Президент, тяжело дыша и покраснев от натуги — вытащил тяжелую спортивную сумку в кабинет — ее не хватало сил нести, только волочь. Закрыл комнату-сейф, повесил на плечо автомат и стал ждать русских…
Отработав по целям, Ми-28 пошли по кругу над правительственным кварталом, отстреливая тепловые ловушки. В одном месте — взлетела ракета, видимо РПГ-7 и один из вертолетов, моментально довернувшись, ударил в это место струей трассеров. Над Махачкалой — висел дым, взлетали трассеры… в кроваво-красном свете заходящего солнца это выглядело особенно зловеще…
Транспортных вертолетов должно было быть два — их и было два. Две стрекозы, до боли знакомых Ми-8, служащих верой и правдой русскому солдату вот уже пятьдесят лет. Два — на случай, если один собьют или он не сможет продолжать полет из-за неисправностей. На вертолетах — тоже были подвешены блоки НУРС, по два на машину, в проеме двери десантного отсека — виднелось тонкое, черное рыльце пулемета. От здания президентского дворца, сильно поврежденного к тому времени — дали одну зеленую ракету. Сделав круг над площадью, один вертолет пошел на посадку, грамотно пошел, на грани фола, чуть не задевая лопастями здание и прикрываясь подбитым в середине площади бронетранспортером — когда вертолет будет на земле, он частично перекроет для стрелков Мугуева цель. Если стрелки еще рискнут связываться с русской ударной вертолетной группой — удар «Ночных охотников» мог любого привести в чувство. Чувство страха…
Канонерский «мишка» вел прикрывающий пулеметный огонь по зданиям, второй — уже опустился, из него выскочили четыре человека и у каждого, как успел заметить подполковник — по пулемету, ротному или легкому.[45] Хорошо подготовились, это тебе не девяносто пятый. Потом — из вертолета выбросили несколько больших, отлично знакомых любому военному ящиков — боеприпасы, выскочили еще несколько человек, в камуфляже, с автоматами. Пригибаясь, побежали к зданию…
— Князь общий — отсчет. Повторяю — отсчет. Огонь по сигналу…
Слитный топот по коридору — чудесно обострившимся слухом, президент услышал его. Это для него — было лучшей музыкой. Русские — пришли, чтобы спасти его от своего народа, к которому он испытывал ничего кроме омерзения.
Кто-то толкнулся в дверь, забарабанил со всей силой
Черт, забыл…
Президент метнулся к двери, открыл ее. Военные вскинули автоматы, но тут же опустили их…
— Караев Гаджи Ахматович… — спросил один из них, словно сверяя личность осужденного с делом.
— Да. Это я — кротко сказал президент
— Мы должны вывезти вас отсюда. Немедленно.
— Я… я сейчас.
Дошло до нас, что когда имама Ахмада ибн Ханбала (да будет доволен им Аллах) посадили в тюрьму, один из тюремных охранников пришел к нему и спросил его:
«О Абу Абдуллах, хадис в котором говорится об угнетателе и тех, кто помогает ему — он достоверный?»
Он сказал, «Да».
Тюремщик тогда сказал, «Так что же, я считаюсь помощником тирана?»
Имам Ахмад сказал, «Нет, помощники тирана, это те, кто расчесывает тебя, стирает твою одежду, готовит тебе еду, и покупает и продает у тебя. Что касается тебя, то ты сам и есть один из тиранов».
Манакыб ал имам Ахмад от ибн ал Джавзи, стр. 397Несмотря на весь творящийся бардак… бардак просто несусветный, не входящий ни в какие рамки — связь в городе работала. Никому — ни военным, ни милиционерам, ни атакующим их боевикам Мугуева и ваххабитам — не пришло в голову нарушать систему сотовой связи, потому что она нужна была обеим сторонам. Сотовая связь в городе была неприкосновенной — и она продолжала работать. Ее, конечно, прослушивали русисты — но боевики говорили между собой на языках малых народностей Дагестана или условным фразами — и попробуй, найди переводчика для всей этой тарабарщины…
Работала связь и в осаждаемых зданиях правительственного квартала.
Конечно, звонили не только по делам, звонки были разные. Бойцы президентской охраны, личной гвардии президента, других полузаконных формирований — никому и никогда не сообщали номера своих сотовых и часто их меняли. С ними занимались сотрудники ФСБ, обучали их — и они знали, что сотовый телефон это не только маяк, который ты носишь всегда при себе, но и готовое подслушивающее устройство. Удивительно — но это же самое знали и боевики. В связи с контртеррористическими мероприятиями — СИМ-карты запрещалось продавать без паспортов, но стоило только зайти на рынок — и к тебе сразу кидались торговцы, предлагавшие левые СИМки, зарегистрированные на стариков и старух — на некоторых стариках было по сотне телефонов. Вот такие телефоны и носили при себе — и «стражи власти» и откровенные бандиты.
