— …Кажется, мне больше нечего добавить, Ватсон. Я покинул его с таким холодным достоинством, какое только мог на себя напустить, но как только я прикоснулся к дверной ручке, он неожиданно меня остановил.
— Между прочим, мистер Холмс, — сказал он, — вы, должно быть, знали Ле Брюна, вашего коллегу из Франции?
— Да, — ответил я.
— И вы слышали, что с ним произошло?
— Его избили апаши[7] на Монмартре, и он остался калекой на всю жизнь.
— Совершенно верно, а ведь всего за неделю до этого он начал расследовать мое дело. Странное совпадение. Не повторяйте его ошибки, мистер Холмс, удачи вам не видать. Кое-кто уже мог убедиться в этом, поэтому еще раз говорю вам на прощание: идите своей дорогой и не мешайте мне идти своей. До свидания!
Вот так, Ватсон. Теперь вы в курсе дела.
— Кажется, весьма опасный тип.
— Слишком опасный. Я равнодушен к его хвастовству, но все же он из тех людей, которые делают гораздо больше, чем о себе говорят.
— Нужно ли вам вмешиваться в это дело? Какое имеет значение, женится он на этой девушке или нет?
— Я уверен, что он убил свою последнюю жену, а раз так, то это очень важно. А кроме того, наш клиент! Нет, нет, не будем обсуждать этот вопрос. Когда вы допьете кофе, пойдемте ко мне домой. Весельчак Шинвел, наверное, уже ждет нас со своим докладом.
В самом деле, мы застали его там. Это был дюжий малый, неотесанный, с красным лицом и изъеденными цингой зубами. В его наружности только пара живых черных глаз свидетельствовала об изворотливом уме. Казалось, он находился в своей стихии, а рядом с ним на диване красовалась его добыча — хрупкая нервная девушка с бледным застывшим лицом, на котором житейские невзгоды оставили свой неизгладимый след, молодая, но уже погрязшая в пороках и хлебнувшая горя.
— Это мисс Китти Винтер, — сказал Шинвел Джонсон, представив гостью взмахом своей толстой руки, — что она знает, вот, ну-у, в общем, она сама скажет. Это я ее первым делом отыскал, мистер Холмс, сразу как получил ваши инструкции.
— Да, уж найти-то меня не трудно, — сказала девушка. — Я не вылезаю из лондонских притонов, черт меня побери. Так же, как и Порки Шинвел. Ведь так, Порки, мы же с тобой старые приятели. Но, черт возьми, мистер Холмс, кой-кого не мешало бы упрятать в местечко похлеще нашего, если б была справедливость на свете. Того, за кем вы охотитесь.
Холмс улыбнулся.
— Я вижу наши намерения совпадают, мисс Винтер.
— Я готова сдохнуть, чтобы помочь вам разделаться с ним, — сказала наша гостья с неистовой злобой. На ее белом застывшем лице и в сверкающих глазах отразилась такая глубокая ненависть, на которую бывает способна только женщина. — Вам незачем копаться в моем прошлом, мистер Холмс, никакого проку в этом нет. Но такой, какой я стала сейчас, меня сделал Адельберт Грюнер. Если б я только могла добраться до него, ах, если бы могла отправить его в преисподнюю вслед за его жертвами! — Она потрясла перед собой кулаками.
— Вы знаете, как обстоит дело?
— Порки Шинвел мне все рассказал. Он нашел еще одну глупую дурочку и хочет теперь на ней жениться, ну а вы хотите ему помешать. Вам, наверное, много чего известно об этом негодяе. Ни одна порядочная девушка не пойдет с ним под венец, если она, конечно, в своем уме.
— К сожалению, она не в своем уме. Она его страстно любит. Что бы ей о нем ни говорили, она и знать ничего не хочет.
— И об убийстве говорили?
— Да.
— Э-э, да у нее видать крепкие нервы.
— Она считает, что его оклеветали.
— Да разве нельзя предъявить доказательства?
— А вы сможете помочь нам в этом?
— Помочь вам? Вот если бы я пришла к ней и рассказала, что он со мной сделал…
— И вы пойдете на это?
— Пойду ли я? Конечно, да!
— Что ж, стоит попытаться. Но имейте в виду, что барон рассказал ей почти обо всех своих грязных делах и получил прощение, так что, думаю, леди не захочет возвращаться к этому разговору.
