Эмили вскрикнула, и ее рука непроизвольно сжала его плоть. Саймон втянул воздух, и его самообладание разлетелось на мелкие кусочки. Он понял, что больше не сможет ждать ни минуты. Она слишком сильно возбуждала его. Он не унизит себя, кончив в ее руке и разлив свое семя по ее нежному животу.
— Эмили, пора. Клянусь Богом, я не в силах больше ждать.
Он лег на нее, широко раздвинув ей ноги, и направил себя в ее распахнувшиеся врата наслаждения.
— Саймон?
— Ты доверяешь мне, малышка?
— Да, Саймон. Полностью. — Она взглянула на него из-под ресниц.
— Клянусь, я всегда буду защищать тебя, Эмили. Помни об этом. Что бы ни случилось, помни, я всегда буду заботиться о тебе.
— Да, Саймон.
Саймон несколько секунд смотрел на нее — никогда он не видел ничего прекраснее этой Эмили, парящей на пределе своей страсти. Кончик ее языка пробежал по полной нижней губе. На щеках горел нежный румянец. Ее тело было крепким, упругим и поразительно эротичным. Ему нужно быть с ней осторожным, напомнил он себе. Она девственница, и он не причинит ей боль.
Но страстное желание проникнуть в теплоту Эмили пересилило все его чувства. Он попытался обуздать прилив деятельной энергии своего тела. Пот выступил у него на лбу, грудь повлажнела.
— Саймон? — В голосе Эмили слышалось смятение. Напряжение, охватившее ее тело, стало каким-то другим. В нем угадывалось скорее тревожное беспокойство, чем чувственное наслаждение.
— В первый раз тебе может быть не очень приятно, — выдавил он. — Ты такая маленькая…
— Я не уверена, что мне это нравится, Саймон. Он застонал:
— Постарайся расслабиться. Доверься мне, малышка. Держись за меня и доверься мне.
— Ты правда думаешь, что это углубит нашу связь на более высоком уровне? — спросила она с легким отчаянием в голосе.
— Да. Да, господи боже мой.
Он не мог больше сдерживаться. Быстрым, сильным, резким движением он глубоко вошел в ее тело. Он крепко обнял ее и, приникнув губами к ее рту.
— О чем ты?
— Наш эксперимент по укреплению метафизической связи. Ты чувствуешь себя хоть чуточку ближе ко мне — в трансцендентальном плане?
— О господи… — Он моргнул и перевернулся на спину, прижав ее к своей обнаженной груди. Несколько мгновений он смотрел в высокий потолок, пытаясь обрести ясность мыслей.
— Саймон? — Она застенчиво тронула волосы на его груди.
— Да! Будь я проклят, да! — прорычал он, ибо меньше всего в данный момент его интересовало метафизическое общение.
— Я рада, — просто сказала она, положив голову ему на плечо.
Саймон посмотрел на рыжие локоны, сиявшие в свете пламени камина. Как полированная медь, подумал он, И тут реальность обрушилась на него со всей силой.
— Это же наша первая брачная ночь, Эмили.
— Да.
— Наша первая брачная ночь, а я уложил тебя на пол в библиотеке. В библиотеке, бог ты мой.
— Я предпочитаю думать, что ты просто занимался со мной любовью на полу в библиотеке, — сказала Эмили, сладко зевнув.
— Я, наверное, схожу с ума. — Саймон рывком сел, пригладив пятерней волосы. — Мы должны быть наверху, в твоей постели. Или в моей.
— Не волнуйся, Саймон. Для меня не так уж важно, где мы провели нашу брачную ночь. — Эмили сонно улыбнулась. — Я опушу в дневнике подробности… если хочешь.
— Господи боже. Непременно опусти их в своем чертовом дневнике.
