Предстояло пройти шесть сотен километров до Пскова и еще 50 километров западнее, к монастырю. А ведь только-только вернулся из подобного турне. Но Петр ждать никого не собирался, задерживаться нигде не задерживался и гнал к границе с Лифляндией, как будто за нами была погоня. Правда, лошадей нам меняли, это то же объясняет скорость движения. Тем не менее, караван сильно растянулся, и наша группа, как наиболее мобильная и не обремененная серебряными ночными горшками, мало все же денег с Лефорта выжал, быстро вышла в авангард каравана, пристроившись за несколько возков, от домика Петра. Шли настолько бодро, что уже к 24 марта прибыли к стенам западной твердыни России - Свято-Успенскому Псково-Печерскому монастырю.
Монастырь внушал уважение. Если бы мне не сказали заранее - это монастырь, то был бы уверен, что это мощная крепость, напоминающая шведам - под чьей рукой сейчас была Лифляндия - о Вечном.
Обороняли монастырь монахи. И судя по тому, что эту крепость так и не взяли, обороняли лучше многих строевых частей.
Монахам, в истории Руси стоит вообще сделать глубокий поклон. У нас не было крестоносцев, но божьи воины стояли по всей Руси, вот в таких монастырях, как тут, или на подобии Соловецкого, который так же немало приступов отбил. Но как обычно, история не помнит того, кто не выпячивает вперед грудь, усыпанную медалями.
Вот и у меня только теперь на многое приоткрываются глаза - здравы будте, смиренные опоры Русской земли.
В монастырях так же перегибов хватало, но какой была бы Русь без них - даже представить страшно.
Не остановиться в монастыре и не отметить молебном первый выезд государя за рубеж - Петр не мог. Так что заночевали перед стенами монастыря. Петру, разумеется, достались покои внутри. Пока еще было светло, обходил монастырь, любуясь достопримечательностями. Вблизи, твердыня внушала еще больше. Каменные стены, метров десять высотой, десяток высоких квадратных башен, и общая протяженность стен около километра. А за стеной не прекращающийся перезвон колоколов, монахи приветствовали своего царя-батюшку.
Внутрь не пошел, последние дни на своей земле можно расслабиться, и отдыхать, буквально завтра, придется включать паранойю на полную катушку - пойдем по землям, где и моя голова дорого цениться, и за Петром надо присмотреть, случись с ним что, меня же за седмицу сожрут. Немного подумал, и начал инструктировать обоих тайных внедренцев - пока велел им стать тенями Петра, но на глаза ему, пусть стараются не попадаться. Охрана у Петра солидная, но гвардейцы хороши только против прямого удара. Почему Петр не озаботился группой тайных - понятия не имею, хотя и не знаю, кто вперед нас на неделю ушел, может тайные и ушли, позиции, так сказать, занимать.
Тем не менее, пара теней Петру не помешает, а если что - пусть тайные все валят на мои распоряжения.
Утром 25ого, переправлялись через речку Плюса, которая и являлась естественной границей России с Лифляндией. А на той стороне нас уже встречали несколько офицеров и гражданских чиновников, присланных рижским генерал-губернатором Эриком Дальбергом. Теперь старался держаться к Петру поближе, ради этого пришлось забираться на лошадь и лишний раз убедиться, что все в мире относительно.
Обмен любезностями пропустил мимо сознания, а вот дальше было интересно. Общий смысл сообщения рижских посланников свелся к готовности проводить и обеспечить по дороге жильем, и то не на всех. А корм лошадям и еду посольству, искать и покупать было велено самим. Сменных лошадей или подвод так же никто не предлагал. Петр насупился, от такой перспективы - он рвался в Голландию, как центр кораблестроения - в его понимании. То, что мы уже строим корабли, превосходящие голландские по всем пунктам, дело не меняло - мечту юности надо было реализовывать.
Пожалуй, это мое очередное серьезное упущение. Надо срочно заниматься с Петром, и вбивать в него мысль, что русские постепенно перестают хлебать щи лаптем, и переходят на хлебание берцами. С этим подъехал к Петру, пока длинная вереница посольства переползала на столь не гостеприимную землю. К Петру меня пропустили без звука, то ли были такие распоряжения, то ли и меня к ближнему кругу Петра причислили.
- Петр - именно так было велено обращаться к уряднику, для сохранения инкогнито - нам теперь до Риги дён пять ползти, не менее. Не желаешь несколько часов за ученой беседой скрасить?
- А раньше где был? - Петр усмехнулся, настроение у него улучшалось так же быстро, как и портилось.
- А раньше, мне тебя не догнать было, книги ученые больно тяжелы - усмехнулся в ответ - да и занят ты был дворянами, не протолкнуться к тебе было.
