– Угу, – подтвердила Люда, – у моего отца были «Жигули» первой модели, в народе их звали – «копейка». А вообще по профессии он профессиональный автогонщик, принимал участие в соревнованиях. Чаще всего выигрывал. Но это было давно.
– Ну так вперед! – обрадовалась Грицак. – Будешь таксисткой, авось познакомишься с кем-нибудь. У тебя такая колоритная машина, что желающие покататься будут валом валить, особенно туристы иностранные. А там, может, отсудишь у своего бывшего мужа деньги и имущество.
– «УАЗ» в качестве такси не используют, – сомневалась Люда, – он громыхает, трясется, и в нем холодно и неудобно. А еще эти пулевые отверстия…
– Ну тогда иди работать в секонд, – отрезала Диана.
– Нет-нет, – испугалась Люда. – Лучше уж такси.
Усталый Рязанцев ходил из угла в угол и курил одну сигарету за другой.
– У нас есть его фотографии, – сказал полковнику капитан Сергеев, – этого Стивена Чжана.
– Ну и что? – мрачно сказал Сергеев и выбросил бычок в корзину. – Фотография еще ничего не доказывает. Он может быть просто похож на этого человека.
– А чип и группа крови?
– Тоже косвенные признаки. Мы точно не знаем, что он – это он. Пока все это – наши догадки.
– И что? – не понял Сергеев. – Нет никакого способа вывести его на чистую воду?
– Есть.
Владимир Евгеньевич вытащил из пачки еще одну сигарету, прикурил и глубоко затянулся. Капитан Григорий Сергеев ждал, разглаживая свои аккуратные темные усики.
– Он должен сам себя выдать. У него есть какое-то задание. С Чжана нельзя спускать глаз.
– Вокруг него постоянно находятся наши кадровые сотрудники, – пояснил Сергеев.
– Хорошо, – кивнул полковник. – Пусть следят за ним в оба. Можно еще наружное наблюдение добавить.
Он затушил сигарету в пепельнице. На душе у Рязанцева было тяжко. Он не мог задержать Чжана и тем самым помешать посланнику мирового терроризма выполнить его задание. Во-первых, потому, что уверенности в том, что Чен Ли Минь именно террорист, а не мирный аспирант, ни у кого не было. А во-вторых, потому, что у Чена могли быть сообщники, которых тоже надо было выводить на чистую воду. Преждевременный же арест Ли Миня поставил бы на этих планах жирный крест. Оставалось только ждать. А ждать Владимир Евгеньевич не любил.
– Девушки, погадать? – весело спросила Люду и Диану цыганка в пуховом платке.
– У нас денег нет, тетя Ира, – ответила Грицак, – с Людой вон муж развелся, у меня торговля стоит. Так что финансы поют романсы.
– Да я просто так погадаю, – сказала цыганка, раскидывая карты. – Сначала тебе, коллега.
– Какая-то она странная, – прошептала Люда на ухо Диане. – И на цыганку-то не похожа.
– Ира – бывшая артистка филармонии в разговорном жанре, – так же шепотом отозвалась Грицак. – Цыганка – это ее художественный образ.
– А настоящие цыгане ее не бьют?
– Нет. Боятся. Считают, что она мощный экстрасенс. Мне она раньше никогда не гадала, сколько я ее ни уговаривала.
Впечатлительная Люда немедленно покрылась мурашками.
– О! – удивленно воскликнула тетя Ира, успевшая разложить карты. – Я вижу у Дианы в будущем миллионера на зеленом коне.
– Так прямо карты и говорят «зеленый конь»? – не поверила Люда.
Диана толкнула ее в бок.
– А что там еще видно, тетя Ира? – елейным голоском спросила она.
– Там даже не один конь, а много. Сотни две, а то и две с половиной, – растерянно уточнила Ира.
– Но именно зеленых?
– Именно. И еще у него сельскохозяйственная фамилия.