— Я докажу, что он рассказал ей далеко не все, — сказала мисс Винтер. — Я сама мельком видела одно или два убийства, и это если не считать того, что наделало столько шума. Он, бывало, говорил, что кто-то стоит у него на пути, а спустя месяц спокойно смотрел мне в глаза и заявлял, что тот человек умер. Это была не пустая болтовня, нет. Но я почти ничего не замечала, да, да, потому что любила его. Что бы он ни делал, я во всем с ним соглашалась, так же, как эта бедная дурочка. Вот только одна вещь поразила меня. Если бы, черт возьми, его лживый язык не стал тогда оправдываться и утешать меня, я ушла бы от него в ту же ночь. Эта книга, коричневая книга в кожаном переплете с замочком и с его золоченым вензелем на обложке. Думаю, он немного выпил в ту ночь, а то он не показал бы ее мне.
— Что это была за книга?
— Говорю вам, мистер Холмс, что этот человек собирает женщин, как собирают бабочек и мотыльков, да еще гордится этим. Все они, все эти загубленные души — в этой книге. Фотографии, имена, каждая подробность — отвратительная вещь! Ни один мужчина, каким бы подонком он ни был, не смог бы додуматься до такого. Вот какая это книга. Если у него хватило ума, он, конечно, унес ее из дома. Но нет, что об этом говорить, вряд ли она вам поможет, да и как вы ее достанете.
— Где она находится?
— Откуда мне знать, где она теперь? Ведь я ушла от него больше года назад. Но я знаю, где он ее держал. Он же педант и чистюля, так что, может быть, она все еще там, у него в кабинете, в старом бюро. Вы знаете его дом?
— Я был у него в кабинете, — сказал Холмс.
— Вот как? Да вы, я вижу, расторопны, мистер Холмс, если учесть, что взялись за дело только сегодня утром. Может, дорогой Адельберт встретил на этот раз достойного соперника. В холле — где в стеклянном шкафу между окнами хранится китайская посуда — за его столом есть дверь. Она ведет в рабочий кабинет — маленькую комнатку, где он держит свои бумаги и личные вещи.
— Он не боится грабителей?
— Адельберт не трус. Худший враг о нем такого не скажет. Но он хитер. Ночью там сигнализация, да и что там делать грабителям? Разве что забрать всю эту странную посуду.
— Ничего хорошего, — сказал Шинвел Джонсон с видом знатока. — Ни один скупщик краденого не позарится на товар, который нельзя ни переплавить, ни продать.
— Вы правы, — сказал Холмс. — Так вот, мисс Винтер, я хотел бы, чтобы вы зашли ко мне завтра в пять часов вечера, а я к тому времени успею подумать, нельзя ли нам будет как-нибудь повидать леди. Я чрезвычайно признателен вам за участие. Мои клиенты не поскупятся…
— Только не это, мистер Холмс! — воскликнула девушка. — Я помогаю вам не ради денег. Дайте мне втоптать в грязь этого человека, дайте мне наступить на его мерзкое лицо, и я отдам за это все свои сбережения. Вот моя цена. Завтра и когда угодно, пока вы идете по его следу, я буду с вами. Порки скажет, где меня найти.
Я встретился с Холмсом на следующий день, когда он обедал в том же ресторане на Стрэнде. Он только пожал плечами, когда я спросил его, как прошла встреча, а затем описал события минувшего дня. Я привожу его рассказ, слегка смягчив бесстрастное сухое изложение.
— Добиться свидания было нетрудно, — сказал он, — леди упивается тем, что показывает дочернюю покорность в разного рода мелочах, пытаясь искупить свою вину за тот разрыв отношений со своим отцом, который был вызван ее помолвкой. Генерал известил меня по телефону, что все готово к нашему приходу, и в это время, как и было условлено, подоспела мисс Винтер, так что в половине шестого кэбмен высадил нас на Беркли-сквер 104, около дома, где проживает старый солдат. Это одна из тех ужасных лондонских построек, на фоне которых даже церковная архитектура кажется фривольной. Лакей провел нас в гостиную, завешенную желтыми гардинами, где нас ожидала леди: скромная, замкнутая, такая же непоколебимая и далекая, как вершина заснеженной горы.
Не знаю, как вам описать ее, Ватсон. Быть может, вам удастся увидеть ее до того, как мы закончим это дело, и вы составите о ней собственное мнение. Она наделена какой-то неземной красотой, свойственной людям, безумно преданным своим идеалам, чей разум оторван от мирских забот. Такие лица я видел на картинах средневековых мастеров. Не могу себе представить, как этот негодяй мог касаться ее своими гнусными лапами. Он и она — две крайности: животное и добродетель, пещерный человек и ангел. На вашей памяти еще не было более грязного дела.
Конечно, она знала, зачем мы пришли. Барон Грюнер не терял времени даром и успел отравить ее сознание и настроить против нас. Я думаю, приход мисс Винтер озадачил ее, но, тем не менее, она не подала виду и знаком предложила нам сесть, как преподобная аббатиса указывает свое место двум прокаженным попрошайкам. Если вы когда-нибудь вздумаете заважничать, мой дорогой Ватсон, навестите мисс Виолетту де Мервиль.