Он вскочил и торопливо накинул халат. Потом нагнулся, поднял на ноги Эмили и надел на нее ночную рубашку. Он увидел на тонкой ткани следы их любви и доказательство ее девственности — и понял, что все это время она лежала на своей рубашке. Он быстро закутал Эмили в ее халат. Смутное чувство вины зашевелилось в нем.
— Эмили, с тобой все в порядке? Она сморщила носик:
— У меня там немножко липнет. И чуть-чуть больно. А так все прекрасно. А ты? Как ты себя чувствуешь, Саймон?
— Да вполне, — хрипло ответил он и, подхватив ее на руки, понес к двери.
Но чувствовал он себя не так уж и хорошо. Он ощущал себя как-то странно, и это ему не нравилось. С этой женщиной он совершенно потерял самообладание.
Такого с ним никогда не случалось. Ему следовало держать ситуацию в руках с начала и до конца. Он должен был сделать все с гораздо большей тонкостью. А его захватило вихрем собственной страсти, полностью поглотившей его волю.
Саймон мрачно признался себе, что этой ночью командовал парадом эльф, знает она об этом или нет. Она заставила его хорошенько поплясать с того самого момента, как он заметил на подушке записку. Интересно, размышлял Саймон, она хоть немного понимает, какую власть обрела над ним этой ночью? Женщины всегда сразу понимают силу своей власти над мужчиной, а женщина Фарингдон конечно же воспользуется ею быстрее всех прочих.
Но она уже больше не Фарингдон, напомнил себе Саймон. Она теперь принадлежит ему.
— Саймон! — Эмили неуверенно посмотрела на него, когда он нес ее к лестнице. — Ты сердишься?
— Нет, Эмили. — Он шагнул на покрытую красным ковром ступеньку. — Не сержусь.
— У тебя такое странное выражение лица. — Она улыбнулась ясной улыбкой. — Я думаю, это последствия наших попыток общения и в физическом и в метафизическом смысле одновременно. Очень утомительно, правда?
— Чертовски утомительно, — вздохнул Саймон.
Глава 8
На следующее утро Эмили в радостном ожидании поспешила спуститься к завтраку, чтобы поскорей убедиться, что ее миленькое утреннее платьице нежно-розового цвета оказалось очень кстати. Но Саймон вовсе не ждал ее, чтобы сделать ей комплимент по поводу гофрированной оборочки вокруг шеи или вышитых узоров на юбке, на которые местная белошвейка положила столько трудов. Ей сказали, что еще ранним утром он уехал на прогулку верхом.
Сникшая Эмили уселась за стол и уныло смотрела, как слуга наливает ей кофе. Ночью, когда Саймон отнес ее в кровать и вернулся к себе в спальню, она была глубоко разочарована. Но, говорила она себе, значит, так принято в светском обществе. Всем известно, что супруги редко спят вместе всю ночь. А брак по расчету тем более ведет к таким отношениям, когда предполагается уединение.
Но хотя она и уговорила Саймона вступить в брак по расчету, по крайней мере с его стороны, Эмили верила, что их отношения станут совсем другими. Особенно после того, что произошло этой ночью.
Эмили почувствовала, как от нахлынувших воспоминаний ее снова пронизала легкая сладостная дрожь. Она покраснела при одной мысли о том, как лежала обнаженная в объятиях Саймона перед мерцающим огнем камина. Ее нервы защекотало воспоминание о странном завораживающем блеске в золотых глазах мужа, когда он вдавил ее в ковер. Сознание того, что он действительно вошел в нее и стал ее частью, было одновременно ошеломляющим и необыкновенно волнующим.
Это ощущение не походило ни на что больше, она никогда не представляла себе ничего подобного, Мир ее чувств пошатнулся под яростным натиском новых ощущений.
Хотя она не испытала того потрясающего облегчения, которое дал ей Саймон, когда впервые интимно ласкал ее, то, что произошло этой ночью, значило куда больше. На какое-то время они слились в единое существо.
