Шаваш понял, что из этого места будет нелегко убежать, и его лисья мордочка вдруг приняла неприятное выражение. «Ладно, господин Андарз, подумал он, – ты меня подарил, ты меня и ищи».
Шаваш устроился поудобней на ветке и принялся обдумывать планы своего бегства. Он не имел ни малейшей охоты оставаться среди сырых варваров. И пусть господин Андарз попробует разыскать своего бывшего раба в Нижнем Городе…
Тень заспешила по дорожке, – Шаваш узнал секретаря Иммани. Иммани метнулся в кусты близ ореха и стал там возиться, – по звукам Шаваш понял, что Иммани выпил лишнего. Иммани выбрался из кустов, и тут же ему навстречу неслышно шагнули два варвара. Один был в белой накидке и маленькой круглой шапочке. Шаваш узнал жадного князя Росомаху. Другой варвар был русоволос и статен, в зеленом боевом кафтане с черными лаковыми пластинами, и когда он заговорил, Шаваш поразился его отменному вейскому.
– Ты не помнишь меня, Иммани? – спросил варвар, – это я, Бар-Хадан.
Иммани пьяно хихикнул.
– Что вам нужно? – спросил Иммани.
– Мне тридцать два года, – сказал Бар-Хадан, – и четырнадцать из них я воевал за империю. Я воевал в войсках господин Андарза, и после нашего приключения в масляном складе он дал мне свой меч и назвал меня братом. Я воевал в войсках господина Хамавна, и я вел для него переговоры с королем Аннаром. А потом ты, кружевной трус, приехал в мой лагерь, прямо из столицы, в запыленной одежде и на загнанной лошади, и передал мне предупреждение моего брата Андарза, что император отказался платить мне и, чтобы разрешить вопрос, вызывает меня в столицу для казни!
Иммани молчал. Может быть, в кабинете господина Андарза или в дворцовом покое, он бы нашел, как извернуться языком, но дело было ночью и в варварском лагере, и сказать ему было совершенно нечего.
– И вот, – сказал Бар-Хадан, – я бежал, и только сейчас, в столице, я услышал, что тебя посылали ко мне вовсе не с предупреждением. Тебя посылали с деньгами, которые ты присвоил!
Иммани задрожал так, что ореховое дерево закачалось и несколько молодых орехов упали на землю. Варвар посмотрел наверх, любопытствуя, не духи ли швыряются орехами, и увидел, что точно, духи: на дальней ветке сидело что-то черненькое, ростом с лисицу и формой с человека.
– Клянусь печенкой моих предков, – сказал Бар-Хадан, – ты должен каждому человеку в моем отряде пять тысяч и еще тринадцать «рогачей», – и если ты не принесешь их через три дня, я расскажу моему брату Андарзу, как было дело; а потом мы вместе подвесим тебя к очагу, и разведем самый малый огонь, и будем срезать каждый обжарившийся кусочек.
Иммани пошатнулся, и в эту секунду Бар-Хадан схватил его за шиворот и швырнул на колени.
– Я отдам деньги, – сказал Иммани, – не бейте!
Бар-Хадан взял Иммани за волосы и плюнул ему в лицо, а потом они с Росомахой повернулись и растворились в ночной тиши. Иммани лежал на земле и плакал. Потом он кое-как встал, отряхнулся и побрел к выходу.
Шаваш остался сидеть на орехе, очень задумчивый. Иммани ездил в Хабарту только один раз, семь месяцев назад. Туда он вез деньги для Бар-Хадана, а обратно он вез то самое лазоревое письмо. Спрашивается, если он не отдал денег Бар-Хадану, то он должен был возвращаться обратно с деньгами? На обратном пути его ограбили, отобрали подарки и письмо. Если у него отобрали подарки и письмо, стало быть, должны были отобрать и деньги.