Конечно, она знала, зачем мы пришли. Барон Грюнер не терял времени даром и успел отравить ее сознание и настроить против нас. Я думаю, приход мисс Винтер озадачил ее, но, тем не менее, она не подала виду и знаком предложила нам сесть, как преподобная аббатиса указывает свое место двум прокаженным попрошайкам. Если вы когда-нибудь вздумаете заважничать, мой дорогой Ватсон, навестите мисс Виолетту де Мервиль.
— Ваше имя мне хорошо знакомо, мистер Холмс, — сказала она ледяным голосом. — Насколько я понимаю, вы пришли, чтобы оклеветать моего жениха, барона Грюнера. Я согласилась встретиться с вами лишь потому, что меня попросил об этом отец, и хочу предупредить вас заранее: все, что вы мне скажете, не будет иметь ни малейшего значения.
Мне было жаль ее, Ватсон. На мгновение я представил себе, что она моя собственная дочь. Вы знаете, я не часто бываю красноречив и привык работать головой, а не сердцем, но, право, я умолял ее такими теплыми словами, какие только мог отыскать в своей душе. Я обрисовал ей то ужасное положение, когда женщина начинает постигать истинный характер мужчины лишь после того, как становится его женой, когда она обречена покорно сносить ласки кровавых рук и распутных губ. Я не щадил ее, я говорил ей про стыд, ужас, душевные страдания, безнадежность такого положения, но все мои пылкие слова не окрасили ни единым оттенком ее щеки цвета слоновой кости, и ни малейшего волнения не отразилось в ее отрешенных глазах. Я вспомнил, что барон говорил мне о гипнозе. В самом деле, можно было подумать, что эта девушка парила над землей, одержимая какой-то восторженной мечтой. В ее ответе все еще не было ничего определенного.
— Я терпеливо слушала вас, мистер Холмс, — сказала она, — но как я и говорила, вам не удалось меня переубедить. Я отдаю себе отчет, что мой жених Адельберт провел бурную жизнь и, случалось, навлекал на себя и ожесточенную ненависть, и самую несправедливую клевету. Вы лишь последний из многих, кто пытается опорочить его передо мной. Возможно, вы желаете мне добра, хотя я думаю, что вы попросту платный агент, которому все равно, на кого работать. В любом случае, я хочу, чтобы вы поняли раз и навсегда: я люблю его, и он любит меня, и мнение всего света значит для меня не больше, чем щебет птиц за окном. Если его благородной душе в какой-то момент и пришлось упасть, то, может быть, я специально ниспослана ему, чтобы поднять ее до истинной, недосягаемой высоты. Однако, — тут она посмотрела на мою спутницу — мне не совсем ясно, кто эта молодая леди?
Я уже готов был ответить, как мисс Винтер ворвалась в наш разговор, словно вихрь. Если вы когда-нибудь видели, как соприкасаются лед и пламень, то вы можете себе представить этих двух женщин.
— Я скажу вам, кто я такая, — воскликнула она, подпрыгнув на своем стуле. Вспышка гнева искривила ее губы. — Я его последняя любовница. Я одна из сотен, которых он соблазнил, обесчестил и выбросил на мусорную свалку, и с вами он сделает то же самое. Да только ваша-то свалка больше походит на могилу и, может, это к лучшему. Я говорю вам, вам, глупая женщина, что если вы выйдете за него замуж, то он погубит вас, разобьет сердце или свернет шею — одно из двух. Я говорю это не из любви к вам, потому что мне совершенно наплевать, что с вами будет, но из ненависти к нему, из желания досадить ему и сделать с ним то же, что он сделал со мной. И не смотрите на меня так, моя милочка, может быть, для вас это закончится еще хуже, чем для меня.
— Я предпочла бы не обсуждать подобные вещи, — сказала холодно мисс де Мервиль. — Хочу, чтобы вы знали, что мне известно о тех трех случаях в жизни Адельберта, когда он запутался в своих отношениях с женщинами, но я искренне верю его чистосердечному раскаянию.
— Три случая! — закричала мисс Винтер, — Дурочка! Невообразимая дурочка!
— Мистер Холмс, прошу вас, закончим наш разговор, — произнес ледяной голос. — Я подчинилась воле моего отца и встретилась с вами, но не заставляйте меня выслушивать бредни этой особы.
Мисс Винтер рванулась вперед, готовая разразиться проклятиями, и, если бы я не схватил ее за запястье, она вцепилась бы в волосы доведенной до безрассудства леди. Я потащил ее к двери и с облегчением вздохнул, когда усадил ее в кэб, радуясь, что мне удалось избежать скандала. Мисс Винтер была вне себя от бешенства. В какой-то степени и я был взбешен, Ватсон, поскольку испытал неописуемую досаду от спокойного равнодушия и надменной вежливости женщины, которую мы пытались спасти. Теперь вы знаете, как обстоит дело, и, очевидно, я должен продумать наши дальнейшие действия, раз первый шаг оказался неудачным. Я буду держать с вами связь, возможно, вам придется принять участие в игре, хотя не исключено, что в следующем акте спектакля задавать тон будем уже не мы.
