапешта и вышел в эфир с условным сообщением: «Работает радиостанция Лайош Кошут[143]…»
Одновременно с действиями алабинцев, заранее десантированных в район венгерской столицы, начали активные действия коммунистические отряды. Из тайников извлекались старые винтовки «Манлихер», с которыми бойцы Венгерской Красной Армии в июле-августе девятнадцатого года дрались против белых отрядов Хорти, румынских, чешских и французских солдат; французские «Лебели», оставшиеся с тех же времен, тайно доставленные по линии Коминтерна немецкие «Маузеры», мосинские карабины, ручные пулеметы и гранаты. Уже к пяти часам коммунистические отряды блокировали почти все полицейские участки столицы, захватили половину почтово-телеграфных отделений города и завязали бои в районе казарм жандармерии.
Руководил восстанием ЦК ПКВ во главе с лично прибывшим в Будапешт накануне генеральным секретарем Белой Куном, но это была лишь вывеска. Настоящее руководство осуществляли два человека: прибывший из Болгарии Христо Боев, получивший звание генерала-фельдмаршала Венгерской Красной Армии, и подполковник Судоплатов, которого в Будапеште именовали «генерал Искра».
К полудню двадцать восьмого августа Будапешт оказался в руках восставших. Одного штурмового батальона алабинцев, усиленного итальянской парашютно-штурмовой ротой, германским диверсионно-разведывательным и албанским саперно-штурмовым взводами оказалось вполне достаточно, чтобы полностью деморализовать противника.
В 13:25 того же дня восставшие казнили Миклоша Хорти и Дьюлу Гёмбёша – основных участников белого переворота девятнадцатого года. Военно-революционный трибунал в составе председателя тов. Ракоши, членов тройки – красных генералов Лукача и Искры приговорил обоих к расстрелу, каковой и произвели прямо во дворе Верховного Королевского суда.
Увидев эту сцену, генерал Искра поморщился, но ничего не сказал и вернулся к своим обязанностям. Но двумя часами позже Судоплатов же стал свидетелем еще одного очень неприятного зрелища: несколько венгерских красногвардейцев выволокли из дома какого-то пожилого человека, избивая, привязали его к дереву, а затем принялись у него на глазах бить штыками людей, вытащенных из того же дома.
Привязанный стоял белый как полотно и смотрел, как уничтожают его домочадцев.
– Что тут происходит? – поинтересовался Судоплатов через переводчика. – Что еще за самосуд?
Красногвардейцы сперва не поняли, кто их спрашивает, но вид сопровождавших Павла Судоплатова штурмовиков и албанцев не располагал к спорам и препирательствам. Старший отряда представился:
– Иштван Беллери, товарищ генерал. Это – сам Пал Пронаи[144]!
– Что тут происходит? – поинтересовался Судоплатов через переводчика. – Что еще за самосуд?
Красногвардейцы сперва не поняли, кто их спрашивает, но вид сопровождавших Павла Судоплатова штурмовиков и албанцев не располагал к спорам и препирательствам. Старший отряда представился:
– Иштван Беллери, товарищ генерал. Это – сам Пал Пронаи[144]!
Имя он произнес с таким надрывом, что стало ясно: этот неизвестный Судоплатову человек здорово провинился перед восставшими. Однако Павел Анатольевич все же спросил:
– И что он натворил?
Он ожидал разных вариантов ответа: от простого перечисления грехов до яростных, эмоциональных обвинений, но то, что произошло дальше…
Бойцы рабочего отряда чуть раздвинулись, и вперед вышел парень лет тридцати на вид. Он спокойно посмотрел в глаза Судоплатова и ответил ровным, неживым голосом:
– Он всю нашу деревню шомполами насмерть запорол. И мою мать… беременную…[145]
Остальные молчали. Молчали и алабинцы. Неожиданно один из албанцев заговорил, бурно жестикулируя и мешая русские, албанские и венгерские слова. Судоплатов прислушался и обалдел: албанец популярно объяснял венгерским товарищам, ЧТО нужно сделать с таким «gazember[146], kurvë, lavire[147], чтоб у него х… на пятке вырос!», в деталях поясняя… КАК ПРАВИЛЬНО ПОСАДИТЬ НА КОЛ!!!