Саймон совершенно прав, думала Эмили, попивая кофе. Такой физический союз непременно должен укрепить из связь на трансцендентальном уровне. Не может быть, чтобы такое ошеломляющее, такое мощное и всепоглощающее чувство не оставило следа в метафизическом мире. Должна, должна существовать связь между этими двумя мирами!
Хорошо, что Саймон это понял и благородно настоял на выполнении своих супружеских обязанностей во имя высших метафизических ощущений. Он действительно стремился сделать их брак настоящим. И Эмили знала, что рано или поздно он полюбит ее так же крепко, как любит его она.
Это было неизбежно, особенно теперь, когда их связь окрепла как в физическом, так и в метафизическом смысле.
Но все же, как ни привыкла она завтракать в одиночестве, сегодня тишина в комнате казалась ей особенно унылой. Засиживаться не хотелось.
Она мечтала о том, как было бы хорошо, если бы Саймон пригласил ее с собой на прогулку, когда в комнату вошел Дакетт. На его угрюмом лице застыло суровое неодобрительное выражение.
— Прошу извинить, мадам, — строго сказал он, — но ваш отец прислал к черному ходу мальчишку с поручением. Похоже, он ждет, что вы выйдете в южный сад.
Эмили с удивлением взглянула на слугу;
— Мой отец? Но он же сразу после свадьбы уехал в Лондон с Девлином и Чарльзом.
Дакетт еще больше помрачнел, если только это было вообще возможно:
— Похоже, что нет, мадам. Боюсь, он сейчас в южном саду.
— Как странно. Почему же он не зайдет в дом? Дакетт кашлянул и сказал с легким оттенком удовлетворения:
— Прошу прощения, но его светлость запретили вашему отцу входить в дом без личного на то разрешения его светлости, мадам. Насколько я понял, именно так они договорились после свадебной церемонии.
— Похоже, что нет, мадам. Боюсь, он сейчас в южном саду.
— Как странно. Почему же он не зайдет в дом? Дакетт кашлянул и сказал с легким оттенком удовлетворения:
— Прошу прощения, но его светлость запретили вашему отцу входить в дом без личного на то разрешения его светлости, мадам. Насколько я понял, именно так они договорились после свадебной церемонии.
Эмили удивленно округлила глаза. Она знала, что ее отец и муж не любят друг друга. Но договор был заключен в тот день, когда она подслушивала их, застав за обсуждением ее будущего. Саймон дал понять, что если отец выполнит его требования, то Брод ерик Фарингдон сохранит право встречаться с Эмили. Она была уверена, что они договорились именно так.
— Здесь какое-то недоразумение, — заверила Эмили дворецкого.
Дакетт предпочел не обсуждать очевидного.
— Не могу знать, мадам. Послать кого-нибудь доложить мистеру Фарингдону, что вас нет дома?
— Боже мой, Дакетт, конечно нет! — вскочила Эмили. — Я вполне дома, как вы видите. По правде говоря, я рада услышать, что отец еще здесь. Вчера я не имела возможности как следует с ним проститься. Я была так занята, что даже не знала, что моя семья уезжает в Лондон, пока Блэйд не упомянул об этом. А тогда было уже поздно.
— Да, мадам. — Дакетт склонил голову в поклоне. — Я пошлю Лиззи наверх за шалью. На улице сегодня прохладно.
— Не нужно, Дакетт. — Эмили взглянула на яркое апрельское солнце, лившееся в окно комнаты. — Мне ничего не понадобится. День прекрасный.
— Как угодно, мадам. — Дакетт кашлянул. — Я понимаю, что не мое дело далее обсуждать этот вопрос, мадам…
— Да, Дакетт? В чем дело?
— Я просто подумал, взвесила ли мадам… э-э… разумность свидания с мистером Фарингдоном в южном саду.
Эмили рассмеялась:
— Боже мой, Дакетт, я же собираюсь встретиться с отцом, а не с поклонником или убийцей.
