Хорошо. Не получилось по принципу машины - будет по принципу велосипеда. У велосипеда колесо сохраняет жесткость только потому, что спицы, идущие от обода к ступице, идут не в одной плоскости, а расходятся от обода конусом, да еще и к ступице подходят по касательной - вот и получается велосипедное колесо, легкое и прочное. Можно, конечно, увеличить толщину отливки плоского колеса, и будет достаточно жестко - но железо приходилось экономить, его, в этом году, очень много уйдет, и добытчики не успеют увеличить объемы.
Переработали модель. Теперь будем отливать две половинки колеса, причем, еще более тонкого. А, соединив отливки, ступицами, как две тарелки внутренностями друг к другу, получим вполне жесткое и относительно легкое колесо. От деревянного обода в этом случае отказались, двойные реборды отливок образовывали достаточно широкий обод, с небольшими шипами посередине. А соединяли две половинки железными заклепками по ободу. Возни получилось больше, чем планировал, но результат понравился.
Линия производства насосов выглядела очень занятно и печально. Из-за недостатка мощности цех обработки отливок делал все вручную, вращая луками, с тетивой перехлестнутой через ручку, чугунные трамбовки, по диаметру полировального круга равные диаметру шестеренки, и подсыпая внутрь мокрого песку.
Как в каменный век попал.
Несколько верстаков, на которых напильниками зачищали шестеренки, и где пиком автоматизации была вилка, в которую вкладывали шестеренку, и, вращая, вручную обтачивали ее по радиусу.
Сел прямо в цеху. То, что на заводе не все хорошо с энергетикой - понимал. Но, что настолько все плохо - уже забыл. И так во всем. Как только дело дошло до обработки отливок - тут и напомнила о себе вся чудовищность ситуации.
Завод в Вавчуге меня развратил. Кроме того, за время отсутствия, идеализировались все эти ручные технологии. Надо заниматься производством станков и двигателей, без этого дальнейшее строительство заводов просто бессмысленно. И это, пожалуй, одна из моих первых задач. В очередной раз грустно хмыкнул, первые задачи уже через край перехлестывают. Даже в блокнотик не стал записывать.
А пока, оставалось только на практике проверять тезис - что рота солдат заменяет экскаватор. Заводчане тезис пока оправдывали - работали споро, даже радостно. Удивляюсь. Еще больше удивлюсь, если они мне к пахотному сезону сделают сотню комплектов из десяти плугов, сеялки, бороны, комбайна и поливалки. Но больше таких заводов строить нельзя.
За прошедшую неделю с мастерами уже успел о многом поговорить. Вечерами полно свободного времени - с освещением было также откровенно плохо, как и с механизацией.
Но сегодняшний процесс обработки отливок вогнал в глубокую депрессию. Еще и Тая по окрестным деревням уже несколько дней как поехала.
Чем глубже еду в Россию, тем больше портиться настроение, а чем ближе к границам, тем дышать легче. К чему бы это? А впереди еще Тула и Московские купцы, которые настроения явно не добавят.
Вот и пытаюсь, вместе с мастерами, отравить депрессию. Отравление проходило в дружеской обстановке, под обсуждение далеких перспектив - про ближние уже давно все обговорили. Успел или нет, дойти до космических кораблей, бороздящих просторы большого театра - уже не помню, надеюсь, и мастера не помнят.
Утром взгрустнул. Мало того, что отравленная депрессия никуда не делась, а стала еще несноснее, так еще и созрело понимание - пить мне теперь можно только чуть-чуть. Похоже, после напряжения последних пары лет - пошел откат. Решил сегодня на завод не ходить, а побродить просто по округе.
Передумал бродить сразу, как сошел с дороги. Странно, и про глубину снега успел подзабыть в теплых краях. Депрессия отвоевала еще кусочек. Пошел, куда дорога вела, то есть в деревню.
Черные низкие срубы домов, с седыми шапками крыш, нахохлившись, сидели в белых огородах, отделенных друг от друга грязными тропинками. Деревня напоминала группу старичков, сидящих рядком на завалинке и убивающих клубами никотина остатки здоровья. Было непривычно тихо. За спиной звенел молотами завод, а впереди большая деревня изредка подавала признаки жизни лаем собак да недовольством домашней скотины.
Вот она, настоящая Россия. Обычное село, каких тысячи. Ничего в нем нет. Даже трубы не на всех домах, многие курились легким дымком по всему периметру крыши, намекая, что хозяева не столько топят избу, сколько коптят ее. И внутри может быть семейство в десяток человек, да еще пяток мелких детей, да молодняк скотины.
