А он молчал, потягивал кофе, и его глаза смеялись и наблюдали за ней из-за края чашки. Маша уже не могла молчать, так откровенно ее никто и никогда не разглядывал. И ей казалось, что у нее обязательно растрепанные волосы, что… наверняка размазалась помада… ах ты, она ж сегодня и губы не красила! Ну значит, глаза… что-нибудь там с тушью… ну чего ж он так смотрит? Сейчас все морщинки разглядит… Хоть бы свет пригасили, что ли!! Черт, тут же и не свет, а солнце, день же…
– Ты меня прости, я тогда… сорвался… – совсем тихо, одними губами проговорил он. Но потом спохватился и стал смотреть весело, будто испытывая ее на выносливость. – Простила?
Она улыбнулась и просто пожала плечами. И снова молчаливый разговор глазами: он – весело и лукаво, как большой дядя на первоклашку, а она… она не знала, куда деться… надо было не молчать… что-то говорить…
– Ах да! Я ж к тебе по делу! – вдруг вспомнила Маша.
– Точно ко мне? – шутливо переспросил Глеб. – А то, может быть, ты какого другого начальника ищешь?
– Если ты – хозяин всего вот этого… – она обвела взглядом кабинет, – то к тебе… Глеб, у тебя работал мой муж, а потом его уволили, он…
– Муж? – переспросил Глеб, и в глазах его метнулся испуг. Но только на один миг. – Погоди, как – муж? А ты что…
– Да, Глеб… – усмехнулась она. – Я замужем. Так бывает.
Он выпрямился, некоторое время помолчал, а потом с силой потер лицо. И начал говорить уже совсем другим тоном. Серьезным и деловым, как и полагается беседовать в таком кабинете.
– Ну и что? Что там у нас с мужем?
– Ты его уволил.
– Какое несчастье, – криво усмехнулся Савельев. – А почему? Что такого он сделал? Он разобрал все, что мы построили? Или свистнул самосвал с цементом?
– Да кто его знает… – покраснела Маша. – Он здесь недолго работал. Десятого числа устроился, а уже пятнадцатого… сказал, что уволили…
– Как фамилия? – бесцветным голосом спросил Савельев и стал щелкать пальцами по клавиатуре.
– Борцев. Роман Викторович, – совсем тихо ответила Маша.
На мониторе показались какие-то рамки, записи, а потом выплыло и фото несравненного супруга. Заплывшая физиономия со старательно зализанными волосами.
– Борцев… Роман Викторович?.. Так… он у нас… разнорабочим устраивался… а уволили… – не глядя на фото, бормотал Савельев, а потом вдруг увидел. – Е… лки-палки!! Так это… вот это сокровище – твой? Муж? Правда, что ли?
Он не мог поверить, и чем больше он сомневался, тем больше покрывалась Маша багровыми пятнами.
– Так он же у нас… за пьянство!! – таращился на Машу Глеб, будто бы пытаясь донести что-то новое. – Он же у нас… правильно! Десятого устроился, проработал четыре дня, из этих четырех – три добросовестно пил, прямо на стройке. И я сам, лично… Ф-ф-у ты… не может быть.
– Может, – уже вполне равнодушно кивнула Маша.
У нее вдруг внутри что-то обвалилось. И ей стало все равно, что сейчас о ней подумает этот лощеный, хорошо пахнущий начальник. Он в своей жизни, она в своей. А то, что их жизни пересеклись… досадное недоразумение. А сейчас все встало на свои места. Он – в кабинете, начальник, она… она просит за своего алкаша.
– А что у вас общего? – с настоящим интересом спросил Савельев. – Дети? У вас есть дети?
Он снова пощелкал по клавиатуре.
– Ну да… есть, – сам же себе и ответил. Но тут же воскликнул: – Так они ж… вот, младшая – Зоя Романовна… ей же уже девятнадцать! Сын еще старше… И что, папаша всех содержит? Блин, о чем я говорю! Я ж сам его…
– Вот именно, – горько усмехнулась Маша.