– Пастухов? Быков? Баранов? Мельников?
– Точно не скажу, – засомневалась Ира. – Но на Быкова похоже.
– А мне что скажете? – вклинилась Люда.
Псевдоцыганка раскинула карты.
– А тебя посадят, – сказала она. – В тюрьму. За убийство рыбы большим округлым предметом.
– Тыквой?
– Зря смеешься, – насупилась Ира. – Может, тыквой, а может, и чайником.
– Извини, – улыбнулась Люда, – кстати, моя фамилия – Чайникова. И, к счастью, за убийство рыб у нас пока не сажают.
– Но ее хотя бы выпустят из тюрьмы? – жалобно спросила Диана. Она, в отличие от подруги, чуть не плакала.
– Нет, – ответила Ира. – Ее расстреляют и реабилитируют посмертно.
Тут Люда не выдержала и громко захохотала.
Престарелый профессор Селедкин, заведующий кафедрой ядерной физики, сидел в своем кабинете и думал над важной научной проблемой. К его большому сожалению, важные научные проблемы появлялись быстрее, чем он успевал их обдумывать. Иван Иванович почесал бороду, потом откинулся на стуле и закрыл глаза. Так ему соображалось значительно лучше. В дверь постучали. Зашла доцент Кондрашкина, одетая в длинную юбку в испанском стиле и лаковые сапоги на высоких каблуках. Ее губы были накрашены ярко-розовой помадой и казались пластмассовыми.
– Иван Иванович, – начала она елейным голоском.
– Вероника Гавриловна, оставьте меня, пожалуйста, в одиночестве, – тихо, но твердо сказал старик, вращая стоящий на столе глобус.
– Планы бы учебные подписать, – сунулась было Кондрашкина, но Селедкин нетерпеливо взмахнул рукой.
– У меня есть заместитель, он подпишет, – сказал Иван Иванович. – А с вами, Вероника Гавриловна, мы поговорим попозже, – добавил он.
– Хорошо, – пожала плечами доцент Кондрашкина и вышла из кабинета, стуча высокими каблуками лаковых сапог.
Через минуту в дверь к профессору снова постучали. На этот раз это был третьекурсник Сигизмундов.
– Иван Иванович, поставьте мне тройку! – завыл он.
– Миленький мой, – заулыбался Селедкин, – я бы рад. Но вы на тройку не знаете. Только двойка, двойка и еще раз двойка. Ну, или могу единицу поставить. Вы бы шли, Сигизмундов, учили предмет, а не под дверью у меня сидели.
Обескураженный Сигизмундов вышел из кабинета, повесив голову.
Через секунду в дверь опять постучались. Это был аспирант Чен.
– О, юное дарование! – обрадовался профессор. – С чем пожаловали? Вам уже удалось построить модель потока ядерного пучка в синхрофазотроне?
– Почти, – замялся Ли Минь. – Я уже рассчитал основные параметры, но меня смущает постоянная Планка. Она какая-то слишком маленькая. Думаю, что планка в реальном эксперименте должна быть повыше.
Профессор засмеялся. Чен почувствовал, что сморозил какую-то глупость, и замолчал.
– Я тоже в молодости любил эту шутку про планку, – улыбнулся профессор. – Мне нравятся молодые люди с чувством юмора.
Ли Минь скромно потупился.
– Иван Иванович, – сказал он, – можно мне сменить тему диссертации?
Селедкин почесал бороду.
– А чем вас не устраивает ядерный пучок в синхрофазотроне? – с обидой спросил он.
– Оторванностью от реальных проблем человечества, – честно ответил Ли Минь.
– Ну так займитесь безопасностью ядерных электростанций, – предложил Иван Иванович. – Или вы хотите писать диссертацию по какой-то особенной теме?
Сердце у Чена заколотилось часто-часто. Почти так же часто, как в тот момент, когда он смотрел на Еву.