И вот этим людям хочу продавать плуги? Или вводить стандарты санитарии? И чтоб они детей побольше поднимали?
Сел на небольшой штабель бревен, явно запасенный под строительство. Закурил, так и оглядывая деревню, подозрительно щурящуюся на меня маленькими окошечками под чубами соломенных крыш. Задал сам себе дурацкий вопрос - на что рассчитываю? Где мне столько сил взять?
Скрипя снегом, подошел староста деревни, еще с одним мужиком, поклонились, просили не побрезговать и оказать милость. С трудом понял, что к старосте приглашают. И народ тут забитый, какие, нафиг, реформы! Но старосту уважил.
Разговор, неожиданно, настроение чуть приподнял. Староста спрашивал, в силе наш договор про лен. А то бабы по всем деревням только льном и занимаются.
Настроение приподнялось только для того, чтоб более размашисто приложиться опять об самое дно. Ткать было нечем, ни станков не мощностей. Да, договоренности в силе - скупим все, и будем скупать лен и далее.
Радостные крестьяне вытащили угощение. Мдя, если это угощение, представляю, что они каждый день едят. А может, и не каждый. И ведь это деревня богатая! Железом торгуют, рядом с большим заводом стоят. Что же в глубинке то!?
Настроение прошло самый низ падения. Постучалось несколько раз об дно и убедилось, что дальше просто некуда, тяжело вздохнуло и полезло постепенно вверх.
А что, в конце концов, думал? Блюдечка с голубой каемочкой захотелось? Это тебе не поморы, и не казаки. Это большая часть земли Русской. Вот именно в таких деревнях и надо будет работать. Завезу на Липкинский завод новые станки, двигатели для них сделаем - и все получиться. Когда ни будь.
Вернулся на завод, поймал мастера, и с ним пошли по цехам, обсуждая, где и какие станки нам нужны. Мастеру обещал, что найду, чем станки двигать, и что странно - он мне сразу поверил. Пришлось умерить его аппетиты, по которым станочный парк завода уже выплеснулся за стены цехов. Обсуждали самое нужное. Предложил ему назвать десяток станков, с которыми он знаком по Вавчугу, и которые нужны в первую очередь.
Уже к вечеру наметился ажиотаж на заводе, слухи поползли самые дикие, в том числе, что люди будут больше не нужны на заводе. Только русских луддитов мне тут не хватало.
Утром велел собрать всех рабочих в сборочном цеху, пока шепотки не переросли в нечто большее.
Залез на верстак, оценил макушкой высоту потолка, и попросил передать мне табурет. Не гоже князю стоять пригнувшись. Толкал речь, гордо сидя на табурете.
Развернул перед мужиками объемы, которые надо сделать к лету, и рассказал для чего. Переждал, гул обсуждения, и припечатал, что в следующем году сделать надо в несколько раз больше, и каждый следующий год увеличивать производство. Завод будем расширять год от года, и людей будем еще нанимать. А станки, это только инструмент, как и напильник, и кувалда. Как поставим их в цехах - освятим обязательно, они не искус нечистого, а вполне богоугодное дело. И работать на них будут только лучшие, считайте, те, кому господь благоволит больше всех. Так что старайтесь мужики, а пока ступайте, работы у нас еще очень много, и многие года впереди только все больше будет.
Сполз на пол, по плану сегодня были испытания первого плуга. Только испытывать его было негде. Землю, на испытательной полосе грели кострами, но отогрели пока на четверть штыка. Испытания отложили.
Насос испытали, и, отряхиваясь от воды, летевший из всех щелей, признали испытания условно успешными - не все ли равно, поливать струей из специального распылителя или использовать для этого щели насоса? Ну а если серьезно, то слегка доработать насос все же придется.
Ножи комбайна проверяли на соломе. Вроде работают, хотя, затачивать их надо лучше. Было много закусываний, без перерубания.
Молотилка оказалась очень звонкой, работа с ней может стать проблемой - лошади пугаются.
На заводе организовали небольшую группу из самых сметливых крестьян, которым подробно объяснял, как и что работает, и для чего предназначено. Мои опасения, что мужики будут креститься и отвергать всю полевую технику - не оправдались. Наоборот, те самые, сиволапые мужики, вникнув в нюансы работы - что, правда, потребовало двух дней - эксплуатировали технику вполне уверенно. За три дня довели их уменья до уровня полевого механизатора, то есть, они были способны снять и заточить ножи, подтянуть цепи молотилки и поменять насос поливалки. Начало было положено.
