Глаза ее начинали сереть. Сообщение о стычке близ ущелья Наталга пришло среди ночи, и деревню Майкиль покинула, не успев омыться в озере. Лесные Стражники обязаны были мыться хотя бы раз в три дня. Лишний день — и они рисковали стать похожими на Обитателей Пустыни. Болезнь влияла не только на глаза и кожу, но и на рассудок. Поэтому Стражники вынуждены бывали брать с собой в походы большой запас воды или же переносить линию фронта ближе к лесу.
Томасу случилось однажды, потеряв лошадь, застрять в пустыне на четыре дня. С собой у него было две фляги с водой, и на второй день одну он истратил на обтирание. Но в конце третьего дня болезнь все же овладела им, и это было так мучительно, что он с трудом передвигал ноги. Кожа стала серой, шелушилась, из всех пор сочился омерзительный запах. А до ближайшего леса оставался еще День ходьбы.
В приступе отчаяния он разделся донага, рухнул на песок и молил палящее солнце сжечь его плоть дотла. Он впервые понял, что это такое быть Обитателем Пустыни. Воистину прижизненный ад.
Утром четвертого дня он увидел мир по-другому. Свежей воды хотелось уже меньше. Песок не обжигал ноги. И впервые появилась мысль, что вполне возможна жизнь и с такой, серой, кожей. Он решил, что начались галлюцинации, и приготовился к вечеру умереть от жажды.
На него случайно наткнулись Паршивые и приняли за своего. Он выпил их затхлой воды, надел плащ с капюшоном и попросил коня. Женщину, которая отдала ему своего, он помнил до сих пор — словно встретил ее вчера.
— Ты женат? — спросила она.
Томас смотрел на нее, чувствуя, как пылает под капюшоном голова. Вопрос застал его врасплох. Ответь он «да», она могла бы спросить, на ком, а это было чревато неприятностями.
— Нет.
Она приблизилась, заглянула ему в лицо. Глаза ее были тускло-серыми, почти белыми. Щеки — пепельными.
Откинув капюшон, она явила его взору выцветшие волосы. И Томас понял, что эта женщина делает ему предложение. Более того, он вдруг понял, что она красива. Солнце ли голову напекло, болезнь ли овладела рассудком, но она показалась ему соблазнительной. Не просто красивой, а именно соблазнительной. И не воняющей. На самом деле он был уверен тогда, что, превратись он снова каким-то чудом в прежнего Томаса с гладкой кожей и зелеными глазами, вонючим оказался бы для нее он. Внезапное влечение к ней ошеломило его.
Лесные жители, поклявшись не забывать любовь, которой окружал их Элион в разноцветном лесу, следовали заповедям Великой Любви. Паршивые от нее отреклись. До того момента Томасу и в голову не приходило, что Паршивые тоже знают, что это такое — влечение мужчины к женщине.
Она коснулась рукой его щеки.
— Я — Чилис.
Он застыл в нерешительности.
— Хочешь ли ты пойти со мной, Роланд?
Так он назвался ей, зная, что его настоящее имя слишком известно.
— Да. Но сначала я должен исполнить свою миссию, и для этого мне нужна лошадь.
— Вот как? И какая же у тебя миссия? — Она чарующе улыбнулась. — Ты — великий воин, коему поручено прикончить убийцу рода человеческого?
— На самом деле я — ассасин. — Он думал вызвать этим почтение к себе, но она держалась так, словно встречи в пустыне с ассасинами были для нее делом привычным. — А кто он такой, этот убийца рода человеческого?
Глаза ее потемнели, и он понял, что задал неправильный вопрос.
— Если ты — ассасин, то должен это знать, не так ли? Существует лишь один человек, которого клянется убить каждый ассасин.
— Да, конечно, но знаешь ли обязанности ассасинов ты? — спросил он, прикидывая про себя возможности бегства. — Если ты и впрямь хочешь носить моих детей, тебе, наверное, стоит знать, с кем ты будешь строить свой дом. Поэтому скажи мне, кого мы, ассасины, клянемся убить?
Он сразу понял, что такой ответ ей понравится.
— Томаса Хантера, — сказала она. — Это он — убийца мужчин, женщин и детей, и это его мой отец, великий Кваронг, приказал убить своим ассасинам.
Дочь Кваронга! Он беседовал с принцессой пустыни.
Томас склонил голову в знак покорности.
Она засмеялась.
— Не будь глупцом. Как видишь, я не ношу на рукаве примет своего ранга.
То, как потемнели ее глаза, когда она произнесла его имя, Томаса встревожило. Он знал, что Обитатели Пустыни считают его таким же презренным существом, как и он — их. Но одно дело — говорить об этом с друзьями на привале после битвы, и совсем другое — слышать это из уст столь привлекательного врага.