- Добро, прямо ныне и начнем, вези в возок свои книги, буду там ждать.
Все же, как уживаются в Петре две такие разные личности? С Петром самодержцем можно только брать под козырек и говорить 'есть'. С Петром - шкипером, или как сейчас урядником, можно и у костра посидеть и анекдот рассказать. Надо пользоваться второй ипостасью, пока первая не проснулась.
Пять дней мы катили по разоренной Лифляндии. Разоренной неурожаем и чумой. Очень печальные картины снаружи, заставляли больше общаться внутри домика. Для разогреву, первые три дня обсуждали отпечатанные уставы и вымышленные ситуации, которые с помощью этих уставов пытались разрешить. В первый же день, Петр позвал на наши посиделки посольского дьяка, который записывал будущую брошюру 'Устав в примерах'. Договорился с дьяком, за скромное вознаграждение, что он мне будет делать копии, после наших посиделок, а так же намекнул ему, что если копии сделает еще хоть кому, то государь сильно осерчает. Не надо пока противников информировать, как и в каких случаях будет действовать русская армия и флот, хотя за флот не так беспокоился, там у меня будет, чем удивить супостата, и даже надеюсь, что не один раз.
Непременным участником наших диспутов стал Меньшиков, его вопрос уставов волновал не меньше Петра. Более того, Александр был зачинщиком множества каверзных, виртуальных, ситуаций и не меньшего числа ситуаций реальных. Мое мнение о нем значительно улучшилось, подкрепленное предыдущими рассуждениями о Меньшикове офицерами моего штаба, мол, отличный вояка и бравый кавалерист. Кроме того, во флотских махинациях Меньшиков был почти не замешан. Решил задействовать презумпцию невиновности. На этой почве, и под совместное дело, сошлись с Александром на коротке, и общались уже приятельски, даже в отсутствии Петра.
Видимо, даже чересчур, так как на одной из стоянок, когда мы на пару дымили у домика -Александр предложил мне уступить на время 'бабу'.
- Тезка, понимаешь, это тебе она баба. А мне в первую очередь - друг, который со мной два года в походах. Вот ты - предал бы друга, пару лет тебе спину прикрывающего? Чего задумался? Неужто предал бы?... А какая разница, баба это будет или мужик, коль в трудностях и походах тебе помогает, друзей твоих от могилы оттаскивает и хвори наши лечит. Так предал бы или нет? ... Вот! А коли о таком друге твоем похабщину кто скажет, ты бы этому похабнику сразу в морду или как? ... Вот! Ну, так как? Начинать тебе лицо разукрашивать? ... Вот и хорошо, что понял. И коль спросит у тебя еще кто, про Таю, так и скажи, князь пристрелит, не задумываясь о последствиях... Нет, государя не пристрелю, слишком много у него дел впереди. Но тогда ему придется меня пристрелить, ибо уеду из России жить в Норвегию, понравилось мне там. И давай больше не будем об этом!
Может и хорошо, что такой разговор состоялся, дорога впереди длинная, а слух теперь разойдется, да горячие головы немного остудит - много тут про меня слухов, и про то, как пол деревни расстрелял, и еще много чего - поверят.
Продолжили работать над будущими опорами армии и флота.
В уставы вносили коррективы, порой значительные. Но уперлись опять в метрическую систему и элементарную физику с баллистикой.
До Риги штудировали метрическую систему и начала математики и физики, благо, освежил все это в памяти и придал системность, работая с отцом Ермолаем. Образование у Петра было очень неплохое, и первые этапы мы пролетели не задерживаясь, скорее обсуждая, как это все будет выглядеть в создаваемым Василием букваре для народа. Образование у тезки было совершенно никакое, но он сидел тихо, даже если не понимал, и разжевывать специально для него не стал.
Потом пришлось прерваться.
Шведские власти организовали торжественную встречу посольства в Риге, пытаясь улучшить впечатление от встречи и царящей вокруг разрухи.
31 марта за три версты от города послов ожидали присланные генерал-губернатором кареты, а в предместье Гаусмангофе устроена торжественная встреча. Нас приветствовали офицеры Рижского гарнизона, несколько бургомистров, именитые мещане, представители купечества и городского бюргерского ополчения. По пути следования стоял почетный караул, а с крепостных бастионов салютовали пушки. Идиллия.
Потом пришлось прерваться.
Шведские власти организовали торжественную встречу посольства в Риге, пытаясь улучшить впечатление от встречи и царящей вокруг разрухи.
31 марта за три версты от города послов ожидали присланные генерал-губернатором кареты, а в предместье Гаусмангофе устроена торжественная встреча. Нас приветствовали офицеры Рижского гарнизона, несколько бургомистров, именитые мещане, представители купечества и городского бюргерского ополчения. По пути следования стоял почетный караул, а с крепостных бастионов салютовали пушки. Идиллия.