В тот час, когда вертолеты только кружили над площадью, как ищейки, решая модно ли приземляться или это слишком опасно — на первом этаже здания, в числе других гвардейцев сидел молодой парень по имени Иса Шомаев. Он был из Акуши, Акушинского района, где родился знаменитый Али-Хаджи Акушинский, проповедник и политик, впервые поднявший дагестанский народ против русистов. Но теперь — представитель даргинцев Караев — был главной всего государства и народа — второй по численности народ Дагестана, кстати, с максимальным процентом галлогруппы 1.[46] На сторону русистов вынужденно встал и Иса Шомаев.
Президент, заняв свой пост начал набирать полулегальную гвардию, состоящую из своих родичей — и это было хорошо, потому что в Дагестане была высокая безработица, а тут работа была простой и гарантированной, посильной даже сельскому парню. Когда пришло время — его и еще нескольких парней из его села — послали в Махачкалу. Там — они пришли по сказанному им адресу, их посадили в машину и привезли на какую-то виллу. Там — несколько часов мулла говорил с ними, как повезло дагестанскому народу с президентом Караевым, а потом — они дали клятву верности президенту — как положено, на Коране. Ночь они переночевали на этой вилле, к ним даже привели проституток — русских, естественно. На следующий день — они поехали, куда им сказали и их устроили на работу в одно из частных охранных агентств — созданных как крыша для президентских гвардейцев. Тут же — им оформили разрешение на оружие и корочки охранников — ни про какое обучение не могло быть и речи, зачем обучение кавказскому мужчине, он с детства воин, его отец должен учить стрелять, а не какой-то там русист шибко умный. Дали им и денег, сказали, где можно снять квартиру. Сначала они жили по четверо в квартире — это доставляло сложности, когда надо было приводить б…. - но потом, они начали зарабатывать, ставить крыши и разъехались — теперь у каждого хватало денег, чтобы снимать квартиру в одиночку.
Как жить — ему объяснили. Чужим — то есть тем, кто не относится к твоей народности — можно ставить крыши, но без беспредела, и чтобы делиться со старшими. Если совершил преступление, и тебя поймали — будешь отвечать, но если не поймали или ты договорился с полицией за свои деньги — никого это интересовать не будет. Если ты в Москве изнасиловал русскую или убил русского — это никого не интересует до тех пор, пока не начался большой скандал: если начался — тебя покрывать будут, но по мере возможности, с федеральным центром из-за тебя отношения никто портить не будет. Если ты свяжешься с ваххабитами или сам станешь ваххабитом, и об этом узнают — тогда убьют тебя и всю твою семью за предательство. И… да, на выборы надо ходить и голосовать за кого скажут старшие. Все.
И так — Иса Шомаев жил какое-то время. Потом — сломался.
Сломался он на одной операции, в принципе то обычной. Схватили одного подонка, он был наркоманом. Раскололи. Он показал на нелегальную точку. Получили приказ действовать самим, не сдавать точку русским — Президентская гвардия спаивалась кровью и ненавистью со стороны ваххабитов, составлявших значительную часть молодежи. К тому же — были люди, которые вели собственную разведработу, торговали информацией с русским ФСБ. Были и русские, которые за деньги давали информацию ваххабитам. Они подъехали и ударили по точке из Шмелей, потом подавили сопротивление. Когда стали вытаскивать обгоревших вахов — Иса в одном из них узнал своего лучшего друга, с которым они жили рядом в деревне. Он тоже хотел поступить в гвардию — но его почему-то не взяли. А теперь — он стал ваххабитом и сгорел в адском пламени, устроенном ударами огнеметов Шмель. Сгорел, ненавидя их, Иса не знал этого — но почувствовал…
Он понял, как их ненавидят…
Русский — может существовать в атмосфере всеобщей ненависти, ему на это плевать. Кавказец — нет. Кавказец может ничего не приобрести кроме уважения народа и прожить в довольстве и спокойствии до ста двадцати лет. А может — приобрести все земное, ездить на дорогой машине и иметь армию нукеров, но не быть признанным людьми и покончить с собой в дурном настроении. Были и другие… первое, что делали русские, это отрывали людей от общего, от целого, делали их такими же как они сами… отрезанными ломтями. В Махачкале им удалось это сделать со многими, очень многими — таким, например, был Президент, ему плевать, что его ненавидят, пока есть возможность воровать. Но Иса Шомаев был не таким… он, наверное, был бы таким, если бы родился в Махачкале — но он родился не в Махачкале, он родился в горном селе, где восходящее солнце высвечивает зубчатые отроги гор и где дома — стоит на самом краю пропасти.
