Но при том, что испугать их было очень сложно, они всё равно боялись. Нет, не Сталина, хотя в гневе он производил пугающее впечатление, и не тюрьмы или расстрела. Те, кто боялись подобного, в революцию не шли, оставаясь дома. Они боялись отлучения от времени. От гудящего пламени событий, в котором и кипела настоящая жизнь.
Глядя из окна второго этажа на то, как подъезжают машины к крыльцу дома, как выходят приглашённые гости, Сталин спокойно набивал трубку, просматривая внутренним взглядом события последних лет. Много чего случилось за эти годы. И хорошего, и плохого, но больше все-таки непонятного.
Престарелый мальчишка, матерый волк в шкуре ребёнка был вброшен в этот мир, словно факел в кучу динамита. Что-то взорвалось сразу, что-то – чуть погодя, что-то пока еще летело, разбрасывая искры из подожженного фитиля.
Досталось всем, а больше всего тем, кого этот мальчик считал своими врагами и врагами страны: британцам, американцам и прочим представителям мирового капитала. И если сам Сталин относился к ним как к врагам, но спокойно и взвешенно, то Белов каждого такого господина рассматривал исключительно через прицел, не забывая вовремя нажимать спусковой крючок.
Разумеется, ненависть была взаимной. Десятки покушений предотвратило ведомство Берии, чуть меньше – Кирова, и буквально пару штук – Артузова, но отметились все. Вся погань и нечисть, что скопилась в мире, словно поставила своей целью извести одного человека – семнадцатилетнего подростка, и спецслужбы Советского Союза снимали богатый урожай с этого участка.
Сталин хмыкнул. Вот тоже – спецслужбы. Словечко, привнесённое Александром. И ведь прижилось. Вообще отношение соратников к Александру иногда заставляло Сталина испытывать чувство ревности, которое он, конечно, давил, но избавиться совсем не мог. Теперь у каждого руководителя, к которому мог зайти Саша, был готов холодный квас, кофе и хороший абхазский сыр. А ещё каждый изворачивался как мог, чтобы свести его с очередной девицей подобающего возраста. Но тот был неуловим, словно призрак, подсовывая вместо себя каких-то других парней и вообще всячески избегая политических альянсов. И вот это качество Сталину нравилось больше всего. Крепко поднаторев в искусстве политической интриги, Иосиф Виссарионович, конечно, знал, как это происходит. Да даже его первый брак с Экой Сванидзе показал, как происходит такое влияние и как тяжело от него избавиться.
А ещё у Александра была удивительная способность общаться с людьми. Он никогда не выступал просто так, а всегда превращал любой митинг в спокойную доверительную беседу. Разговор равного с равными. И эффект от такого разговора был иногда посильнее, чем любое собрание.
Сталин крепко затянулся и выпустил тугую струю сизого дыма прямо в стекло.
Сейчас Саша гулял по Москве в компании братьев, сестры и детей руководителей трёх стран – Бруно Муссолини, Ирмы Тельман и других. Он тоже получил свою часть праздника, хотя, по справедливости, должен был сидеть здесь, среди тех, кто сделал эту победу возможной.
В дверь коротко стукнули.
– Войдите…
– Товарищ Сталин, – дежурный секретарь, он же охранник Коля Лядов, заглянул в комнату через полуоткрытую дверь. – Вы просили сообщить, когда все соберутся.
– Иду, – Сталин развернулся и, широко шагая, двинулся в сторону гостиной, где уже сидели приглашённые гости.
Булганин, Берия, Ворошилов, Будённый, Киров, Калинин… Те, кого можно было назвать «соратниками». Почти все в форме, блестя орденами и что-то обсуждая, они весело смеялись, придавая всей сцене почти семейный оттенок.
Повод для радости имелся, и какой! Выстоять в войне с пятью странами и на трёх направлениях одновременно, к чему они, конечно, не были готовы.
Тепло приветствовав всех собравшихся, Сталин пригласил гостей за стол, и первый тост выпили, конечно, за победу. Потом, отдав должное искусству поваров, выпили и за Революцию, и за Красную Армию.
Увидев, как плотно Лаврентий Берия занялся отбивной, Сталин усмехнулся:
– Тоже нормально не поел на этом банкете?
– Да какая там еда! – громыхнул Будённый. – Толкотня, как на вокзале. И всяк подойти норовит да сказать чего. Я уж грешным делом думал заехать куда да перекусить…
– Кушай, дорогой товарищ Будённый. Такое дело сделали. Не твоя бы армия, так мы бы эту Варшаву ещё месяц ковыряли.
– Да, а если бы не алабинцы, я бы там всех своих конников положил, – маршал нахмурился. – Не город, а одна сплошная западня. А эти-то вот как-то так – раз! – и пулемёт молчит. Два – и уже выволакивают пленных. Три – и на польской батарее одни трупы. Сдали позицию второй линии, а следом уже волкодавы Лаврентия… Чисто механизм какой.
