— Но ведь Рената не выходит из картины! сказала я. — Мы же столько раз пытались выманить ее из нарисованного мира!
— Значит, выходит, — пробормотал Грег.
— Ты хотел отправиться к ней? — уточнила я.
Он кивнул.
Я быстро пошла наверх и начала одеваться. Когда возле шкафа возник Грег, я даже внимания на него не обратила. Натянув джинсы и первый
попавшийся под руку свитер, я расчесала волосы и всмотрелась в свое отражение: лицо бледное, но, видимо, от снедавшего меня волнения. Впервые меня начала раздражать моя прическа. Я всегда носила длинные волосы, они у меня светло-русые и летом, выгорая на солнце, приобретают золотистый оттенок. Но после истории с родителями я неожиданно для себя полностью поменяла имидж. Как сказала моя подруга Лиза, это своего рода протест против решения матери. Лиза стилист, она же и сделала мне короткое каре с объемной, закрывающей брови челкой и покрасила волосы, по моему настоянию, в шоколадно-коричневый цвет. Мне очень нравился мой новый имидж. Но сейчас я поняла, что вновь хотела бы стать блондинкой. Я тряхнула отросшими волосами, челка падала на глаза, тогда я закрепила ее наверх заколкой. Открытый лоб сделал лицо строже, и это меня странным образом успокоило.
— Жаль, что не могу подобно вам, вампирам, по своему желанию менять внешность, сказала я Грегу, стоявшему рядом и молча наблюдавшему за мной. — Знаешь, мне безумно надоел и этот тёмный цвет волос, и эта стрижка. Но пока они отрастут!
— Ты мне нравишься в любом виде, — улыбнулся он.
Я невольно улыбнулась в ответ.
— Надо бы как-нибудь сходить к Лизе в салон. Пусть вернет русый цвет. Пошли? Гper кивнул, и мы спустились в холл. Он помог мне надеть куртку, сам накинул длинный плащ, голову прикрыл широкополой шляпой, низко надвинув ее на лицо.
Мы жили в Замоскворечье в элитном доме. Когда я окончательно ушла от родителей, Грег настоял, чтобы я купила квартиру именно в этом районе. Дело в том, что они с Ренатой уже давно поселились здесь, их квартиры занимали целый этаж высотного дома, который находился всего в пятнадцати минутах ходьбы от нашего нового жилья. Опять-таки по настоянию Грега квартиру оформила на свое имя. Помню, что цена меня вначале испугала, к тому же квартира была двухуровневой и огромной. Но для Грега деньги не имели никакого значения. Его семья в течение многих веков накапливала средства, и я могла лишь предполагать размеры их состояния. Грег в свое время открыл счет на мое имя и положил туда немалую сумму, объяснив тем, что я должна быть финансово независима в любых обстоятельствах. Очень скоро я оценила преимущества такой независимости.
На улице было сыро и туманно. Мы медленно двинулись по скользкой опавшей листве, устилающей тротуар. Грег крепко держал меня за " руку, шел, опустив голову и пряча лицо под полями шляпы. В отличие от традиционных вампиров, он не боялся дневного света, правда, на солнце ему становилось не комфортно. Он впадал в заторможенное состояние, похожее на анабиоз. И если очень долго оставался под прямыми солнечными лучами, то совершенно лишался сил. Он, естественно, избегал быть на солнце, потому что мог стать легкой добычей охотников на вампиров. Но вот такие пасмурные туманные дни практически не причиняли ему никакого вреда. Грег, конечно, становился менее активным, чем ночью, но в остальном чувствовал себя вполне сносно.
Когда мы приблизились к подъезду, консьерж вежливо поздоровался и распахнул перед нами дверь. Грег взглянул на него из-под полей шляпы, сухо ответил. В лифте он заметил, что всегда удивлялся способности консьержа узнавать его, несмотря на совершенно разные образы: Грег любил менять внешность, борясь таким способом со скукой, неизбежно возникавшей, если живешь вечно.
Он думает, что мы с Ренатой актеры, неожиданно сообщил Грег и тихо засмеялся.
— Вот как? — изумилась я.
— Слышала бы, что он о нас думает! Меня иногда забавляет читать его мысли. Его предположение на наш счёт весьма оригинальны. Но в конце концов, он пришел к мнению, что мы дели олигархов, но из каприза избрали актёрское поприще. Нам это даже на руку, меньше сплетен.
— Это верно, — согласилась я.
Мы вышли из лифта. Грег мельком глянул на дверь своей квартиры, потом неуверенно спросил, не хочу ли я зайти вначале к нему. Я лишь пожала плечами и ответила, что не вижу смысла и что лучше сразу отправиться к Ренате. Он кивнул, достал ключи и открыл ее дверь. В холле было темно и тихо. Спертый воздух давно не проветриваемого помещения, в котором явно никто не живет, заставил меня поморщиться. Я скинула куртку и прошла в гостиную. Первым делом подняла тяжелые портьеры и приоткрыла одно из окон. В гостиной царил идеальный порядок, Рената любила, когда вокруг нее все идеально. Ее жилище заполняли изысканные старинные вещи вперемежку с ультрасовременной техникой.