Если у него отобрали деньги, то чем же он собирается платить сейчас? А если деньги остались у него, то, значит, и письмо осталось у него, и весь этот грабеж – не что иное, как хитрый розыгрыш.
* * *На следующее утро Шаваш мыл королю ноги в серебряном тазу, когда в шатер пожаловал разряженный придворный чиновник. Чиновник принес рисунки для монет, на которых король Аннар попирал шею несправедливого наместника, и осведомился, всем ли довольны государевы гости. Король сказал:
– Премного счастливы, но я вчера всю ночь не мог заснуть из-за запаха ваших светильников.
Чиновник завертел головой и увидел, что в шатре стоят подаренные императором витые светильники в форме изогнувшихся фениксов, наполненные благовонным чахарским маслом.
– У нас в горах, – сказал король, – делают так: берут козий помет, смешивают с глиной и нефтью и вставляют фитиль. Такие светильники и дешевле, и приятней запахом.
Чиновник озадачился.
– Право, – сказал он, – я в отчаянии, но вряд ли на дворцовых складах найдутся светильники из козьего помета!
Шаваш высунул свою головку и сказал:
– В кабачке «Шадакун» есть светильник из козьего помета – я знаю!
Что ж! Король надел на Шаваша поводок и поехал покупать этакое удобство. Спустились к берегу: там царила матросская суета, грузчики перекидывали арбузы, таскали мешки; портовые девицы вертели перед матросами задницами. Каких только судов там не было: круглые, как ореховая скорлупа, суда из Иниссы; длинные, как лещ, из Чахара; судно-губошлеп из Маиды, а вон и совсем глупая вещь, радусская лодка, обвязана веревками вместо железных гвоздей, через два года тонет…
По другую сторону реки тянулась неприступная стена, на стене сидели серебряные гуси, за стеной вздымались красивые, как сказка, башенки павильонов Государева Дворца.
Король Аннар повертел головой, вздохнул и сказал:
– Как прекрасен этот город! Сдается мне, что рай расположен в той части неба, которая висит над этим городом. Счастлив будет тот, кто его завоюет.
– Ба, – сказал Шаваш, – столица бедней Осуи.
– Экий вздор, – изумился король, – я был в Осуе! По сравнению со столицей это не город, а кочерыжка.
– На кого приятней смотреть, – спросил Шаваш, – на овцу или на павлина?
– На павлина, – сказал король.
– А кого приятней есть?
– Есть приятней овцу.
– Вот, – сказал Шаваш, – Небесный Город подобен павлину, а Осуя подобна овце. Половина этих кораблей, – и Шаваш показал на баржи у пристани, – плывет в Осую, но то, что мы прибиваем к стенам храмов, они прячут под замками складов. Они везут в свою Осую шелк и шерсть, фарфор и пряности, ковры и ожерелья, красную медь, белое серебро и желтое золото, благовония и курильницы, а что взамен они отдают нам? Одни бумажки.
– Ничего такого я не слышал от чиновников раньше, – сказал король, вспоминая, однако, разговор с судьей Наном.
– Чиновники, – сказал Шаваш, – надутые люди. Разве могут они признать, что какой-то город богаче столицы? А вот спросите любого лавочника: он тут же скажет, что Осуя разорила столицу.
– Так-то оно так, – возразил варвар, – но самый богатый из осуйских банкиров живет в доме, который скромнее самого бедного из дворцовых павильонов.