На заводе организовали небольшую группу из самых сметливых крестьян, которым подробно объяснял, как и что работает, и для чего предназначено. Мои опасения, что мужики будут креститься и отвергать всю полевую технику - не оправдались. Наоборот, те самые, сиволапые мужики, вникнув в нюансы работы - что, правда, потребовало двух дней - эксплуатировали технику вполне уверенно. За три дня довели их уменья до уровня полевого механизатора, то есть, они были способны снять и заточить ножи, подтянуть цепи молотилки и поменять насос поливалки. Начало было положено.
Организовал из этих мужиков заводскую ремонтную бригаду, и куратором над ними поставил мастера. Задача бригады - за зиму изучить все механизмы, и научиться их ремонтировать путем замены частей и агрегатов. Будут на большом струге, полным запчастей, все лето ходить по Дону и помогать артельщикам.
Последние три дня перед отъездом разрабатывали с мастерами график. Тысячу плугов сделать не получалось, даже при условии, что к лету увеличиться продолжительность работы завода. Строили планы дополнительных цехов и складов. Держать большой объем произведенной техники под открытым небом было чревато неприятностями с деревянными деталями, которых в наших первенцах с избытком. Хорошо еще, что денег для завода было с запасом, который таял на глазах, при обсуждении очередной модернизации. Пора задумываться, где бы мне еще один Константинополь найти. Интересно, а Лондон такой же богатый?
Тая вернулась буквально перед самым отъездом. Довольная. В этой местности набирать отчаявшихся женщин оказалось даже легче, чем в Воронеже. Если так пойдет и дальше, то полторы две сотни женщин Тая соберет только по пути. Неожиданно. Надо думать, где они будут жить, пока строят школу. Хотя, тут и думать нечего, обоз привезет их в поместье, вот там пусть и живут пока. Гм, цветник разрастается. Опять на меня анонимку Петру накатают. Надо будет пару священников в поместье поселить.
Последний день посещения завода посветили подготовке хранилища в заводоуправлении. Все же тут соберется значительная казна, о которой, со временем, могут и прознать. Каменных домов на заводе не было, так что стенами будут мои морпехи и абордажники, которых они отберут в Воронежской школе. Для них нужна была казарма, отдельная и в центре заводского поселения. Пришлось заниматься перетасовкой рабочих бараков.
Уезжал из Липок с чувством, что не сделано еще очень многое. И с сомнениями, что мои планы на лето реальны. Виртуальный урожай, который был уже распределен, уменьшался прямо на глазах. Оставалось надеяться, что наверстаю в следующем году.
Впереди, через три сотни километров, были новые проблемы. Наш санный обоз шел в Тулу.
По дороге размышлял, насколько все же проще воевать, чем налаживать производства. В этом и есть корень всех бед. Только корешок то ядовитый. Великий Рим заглотал его, и приболел, с летальным исходом. Испанцы, так же переели награбленного золота, и теперь имеют голод по всей территории, и правителя-дебила, в медицинском смысле. У меня на Испанию были грандиозные планы, пока не узнал, как там дела на самом деле обстоят. Теперь придется с Францией работать, а это более опасно. Настолько опасно, что производство снарядов надо минимум утраивать. А что увижу на Тульских заводах - уже себе представлял, и переставал питать иллюзии. Наказаниями дело не поправить, Туле нужна модернизация, как и Липкам, как и всей России.
К городу подъезжали по Воронежской дороге, упирающейся прямо в восточную стену деревянного городища, закрывающего своими воротами вид на город. Подъезжали традиционно под вечер, и разбираться, где тут что - было некогда. Спросили стражу на воротах указать дорогу к тульскому стольнику, и почтил его визитом. Удобство таких визитов в том, что убивалось несколько зайцев - можно было получить постой и информацию. Искать в городе постоялую избу просто некогда, а вовсе не из жадности, как все подумали.
Стольник Чулков, показался мужиком зажиточным, на его подворье можно было роте морпехов остановиться совершенно спокойно. А вот нрав у него был далеко не такой широкий и радушный, как его двор. Вопрос "чего надо" не прозвучал исключительно из опасения - тут, как позже выяснилось, нас уже ждали, так же, как и на заводе в Липках.
Вечером, после трапезы, сидели в кабинете стольника, точнее, это помещение могло быть чем угодно, кроме кабинета, скорее оружейной - но хозяин выдавал его за кабинет, наверное, что-то скрывая.
