6
Его взяли в тот же вечер в переулке Колпачников. Киун вышел прогуляться, разогнать мрачные мысли и, возвращаясь домой, натолкнулся на трех грабителей: двух парней, одетых, как паломники, и рыжую девицу в мурисском платье с открытыми плечами. Парни прижали его к стене и принялись срезать кошелек, тщетно борясь с тонкой цепочкой и поясом, украшенным бронзовыми бляхами. Девица тем временем щекотала ему горло ножом и жарко шептала на ухо:
- Кошелек или жизнь?! Кошелек или жизнь, красавчик?!
- Да жизнь, жизнь, разумеется,- ответил Киун.- Подожди, я сейчас пряжку расстегну. Пояс тоже забирай, у тебя вон штаны скоро свалятся. А вы, прекрасная дама, возьмите мой плащ, иначе груди застудите.
И, увидев хлюпающие сапоги всей троицы, добавил:
- Ну, башмаки я свои отдать, к сожалению, не могу, на вас не налезут. Но, если дойдете со мной до трактира, может, хозяйка вам подберет что-нибудь из старого. Заодно и обновы обмоем.
- Да он блаженный! - изумился один из грабителей.
- Он, сучий потрох, издевается,- процедил сквозь зубы второй и поднес к лицу Киуна волосатый мозолистый кулак. Киун мгновенно надел на кулак свою шляпу.
- Он одержимый! - взвизгнула девица и ткнула пальцем кудато за спину Киуна.- Глядите! А вот и ангелы по его душу! Бежим!
Побросав добычу, грабители бросились прочь.
"Все же и в заповедях Господних есть свой смысл,- подумал Киун.- Дай ближнему все, чего он просит и требует, и ближний от неожиданности сомлеет и станет совсем беспомощным. Каких это ангелов она здесь увидела?"
И в то же мгновение он услышал шаги и дыхание за спиной. Обернуться и увидеть незваных гостей не успел, на него навалились, выкрутили руки (ангелы что ли?), а потом удар по голове надолго лишил его способности видеть, слышать и понимать.
- Имя, род, звание?
"Маска, я тебя знаю",- подумал Киун, укачивая свою многострадальную голову. Голова на шее пока еще держалась, но поворачиваться отказывалась наотрез.
- Твое имя, смерд!
"Ай-яй, зачем такой высокий стиль? Неужто так трудно догадаться, с кем разговариваешь? Для умного человека - пара пустяков. Вот, например, дворянин, а камзол носить не умеет, локти оттянул, рукава подвязаны кое-как. Ходит ровно, как на параде, земли ногой не чувствует. Когда хватается за меч или начинает ругаться, на лице растерянность. Кто такой? Понятно - землянин. Кто из землян толст, усат и ходит в каштановом парике? Дон Гут, постельничий герцога Ируканского. Вот и познакомились."
- Твое имя, падаль!
- Киун с Жестяной улицы, благородный дон.
- Из Арканара?
- Благородному дону ведомо все.
- Это не твое дело. Отвечай на вопросы.
- Из Арканара.
- Давно в Метрополии?
- Третий месяц.
- Род занятий?
"Надо бы соврать что-нибудь, да не придумывается. С такой головой разве что придумаешь?"
- Черная магия,- ответил Киун.
Дон Гут хлопнул себя по ляжкам и расхохотался.
- А ты смелая падаль! Не боишься, что я сдам тебя властям?
- Чего бояться падали? - ответил Киун.
- Отвечай на вопросы, иначе познакомишься с дыбой! Что тебе было нужно от государственного преступника Будаха?
"Да он же в истерике,- понял вдруг Киун.- Застарелая истерика. Иначе не заговорил бы о дыбе. Что он, в самом деле пытать меня собирается? Квалификация не та. Ладно, что будем врать? Ох, снова ничего, кроме правды, в голову не лезет".
- Будах приходил ко мне за утешением.
- За утешением?
- Да, благородный дон. Он просил меня расправиться с его палачами.
- И ты?
- Я обещал ему сделать это за весьма умеренную плату.
- Каким образом?
- С помощью моей магии. Если вы, благородный дон, хотите испытать ее...
- Молчать!