— Пойдем со мною, Роланд, — сказала Чилис. — Я предложу тебе кое-что получше, чем дурацкая беготня в поисках Хантера. Все знают, что он слишком хорошо владеет мечом, чтобы эта бессмысленная стратегия моего отца могла себя оправдать. Мартин, наш замечательный новый генерал, найдет для тебя достойное место.
Тогда он впервые услышал имя нового генерала.
— Прости, но я единственный ассасин, который сумеет найти убийцу рода человеческого и прикончить его.
— Вот как? Ты настолько ловок? И настолько умен, чтобы прочесть то, чего не в силах прочесть ни один человек?
Она, кажется, смеется над ним? Думает, он читать не умеет?
— Конечно, прочту.
Она подняла бровь:
— Исторические книги?
Томас сморгнул.
Древние книги? Неужели она говорит о них?
— У тебя они есть? — спросил он.
Чилис отвернулась:
— Нет. Но я их однажды видела. Прочесть эту невнятицу может только истинный мудрец.
— Дай мне коня. Позволь мне исполнить мою миссию, и я вернусь, — повторил он.
— Коня я дам, — молвила она, снова накидывая на голову капюшон. — Но возвращаться не трудись. Если для тебя важнее еще одно убийство, чем служение твоей принцессе, я приняла тебя не за того человека.
Она велела кому-то из своих сопровождающих дать ему коня и гордо удалилась.
Потом, уже на опушке леса, его едва не прикончила собственная Стража. Вечером четвертого дня он, наконец, омылся в озере. Ежедневное очищение обычно даровало удовольствие, но на этой стадии заболевания сопровождалось невыносимой болью. Погружаясь в воду, он чувствовал себя так, словно с него живьем сдирали кожу. Неудивительно, что Паршивые так боялись озер…
Но боль вскоре прошла, и, когда он вынырнул, кожа уже очистилась. Исчез и запах, и Рашель, наконец, пылко расцеловала его. Возвращение героя отпраздновали в тот вечер в деревне с большим, чем обычно, размахом.
Однако память об ужасном состоянии, в котором Паршивые жили постоянно, его не оставила. Не забылся и образ женщины из пустыни. Ведро воды Элиона — все, что требовалось, чтобы она могла стать такой же, как Майкиль.
Но, что бы ему ни хотелось думать об Обитателях Пустыни, одно оставалось неоспоримым — они отреклись от путей Элиона. Они стали врагами, и вовсе не их гниющую плоть так пылко ненавидел Томас, а их лживые, вероломные сердца. Клятву смести Орду с лица земли или умереть Лесные Стражники давали во имя Элиона.
— Ну, как, получилось? — спросила Майкиль.
— Что? — Голова у Томаса трещала. — Увидеть сон? Да, получилось.
— А вызнать, как обрушить скалу, — нет, как я понимаю.
Послышался стук копыт. Из-за поворота тропы на взмыленных лошадях выехали Уильям и Сюзанна.
— Скалу?
— Скалу! Порох.
Уильям натянул поводья и соскочил с коня:
— Томас! Плохо дело! Я привел из леса две тысячи, и к ночи подоспеет столько же, но их слишком много! Там настоящая бойня!
— Я нашел! — крикнул Томас.
— Что нашел?
— Порох. Я знаю теперь, как делать порох. Да не один способ, а дюжину.
Сюзанна спрыгнула на землю, и все трое уставились на него с недоумением.
— Томас велел мне стукнуть его по голове, чтобы он увидел сон, — пояснила Майкиль. — Способность у него такая — знания во сне получать.
Уильям захлопал глазами:
— Да? И что же…
— Я узнал состав пороха, — сказал Томас. — Сможем его сделать — у нас будет шанс, но надо поторопиться.
— Собираешься припорошить уродов до смерти? — спросил Уильям. — Ты спятил?
«Уродами» он называл воинов Орды, и словцо это прижилось среди Стражников.
— Он собирается порохом разломать скалу, — объяснила Майкиль. — Так, Томас?
— По сути, так. Порох — это взрывчатое вещество, огонь, который вспыхивает и мгновенно разрастается. — Он изобразил руками как. — Если насыпать его в трещину близ вершины и поджечь, может развалиться вся скала.
Уильям изумился.
— Ты и впрямь знаешь, как его делать? — спросила Майкиль.
— Да.
— И как же?
— Порох состоит из трех основных ингредиентов, — начал припоминать Томас, — приблизительно в следующих пропорциях: 15 процентов угля, 10 серы и 75 селитры. Вот. Все, что нам надо, — найти эти три ингредиента, сложить в плотные мешки, опустить их…
— Что такое сера? — спросила Сюзанна.
— Что такое селитра? — подхватила Майкиль.