– Ну тогда… может, у него наследство? Или… душевной красоты неописуемой? – откровенно издевался Глеб. – Хотя, ты уж меня прости, пьяница – душевный красавец, это как-то… И что ж в нем такого?
Маша и не собиралась отвечать.
– Понял! Ты его любишь! – скривился Глеб. – Любофф! Большая и чистая!
– Так ты его возьмешь? Обратно? – спросила Маша, желая прекратить издевательства. – Пить не будет.
– Коне-е-ечно!!! Как же не взять такого ценного работника! Куда ж наша стройка без него? Мы же…
– Тогда он придет прямо сегодня, – поднялась Маша и покинула кабинет, не оборачиваясь.
Она вышла из стеклянных дверей, долго шла, выпрямив спину – вдруг за ней наблюдают из окна, и, только свернув за угол, отошла к ближайшей скамейке, рухнула на нее, сгорбилась, будто плечи придавила невыносимая тяжесть, и закрыла лицо руками. Она нисколько не сердилась на Глеба, она вдруг… вдруг поняла! Он… он ждал ее! Он надеялся на… на большее. А может быть, и нет… может быть, ей показалось… или просто хотелось так думать…
Из забытья ее вывел звонок сотового.
– Маша, – звонила свекровь, – ты как поговоришь с начальством-то, мне перезвони, я этого… вурдалака наряжу покрасивше, ладно?
– Я уже переговорила. Наряжайте, – погасшим голосом ответила Маша.
– Ну тогда… ты его там встречай, на остановке, а то ить опять куда-нибудь свернет. Я его выпускаю!
– Выпускайте.
Она сидела на скамейке, и ей хорошо была видна остановка. Подъезжали автобусы, выходили люди и быстро неслись по своим делам. А она все сидела… ждала своего… мужа… Муж… Мой любимый, мой дорогой, мой драгоценный, мой царь… черт!! И почему опять при этих словах перед глазами всплывало лицо Савельева?!
Ее «царь» появился минут через тридцать. Она узнала его сразу – по сгорбленной спине, по вжатой в плечи голове, по тому, как он озирается, по меленьким шагам… хотелось плюнуть и уйти. Но…
– Роман! – крикнула она и подошла к мужу.
Тот радостно разулыбался, и Маша охнула – во всю правую щеку супруга багровел здоровенный синяк.
– Да что ж такое-то, а? Ну что за вид опять? – хлопнула себя по бокам Маша. – У всех мужья как мужья, а мой… откуда фингал?
– Так… маменька! Изверг она, а не мать! – прошипел Роман Викторович, с тоской глядя за горизонт. – Мне вот ее эти методы!
– Понятно, – вздохнула Маша и строго предупредила: – Запомни, Борцев, если ты хоть одну! Рюмку! Ко рту!.. Рома, я тебе обещаю – у тебя и на левой щеке такая фигня будет. А жить ты будешь рядом с домом. В подвале. Надоел, понял!
Муж только слишком поспешно взглянул на старенькие часы и торопливо отмахнулся:
– Ладно болтать-то, некогда мне!
– Ступай… – кивнула ему вслед Маша и заторопилась в другую сторону – ей надо было еще успеть за билетами для Иветты.
Купив их, Маша направилась к Никите Николаевичу, но сотовый снова зазвонил.
– Марью Игоревну можно к телефону позвать? – старательно выговаривал чей-то старческий голос.
– Это я, а кто спрашивает? – насторожилась Маша.
– Ма-а-а-шенька-а-а-а… – вдруг завыло в трубке, и Маша узнала свою Капитолину. – Приходи скорее-е-е-й…
Сначала Маша подумала, что старушка жуть до чего по ней соскучилась, а потом всполошилась: а ну как Зойка что-то сделала не так!
– Что-нибудь случилось, Капитолина Семеновна?
– Случило-о-ось… – тянула в трубку старушка. – Меня в армию забираю-ю-ют.