Торжественное шествие прошло через весь город от Песочных ворот к Карловым, а затем последовало в предместье Ластадию на берегу Двины за городскими стенами.
Послам достались для постоя мещанские дворы, остальных распихали по соседним. Петр наблюдал за торжественным въездом в Ригу, скрывшись от любопытных глаз в отряде курсантов. Вместе с ними он прибыл в Ластадию, где их поселили в доме Якоба Шуберта, куда подселились и мы, с молчаливого согласия Петра - учеба была в самом разгаре, и ее надо было продолжать.
Оказанным приемом Петр остался доволен. Первоначально никто в Риге задерживаться не собирался, но переправиться на другой берег Двины было невозможно, так как шел небывалый разлив реки и ломка льда. Продолжили грызть гранит науки.
Прервались на празднование пасхи, после которого заниматься стало сложно, на следующий день лечили голову и осматривали достопримечательности.
Рига была развитым городом, населенным преуспевающими купцами и ремесленниками. Над островерхими черепичными крышами домов, возвышались церковные шпили, в мастерских кипела работа, а в Рижском порту виднелись мачты многочисленных торговых кораблей.
Однако Рига была еще и мощным форпостом Шведского государства на южном побережье Балтийского моря, одетым в мощное кольцо новейших фортификационных укреплений. Форшгадты Риги, или если по-русски, то пригороды, были окружены заполненным водой рвом и палисадами.
Оборонительные сооружения Риги вызывали живой интерес Петра, рассказывающего, как сорок лет назад его отец - царь Алексей Михайлович безуспешно осаждал Лифляндскую столицу с восьмидесяти тысячным войском.
Интересуясь укреплениями, стали расхаживать по валам и контрэскарпам. При этом, рассматривая крепостные сооружения в бинокли и трубы, даже попытались измерить глубину рва и зарисовать план укреплений.
Не удивительно, что наша компания была принята за коварных шпионов, и шведские солдаты, угрожая ружьями, потребовали немедленно убираться. Еще хорошо, что с толмачом были, а то бы дело и до стрельбы дойти могло. По крайней мере, оба свои пистолета взвел, не вытаскивая из кобур.
Петр был в ярости. Не столько из-за того, что солдаты целились в царя, хотя, конечно, и это сыграло не последнюю роль, сколько из-за нарушения законов гостеприимства. Честно говоря, думал, что северная война начнется прямо сегодня.
Вечером было расшаркивание послов и капитан Лилиенстиерна, прикомандированного к посольству. Все друг перед другом извинялись, а Петр смотрел на это представление, насупившись и прощать, явно не собирался.
Демонстративно не обращая больше внимания на город, продолжили занятия. В связи с пасхой удачно ввернул про юлианский и григорианские календари. Про необходимость сразу переходить на наиболее точный, из того, что есть - григорианский календарь - все равно на него перейдем со временем. Рассказал, вспомнившийся эпизод истории, когда из-за различия календарей наши войска опоздали к битве на две недели, благо нас никто не подслушивал. Эпизод произвел впечатление, стали обсуждать календарь подробнее, в том числе рассказал про эмпирические правила и счет по костяшкам рук. Однако, с календарем было не все так просто. На Руси, так или иначе, праздновали около сотни праздников, и они были привязаны к событиям, которые при новом календаре начинают плавать. О делах церковных Петр был на удивление хорошо осведомлен, и, судя по цитатам, библию знал, чуть ли не наизусть. Так что его мнение в этом вопросе было вполне профессиональным. Убеждал его подумать, как обойти эти проблемы, так, как мне точно известно, что на григорианский календарь перешли, и церковь к нему приспособилась.
Плавно с календаря перешли на астрономию, и учеба опять потекла своим чередом.
К восьмому числу Петр остыл уже на столько, что пошли еще раз смотреть Ригу, просто город и порт, без разведывательных целей.
Наконец Двина очистилась ото льда настолько, что шведы организовали переправу посольства на трех яхтах и более чем на трех десятках лодок, торжественно проводив столь нервозных гостей тридцатью двумя выстрелами из пушки.
Не оборачиваясь больше на гостеприимную Ригу, и даже не ожидая переправы всего посольства, Петр взял максимальный темп, что бы покинуть, обидевшие его шведские земли, и ступить на земли Курляндии. Темп был взят настолько бешенный, что основное посольство далеко отстало. Зато десятого апреля, нас уже принимал в Митаве герцог Курляндский. Только тут Петр успокоился, и в ожидании посольства, прибывшего только четырнадцатого числа, мы продолжили занятия.