– Да, – сказал он, – например, мне бы подошло что-то типа «Создание атомной бомбы в полевых условиях». Вы поможете мне с материалами? Особенно меня интересуют варианты использования нестандартных радиоактивных материалов и искусственных элементов.
– Ха-ха, – благодушно прервал его Селедкин. – Все закончится тем, что вы облучитесь и попадете в больницу. Кроме того, вы же живете в общежитии? Представьте, что будет, если вы начнете выполнять практическую часть вашей диссертации прямо на кухне! За это вас Санэпидемстанция и МЧС по головке не погладят. Даже если вы будете хранить уран в чугунной кастрюле.
В дверь постучали, а потом заглянули два пятикурсника, Олег и Николай.
– Зайдите попозже, – махнул им рукой Селедкин и, обернувшись, пристально посмотрел на Ли Миня. – Так что? Вы уверены, что хотите писать диссертацию по теме «Создание атомной бомбы в полевых условиях»?
Чен кивнул. Его рот пересох от волнения.
– Ладно, я подумаю, – сказал Иван Иванович, почесав бороду. – На ближайшем заседании кафедры мы это обсудим.
Ли Минь кивнул с каменным выражением лица.
– А теперь до свидания, – ласково улыбнулся ему Селедкин, – и скажите, чтобы зашли Олег с Николаем, я хочу узнать, что там у них с дипломными работами.
Чен попрощался и вышел из кабинета.
Люда три раза обошла вокруг «УАЗа». Вид у него был весьма потрепанный. Кое-где металл проржавел насквозь, одно колесо было приспущенным, брезентовый верх свисал лохмотьями, а красную звезду несколько раз подновляли. Дырочки в борту, проделанные пулями то ли из пистолета, то ли из автомата, были сквозными.
– О, ужас-ужас, – вздохнула Чайникова. – Неужели кто-то сядет в такое такси? Впрочем, хорошо, что бывший муж не подарил мне карету или танк.
Немного поколебавшись, Люда натянула перчатки и подняла капот. Внутри «УАЗ» выглядел простым, как винтовка Мосина.
– О, ужас-ужас, – вздохнула Чайникова. – Неужели кто-то сядет в такое такси? Впрочем, хорошо, что бывший муж не подарил мне карету или танк.
Немного поколебавшись, Люда натянула перчатки и подняла капот. Внутри «УАЗ» выглядел простым, как винтовка Мосина.
– Ага: это трамблер, – пробормотала Люда. – Только почему в нем дырка? Это нехорошо, надо залепить ее скотчем. А это что? Топливный фильтр? А почему он такой грязный?.. Ладно, – наконец решительно сказала Чайникова, прилаживая на крышу оранжевые шашечки, купленные на том же рынке, где работала Диана. Потом она залезла на продавленное водительское сиденье, из которого кое-где торчали пружины.
– Поеду – и будь что будет, – сказала она вслух.
Двигатель два раза чихнул и завелся.
Режиссер Леонид Иванович Селедкин, сын профессора Селедкина и бывший муж Люды Чайниковой, ходил взад и вперед по кабинету. Он пребывал в большом волнении. Впрочем, Леонид Иванович был личностью пассионарной и пребывал в состоянии волнения и томления духа почти постоянно.
– Я же выполнил все требования! – говорил он, заламывая руки. – Я развелся со своей женой и согласился жениться на твоей сестре. Я отдал главную роль в своем новом фильме «Колорадская принцесса» твоей маме.
– Фильм провалился в прокате, – сухо сказал высокий худощавый мужчина, сидящий в кресле.
– Ну еще бы! – воскликнул Леонид Иванович. – Еще бы фильму не провалиться. По сценарию главной героине, дочери владельца ранчо в штате Колорадо, всего восемнадцать. А вашей маме, простите, сколько?