Пропасти…
Иса Шомаев начал искать контакты с ваххабитами. И нашел.
Ему дали совершенно конкретные указания. Не делать ничего. Ходить в мечеть и выполнять полный намаз.[47] Ни о чем не заговаривать со своими сослуживцами, не пытаться ничего им объяснить про ислам. Осквернять себя запретным, если это делают все. И ждать. Единственного слова, приказа, команды…
Несколько минут назад — он получил ее. Команду…
— Что это, брат…
Иса показал экран мобильника.
— Такси…
Его напарник, парень по имени Хаджибек, веселый малый не расстающийся со снайперской винтовкой — истерически захохотал…
— Такси… шайтан меня забери… такси… вызывай и поехали к б… На такси со скидкой, шайтан меня забери…
Заберет…
Он не испытывал ненависти к своим сослуживцам — хотя знал, что если он будет раскрыт, они убьют и его и всю его семью. Они не знали… не знали животворного как горный ручей слова проповедей, никогда не постигали великую мудрость, сокрытую в шариате. Они воевали… за что они воевали? За то, что им приказывали люди, осквернившие себя и отрезавшие себе путь, обреченные гореть в адском пламени, когда придет Час. Как можно ненавидеть людей, которые заблуждаются, и которым уготовано пламя? Их можно только пожалеть, ведь они — не знают. Ему же — уготован рай. Как и любому из шахидов…
Шахид…
На площади — с гулким рокотом садился вертолет русистов. На противоположной стороне площади — мерцали вспышки разрывов, ударные вертолеты вели огонь, подавляя огневые точки.
Русисты…
— Я схожу по нужде, брат… — сказал Иса, поднимаясь. Без страха, даже если на той стороне остались снайперы. Ведь все жизни — на ладони Аллаха, Великого и Всепрощающего, и если он делает то, что угодно Аллаху — Аллах не допустит, чтобы пуля нашла его сейчас…
— Иди. Вызови заодно такси… — Хаджибек снова захохотал… видимо, вмазался.
Иса вышел с лестничного пролета, где и была их огневая точка, пошел по коридору. Свезенный в сторону, изгвазданный сапогами ковер, тревожно мерцающие, уцелевшие еще лампы, питающиеся от дизель-генератора, пороховой дым, гарь и вонь. Из некоторых кабинетов воняло особенно омерзительно — в туалет выйти было некогда и потому — испражнялись прямо там, на пол.
Русисты пришли за национал-предателем. Русисты собираются его вывезти, а нас — бросить здесь. Предатель не может не предавать…
По лестнице — тяжело прогрохотали сапоги. Русисты спешили выполнить свою собачью работу…
Где они его поведут…
Кто-то толкнул его в бок.
— Иди к другой лестнице. Аллах Акбар, брат…
Он не знал имя человека, который стоял рядом с ним. Стоял, вооруженный автоматом. Кажется… он их охраны здания, не из гвардии.
— Иди! Иншалла, сегодня все закончится…
— Иншалла…
Иса побежал к другой лестнице…
Русский спецназ выстроился в защитный конвой. Пять человек — один впереди, четверо по бокам, они прикрывали Президента своими тяжелыми, стальными телами. Новейшие бронежилеты, выдерживают попадание пулеметной пули в упор. Три человека шли впереди, прикрывая каждый лестничный пролет, каждый коридор и давая дорогу ведущей пятерке. Двое — прикрывали от удара в спину. В каждой группе прикрытия — был пулемет.
Спецназовцы — русисты появились внезапно — три человека, у одного — на автомате мощный, слепящий глаза фонарь, постоянно включенный. Они выглядели как роботы — обвешанные снаряжением, защищенные бронежилетами и титановыми шлемами с глухими, бронированным забралами. Это были те псы, которые рвали на куски его народ.
Иса расстегнул ширинку и начал мочиться у самого выхода на лестницу. Он и в самом деле хотел помочиться.
Луч света ослепил его.
— Вот свиньи, где живут там и срут… — беззлобно прокомментировал русский — эй, бача. Иди отсюда!
— Ну иргыс[48] — сказал Иса и помотал головой
— Вот дятел… — сказал спецназовец, указав стволом на коридор — туда иди! Пошел, пошел! Здесь нельзя.
— Ну иргыс — повторил Иса, застегивая ширинку
— Пошел тебе говорят! Ну!
Раздраженный русист ткнул Ису стволом автомата…
На лестнице послышались шаги. Совсем близко…
Иса быстро и красиво перехватил автомат — оружием с длинным стволом ни в коем случае нельзя в кого-то тыкать, если не хочешь лишиться оружия. Этот прием — они отрабатывали на занятиях, с русскими же инструкторами.
Другая рука выхватила из кармана гранату Ф1 уже без чеки.
— Аллах Акбар!