– Вас? – поперхнулась Маша и принялась успокаивать: – Тетя Капа, не беспокойтесь, у нас не настолько гиблое положение в армии, чтобы вас… я сейчас еще по двум адресам пробегусь, а потом к вам. А то меня там люди ждут… но я недолго. И не расстраивайтесь! Это какая-то ерунда. Никому не открывайте, я скоро.
Она теперь неслась в другую сторону, а в сумке опять надрывался телефон.
– Да что за день такой? – остановилась Маша, выуживая из недр сумки орущий аппарат. – Алло!
– Мам!!! – кричала Зойка. – Мам, ты меня сегодня домой не жди! Я… мам, ты меня слышишь? Здесь такая связь… мам, я на работу устроилась! С Ленкой Давыдовой, в санатории! Там неделю живешь, а потом приезжать можно. Платят хорошо, нам с Ленкой комнату одну на двоих выделили и кормят бесплатно!.. Мам, ты чего молчишь-то?
– Зоенька… ну как же… а кто такая Ленка-то? – не знала, что сказать, Маша.
– Ну здрассьте! Мы ж с ней вместе в институте учимся! Я давно просилась, чтобы она меня к себе пристроила, потому что там платят хорошо! Мам, и главное – комната на двоих! Ты не бойся, там дисциплина!
– Ага… это хорошо, что дисциплина, но… Но тебе же… вещи какие-то нужны, документы…
– Так я все уже взяла! А за остальным потом приеду. Мам, да ты не переживай, можешь Ленке домой позвонить, переговорить с ее матерью, она тебе все расскажет, а то у меня сейчас телефон отключится… Запоминай номер… – И дочка продиктовала телефон и отключилась.
Маша еще некоторое время стояла и пялилась на погасший экранчик. Она набрала Зойкин номер снова, но женский голос ответил, что абонент недоступен. Тогда Маша позвонила по номеру, который ей дала дочь. Там раздавались только длинные гудки.
– Все правильно, сейчас же все на работе… надо вечером позвонить… Нет… это, конечно, все хорошо, девочке надо работать, но как-то… все сразу… И муж на работу вернулся… и Иветта, и Зойка вот еще… Правда, вот с Савельевым… да еще и Капитолину в армию… да, а что там с Капитолиной? Куда она собралась?
К вздорной подопечной сразу зайти не получилось. Маша обещала, что к первому придет к Никите Николаевичу, и мужчина уже ждал. Помимо обычных обязанностей, сегодня Маше нужно было пробежаться с ним по магазинам, дабы купить костюм для выхода в театр. Маша даже не думала, насколько это утомительное занятие. Они обошли все магазины, а подходящего Никита Николаевич все никак не мог себе выбрать. То есть все было как раз по анекдоту «В этом никто не ходит, а в этом… в этом ходят все!» В конце концов, как это и бывает, купили костюмчик, который примеряли одним из первых, но время уже подкатывало к пяти часам вечера.
– Ой, Машенька, – запоздало всполошился модник. – Я украл у вас сегодня весь день!
– Да ничего страшного, – вежливо отмахнулась Маша, уже стоя на пороге.
– Да? – обрадовался подопечный. – А может быть, вы прямо сейчас пройдетесь со мной до театральной кассы? Хочу закупить билеты на спектакли… чтобы на весь месяц.
– С большим удовольствием, но… только завтра, у меня еще два человека, – с сожалением развела руками Маша. – Да сейчас и кассы закроются. А вот завтра…
Маша уже успела понять этого хитреца. Он не напрасно таскал ее за собой повсюду – в конце концов, он был еще достаточно бодр, чтобы самостоятельно выбрать себе любой костюм, но стареющему мужчине очень хотелось показаться на людях с молодой особой. Даже пусть не слишком молодой, но… у других в его возрасте спутницы были куда старше.
Как назло, у двух других подопечных тоже оказались дела, требующие времени. Одна стареющая леди собралась в парикмахерскую, сделать химическую завивку, и Маша должна была обязательно ее сопровождать и тщательно следить, чтобы ее кудри не пережгли. А другая хотела купить себе котика, и с ней надо было съездить за ним на другой конец города.