– Моя мама прекрасно выглядит, – разозлился худощавый мужчина, – а провалился фильм исключительно из-за бездарной режиссуры. Кстати, как себя чувствует моя сестра? Она теперь, как-никак, без пяти минут супруга модного режиссера.
И худощавый самодовольно улыбнулся.
– Прекрасно она себя чувствует, – отрезал режиссер Селедкин. – Так, может, отдадите мне фотографии?
– Пока нет, – просто ответил мужчина, поудобнее устраиваясь в кресле. – У меня есть еще одно небольшое пожелание. Я написал сценарий фильма ужасов. Хочу его экранизировать. Возьметесь?
– Это если продюсеры поддержат, – уклончиво начал Селедкин.
– Но-но! – угрожающе сказал молодой человек, приподнимаясь в кресле. – Снимайте, или фотографии вашей Дездемоны появятся завтра во всех газетах.
– Это было десять лет назад, – жалобно хрюкнул Леонид Иванович.
– Ничего. Жертва была известной актрисой, – холодно улыбнулся шантажист, – всем будут интересны обстоятельства ее смерти. Ревнивый любовник задушил красавицу в припадке страсти! Никто не знал правды, кроме скромного механика сцены, который много лет хранил тайну, но, обнищав вконец, решил продать материалы газете. Читатели обрыдаются.
Несколько минут Селедкин молчал.
– Если это будет продолжаться, – сказал он после паузы, – вы пустите мою карьеру под откос. После «Колорадской принцессы» надо мной смеялась вся страна.
– Ну, тогда давайте деньги, – махнул рукой мужчина. – Сто тысяч долларов, и я вас больше не побеспокою. Можете даже на моей сестре не жениться.
Услышав сумму, Леонид Иванович застонал пуще прежнего и принялся ходить по комнате, заламывая руки.
Первый же пассажир обнаружился прямо за домом Дианы. На обочине стояла девушка с большим чемоданом и горько рыдала.
– Садись, – сочувственно сказала ей Люда. Красавица залезла в драндулет, вытирая платочком распухший нос.
– Что случилось и куда тебя везти? – деловито спросила Чайникова.
– Куда глаза глядят, – сказала девушка, – мне теперь некуда спешить. Он мне изменял. Со своей начальницей. Нет, я не переживу!
«УАЗ» загромыхал по дороге, как консервная банка. Куртка на груди девушки намокла от слез. На носу ее висела сосулька.
– Ах, как я тебя понимаю, – громко сказала Люда, стремясь перекричать скрежет. – Со мной вот тоже муж развелся позавчера. И я тоже думаю, что он мне изменял.
– А я сегодня просто собрала вещи и ушла. Когда он изменил мне в первый раз, было ужасно больно, но любовь еще теплилась, но во второй! Когда это случилось во второй раз, я поняла, что не могу ему больше доверять. И уже никогда не смогу. А какой тогда смысл?
И девушка зарыдала пуще прежнего.
– Я не знаю, как тебя утешить, – сказала Люда, которой мысль о том, что кому-то еще хуже, чем ей, принесла некоторое облегчение, – могу сказать только, что через некоторое время боль утихнет и ты встретишь кого-нибудь другого. Верного и благородного. Веришь?
– Нет, – отрезала девушка.
– Я тоже не верю, – вздохнула Чайникова, с трудом вращая тугой руль. – Но надеяться все равно надо. Ты все еще любишь его?
– Нет, – покачала головой пассажирка, – как отрезало, хотя до этого я его любила всем сердцем.
– Все проходит. И это тоже пройдет, – процитировала Люда царя Соломона, – ты, главное, с ним не общайся, и неприятные воспоминания скоро выветрятся.
Девушка попросила остановить машину, расплатилась и вылезла, таща за собой тяжелый чемодан.
– До нас дошли сведения, что Ли Минь о чем-то говорил с профессором Селедкиным с глазу на глаз, – доложил Рязанцеву капитан Сергеев. – К сожалению, наш агент никоим образом не мог узнать содержание разговора, дело проходило за закрытыми дверями.