Уильям изумился.
— Ты и впрямь знаешь, как его делать? — спросила Майкиль.
— Да.
— И как же?
— Порох состоит из трех основных ингредиентов, — начал припоминать Томас, — приблизительно в следующих пропорциях: 15 процентов угля, 10 серы и 75 селитры. Вот. Все, что нам надо, — найти эти три ингредиента, сложить в плотные мешки, опустить их…
— Что такое сера? — спросила Сюзанна.
— Что такое селитра? — подхватила Майкиль.
— Большей чуши я в жизни не слыхал, разве что от этих, чешуйчатых! — хмыкнул Уильям.
Томас начал терять терпение:
— Разве я говорил, что будет легко? Такую разрушительную штуку без труда не смастеришь. Уголь у нас есть, верно? До ночи можно собрать и привезти сюда изрядное количество. Сера — это шестнадцатый элемент, самый распространенный в земной коре. Земля здесь, я думаю, та же самая, значит, и кора… но это неважно. Главное, что найти серу можно в пещерах с серным колчеданом. Такие пещеры я видел на северном краю Ущелья. Надо наколоть колчедана и нагревать его на большом огне, молясь, чтобы потекла сера. Очень похоже на то, что мы делаем с металлической рудой.
В глазах Майкиль появился интерес, но Уильям нахмурился:
— Нас слишком мало, даже с подкреплениями.
— А селитра? — спросила Майкиль.
Томас пропустил реплику Уильяма мимо ушей. Пригладил волосы.
— Селитра — это белый полупрозрачный солоноватый минерал, состоящий из калийного нитрата.
Они посмотрели друг на друга.
— Ясно вам? — спросил Уильям. — Он собирается разослать солдат искать кали… тьфу, не выговорить… еще и в темноте к тому же. Может, он и видел сон…
— Тихо! — Голос Томаса перекрыл шум сражения. — Если на этот раз я потерплю неудачу, передам командование Стражей тебе!
— А где искать селитру? — вмешалась Майкиль.
— Не знаю.
— А… что значит — не знаешь?
— Будем искать полупрозрачный молочного цвета камень, который и есть селитра.
Уильям по-прежнему неодобрительно хмурился.
— И если мы все эти ингредиенты найдем, тогда что? — спросила Майкиль.
— Тогда мы растолчем их, смешаем, спрессуем и будем надеяться, что вспышка окажется достаточно сильной, чтобы расколоть камень.
На него пристально смотрели три пары глаз. Томас знал, что в конечном итоге его помощники сделают все, как он скажет, ибо разумной альтернативы нет. Но никогда еще ставки не были так высоки.
— Пойми, если мы будем сдерживать Орду, пока готовимся к этому твоему фокусу, мы не успеем эвакуировать деревню, — твердил Уильям. — Если же отступим сейчас, и Орда остановится на ночь, у нас будет полдня форы. Мы уведем людей на север, как планировали.
— Понимаю. Но толку-то? Орда пытается захватить Южный лес, пока мы тут разговариваем. Джеймус отступает. Орда…
— Южный лес? — удивился Уильям. Об этом он еще не слышал.
— Да. Орда возьмет его и двинется на следующий.
Майкиль посмотрела на запад, откуда доносился шум сражения.
— Может, умнее было бы сейчас отступить, сделать этот самый порох, а потом, когда мы убедимся, что он действует, сжечь к чертям всю Орду.
— Если они возьмут Серединный лес… — Томас умолк. Все и без него понимали, что этот лес терять нельзя. — Когда еще нам удастся загнать их в каньон, как сейчас? Если все получится, мы уничтожим разом треть их войска. Но, даже если не получится, мы успеем отдать приказ об эвакуации. — Он взглянул вслед за Майкиль на запад. Его люди гибнут, а он тут развлекается снами. — А вдруг в пророчестве говорится именно об этом?
— Одним метким ударом мы поразим сердце зла, — процитировала Сюзанна слова мальчика. — Это войско ведет Кваронг, а Мартин атакует Джеймуса. — Глаза ее вспыхнули. — Думаешь, получится?
— Скоро узнаем.
Луна в окружении сонма звезд сияла высоко в небе над пустыней. Томас, сидя на коне, разглядывал каньон под собою. Орда остановилась на ночь, тысячи воинов-Паршивых. Половина их уже спала, завернувшись в плащи, остальные готовились ко сну. Костров они не разжигали. Выиграв сражение, они отметили победу торжествующим криком, сотрясшим стены каньона.
Томас приказал отступать, изображая полный разгром. Со скал сняли катапульты и сделали вид, что удирают в лес. В нынешней битве участвовало семь тысяч лесных жителей. Три тысячи пали.
Это и впрямь было поражение, худшее из всех, какие им случалось пережить.