— Конечно, мадам. — На лице Дакетта было написано, что он сомневается в справедливости ее высказывания. — Но у его светлости могут быть свои определенные соображения по поводу позволительности данной ситуации.
— Да что вы, Дакетт? Вы чего-то не понимаете. Мы ведь говорим о моем отце. — Эмили обогнула стол. Проходя мимо Дакетта к двери, она ободряюще улыбнулась ему. — Не тревожьтесь о том, что бы сказал Блэйд по этому поводу. Мы с ним, видите ли, связаны редкостной формой связи. Мы очень хорошо понимаем друг друга.
— Вот как… — Но особенно убежденным Дакетт все-таки не выглядел.
Эмили больше не обращала внимания на явные признаки тревоги со стороны дворецкого. Дакетт не имеет никакого представления о том, что произошло ночью между ней и Саймоном. Поэтому он, конечно, и не способен понять природы тех значительно укрепившихся метафизических взаимоотношений, которые установились между Эмили и ее мужем.
Эмили была намерена немедленно выяснить возникшее недоразумение, Конечно, Саймон не стал бы запрещать ее отцу видеться с ней после свадьбы. К чему теперь запреты? Угроза была просто средством в переговорах, к которому Саймон прибегнул, чтобы справедливость восторжествовала.
День и в самом деле оказался солнечным, но в воздухе чувствовалось приближение грозы. Эмили прожила в деревне всю свою жизнь и знала приметы. Надвигалась гроза. Вечером будет дождь.
По пути к воротам южного сада она с удовлетворением осматривалась. Нарциссы и ранние розы начинали свое буйное цветение, и воздух был напоен пьянящим ароматом цветов. Вот главное украшение сада — маленький нарядный фонтан с амурчиком, проливающим воду из кувшина. За фонтаном — высокая изгородь…
За изгородью и ждал ее Бродерик Фарингдон. Он появился с вороватым видом, быстро осмотревшись по сторонам.
— Папа! — Эмили улыбнулась своему красавцу отцу и поспешила ему навстречу. — Как хорошо, что ты зашел попрощаться. Я так жалела, что не успела вчера сказать «до свидания» тебе и братьям. Свадьба была чудесной, правда? Там собралась вся округа, и все так радовались за меня. У меня столько впечатлений!..
— Да уж, Блэйд не дал тебе скучать, — мрачно согласился Бродерик. — Ты чуть с ног не падала по его милости. Все время следил, чтоб ты или танцевала, или пила, или была занята беседой и не заметила, как он ушлет прочь твою семью. И вот я вынужден красться сюда, как разбойник в ночи, только для того, чтобы попрощаться с единственной дочерью. Эмили склонила голову набок:
— Он услал тебя прочь? Что ты такое говоришь, папа?
Бродерик покачал головой с печально-горестным видом:
— Моя бедная невинная девочка. Ты все еще не понимаешь, в какую историю влипла, да?
— Папа, прошу тебя, не волнуйся за меня. Я знаю, что делаю, и вполне довольна своим браком.
Бродерик пристально посмотрел на нее:
— Вот как? Интересно, как долго ты будешь наслаждаться своим счастьем. Но все уже свершилось, а? Блэйд вряд ли упустит случай сыграть шутку.
— Что свершилось? Папа, пожалуйста, объяснись. Бродерик окинул ее задумчивым взглядом, в его глазах загорелась искорка надежды.
— Наверное, нечего и надеяться, что Блэйд оставил тебя одну в эту ночь, а? Никакой возможности признать брак недействительным?
Лицо Эмили вспыхнуло.
— Господи, папа, ну что ты говоришь?
— А вот что. Сейчас не время краснеть по-девичьи. Это деловой разговор. — У Бродерика появилась слабая надежда. — Скажи мне правду, детка, он еще не тронул тебя? Если нет, то не все потеряно.