За прошедшее время, страсть о недопоставках снарядов успела утихнуть, и предложение пойти, вместе с гарнизонной ротой, в кузнечную слободу, расстреливая там каждого второго встреченного, да еще и на ночь глядя - уже не было так привлекательно. А если послушать стольника, то Петр, по пути в Воронеж, занимался именно этим - по крайней мере, стольник теперь готов к любому сотрудничеству.
Говорили спокойно о тульском житие-бытие. Интересовался, как тут дела устроены. Собирал базу для предстоящего разноса.
Узнал много нового. Кузнечная слобода - явление, в большинстве русских городов совершенно обычное, кому понравиться, постоянный стук молотов под ухом и высокая вероятность пожаров от кузен. В Туле, кузнечную слободу вынесли аж за реку. А вот дела, в самой слободе, настораживали. Заводов, на той стороне реки хватало. Их по всей округе было много. И строить их начали уже давно, в основном иностранцы - начиная с голландца Винуса и продолжая целым рядом датских, английских и немецких заводчиков. Практически все заводы, на настоящее время, постигла одна участь - экспроприация в казну. Правда, стоит заметить, что их и строили на казенные деньги. После перехода заводов в казну, часть из них отдали Нарышкину, часть русским купцам в аренду, но старых хозяев не осталось. Как впрочем, если читать между строк рассказа стольника - хозяев у заводов и теперь нет - управляются они крайне посредственно.
Из новопостроенных был только завод Никиты Антуфьева, так же построенный, по большей части, на казенные средства и считающийся самым современным - на нем и разместили заказ на снаряды. По большому секрету стольник сообщил мне, что в завод Никита вбухал совершеннейшую прорву денег, аж четыре с половиной тысячи рублей. Мдя. Впечатлился.
Основной рабочей силой на заводах были приписные крестьяне и мастера. Но мастера трудились, в основном, не на заводах, а дома, на заводах они отбывали повинность. На хлеб насущный эти специалисты зарабатывали, делая дома заказы, начиная от штыков и заканчивая замками. Такая организация труда ввергала в оторопь. Эдакая, барщина в заводском исполнении. И самое обидное, повлиять на это, прямо сейчас, было мало реально. Только если государь прикажет казенный завод строить. Вот это уже в пределах моего влияния, думаю, у меня есть, чем убедить Петра - строить под Тулой большой оружейный завод и принимать на него мастеров на обычных, для меня, условиях.
Всю ночь ворочался, в Туле все хуже, чем пугал себя по дороге. Да и просто не спалось на новом месте.
Утром на дворе, меня дожидались мои мастера, привезенные из Вавчуга и оставленные в Туле на производстве снарядов. Вид мастера имели бледный, и какой то забитый. Начали закрадываться подозрения, что в Туле не все хорошо не только с производством. По крайней мере, за моими мастерами ранее не замечено было, чтоб они шапку при мне ломали, и кланялись низко и подобострастно.
Решил все же пока ни о чем не расспрашивать, посмотрю на производство и людей, а потом буду выводы делать.
Перебрались через речку Упу, чуть выше ее слияния с притоком, речкой Тулицей, на которой собственно и стоял завод Антуфьева - мой основной поставщик.
Левее реки Тулицы лежала большая слобода, с просторными дворами, практически на каждом из которых дымила кузня и суетился народ, причем бабы суетились на ровне с подростками и стариками, а вот взрослых мужиков видно было маловато. По проездам, между дворов слободы, сновали сани, нагруженные углем и крицами. Видимо по этому, проезды выделялись черными лентами, на белизне окружающих полей. Кстати, названия эти улицы-проезды имели вполне соответствующие - "Замковый", "Штыковой", "Дульный", "Курковой" и тому подобные.
Выше по течению реки Тулицы стояла длинная мельничная плотина, с весьма впечатляющим перепадом высоты, а рядом с ней красовались каменной кладкой кузнечные цеха, в которых гулко били молоты. На этом заводе сталь получали из чугуна старым дедовским способом - хорошенько проковывая чугунные заготовки.
Ниже мельничного пруда стояли две домны, с длинным литейным цехом. И еще ниже два деревянных цеха, в которых собирали и заряжали снаряды, за ними столярная мастерская и длинный сарай для готовой продукции. В глаза сразу бросилась некоторая отчужденность этих строений. Основные цеха Никиты были каменными, а снарядные цеха хвастались низкими срубами, и производили впечатление пригнувшейся к земле падчерицы, в окружении расфуфыренных дочек мачехи.