Впрочем, албанцы никогда не отличались кротостью нрава и спокойствием характера. Павел Анатольевич вспомнил мальчишку со странным именем Энвер Ходжа, который вместе с ними оборонял королевский дворец. Хороший парень, но горячий, словно вулкан. Действующий!
Он отвлекся на воспоминания и пропустил тот момент, когда пленному карателю забили в задний проход деревянную дубинку и подняли ее вертикально. Дикие крики жертвы заглушились радостными возгласами красногвардейцев…
– Ну, что уставились? – спросил Судоплатов своих сопровождающих и сплюнул. – Нечего глазеть, дел еще немерено. Лично я перед товарищем Боевым краснеть не намерен, так что – ВПЕРЕД! Бабы беременные…
Восстание окончилось через два дня, и тридцатого августа новое правительство Венгерской Советской Социалистической Республики обратилось к правительствам Союза ССР, ГСФСР и НСИР с предложением о заключении договора о дружбе, сотрудничестве и взаимопомощи. Венгерские части на фронтах частично капитулировали, а частично просто разбежались.
Получив сообщение о венгерских событиях, Сталин вызвал к себе Сашку. Тот вошел в кабинет, ожидая разноса. И не ошибся…
– Товарищ Саша, а можно задать тебе один вопрос? – начал Сталин. – Ответь-ка мне: кто у нас руководит Советским Союзом?
– Официально или на самом деле? – поинтересовался Сашка, ожидавший примерно чего-то подобного.
Вождь усмехнулся:
– А что, у нас это отличается?
– А что, есть страна, где это НЕ отличается? – вопросом на вопрос парировал Белов. – Дайде, хотите начистоту? Вы меня зачем вызвали? Люлей вложить за Венгрию? Так я не против: получилось, прямо сказать, не очень. Теперь нашим оккупационным войскам еще год-два вылавливать всю эту шушеру буржуйскую. Да помочь с налаживанием нормальной жизни придется, на что у нас денег как бы и нет. Но зато мы получаем единый Советский блок с хорошими границами и мощной единой экономикой…
– Да? И что же такого хорошего в экономике Венгрии ты нашел?
– Сельское хозяйство. Близко от Германии, где с едой все еще не очень хорошо. Кожевенная промышленность, опять же. Между прочим – лучшая в Европе. Ботинки нам пригодятся…
Сталин помолчал, походил по кабинету.
– Выдрать бы тебя, – произнес он мечтательно. – Взять прут и прутом бы выдрать. Так, чтобы на всю жизнь запомнил… – он посерьезнел. – Материалы о том, что в Будапеште, Нише и Кечкемете эти красные угры творят, видел?
Сашка поморщился. Он видел эти материалы, и они ему очень не понравились. Через шестнадцать лет венгерские коммунисты и комсомольцы со всем революционным пылом и задором принялись мстить за «белый террор» девятнадцатого года. Тогда людей насмерть запарывали шомполами, таскали по дорогам, привязанными к быстро несущимся бричкам, сдирали живьем кожу, жгли в запертых сараях. Теперь распинали на дверях церквей и воротах имений, вешали за ноги на деревьях вдоль дорог и расстреливали, расстреливали, расстреливали…
– В общем, товарищ Белов, – жестко бросил Сталин. – Есть мнение, что раз вы и ваши… хм… подопечные начали эту кровавую вакханалию, – тут его акцент усилился, – вам это и останавливать. И чтобы через три дня ни один набичвари[148] не смел стрелять без приказа и приговора суда! Понял, бичо? Идите, я вас больше не задерживаю…
11
Дальний Восток теперь ближе!