— Ну право же, папа. — Смущение Эмили переросло в раздражение. Она гордо выпрямилась. — Я не собираюсь добиваться признания брака недействительным. Я счастливая замужняя женщина.
— Черт! Значит, никакой надежды.
— Надежды на что? Что ты пытаешься сказать? Бродерик трагически вздохнул:
— Это конец, мое дорогое дитя. Скажи «прощай» своему любящему папочке, потому что больше ты его никогда не увидишь.
— Не будь смешным. Разумеется, мы увидимся, и очень скоро. Мы с Саймоном отправляемся после медового месяца в Лондон. Так что появится масса возможностей навещать тебя и близнецов. Скорее всего я буду встречаться с вами даже чаще, чем тут, в Сент-Клер-холле. В конце концов, вы приезжали сюда, только когда вам не везло за карточным столом.
— Нет, Эмили. Ты все еще не понимаешь, за какое чудовище вышла замуж. Блэйд твердо намерен не допускать никаких твоих встреч с нами.
— Это ты не понимаешь, папа, — быстро сказала Эмили. — Саймон действительно настаивал на возвращении ему Сент-Клер-холла и использовал для подкрепления своих требований угрозу разлучить меня с вами. Но цель уже достигнута. Справедливость восторжествовала.
Бродерик устало опустился на край фонтана:
— Ты не знаешь его, Эмили. Возвращение дома — только начало. Он не успокоится, пока не погубит Фарингдонов — всех до одного.
— Папа, если тебя волнует финансовая сторона дела, — медленно начала Эмили, — то ты напрасно беспокоишься. Я совершенно уверена, что Блэйд удовлетворится этой местью. Он может не одобрить, если я буду возмещать твои растраты, но, конечно же, не запретит мне и дальше вести твои дела. Я просто уверена в этом.
— Ах ты мой невинный ягненок. Ты просто еще не распознала звериной сущности того, кто заманил тебя в сети брака. Я тоже надеялся, что он даст нам общаться, как раньше. Только поэтому я и согласился на его предложение. Но вчера, после того как он тебя надежно стреножил, он заявил мне, что не собирается позволять тебе впредь заниматься делами Фарингдонов.
Эмили нахмурилась:
— Я ничего не слышала о таком решении. Ты наверняка не правильно понял, папа. Как я уже сказала, он, конечно, наложит некоторые ограничения на твои финансовые излишества, но не разлучит нас с тобой.
— Какая же ты наивная дурочка, дитя мое, — покачал головой Бродерик и встал, раскрывая ей объятия. — Может быть, я в последний раз вижу твое милое личико. Подойди и поцелуй своего папочку на прощанье. Вспоминай меня и братьев добрым словом, Эмили. Мы ведь и вправду заботились о тебе.
Эмили начинала тревожиться:
— Папа, ну хватит болтать чепуху.
— Прощай, моя милая. Желаю тебе счастья, хотя боюсь, что ты обречена так же, как и весь наш род.
— Ты все не так понял, папа. — Эмили вновь неловко шагнула к отцу в объятия. — Я никогда не соглашусь на разлуку с моей семьей. Ты же знаешь. И Саймон никогда бы не стал на этом настаивать.
Бродерик крепко обнял дочь, словно ив самом деле не надеялся больше увидеть. Потом выпустил ее из объятий и, прищурившись, как-то странно посмотрел на нее:
— Эмили, если ты действительно не хочешь покинуть нас…
— Конечно, я никогда вас не покину, — порывисто заверила она. — Я люблю тебя и близнецов, папа. Ты же знаешь…
— Если так, если ты намерена выполнить свой долг по отношению к своей семье, то нам следует предпринять некоторые практические шаги, — быстро сказал Бродерик. — Необходимо устроить так, чтобы ты продолжала вести наши дела и посылать указания Давенпорту. Я все обдумал, и, по-моему, легче всего решить эту задачу, условившись о тайных встречах.