– Небесный город, – сказал Шаваш, – стоит за тысячу верст от границ, болота, леса и реки преграждают к нему путь. А Осую легко захватить: всякий, кто взберется на прибрежные горы, съест ее, как пирог с блюдечка. Поэтому осуйцы прячут свое добро. Кроме того, каждому, кто прикидывается бедняком, легче делать грязные дела. Семьдесят лет назад, например, Осуе сильно мешал город Дах, где делали дивные ковры. В это время к Осуе подступили варвары. Осуйцы сказали: «Мы бедны, не нападайте на нас, а лучше нападите на Дах». Варвары им ответили: «Нам не на чем доехать до Даха». – «Это не беда, мы дадим вам суда, если вы заплатите за перевоз». Варвары согласились и напали на Дах. Вот они разграбили конкурента Осуи и еще заплатили за перевоз, а осуйцы на эту плату скупили всех жителей Даха, обращенных варварами в рабов, и поселили их в своих мастерских. После этого они стали делать вдвое больше ковров и продавать их втрое дороже, и везде говорили: «Это не наши ковры, это ковры из империи. Мы бы рады продавать их дешевле, но жадные чиновники сами дерут с нас три шкуры».
Шаваш вздохнул и сказал:
– Если бы Осуи не было, то и империя была бы богаче, и варвары бы были богаче. А злые чиновники продают все добро империи в Осую, получают взамен одни бумажки и скрывают от государя положение дел!
Через полчаса дошли до кабачка «Шадакун», упоминавшегося в самом начале нашего повествования. Увидев светильник, горевший перед богом, король подскочил к нему с радостным криком и сгреб его за пазуху. Потом направился к хозяйке, стоявшей за стойкой, и спросил, сколько она хочет получить за эту штуковину. Глаза хозяйки загорелись: она сразу сообразила, что с этого дела можно попользоваться.
– Во всем городе нет такого светильника, – заявила она, – я расстанусь с ним не меньше, чем за золотой!
Король Аннар возмутился:
– Ты меня принимаешь за невежественного варвара, женщина, – воскликнул он. – Да у нас такой светильник у живого торговца берут за два гроша, а у мертвого владельца – и вовсе даром!
И с этими словами он направился к выходу. Но хозяйка была женщина бойкая. Она вылетела из-за стойки, раскорячилась поперек двери и заорала:
– Ах ты, бесстыжие твои глаза! Думаешь, если ты король, так тебе и воровать можно! А ну плати за светильник!
Король Аннар одной рукой подвесил светильник к кожаной петле на поясе, а другой взялся за меч, висевший по соседству, и заявил:
– Женщина! Как ты смеешь так разговаривать с будущим зятем императора! В жизни короли ласов не платили за покупки ничем, кроме как вот этим, – и тут король вытащил из ножен меч.
Бог знает, что последовало бы дальше, если бы в эту минуту с верхнего этажа поспешно не спустился заспанный хозяин, – за ним семенил Шаваш, отправившийся на поиски хозяина с первого же мгновения своего пребывания в кабачке. Шаваш настойчиво шептал хозяину на ухо и нес за ним корзинку, в которой были еще три светильные лепешки из козьего помета, смешанного с нефтью и глиной.
– Великий король, – закричал хозяин, – не слушайте вздорную рабыню!
Король Аннар повернулся к нему, и хозяин, запыхавшись, поклонился ему корзинкой со светильными лепешками.
– А, – сказал король Аннар, – так это ты владелец кабачка. Сколько же ты хочешь за свои лепешки?
– Помилуйте, – отвечал хозяин, – все мое желание – услужить вам. Эти лепешки – ничтожный подарок вашей милости.
Эти слова королю понравились, и так как он не хотел, чтобы про него говорили, что он оставляет подарки без воздаяния, он снял с запястья золотой браслет и отдал его хозяину.
После этого король выразил желание выпить чашечку вина и уселся за длинный дубовый стол к трем или четырем лавочникам, которым случилось в этот момент быть посетителями кабачка.
Трактирщик подал им лучшее свое вино, которое, по правде говоря, было порядочной дрянью, и, отойдя к стойке, стал любоваться игрой камней на браслете. Шаваш подошел к нему за вторым кувшином вина. Трактирщик поспешно сунул браслет за пазуху, и поинтересовался:
– Я слыхал, что ты устроился в дом господина Андарза?