– Механизм… – проворчал Берия. – А сколько пота и крови они пролили на тренировках? И это ещё несмотря на пособия.
– Пособия? – Сталин вопросительно поднял бровь.
– А ты что, не в курсе? – Берия рассмеялся тихим голосом. – На каждый чих – книжечка. И как здания зачищать, и как фильтрационный пункт устроен, и разгрузки эти, и броня, и шлемы, да вот взять хотя бы фонарик подствольный. Ну ерунда же. Понятно, что света в зданиях нет, а в подвалах – тем паче. Но вот просто прицепить фонарик к автомату, да ещё и сделать его так удобно… А очки эти из авиационного плексигласа? Сколько глаз уже спасли… Пулю в упор, конечно, не держат, но вот осколок мелкий или пулю на излёте – так вполне. А глазу много ли надо? А так очки поменял, и вперед.
– Это всё он? – спросил Сталин, уже зная ответ, и, увидев утвердительный кивок, усмехнулся: – Ты его не хвали. Я сам знаю, что он умный, да. Ты себя хвали. Чтобы это всё заработало, сам сутками не спал. Товарищ Будённый вот с полигона месяцами не вылезал. Товарищ Ворошилов тоже не прохлаждался, как и все здесь сидящие. Так что не нужно приписывать победу одному человеку.
– Так мы и не приписываем, – Ворошилов развёл руками и улыбнулся. – Просто сын твой меня порой пугает до дрожи в коленях. Недавно вот пришёл и интересуется, а как у нас обстоят дела с дальним обнаружением вражеской авиатехники? Ну, я и отвечаю, что и с ближним-то не очень. Радары эти вот только-только поступать в войска стали. Ещё толком ни операторов нет, ни взаимодействия с войсками. А он знаешь, что предложил? Ставить их на ДБ-3. Тогда, говорит, и обзор будет дальше, и связь с командованием лучше. Прямая видимость, мол. И приходит через день мне бумага из разведупра, что американцы планируют участие в авианалётах крупных авиационных соединений, поднимая за один раз по триста-четыреста машин. То есть ответил на вопрос, который ещё не был задан. И если мы эту армаду издалека увидим, то, стало быть, и ответ нужный приготовим.
– Да-да. А мне привёз немецких ламповых арифмометров, – Булганин, который тоже был в форме, широко улыбнулся, вспомнив, какую суету и раздрай вызвало появление сына Сталина с двумя десятками новейших вычислительных приборов, о существовании которых он даже не знал. – Он даже настоял, чтобы не распылять арифмометры по отделам, а создать единый расчётный центр, куда будут поступать особо громоздкие задачи. И знаете, это сработало! Эффект потрясающий! Сроки обсчёта сократились вдвое, а где и втрое, и даже больше. Так мало того, пообещал более мощную машину к концу года. Опытный экземпляр, но говорит, что сможет заменить сразу полсотни механических арифмометров, – Николай Александрович подхватил вилкой кусочек буженины и, вбросив ароматный ломтик в рот, прожевал и закончил: – Так вот. Привёз эти… как он назвал, «калькуляторы», и через час сбежал. Говорит, времени мало. А на часах было уже четыре часа пополудни. И не веселиться ведь ехал.
– Ты это к чему, Николай Александрович? – Сталин нахмурился, и кустистые брови сошлись над переносицей.
– Загоняем мальца, – бухнул Будённый. – Он уже сейчас в свои семнадцать работает, как мы. Бензина жжёт по три нормы в день.
– И что же я вижу, товарищи? Натуральный заговор! – Сталин усмехнулся. – Все думают о здоровье Александра Сталина, а товарищ Иосиф Сталин, стало быть, совсем не думает. А вы пробовали удержать этого абрека малолетнего? – он рассмеялся гулким каркающим смехом. – Я сейчас вам историю одну расскажу. Немецкие товарищи строят у нас завод в Рыбинске. И упёрлись они в какой-то дореволюционный дом. Да дом такой, что трактором не свернуть. Стены в метр толщиной. Уже начали согласовывать изменения в проекте, когда товарищ Александр приехал. Походил вокруг, попросил полсотни килограммов динамита, потом выгнал всех со стройки, да взорвал тот дом. Да так аккуратно, что только горка битого кирпича. Взорвал, пожал руку начальнику строительства и отбыл с пожеланием не задерживать график. Боюсь, что если кто-то попытается остановить Сашу, его ждёт та же судьба. Гора обломков, если что-то вообще останется. Если задачу себе поставил, не остановить. Да уверен, у многих из вас есть такие истории. Ну, кто желает превратить товарища Сашу в обычного школьника Страны Советов? – Сталин весело посмотрел на соратников.