— Пойдем в мастерскую? — напряженным голосом предложил Грег.
— Хорошо, — согласилась я и двинулась за ним. — Только навряд ли мы там увидим что-то новое.
Рената ушла в картину, на которой был изображен Ганс, вот уже больше месяца назад, с тех пор ее никто не видел. У меня не выходило из головы сообщение о маньяке: хотя в душе я отказывалась верить, что это Рената, Грег не мог ошибаться. Благодаря своим сверхспособностям, он видел то, что обычный человек в принципе видеть не мог. К тому же он умел, входя в транс, видеть прошлое. Я сама несколько раз погружалась с ним в подобное состояние.
«Он знает, что это сделала Рената, — думала я, следуя за ним в мастерскую. — Видимо, наблюдал за ней, но решил не говорить мне до поры до времени»
В мастерской всё на первый взгляд оставалось без изменений — полки, уставленные коробками с красками, кисточки, торчащие из стаканов, рулоны ватмана, холсты на подрамниках, стоящие вдоль стен, и, конечно, множество законченных картин, развешанных от пола до потолка. И устойчивый запах масляных красок. Картина, про которую мы говорили, стояла на мольберте. Она была довольно большой и прямоугольной. Грег сразу подошел к ней и аккуратно повернул. Я вздрогнула и схватила его за руку.
На полотне изображалась скамья, за ней терялся в туманной дали прекрасный заросший парк. Обычно она была пуста, так как Рената и Ганс предпочитали проводить время в лесу, вдали от любопытных зрителей. В этот раз они сидели на скамье и выглядели словно живые. Ганс превратился в утонченного красивого юношу: его редкие тонкие русые волосы стали густыми и блестящими, они отросли почти до плеч и падали вдоль бледных щек белыми волнами. Глаза стали как будто больше, прежде серые, теперь они имели синеватый оттенок и переливались в тени длинных темных ресниц. Казалось, Ганс следил за нами с полотна, словно был жив. Черты лица стали утонченными и породистыми, веснушчатая когда-то кожа выглядела белой и гладкой, а крупные губы, которые я раньше называла про себя лягушачьими, приобрели красивые очертания. Рядом сидела Рената. Она всегда отличалась необычайной яркой красотой брюнетки, и мало кто мог перед ней устоять, но сейчас мне показалось, что в ее лице появилось что-то хищное. Возможно, такое впечатление складывалось из-за горящих темно-карих глаз, глядящих пристально и жестко, и нервно подрагивающих ноздрей. Она тоже словно следила за нами с полотна.
— Привет, — тихо сказал Грег. И я ясно увидела, как усмехнулась Рената, а Ганс сжал ее руку. Но они не ответили.
— Рената, я все знаю, — продолжил он. Не считаешь, что нам необходимо поговорить?
Она снова не ответила.
— Выйди к нам! — позвала я. — Ганс подождет тебя в вашем мире, никуда он не денется!
— Выйди! — настойчиво повторил Грег. Они вдруг встали. Мы замерли, но они отвернулись от нас и, взявшись за руки, ушли вглубь парка. Мы стояли в оцепенении, пока их силуэты не растаяли в туманной дали.
— Дьявол! — с чувством воскликнул Грег и
схватил картину. Он начал трясти ее и кричать, чтобы Рената немедленно вернулась. Я ждала, пока он успокоится.
Скоро Грег затих и аккуратно полотно на мольберт, затем остановился перед ним и о чём-то задумался. Я молчала глядя на пустую скамью.
— Если Рената умеет входить в этот нарисованный мир, то почему я этого все еще не умею? _ наконец заговорил он. - Почему? В чем её секрет?
— Наверное, в том, что именно она создатель этого мира, - предположила я. — Понимаешь? Раз она творец, то может распоряжаться усмотрению и даже жить в них, а ты к ее картинам не имеешь отношения.
— А Ганс имеет? — раздраженно заметил
Грег. — Он ведь тоже нарисован, как и я, на
многих ее полотнах, как, впрочем, и ты.
— А при чем тут Ганс? Что-то я не очень понимаю ход твоей мысли, — удивленно произнесла я.
Грег смутился и опустил голову. Меня все это уже начало сильно тревожить, так как я видела, что он знает явно больше, чем говорит. Я давно поняла его политику по отношению ко мне: Грег считал, что чем меньше я знаю, тем крепче сплю. За много лет своего существования он привык принимать решения в одиночку, ни на кого не перекладывая ответственности. Я же считала, что раз мы вместе, то должна знать все. И трудности мы должны преодолевать тоже вместе, а излишняя опека меня только раздражала. Я уже открыла и хотела начать выяснять отношения, как Грег встал, взял меня за руку и, пробормотав, что нам тут больше нечего делать, вывел из мастерской.