Так и случилось. Они нанесли свой удар, вернее он, ибо я никогда не смогу поверить, что леди имела к этому какое-то отношение. Думаю и теперь я мог бы показать ту самую мостовую, где стоял в тот момент, когда взгляд мой упал на рекламную афишу, и внезапная острая боль пронзила мое сердце. Это произошло два дня спустя после нашей последней встречи, между Гранд-отелем и Чаринг-Кросским вокзалом, где одноногий газетчик выставлял свой товар, на желтых страницах которого чернел зловещий заголовок:
«Разбойное нападение на Шерлока Холмса»
Некоторое время я стоял ошеломленный. То, что произошло потом, перепуталось в моей памяти: и то, как я выхватил газету, и то, как меня пытался остановить продавец, которому я даже не заплатил, и то, как я каким-то образом оказался у дверей аптеки, где наконец смог прочесть роковое сообщение. Заметка гласила:
«Мы с прискорбием узнали, что мистер Шерлок Холмс, известный частный детектив, сегодня утром стал жертвой разбойного нападения, которое имело для него опасные последствия. Мы не располагаем точными подробностями, но инцидент, по-видимому, произошел около двенадцати часов на Риджент-стрит возле Кафе-Рояль. Нападение совершили двое мужчин, вооруженных палками, и в результате нанесенных побоев мистер Холмс получил ранения, которые врачи оценивают как самые серьезные. Сначала он был доставлен в Чаринг-Кросскую лечебницу, но настоял на том, чтобы его перевезли в его квартиру на Бейкер-стрит. Злоумышленники, напавшие на мистера Холмса, производили впечатление весьма приличных джентльменов. Им удалось скрыться от глаз свидетелей в помещении Кафе-Рояль, откуда они вышли через черный ход на Гласхаус-стрит. Несомненно, они принадлежали к тому преступному братству, которому деятельность и изобретательность мистера Холмса так часто доставляет столько хлопот».
Нужно ли говорить, что, не успев дочитать заметку, я вскочил в двуколку и помчался на Бейкер-стрит. Там я застал известного хирурга сэра Лесли Оксшотта, чья небольшая карета стояла на обочине.
— Непосредственной опасности для жизни нет, — сказал он, — две рваные раны на голове и значительные побои. Пришлось наложить несколько швов. Я ввел морфий и теперь главное — покой, однако несколько минут беседы ему не повредят.
Я неслышно прошел в затемненную комнату. Раненый бодрствовал, и в его хриплом шепоте я расслышал свое имя. Штора была на три четверти приспущена, но случайный солнечный луч осветил забинтованную голову Холмса. Темно-красное пятно просочилось через белую полотняную повязку. Я сел рядом в моим другом и склонил к нему голову.
— Все в порядке, Ватсон, — еле слышно пробормотал он, — что вы так… смотрите? Я не так плох, как кажется.
— Благодарите Бога!
— Как вы знаете, я немного фехтую. Обороняясь, я применил несколько приемов, но одолеть двоих мне было не по силам.
— Что я могу сделать, Холмс? Ведь этих разбойников натравил на вас проклятый барон. Скажите только слово, и я выведу его на чистую воду.
— Дорогой Ватсон, мы ничего не сможем поделать, пока полиция не выйдет на него, но они хорошо замели следы, будьте уверены. Подождите немного, у меня есть кое-какие соображения. Первое, что нам нужно предпринять — преувеличить тяжесть моего состояния. Они придут к вам за новостями. Придумайте что-нибудь вроде контузии, бреда, — на ваш вкус. Не бойтесь переусердствовать.
— Но сэр Лесли Оксшотт?
— О, о нем не беспокойтесь. Он увидит меня в худшем состоянии. Об этом я позабочусь.
— Что-нибудь еще?
— Да. Скажите Шинвелу Джонсону, чтобы он спрятал мисс Винтер. Те красавцы теперь будут охотиться за ней. Им, конечно, известно, про нее. Если они осмелились напасть на меня, то, вполне вероятно, с ней могут обойтись не лучшим образом. Все это необходимо сделать сегодня же вечером.
— Я отправляюсь немедленно. Что еще?
— Положите на стол трубку и туфлю с табаком. Хорошо. Заходите утром, обсудим наши планы.
Я встретился с Джонсоном в тот же вечер и попросил его отвезти мисс Винтер в какой-нибудь тихий пригород, где она могла бы затаиться, пока не минует опасность.