Шестнадцатого был пышный прием, на котором, казалось, все пытались сбросить неприятный Рижский осадок. Занимались с Таей шокированием ливонских рыцарей, вполне удачно, надо бы заметить. А на следующий день были деловые встречи, в том числе Петр, опять же инкогнито, общался с графом, а остальные допивали оставшееся от приема, под светские разговоры. Мне, на этом одиноком ливонском островке делать было совершенно нечего, развивать тут торговые отношения не с кем. Уж лучше бы Ригой занимался. По этому, наш отъезд в Либаву двадцатого числа воспринял с облегчением.
Петр, по уже начавшей складываться традиции, ушел в отрыв. В очередной раз похвалил себя за предусмотрительность и умудрился не отстать. По дороге, все четыре дня, наверстывали упущенное время занятий. А потом еще неделю ждали прибытия посольства, продолжая прогрызать норы в граните. Теперь, приближаясь к Балтийскому морю, Петр все больше налегал на гидродинамику и теорию корабля. При этом согласился не блистать своими новыми знаниями при иностранцах, а молча сравнивать уровень этих новых знаний и уровень науки, которые ему продемонстрируют. Мне все больше нравился настрой Петра, плавно перетекающий из состояния трепетного ожидания 'А что они мне скажут?' в состояние спокойной уверенности 'Да что они мне могут сказать то? '. При таком подходе мне все легче становилось убеждать Петра, что нам сам черт не брат, и ходить с протянутой рукой нам не вместно.
Тридцатого апреля посольство начало упихиваться в большой купеческий корабль, сдабривая Либавские причалы сильным русским словом, иначе в корабль все барахло не влезало. Загружали, понятное дело, не все посольство, а только 'летучую' его часть. Послы и большая часть обоза пойдут в Кёнигсберг сушей.
Каботажное путешествие на купце до Пилау длилось три дня, страшный тихоход, Орел прошел бы это расстояние за день. На этой мысли в меня вцепилась тоска, соскучился по своим ребятам, надо срочно давать им о себе знать, пусть хоть мимо пройдут караваном, посмотрю на них с берега.
Петр носился по всему кораблю и залезал во все трюмы, не говоря про мачты. Вроде уже не ребенок, двадцать пять лет. Ухмыльнулся про себя, а сам то, так же в каждой бочке затычка и ничуть не старше.
Наконец это мучение, по недоразумению названное морской поездкой, подошло к концу в порту Пилау, о чем мы возвестили тремя выстрелами, приветствуя город, и город ответил нам тем же. Однако, высаживаться в город мы не стали, а пользуясь минимальной осадкой нашей плоскодонной черепахи пошли по заливу Фриш в Кёнигсберг. Миновали речные боны, перегораживающие русло Прегеля, прошли на виду форта Фридрихсбурга, ответившим пушечным салютом на наше приветствие, и, причалив к пристаням островного района Кнайпхофа - ступили, наконец, на прусские, точнее бранденбургские земли, в пятницу, седьмого мая.
Покидал, нашего морского скорохода, даже не оборачиваясь. Все майские праздники отмечали на борту, а так как народу было все равно, что отмечать, лишь бы скрасить это захватывающее морское путешествие - отмечали начало весны. Честное слово, хоть бы пираты на него позарились, что ли. Вот бы они удивились.
Зато нет, худа без добра - обсуждая с Петром кораблестроение, теперь есть на что ссылаться, и пример будет очень показательным.
Вот теперь начиналась и моя работа - Бранденбургский курфюрст кичился великолепием своего двора, и искал поддержки в Петре, на этом поле можно сыграть очень достойно.
День размещались и выгружались, теперь и причалы Кнайпхофа услышали много нового.
На следующий день были неофициальные визиты, так как посольство еще не прибыло, и осмотр города. Осмотр дал мало утешительного. Этот трехглавый город, в смысле три города в одном, похвастаться особыми достижениями не мог. Специалисты были тут привозные, в местном университете так же преподавали приглашенные профессора. Однако, уделив мне, с переводчиком, время, пара профессоров с философского факультета, где преподавали физику, математику и прочие точные науки, рассказала много интересного. В частности, много любопытного услышал о своих диковинах. Но самым важным в разговоре было упоминания о текущей жизни научного мира. С удивлением узнал, что жив и работает в Лондоне Ньютон, который грызется со своим оппонентом Лейбницем, живущем в Ганновере. Спорили об англичанине Галлее, только не о кометах, как подумал, услышав фамилию, а о демографических таблицах, им опубликованные, наверное, это другой Галлей. Вообще, звучало много имен и работ. Тщательно их записывал в блокнотик, хотя никого не знал. Но посетить их, если будет по дороге, надо обязательно. А Лейбница и Ньютона надо захомутать любыми способами, даже если придется организовать пару заговоров против них. Пусть Московскую Академию Наук закладывают, и других профессоров приглашают.