– Да, – ответил Шаваш, – господин Андарз велел мне показать варвару столицу.
Хозяин с сомнением поглядел на поводок на шее Шаваша, вздохнул и промолвил:
– Сдается мне, что я прав и что господин Андарз – хороший поэт, поскольку он умрет плохой смертью.
В этот миг пьяный Исман Глупые Глаза, тоже бывший в кабачке, подошел к стойке и сказал:
– Чудный мой! Дай вина.
– А этого тебе не дать? – сказал хозяин, показывая ему шиш.
– Нет, сказал Исман, – этого не надо. Дай лучше вина.
Кабатчик упер руки в боки и захохотал.
– Ах ты дрянь, – рассердился пьяный Исман, – только и знаешь, что хвалить Андарза и обирать честных людей.
Кабатчик захохотал еще громче.
– Это кто тут хорошо говорит об Андарзе? – послышался от порога звонкий голос.
Кабатчик поднял глаза и перестал смеяться: откинув дверную штору, на пороге стоял юноша в белом кафтане. В левой руке он держал пальмовую ветвь, а правая его рука была украшена желтой шелковой повязкой с надписью «Во имя справедливости». Заходящее солнце как-будто сияло вокруг его белокурых волос. Это был лицеист из «Общества Тростниковых Стен», десятник – судя по тому, что повязка была шелковая.
– Вот он, он! – заторопился Исан, – он всегда называл Андарза лучшим поэтом в мире!
Командир десятки неторопливо наклонился и вошел в кабачок. За ним, гуськом, вошли пятеро его товарищей. Немногочисленные посетители кабачка замерли, а король Аннар раскрыл рот так широко, словно хотел проглотить целиком дыню.
– Значит, хвалит Андарза, – нежным голосом сказал юноша. – Сдается мне, что у кабатчиков, которые хвалят Андарза, или не в порядке государственная лицензия, или они вообще скупают краденое.
Хозяин заведения побледнел. Глаза его запрыгали, как две блохи: лучше, чем кто-либо из присутствующих, он знал справедливость ужасного обвинения.
А юный десятник уже повернулся к Исману:
– Значит, ты указываешь, что этот человек хвалил Андарза?
Исман состроил рожу хозяину и сказал:
– Этот человек хвалил негодяя Андарза и поносил на чем свет советника Нарая, и у него дрянная водка, которую он не дает мне в долг.
– А ну-ка дай нам посмотреть свои расходные книги, – сказал десятник.
И тут с хозяином что-то случилось. То ли мысль об обыске и неизбежной находке подаренного королем браслета, – а по новым законам человек его занятия не имел права на такую вещь, – поразила его, то ли в доме можно было отыскать иные грехи, – он вдруг подхватил железный прут, каким мешают угли в жаровне, перемахнул через стойку и заорал:
– А ну убирайся отсюда, сопля на веревочке! Ты что, мой цеховой инспектор, чтобы проверять лицензию! Ходят тут всякие недоучки, слушают подзаборную дрянь, пугают честных людей!
И с этими словами он подскочил к растерявшемуся лицеисту, схватил его за ворот и дал ему такого леща, что добродетельный член «Общества Тростниковых Стен» вылетел из двери головой вперед, а сапожком зацепился за порог и растянулся поперек порога.
– Вон отсюда, щенки, – заорал разъяренный трактирщик, с прутом в руках устремляясь на остальных защитников справедливости. Те с визгом катились к выходу. Они не привыкли к такому обращению.
– Нету у вас права меня пороть! – орал им вослед трактирщик, черствая душа, скупщик краденого и любитель стихов Андарза. – А если человек не желает, чтобы его пороли, это его личное дело! И никто, кроме суда, пороть его права не имеет!
Король в восторге затанцевал на стуле. А трактирщик продолжал:
– И не ваше щенячье дело, какие стихи я хвалю, а какие ругаю! Стихи – это не указы, чтобы их нельзя было обсуждать! И я так скажу, что если в стране не имеют права хвалить или ругать стихи, дрянь эта страна!
