И он повеселевшим голосом говорит:
– Какой вечер!
– Идем в сад.
– Смотри, мама!
Молодая компания весело-смущенно тащит пакеты.
– Ну, уж этого не люблю: в другой раз, дети, от дяди не брать.
Компания восторженно подхватывает:
– Не брать!
И старший подходит, обнимает за шею своего дядю и говорит наставительно ему:
– Слышишь, не брать.
– Ну хорошо, хорошо.
– Смотри…
Приехал и зять.
Он тоже такой же чиновник, но центральный, на постоянном месте.
Большой, черный, невозмутимый, с густым басом.
– Ну что?
– Опять до завтра.
– Эх, батюшка, потверже с ними надо.
– Не драться же…
– Будут они водить: им что!
– Ну, господа, обедать: тебе твои раки, – говорит сестра, обратясь к брату, – тебе твой форшмак.
Тут же на террасе обед – сытный, летний.
После обеда старшая сестра спрашивает мужа.
– Немножко заснешь?
– А потом в Павловск, что ли? – соглашается муж.
– Ну и отлично, – иди и ты, – советует она брату.
– Так прилечь разве.
– Что же сыграть тебе? – спрашивает молодая сестра брата и идет к роялю, а Владимир Петрович с хозяином уходят в спальную.
– Дети, в сад – папа и дядя спать будут.
Кажется, и дела никакого не было, а устал. Хорошо полежать после сытного обеда. Хорошо играет сестра: хорошая вещь – музыка. Легкий сон охватывает незаметно. Еще слышна музыка, но где-то далеко-далеко: нежная, мелодичная, как звенящий ручей где-то там, где так много воздуха и жизни и радостей… Где, где это было? когда? Какие-то глаза смотрят… да, да, глаза…
– Спят, – заглянула и тихо шепчет младшей сестре старшая.
Та кивает головой, беззвучно встает, закрывает крышку рояля, и обе сестры осторожно выходят на террасу.