— А Ганс имеет? — раздраженно заметил
Грег. — Он ведь тоже нарисован, как и я, на
многих ее полотнах, как, впрочем, и ты.
— А при чем тут Ганс? Что-то я не очень понимаю ход твоей мысли, — удивленно произнесла я.
Грег смутился и опустил голову. Меня все это уже начало сильно тревожить, так как я видела, что он знает явно больше, чем говорит. Я давно поняла его политику по отношению ко мне: Грег считал, что чем меньше я знаю, тем крепче сплю. За много лет своего существования он привык принимать решения в одиночку, ни на кого не перекладывая ответственности. Я же считала, что раз мы вместе, то должна знать все. И трудности мы должны преодолевать тоже вместе, а излишняя опека меня только раздражала. Я уже открыла и хотела начать выяснять отношения, как Грег встал, взял меня за руку и, пробормотав, что нам тут больше нечего делать, вывел из мастерской.
Оказавшись на улице, мы остановились и посмотрели друг на друга. Начал накрапывать мелкий затяжной дождик, город выглядел неуютно, захотелось забраться в наше теплое красивое гнездышко. Видимо, мы подумали об этом одновременно, так как хором произнесли:
— Может, домой?
И тут же дружно рассмеялись.
— Ты же хотела по магазинам пробежаться, — все-таки сказал Грег и положил руку мне на плечо, мягко прижав к себе.
— В другой раз, — ответила я, обнимая его за талию. — Ничего такого мне не нужно. У меня есть абсолютно все... для полного счастья.
Произнеся это, я чуть погрустнела. Конечно, я лукавила. Для полного счастья мне нужно было только одно — чтобы мой любимый стал человеком. Он так мечтал об этом!
Когда мы оказались дома, я сразу отправилась к себе на второй этаж. Мне хотелось забраться в горячую ароматную ванну и расслабиться, я любила добавлять в воду морскую соль и масла растений. Грег не последовал за мной, и за это я была ему благодарна. Нужно было какое-то время побыть одной и подумать. Рядом с ним размышлять оказывалось довольно сложно — любовь кружила мне голову, я физически ощущала присутствие любимого в доме, словно между нами возникало энергетическое поле и к заполняло все пространство вокруг нас. И это же поле являлось сильнейшим магнитом. Бывало, что мы расходились по своим комнатам. Грег сидел в Интернете, я валялась на кровати и читала какую-нибудь интересную книжку, но через полчаса или максимум час мы каким-то таинственным образом оказывались рядом: или Грег возникал в моей спальне, словно материализовавшись и воздуха, или я шла к нему в кабинет, или мы сходились в гостиной и бросались друг к другу в объятия.
— Тебе приготовить что-нибудь на обед? — услышала я вслед и остановилась на лестнице.
Грег никогда и ничего не ел и не пил, но последнее время пристрастился к приготовлению пищи. Как он говорил, ему было приятно что-то делать своими руками для меня, к тому же запах пищи, ее вид и цвет рождали в нем какие-то давно забытые ощущения.
— Не знаю, — неуверенно ответила я. — Отбивные под швейцарским сыром, картофельное пюре и овощной салат? — предложил он, широко улыбаясь.
— Ты меня скоро раскормишь так, что ни в одну дверь не влезу! — засмеялась я.
— Мне доставляет удовольствие наблюдать, как ты ешь, — сказал Грег. — У тебя всегда отличный аппетит.
— Приготовь, что захочешь, — сказала я и побежала вверх по лестнице.
Ванна на этом этаже была квадратной и довольно большой. Как только я набрала воду и устроилась в ней, тут же появился Грег. Я не смогла сдержать смеха.
Кто-то обещал накормить меня вкусным обедом, — лукаво проговорила я. — А ведь на это время нужно! Но если тебе не хочется готовить, то я могу и сама...
Грег присел на корточки, положив подбородок на край ванны. Его лицо напоминало мне забавную мордочку щенка, выпрашивающего у хозяйки ласки. Я снова рассмеялась и брызнула на него розовой пеной. Грег сдул ее с носа и вдруг нырнул в воду прямо в джинсах. Я испугалась, ведь его тело, живущее по другим законам, плохо переносит нагревание, а вода была достаточно горячей.
— Глупый! — укоризненно заметила я и пустила холодную воду. — Тебе же нельзя здесь находиться!
— Не могу без тебя! — улыбнулся он и взял меня за талию.