Полковник поднял на него внимательный взгляд.
– Кроме того, – продолжал Сергеев, – после разговора с Иваном Ивановичем Селедкиным Ли Минь выглядел очень задумчивым.
Рязанцев закурил.
– Содержание этого разговора может быть важным, – сказал он наконец.
– Можно попытаться поговорить с Селедкиным, – сказал Сергеев, – я надеюсь, что у него нет причин скрывать от кого-либо содержание беседы.
– Конечно нет! – грустно усмехнулся полковник. Если, конечно, не принимать во внимание ситуацию, что Чен Ли Минь таки посланник международного терроризма, а профессор согласился на предложенные им условия. В таком случае у Ивана Ивановича есть причина для того, чтобы скрыть содержание беседы.
Сергеев кивнул.
– То есть вы, Владимир Евгеньевич, хотите сказать, что Ли Минь предложил Ивану Ивановичу Селедкину деньги за некоторые сведения, составляющие государственную тайну, и ученый согласился?
– Мы этого не знаем. Просто нам стало известно о факте разговора профессора с Ли Минем. Этот разговор происходил с глазу на глаз. Агент говорит, что Ли Минь стоял в напряженной позе. После разговора он был погружен в свои мысли. Вот, это все. Мы не знаем, что ответил Ли Миню профессор и о чем вообще шла речь, мы можем только предполагать. Впрочем, если учесть, что он стал аспирантом именно кафедры ядерной физики…
– Как его вообще взяли на эту кафедру? Разве туда берут иностранцев? В университете же есть первый отдел!
Рязанцев рассмеялся.
– Ну что вы, капитан, – сказал он, – его взяли писать диссертацию по совершенно открытой теме. Вы не думайте, что на кафедре ядерной физики день и ночь мастерят атомные бомбы. Основная тематика к бомбам не имеет ни малейшего отношения. К тому же Ли Минь при поступлении предоставил университетский диплом по специальности «безопасность атомных станций». То есть считается, что необходимый объем сведений о ядерных бомбах ему в высшем учебном заведении, которое он окончил, уже сообщили.
– А что – спросил капитан, – нельзя вывести его на чистую воду, просто задав пару вопросов по специальности? Он сразу поплывет, и станет ясно, что в атомной физике он ни бельмеса. А это будет свидетельствовать о том, что он – не тот, за кого себя выдает, и его пребывание на кафедре может быть связано с поиском информации о…
Рязанцев глубоко вздохнул и закурил еще одну сигарету.
– Не пойдет, – сказал он, – Чен Ли Минь только-только поступил в аспирантуру и может делать вид, что он просто недостаточно хорошо знает язык, чтобы отвечать на вопросы. К тому же, даже если он и не ответит, это ничего не доказывает. К слову, наш агент сообщил, что профессор Селедкин считает своего корейского, как он верит, аспиранта чрезвычайно талантливым. Проблема только в том, что «чрезвычайно талантливыми» Иван Иванович называет почти всех.
– Кроме себя, – уточнил Григорий.
– Да, как истинный ученый, он очень скромен. По отзывам коллег, Селедкин – человек не от мира сего, он очень порядочен, принципиален, но при этом открыт и доверчив, как ребенок. Вот вы говорите «спросите его», а я даже и не знаю, как к нему подступиться с таким вопросом. Агент уже пытался, но без малейшего успеха.
Капитан Сергеев и полковник Рязанцев некоторое время помолчали, обдумывая сложившуюся ситуацию.
– В общем, нам надо, чтобы Ли Минь себя выдал, – подытожил Владимир Евгеньевич, – стопроцентно, без возможности различной интерпретации событий и без шансов выкрутиться. Как это организовать, я пока не знаю.
К сожалению, Григорий Сергеев тоже этого не знал.