Тащить тяжеленную сумку было просто невыносимо. Президент поливался потом — но тащил ее, хотя едва кишки не вываливались — но тащил. На него накинули тяжелый бронежилет в одиннадцать килограммов весом, шлем из титана, от которого голова просто гудела, и он тащил эту сумку. В другой руке, подмышкой — он тащил полиэтиленовый блок с долларами — русисты доллары не взяли.
И что? Не бросать же…
Рука, казалось, сейчас оторвется. Через бронированное стекло шлема он ничего не видел, его окружили со всех сторон и вели. И он шел и тащил за собой тяжеленную сумку с золотом и деньгами…
— Ступеньки.
Предупреждение прозвучало четко — в шлеме был встроенный микрофон.
Он начал спускаться по ступенькам. Один раз чуть не упал, ткнулся в спину впереди идущего русского. Тот выругался на своем собачьем языке…
Потом — кто-то толкнул его — и он полетел вперед. Что-то грохнуло…
— Граната! Граната!
В голове шумело, как будто бил колокол.
— Фриц ранен! Главный, у нас трехсотый! Подрыв на втором этаже!
— Карп, отступайте к вертолетам немедленно. Группа три, эвакуировать трехсотого. Быстро, быстро!
Президента рывком подняли на ноги и потащили. Он не почувствовал привычной, вырывающей плечо тяжести и понял, что когда он упал, у сумки оборвалась ручка.
— Сумка, сумка! — закричал он по-русски — стойте, сумка!
Никто и не подумал останавливаться. Его то ли тащили, то ли вели к вертолету.
Сумка…
Президент заплакал…
Группа безопасности вертолета заняла позиции с пулеметами, готовая отразить любую атаку. На площади — горели фальшфейеры…
— Выходят! Выходят!
— Главный всем позывным держать сектора! Предел внимания!
Группа эвакуации показалась на крыльце, таща президента. Двое развернулись и шли спиной вперед, прикрывая тыл.
— Контакт! Второй этаж, справа!
Смертник успел выстрелить только дважды, хотя автомат был оставлен на непрерывную очередь. Два автомата и пулемет русских спецназовцев заработали одновременно, ликвидируя угрозу.
— Отбито! Отбито!
— Всем позывным, отступать к вертолету!
Лопасти превратились в гудящий диск, по расстрелянной площади летела пыль, вертолет готов был оторваться от земли…
Группа эвакуации уже была у вертолета, когда огромная, в полдюйма толщиной пуля норвежского производства, предназначенная для поражения бронетранспортеров — ударила точно в цель. Повалились сразу двое — президент, идущий в центре (надо было рискнуть и подменить его) и один из спецназовцев, который не удержался на ногах, когда президента бросило на него…
— Снайпер! На три часа!
— Прикрывающий огонь! К вертолету! К вертолету!
Все смешалось — русские, огрызаясь очередями из нескольких пулеметов, отступали к сидящей на площади вертушке. Над головами — с грохотом прошел на низкой высоте Ми-28, ведущий огонь из автоматической пушки. Гильзы сыпались на площадь…
— Отход! Отход…
Какого х…?!
Джинн уже приготовился стрелять, когда все произошло. У него тоже были некие ограничения. При постановке задачи — до них довели, что выполнить задание следует любой ценой и даже — ценой крови своих. Но Джинна — останавливала совесть. Люди, которые сейчас пытались спасти президента Дагестана, не зная о том, что он приговорен — были русскими, более того — были военными, такими же военными как и он сам. Они не заслужили пули от своего же, они не заслужили того, чтобы погибнуть в этой грязной и кровавой игре, сгинуть ни за что.
У него было всего около минуты для точного выстрела. Он решил рискнуть и стрелять в самый последний момент, рискую проиграть и не выполнить приказ — но это был осознанный и оправданный риск. Ведя по площади, президента будут прикрывать — но у самого люка вертолета прикрыть его не смогут. Люк Ми-8 достаточно узок, в него невозможно пролезть вдвоем, тем более одетым в тяжелый бронежилет. В тяжелом защитном костюме вообще — и ходить то тяжело, не говоря уж о том, чтобы садиться в вертолет. Следовательно — группа прикрытия займет позиции у люка, а президента — попытаются втащить в вертолет. Быстро это сделать не получится — даже спец в таком тяжелом снаряжении быстро в вертолет не поднимется, непрофессионал же, гражданский — да его буквально краном придется поднимать. Как раз в этот момент он и выстрелит — прекрасная цель, почти что неподвижная. Нужно просто выбрать момент — на таком расстоянии пуля калибра.408 будет лететь около четырех секунд. Выстрел будет только один — но он научился делать именно такие выстрелы и это выстрел — был не сложнее других. Только надо правильно учесть ветер — на площади он плохой, а дистанция существенная.