– Я тебе ещё смешнее историю расскажу, – Берия отложил вилку и протер губы салфеткой. – Делегация эта, британцев. Решили походить по Москве, а переводчик один так сразу понесся на встречу. А потом удачно так пересёкся с товарищем Сашей в Праге. И Саша словно понял, что к чему, и сразу сел за столик с микрофоном. Запись я тебе потом привезу, послушаешь. Ну, а если коротко, надо ему было кое-что от Сани. И не придумал он ничего лучше, чем начать угрожать его семье. Не прямо, конечно, но так… понятно вполне.
– И что же потом случилось? – Сталин нарочито медленно смахнул пылинку с плеча.
– А никто не знает, – Берия усмехнулся. – Только потом, минут через двадцать как товарищ Саша ушёл, мои ребята подошли к этому деятелю, а тот уже всё. Взгляд стеклянный, слюни изо рта пускает… В общем, идиот клинический. Отвезли его обратно в посольство да сдали с рук на руки.
– Ну, дураком-то он изначально был, – Будённый усмехнулся и подкрутил шикарные усы. – Это ж надо – угрожать Саньше. А что за деятель такой, а, Лаврентий Палыч?
– Да самый что ни на есть представитель мировой буржуазии. Личный секретарь Питера Ротшильда. Перед тем как в овощ превратиться, много чего наговорил. Часа полтора его Александр… расспрашивал. Три раза плёнку в магнитофоне меняли.
– Самому-то не страшно? – Сталин в упор посмотрел на Берию, и тот, мгновенно поняв, в чём вопрос, лишь улыбнулся в ответ.
– Нет, Коба, не страшно. Страшно страну профукать. Страшно перед людьми балаболом прослыть. А это… – он взмахнул рукой, – впечатляет, конечно. Но уж точно не страшно.
– Хм, – Сталин тяжело вздохнул. – Думаете, я не знаю, что вы его хотите в секретари ЦеКа? Выбрали себе царя, понимаешь.
– Я не вечен, Коба, – Берия упрямо склонил голову и смотрел исподлобья. – И ты не вечен. И никто из нас. И что мы после себя оставим? И, главное, кого? Вы знаете, что из восьми разведшкол две работают по новым программам?
– И кого они готовят? – Ворошилов, для которого это было новостью, напрягся.
– Управленцев! – Берия расхохотался неожиданно сильным раскатистым смехом. – Управленцев! Психологию преподаём, экономику, военное дело, конечно, и многое другое. Да, вы скажете, что у каждого наркомата есть профильные училища, вузы и прочее. А сколько из тех студентов прошли многоэтапный отбор? А кто из них уже на втором курсе прошёл практику на заводах и прочих – весьма непростых – учреждениях?
– Так это оттуда молодые совсем мальчишки и девчонки у меня в наркомате на практике? – Ворошилов покачал головой. – Да, занятные ребятки. Вроде сидит такой, бумажки перебирает, а как глянет, словно насквозь тебя видит.
– А я бы кое-кого из этих мальчишек уже сейчас поставил заведовать отделом, а то и сектором, – Булганин вздохнул. – Только нескоро ещё выпуск. Только через четыре года.
– Он всегда работает на будущее. На перспективу, – продолжал говорить Берия. – Словно в голове всегда картинка, как должно быть на самом деле, и двигает ситуацию в сторону этой картинки.
– От меня-то вы что хотите? – Сталин, который благодаря Александру знал обо всех его работах, и куда более подробно, откинулся на спинку полукресла. – Звание дивизионного комиссара, вон, товарищ Будённый ему пробил, кандидат в члены Центрального Комитета, вся грудь в орденах. Чего ещё?
– Надо вводить его в основной состав Комитета, – произнёс Будённый.
– И пусть начинает посещать лекции в Институте народного хозяйства, – быстро добавил Булганин. – Обязательно по такому случаю дёрну и Канторовича, и Чаянова…
– А военное дело? – вскинулся Ворошилов. – Пусть и в нашу академию Генштаба походит. Он, конечно, парень толковый, но образование ещё никому не мешало.
– Тогда пусть поступает в Московский университет, – подал голос молчавший до сих пор Молотов. – Там и военные кафедры есть, да и общий уровень весьма высок. А факультативно сможет посещать лекции где угодно.
– Значит, начали разговор о том, чтобы разгрузить Александра, а потом закончили тем, чтобы взвалить на него ещё и университет? – Сталин, достав из кармана пачку папирос «Герцеговина Флор», стал набивать трубку мелким табаком. – А у него кто-нибудь спросил, чего он сам хочет? Я вот пока о его планах не слышал. А вот о планах японского командования мне уже доложили.
– Война? – хмуро спросил Будённый. – Да когда же они успокоятся, твари помойные? Что же им от нас надо-то?