Я, задыхаясь от хохота, попробовала ускользнуть из его цепких рук, но не тут-то было! Грег держал меня крепко. Он был в джинсах, но без футболки, и его мокрый торс блестел, как влажный белый мрамор. Я перестала смеяться и начала гладить холодные плечи, не сводя глаз с его начинающих наливаться кровью губ. Это был плохой признак, но я закрыла глаза и потянулась к его губам. Если вам постоянно что-то грозит, то постепенно чувство опасности притупляется. Как ни странно, но психика привыкает и к такому. Я в нетерпении ждала поцелуя. Когда прохлада губ коснулась моей щеки, тихо вздохнула и обхватила Грега за шею, прижавшись к нему всем телом. Я слышала, что он уже задыхается, но и я изнемогала от желания, Я сама нашла его приоткрытые губы и прильнула к ним.
Он ответил. Мне хотелось, чтобы наш поцелуй никогда не кончался, казалось, что мы сливаемся в одно целое. Золотистые огоньки вспыхивали перед моими плотно сомкнутыми веками, розовые искорки сверкали и тут же гасли, сиреневые всполохи переливались, я сгорала от любви в этом разноцветном мареве эйфории.
И вдруг все закончилось. Я снова обнимала пустоту. Наши ласки обычно приводили именно к такому финалу, так что удивляться было нечему.
Я глубоко вздохнула и открыла глаза. Ванна была пуста.
Пустила горячую воду и вытянулась во весь рост. Раньше, когда Грег вот так исчезал, я не могла сдержать слёз но сейчас точно знала что он рядом, и мне не нужно изнывать от неизвестности, когда он появится вновь и появится ли вообще.
Полежав в ванне еще какое-то время и окончательно расслабившись, решила, что пора выходить. Мое внутреннее равновесие восстановилось. Когда я спустилась вниз, то увидела, что Грега в гостиной нет. Я заглянула на кухню. Его не было и там, правда, приборы уже стояли на белоснежной кружевной скатерти. Тогда я отправилась в его кабинет. Грег стоял у стены и смотрел на текст, помещенный в рамочку и спрятанный под стекло. Я замерла. Это текст вампирского поверья. Грег однажды захотел, чтобы он постоянно находился перед нашими глазами.
Любимый медленно обернулся ко мне, его о было грустным. Я приблизилась и обняла уткнувшись лбом в плечо.
— Сам не понимаю, зачем так часто перечитываю эту легенду. И так знаю ее уже наизусть, — тихо проговорил Грег и легко обнял меня, целуя в макушку.
— Наверное, тебе это необходимо, - прошептала я и подняла голову, невольно вглядываясь в строчки.
Это было очень древнее поверье. Вампиры передавали его друг другу устно, как легенду, по которой получалось, что обратное превращение возможно. Грег и Рената тоже слышали ее, но вначале не верили. Рената в отличие от Грега никогда не стремилась вновь стать человеком, г вот он еще до встречи со мной мечтал об обратном превращении. Как оказалось, у Атанаса хранилась письменная копия легенды. И она попала к нам в руки. Приведу текст полностью.
«Тьма предостерегает детей своих: не поддавайтесь обольщению светом! Тьма дала вам силу, власть, вечную жизнь, Тьма избавила вас от слабости человеческой оболочки, от болезней тела, сделала вас неуязвимыми...
Но Тьма знает случаи, когда происходило обратное превращение. Поэтому в этом послании желает предостеречь всех. Вы же не хотите вновь оказаться слабыми, беззащитными, смертными людишками, раздираемыми бесконечными противоречиями и проходящими один и тот же путь от рождения к смерти. Поэтому история, которая будет изложена ниже, должна служить наглядным примером того, чего следует избегать всеми силами.
...Один вампир жил на земле около пяти веков, и начался у него обычный кризис среднего возроста. Он впал в депрессию и вместо того, что бы обратиться к нашим Отцам и пройти, если нужно, послушание, он начал уединяться от общества, проводить время в скитаниях по земле и искать, сам не зная чего. Его размышления привели к тому, что он перестал употреблять человеческую кровь. А вы знаете, что это грозный признак начинающегося распада вампирской личности. Затем он начал <творить добро>, к примеру, жалеть дичь, на которую он охотился. Как-то он выследил лань, но отказался от её крови лишь потому, что увидел рядом с ней маленьких оленят. Постоянный голод привел к тому, что вампир был обессилен, его рассудок словно затуманился. И вот однажды на закате он сидел возле реки и смотрел на алеющую воду. Неподалеку находилось селение, но вампир настолько утратил чувство собственной безопасности, что даже не скрывался. И когда к реке подошла девушка, он не сделал попыток исчезнуть. Он так и сидел с весьма печальным видом. Девушка пришла за водой. Но увидев вампира, она поставила ведра, опустила коромысло и приблизилась к нему.
— У тебя что-то случилось, странник? — участливо спросила она. — Ты такой бледный и печальный!