Когда Маша направилась к Капитолине, время перевалило за восемь вечера.
Капитолина Семеновна сидела прямо в прихожей и демонстративно подносила ко рту стакан с вонючей жидкостью.
– Ну здравствуйте, – скинула пальто Маша. – Вы уж извините, только что вырвалась… Что там у вас, с чего вы решили родину защищать?
– Тык… это ж я, что ли, решила? – вытаращилась на нее несчастная женщина. – Это ж они! Ироды!! Вот, бумажку прислали… где ж она у меня? На-ка, стаканчик подержи, я сбегаю, найду…
Старушка резво кинулась в комнату, сунув стакан Маше.
Маша отвернул нос – так несло от лекарства.
– Что это вы пьете?
– Это настойка, – с готовностью объясняла Капитолина, шурша бумагами. – Берешь три ложки собачьей лапки, заливаешь бутылкой самогона и хранишь все это месяц на солнышке. Потом надо встряхнуть, процедить и пить по чайной ложке перед сном. Помогает от всех хворей… да где ж она… завалилась куда-то…
– По чайной… а вы стаканом… – бубнила Маша, ставя стакан на кухонный стол. – Так что там с бумажкой?
– Вот она, нашла. – Капитолина несла какой-то листок в вытянутой руке. – Читай, вишь, чего написали. Чтобы пришла с вещами. А то они меня в тюрьму посадят. Ведь ты подумай – никого из старух в нашем подъезде не берут, а меня… Маш, может, думают, раз я такая боевая, так мне место токо на войне, а?
– Успокойтесь, тетя Капа… – проговорила Маша, старательно изучая «повестку».
«Документ» был явно кустарного производства – просто отпечатан на компьютере, и печать… печать имелась, но уж очень неразборчива… и какая-то неровная. Но а в остальном – да. «Явиться с вещами… по адресу районного военкомата, в кабинет… в противном случае… арест, статья за уклонение от службы…»
– Вы где это взяли? – спросила Маша.
– Так… прям в почтовом ящике! – испуганно докладывала призывница. – Сначала-то подумала, что адресом ошиблись, а потом глянула – имя-то мое! И, главное, год мой! Рождения-то! Нешто у их глазья повылазили, не видят, кого зовут-то?
– Да плюньте вы, – посоветовала Маша. – Выбросьте эту ерунду.
– Это как же? А печать? Я ить в тюрьму-то еще больше не хочу, чем в армию, – призналась старушка.
– Я у вас эту… живопись заберу. Повестки должны вручаться лично в руки, а вы там должны расписаться, что получили. И только тогда вам нужно было бы обязательно прийти… А вы ведь нигде не расписывались?
– Нет! А где расписаться-то? Я ж говорю – в ящике была.
– Ну вот и скажите, что кто-то вытащил. Я сама с ней разберусь, выбросьте из головы… Я вам тут продукты принесла, завтра-то чего купить?
– Маш, а посидеть-то уж, поди, некогда? – стеснительно попросила Капитолина Семеновна, но тут же сама себе ответила: – Конечно, когда тебе рассиживаться, поди-ка и дома надо появиться. Ты завтра-то прибеги пораньше. Мне ничего не надо брать, все есть, а вот… мы уж с тобой сто лет не разговаривали… А соседке я больше ничего не делаю… и объявленьев не пишу. Я… даже позавчера с ей сама поздоровалась… первая… – И она закраснелась, как девица на первом свидании.
– Я просто горжусь вами, – тепло улыбнулась Маша. – А завтра к вам первой забегу.
Она вышла из подъезда и на минутку задержалась – забыла, куда положила кошелек, а надо было еще и в магазин заскочить.
Кошелек оказался на самом дне сумки. Маша подняла глаза – весь дом светился теплыми огнями окон. А в окне Капитолины явно вырисовывался силуэт подопечной – старушка следила, как уходит Маша.
Маша махнула ей рукой.