– Как говорит Саша, им надо, чтобы нас не было, – Сталин поднёс спичку к трубке и, неторопливо раскурив, выдохнул первый клуб дыма. – Им не нужны русские рабы, им даже не столько нужна наша земля. Жить здесь они всё равно не смогут. Им просто нужно уничтожить Россию. Уничтожить и заселить её хоть китайцами, хоть неграми, да хоть индусами. Или вообще оставить безлюдной. Но пока мы живы, очень многим будет плохо спаться. А это значит, что?
– Похороним и этих, чего уж там, – Киров расправил плечи и до хруста сжал тяжёлые рабочие кулаки.
– Значит, этому молодому тигру будет об кого точить свои клыки, – Сталин весело рассмеялся, представив себе, сколько печальных сюрпризов ждёт японскую армию.
А виновник всех этих разговоров гулял по Москве и был счастлив. Счастлив потому, что уже не будет двадцати пяти миллионов смертей и десятков тысяч разрушенных городов и сёл, не будет блокады Ленинграда и многого другого. Да, история сделала невероятный кульбит, сведя в один союз Италию, Германию и Советский Союз. И кто бы ни говорил о естественности такого партнёрства, но полноценный союз между Германией и Россией был впервые за всю историю.
А ещё Александру было хорошо, потому что рядом шли его названые братья и новые друзья: Ирма Тельман, Бруно Муссолини, Амайя Ибаррури – дочка неистовой Долорес, пламенной Пассионарии, учившаяся сейчас в Университете Коминтерна, Лера Кузнецова, ставшая на время обучения Валерией Орловой, и пара её подруг по Ленинской технической школе. Теперь школа готовила не диверсантов, а управленцев, что, кстати, не сильно сказалось на программе, а девочки стажировались не только в войсках, но и на заводах.
Справа, прижавшись к его руке, шла Светлана Сталина, а слева солидно, как и подобает мужчине – Славка Бартеньев, такой же неугомонный, боевитый и задиристый, каким был в первый день знакомства.
Весело гомонящая толпа высыпала из прикреплённого к ним автобуса и пошла по Красной площади, привлекая всеобщее внимание как молодостью, так и вполне взрослыми орденами на груди у мальчишек. Бруно, щеголявший в форме лейтенанта итальянских ВВС, шёл заливаясь соловьём, прихватив под руки сразу двух девушек, так и не решив, кому же отдать предпочтение. Стройной и гибкой Валерии или несколько более крепкой и женственной Малгожате.
Бьянке Висконти, поступившей на первый курс исторического факультета МГУ, тоже не было скучно, так как вокруг неё буквально вился ужом Артём, что-то рассказывая и размахивая руками, словно хотел накинуть на итальянскую красотку невидимую сеть.
А Светлане Сталиной было не до всех этих раскладов. Её Саша шёл рядом, и девочка специально растягивала свои шаги, чтобы попадать в ногу своего кумира.
Одетая в синюю юбку и длинный пиджак, она гордо посматривала по сторонам, ловя завистливые взгляды других девчонок, встречавшихся на пути. Да, она могла завалить взрослого мужчину голыми руками, а из пистолета выбивала восемьдесят из ста из своего новенького «Вальтера» РРК, но внутри осталась такой же маленькой девочкой, как и была.
С появлением Александра всё изменилось так сильно, что их прежняя жизнь казалась просто дурным сном. Чёрные тучи, давившие на Свету со всех сторон, не только отошли, а полностью рассеялись, сломленные железной волей одного человека – Саши Белова. Да, её папа был чрезвычайно волевым и невероятно сильным человеком, но у него, кроме семьи, была на плечах огромная страна, и заботы о ней не давали ему времени просто побыть с семьёй. Даже в редкие выезды в отпуск постоянно приезжали ответственные работники и надолго отвлекали отца.
А вот у Александра вполне хватало времени на всё. Занимаясь десятками проектов, он не только сам тратил время на семью, но и выдёргивал из рутины дел приёмного отца.
Даже заказал где-то и привёз в загородный дом металлическую конструкцию, которую называл «мангал». Тогда на запах жареного мяса сбежалось почти всё население Ближней дачи, а потом вышел сам Иосиф Виссарионович, да так и остался с ними, пробуя сочные шашлыки из баранины и запивая их лёгким вином.
А ещё Саша научил Сталина доверять своим детям. Светлана улыбнулась, вспомнив, какое лицо было у отца, когда тот вручал Светлане разрешение на ношение оружия. Тот словно не верил самому себе, мысленно повторяя, что это морок, и сейчас он очнётся.
Но прошло совсем небольшое время, и наличие оружия у хрупкой девочки уже не вызывало у Сталина никаких эмоций, кроме гордости за так резко повзрослевшую дочь.