Что же касается Шаваша, то он уже не слышал последних слов трактирщика. Видя, что глаза короля обращены на разбушевавшегося простолюдина, Шаваш рассудил, что сейчас самое время обрести свободу: он оборвал поводок, сунул его за пазуху и сиганул в раскрытое окно, чрезвычайно удачно расположенное как раз за его спиной.
Шаваш спрыгнул на землю, – в ту же секунду чья-то твердая рука ухватила его за шкирку и с интересом потянула. Шаваш поднял глаза и понял, что со свободой он опоздал. Привлеченный визгом и криками, над ним улыбался судья Четвертого Округа господин Нан.
На нем было полуофициальное платье и зеленая шелковая куртка вместо кафтана. Шапки, приличествующей рангу, на нем тоже не было, и его темно-русые волосы были скручены в пучок и охвачены черепаховым полукружием. Ничто не выдавало в нем чиновника, если не считать ласковых глаз цвета гранита и железной скобы подбородка.
Молодой судья оглядел мальчишку. Тот был грязен и бос, с синяком под скулой, и Нану показалось, что от него пахнет всеми помойками, в которых тот ночевал несколько дней. Нан решил, что Шаваш сбежал от Андарза и, вероятно, при этом обокрал его.
Чиновник повел Шаваша за собой. Они пришли в харчевню с внутренней галереей, выложенной зелеными изразцами, и каменным белым богом посереди дворика. Бог был вредный и подземный, с восемью зрачками и крабьей клешней вместо правой руки.
– Ты чего сбежал от Андарза? – спросил Нан.
– Я сбежал не от Андарза, а от короля Аннара, – сказал Шаваш. – Андарз меня подарил, а я сбежал.
– Почему? – осведомился чиновник.
– Так, – сказал Шаваш.
Тут пришла хозяйка харчевни, и Нан спросил Шаваша, чего он хочет есть. Шаваш больше всего на свете любил пирожки с финиковой начинкой, из желтого масла и белой муки, восхищающие разум и наполняющие сладостью душу: и Нан велел хозяйке принести столько пирожков, сколько Шавашу будет угодно. Шаваш съел три пирожка и сказал:
– Король Аннар хочет завоевать Небесный Город. Он сказал, что если я поеду с ним, то через пять лет возвращусь в столицу во главе тысячи воинов и он сделает меня своим сыном и большим чиновником, так как я умею читать.
– И что же ты на это сказал? – спросил судья Нан.
– Я ничего на это не сказал сразу, – ответил Шаваш, – но назавтра я беседовал с королем, и я сказал ему, что Осуя богаче Небесного Города и что ее легче завоевать.
И Шаваш повторил весь свой разговор с королем.
– А еще ты ничего интересного не слышал? – спросил Нан, аккуратно проглатывая кусочек перепелячьего омлета.
Теперь, в трактире, было ясно, что он все-таки чиновник. Он вымыл руки перед трапезой и потребовал, чтобы даже хлеб ему положили на особую тарелочку, и еду он брал не руками, а резал ее на части маленьким ножичком и потом подхватывал кусок специальной двузубой штучкой. Такую штучку Шаваш не видел ни у Свиного Глазка, ни у варваров, – а видел он ее только в самых изысканных харчевнях да в доме Андарза. Она называлась вилка и была серебряная или костяная.
– Еще, – сказал Шаваш, – я узнал, что отряд Бар-Хадана отложился потому, что секретарь Иммани сказал Бар-Хадану, будто его вызывают в столицу для казни. Бар-Хадан испугался и ушел в горы, а Иммани забрал себе деньги, которые он вез Бар-Хадану. Это совершенно достоверная вещь, потому что я своими глазами видел, как Бар-Хадан бил Иммани, и тот пообещал все вернуть.