Этажом ниже, у Савельевых, тоже горели все окна… вон в кухне торопливо мелькает маленькая фигурка – Вера Дмитриевна наверняка готовит что-то для своего сына… а вон и сам сын… вернее, его силуэт, но уже в другой комнате… А это… что там еще? Кто?..
На фоне светлого окна моталась тень какой-то женщины… И Савельев, судя по теням, с ней о чем-то говорит… вот бы послушать…
Да чего ей слушать?! И что удивительного? Ему уж лет-то! Пора бы уж и… приткнуться к какой-нибудь тени!
Маша решительно развернулась и направилась в сторону дома. На маленьком пятачке, прямо возле подъезда, дремала здоровенная блестящая машина Савельева. Она точно знала – это его… А он… бросает машину черт-те где, а сам… главное, в дом еще приволок тетку эту! А на ее мужа так вон как кривился! Еще неизвестно, что у него там за фифа!.. А она-то, дурочка, думала, что он о ней…
Маша со всей дури пнула машину Савельева! Та оказалась настоящей ябедой и тут же залилась звонким ором – сигнализацией.
– Да ладно, чего ты? – испуганно залепетала Маша, будто машина и впрямь была живая. – Ну я ж… нечаянно я!
Но авто категорически не хотело молчать.
– Ну блин… – уже не знала, что делать, Маша. – Ты ж сейчас… ну всех же сейчас перебудишь! Ну чего орешь-то?
В конце концов ей пришло в голову, что можно и сбежать. И Маша сиганула вдоль по дороге, быстро стуча каблучками.
Она благополучно покинула место происшествия и теперь спокойно переходила улицу, когда ей преградил дорогу джип. Тот самый, который она шибанула ножкой и который так настойчиво звал хозяина.
– Ну? – открыл дверцу этот самый хозяин. – Чего ты хотела?
– Я? – старательно удивилась Маша. – Это я хотела?.. Да с чего ты взял?
– Ну а зачем ты тогда по колесам ногами долбила, – пожал плечами Савельев. – Одно из двух – либо ты просила, чтобы я тебя проводил, либо… либо ты хотела сломать мою машину. Сразу предупреждаю – стоит дорого.
– Я не хотела сломать! – быстро-быстро завертела головой Маша.
– Тогда садись, – кивнул Глеб на свободное место рядом с собой. – Провожу, раз уж просишь…
– Я не прошу! Я и сама дойду! Еще чего! – принялась испуганно возражать Маша, но Савельев ее тут же прервал:
– Так все-таки хотела сломать! Или угнать?
Маша тихо вздохнула и полезла в высокий джип.
– Мне вообще надо не домой, я и вовсе не хотела провожаться, – бубнила она себе под нос. – И зачем меня домой, когда мне еще в магазин надо.
– Нет, ведь научилась у своей Капитолины ворчать, – усмехнулся Глеб и весело спросил: – В каком супермаркете затариваемся, милая барышня?
– В…вот здесь, за угол сейчас завернем, там у меня… скидка, карточка потому что… – шмыгнула носом Маша.
– Ах, у нее еще и карточки! – откровенно посмеивался Савельев. – Ну что ж, будем заворачивать за углы…
Они подъехали к гастроному, но машину поставить было негде. Несмотря на поздний час, все места оказались заняты.
– Черт, ведь выбрала же магазин… – покачала головой Глеб. – Машину приткнуть некуда.
– Это потому что жители вот этих домов свои машины сюда на ночь ставят, ну чтобы за стоянки не платить, – с готовностью поведала Маша.
– Я за них просто счастлив! – вздохнул Савельев. – А вот мне куда?
Он приткнул свой здоровенный джип к краю дороги, вышел, открыл пассажирскую дверцу и, окончательно смутив попутчицу, подал ей руку. Причем так просто, будто делал это каждый день, как само собой разумеющееся, как нечто обычное… да это и есть самое обычное дело, но… отчего же за всю жизнь ей никто так руки и не подал? Никогда? И никто…