И вся надежда сейчас оставалась на порох, который еще предстояло изготовить.
Стражники ждали в миле к западу, готовые отправиться в лес, как только прикажут. Приказ Томас собирался отдать через час, если за это время селитра не найдется.
Угля уже хватало. В северные пещеры съездил Уильям с отрядом солдат. Они привезли почти тонну колчедана, развели костер в яме и теперь добывали жидкую серу. Вонь стояла до небес, и жуткий запах этот радовал Томаса, как никогда в жизни.
Запах плоти Паршивых.
Но селитра пока не находилась. Белый камень искали при лунном свете тысячи солдат, облизывая все на него похожее.
— Эх, вернуть бы лучников и пальнуть по Орде на прощание, — вздохнула Майкиль.
— Сам бы с удовольствием пальнул, будь у меня стрелы, — сказал Томас и посмотрел на луну. — Через час, если не найдем селитру, уходим.
— Времени в обрез. Даже если найдем, ее еще собрать надо. Потом размолоть, смешать и испытать. А потом…
— Я все это знаю, Майкиль. Это мои знания, помнишь?
— Да. Из твоих снов.
Он промолчал. Ее сомнения простительны, зато, случись ему погибнуть, этой сильной женщине вполне можно доверить командование войском.
— Если придется бежать, что будет с Собранием? — спросила она.
— Сайфус от Собрания не откажется. Проведет его обязательно, пусть даже на каком-нибудь другом озере.
Она вздохнула.
— И если туда явится Джастин со своими бреднями, Собрание это наверняка запомнится многим и надолго. Поговаривают о поединке.
Томас слышал эти разговоры. Сайфус вроде бы намеревался вызвать Джастина на разбирательство и, коли понадобится, завершить дело поединком, дабы доказать, что никому непозволительно пренебрегать основными догмами Совета. С тех пор как Сайфус ввел такой обычай, Томас был свидетелем уже трех поединков, напомнивших ему гладиаторские бои из древней истории. Все трое покусившихся на догмы проиграли и были изгнаны в пустыню.
— Я бы сама вызвала его на поединок, — продолжила Майкиль.
— Предательство Джастина — самая ничтожная из наших забот на сегодняшний день. Он падет в бою, как и все враги Элиона.
Она посмотрела на запад, в сторону Серединного леса:
— Что будет, если Орда захватит наши озера?
— Мы можем лишиться всего войска, лишиться даже деревьев, но озер мы никогда не лишимся. Пока не исполнится пророчество. Если мы лишимся озер, станем Обитателями Пустыни — против нашей воли. А этого Элион не допустит.
— Пора бы ему в таком случае явиться, — сказала она.
— Ты, верно, не помнишь, а я помню. Он мог бы хлопнуть в ладоши, и все кончилось бы сегодня же ночью.
— Что ж он этого не сделает?
— Может, и сделает.
— Сэр! — окликнул его гонец. — Уильям зовет. Велел сказать, что, кажется, нашел.
— Сюда! Прямо тут все и приготовим.
Томас ухватил большой молоток обеими руками и ударил им по блестящему камню. Отколол кусок.
Камень был полупрозрачный, соленый, и наткнулся на него не кто-нибудь, а Уильям. Селитра это была или нет, выяснить еще предстояло.
Томас сгреб пригоршню осколков:
— Сбивайте этот камень. Весь. — Он повернулся к Уильяму: — Пусть уголь и серу принесут сюда. Камень надо мелко растолочь, а потом смешать все здесь, под выступом. Брось на это хоть тысячу человек, коль понадобится. И чтобы порох был готов через час!
Он метнулся к своей лошади и вскочил в седло.
— Куда ты, командир?
— Проверить, селитра ли это. Колите камень!
Часть солдат принялась неистово крушить скалу бронзовыми молотками, мечами, кусками гранита. Часть взялась размалывать предполагаемую селитру в порошок. Принесли уголь, сложили его неподалеку. Сера в бронзовых чашах, куда ее сливали, уже затвердела. Крошилась она легко.
Мало кто понимал, чем они занимаются. Кто и когда вел, таким образом, сражение? Но значения это не имело — ведь Томас приказал молоть камень, чтобы получить порох, который сокрушит врага. Не Томас ли научил их когда-то добывать металл, нагревая камни? Не Томас ли умудрился выжить в пустыне, чуть не стал Паршивым и, вернувшись, очистился в озере?
Он вел их в битву сотни раз, и всегда выходил победителем. И если он приказал молоть камень, значит, они будут молоть. То, что в сражении с Ордой погибло нынче три тысячи их товарищей, только прибавляло рвения.
Томас, вернувшись, высыпал на большую каменную плиту кучку уже размолотого камня и встал рядом на колени.