С 12 сентября нынешнего года на линии Москва – Владивосток и Москва – Хабаровск выйдут четыре новых скоростных грузопассажирских дирижабля серии «Союз-5», оснащённые двигателями «Красный Сименс» суммарной мощностью в пять тысяч лошадиных сил и крейсерской скоростью в сто семьдесят километров в час. На воздушном исполине длиной более двухсот метров будут не только каюты, но и обзорная палуба, музыкальный салон, библиотека, санитарный пункт и другие удобства.
Время в пути составит пятьдесят пять часов.
Первыми пассажирами нового корабля станут школьники-победители союзных олимпиад и ученики московских спецшкол.
В пути школьникам будут читать лекции по истории, географии и другим общеобразовательным предметам, а также проводиться первая в СССР «Воздушная Олимпиада», посвящённая истории российского воздухоплавания и развитию авиации в СССР. Руководителем мероприятия назначен герой Советского Союза Анатолий Ляпидевский.
Газета «Гудок», 30 августа 1936 годаТридцатого августа войска воссозданной Первой Конной армии вышли к городу Магнушев и с ходу форсировали Вислу. До Варшавы было не более шестидесяти километров.
К этому времени польскую столицу уже неделю как регулярно бомбили самолеты второй дивизии дальних бомбардировщиков. Единственный полк ПВО не мог обеспечить защиты города, а от авиабригады, которую польское командование перевело для защиты столичного неба, к моменту начала налетов оставалось всего шесть истребителей…
Семен Михайлович Буденный встал в башенке маленького броневичка и оглядел из-под руки местность. Никаких признаков польских войск. Он опустил руку на трубку радиостанции:
– Связь с авиацией мне дай! Серов? Ну-ка, сынок, пошли своих орлов от Магнушева к Варшаве, пущай мне ляхов пошукают!
Рация была именно тем, ради чего Семен Михайлович и пересел из седла на обтянутое жестким брезентом сиденье броневика. И пока ожидались разведданные от «сталинских соколов», Буденный удовлетворенно смотрел на текущие мимо него войска. Вторая дивизия Червонного казачества, части семнадцатой механизированной бригады, особый артиллерийский полк…
Как раз сейчас рядом с броневиками штаба армии грузовики «Лянча-Волга» проволокли батарею дивизионных пушек Ф-28[149]. Следом за ними те же грузовозы везли зарядные ящики, а замыкал колонну автобус, украшенный антеннами и выкрашенный в защитный цвет. Расчеты в грузовиках равнялись на маршала, а командиры вскидывали руки к пропыленным фуражкам.
Буденный гордо взирал на проходящие войска. Вот и опять настал его звездный час: он среди своих бойцов; танки, бронемашины, артиллерия снабжены всем необходимым; и враг в ужасе разбегается при одном лишь намеке на появление страшных буденновцев!
Он снова поднял трубку рации:
– Связь со штаармом! Приказ Городовикову: повернуть Первую Червонноказачью на Варшаву и провести разведку боем!
Жизнь в польской столице хотя и приобрела некоторые черты военного времени, но до последних дней оставалась вполне мирной, элегантной и куртуазной. Разумеется, в центральных и обеспеченных кварталах. Сияли огнями Иерусалимские аллеи и Маршалковская, звенели трамваи на Мёдова и светили фарами автобусы на Сенной, горели вывески ресторанов и кабаре. Чистая публика наслаждалась жизнью, и пусть где-то там идет какая-то война! Ведь и так ясно, что Великая Польша разгромит наголову грязных русских и нищих немцев. Нужно только дождаться, когда Франция и Англия подготовятся к войне…
Ощущение эйфории прошло в тот день, когда на Варшаву обрушили свой смертоносный груз две сотни ТБ-3. Бомбы падали вниз, на искрящийся огнями ночной город, и темнота внизу озарялась теперь еще и огнем пожаров. Прожектора ПВО принялись полосовать небо своими голубоватыми клинками лишь тогда, когда четырехмоторные гиганты уже легли на обратный курс. Шестьсот тонн бомб превратили веселую столицу в муравейник, в который человек воткнул горящую палку.