"Поверь, что я - ничто,- просил Киун мысленно.- Глупый, ничтожный, сребролюбивый горожанин. Плюнь на меня и вышвырни за дверь".
- Кто тебя прислал в Метрополию?
"Не верит".
- Никто, господин. Но через границу мне помог перейти благородный дон Румата из Эстора.
"Съел?"
- Ты не слышал вопроса? Кто тебя послал?
- Никто, господин. Я бежал от Серых Братьев.
"Может, хоть это тебя проймет? Гуманизм, Культура, а?"
- Какого рода магией ты собирался воспользоваться?
"Нет, не отвяжется. Они слишком трясутся над своими "спасенными"".
- Вот этой.
Киун снял с шеи и кинул на стол свой крест. Не старый, крестильный, втоптанный некогда в землю. Новый, тот что подарил ему лжесвященник. Золотистая четырехконечная звездочка тускло засветилась на темной столешнице. Дон Гут протянул руку, осторожно дотронулся.
- Янтарин? - спросил он по-русски. Киун все понял по интонации и кивнул.
- Вы...
- Сейчас я не в состоянии отвечать на вопросы. Дайте мне одну из ваших "чудо-таблеток", и я удовлетворю ваше любопытство, благородный дон.
- Жил человек, по имени Киун Переписчик. В работе прилежен, в иное время нахален, любопытен, похотлив и трусоват. Любил дорогие книги, дешевых женщин, умные разговоры и безумные попойки. Жил и не ведал, что век его - лишь сырье для Грядущего Светлого Века. Впрочем, если бы и узнал, то не слишком бы расстроился. Давно уже привык свистеть в кулак за спиной у всего Великого и Светлого. И уж тем более не знал, что в его тело вживлены цепочки памяти совсем другого существа. Одного из тех, кого вы зовете Странниками.
- Цепочки памяти?
- Простите, я коряво говорю. Просто очень трудно перевести это на арканарский. Точнее, я знаю, как будет это звучать по-арканарски столетия спустя, но от этого не легче. Вы еще не знаете этого языка.
- Вы знаете будущее?
- Иногда - да.
- И можете влиять на него?
- Так же, как и вы.
- Но м-м... причины и следствия не страдают от этого?
- Страдают. Иногда ужасно. Но почему бы и нет? Вся наша жизнь - страдание.
- Простите, не понял.
- Это вы простите. Я вечно шучу не к месту. Вы сами нарушаете последовательность причин и следствий, но не желаете этого замечать.
-?!
- Ваши корабли. Вы говорите: нижнее пространство, ноль-перевозки. Но это только слова. На самом деле вы летаете быстрее света. Вы изменяете и будущее, и прошлое, но не всегда можете это увидеть. И не всегда хотите.
- Да? Впрочем, здесь я не специалист. Но что вы делаете на этой земле? Улучшаете будущее?
- Ни в коем случае.
- Это противоречит вашей этике?
- Это противоречит логике. Если я отрежу вам ногу и вместо нее дам костыль, пусть даже божественный костыль, вы скажете мне спасибо?
- Но если народ болен?
- Вы знаете, что такое болезни роста? То, что происходит сейчас в Арканаре, называется Реформация. В сотнях и тысячах миров она начиналась так же. Церковная республика не продержится больше двух-трех лет. А лавочники не забудут своего неудавшегося бунта. И вскоре будет вам самая настоящая республика. Власть народа. Правда, не совсем такая, какую вы ожидали. Мерзкий способ, не спорю. Но другого природа еще не придумала.
- Природа - да. Но люди? Зачем разным народам повторять одни и те же ошибки?
- Вы пытаетесь просветить здешних людей силком или уговорами. Но, когда они начинают просвещаться сами, вы хватаетесь за голову и вызываете подкрепление. На самом деле, вы, лично, никогда и ничему не учились на своих ошибках. Только внимали благоговейно своим наставникам. Поэтому вам страшно.
- Вы можете равнодушно смотреть на страдания людей?
- Это провокация? Или вы ждете, что я отвечу на вопрос, который вам самому уже давно не дает покоя? Я, как видите, поторопился убраться подальше от будущей Арканарской республики. А вы? Вы никого не убиваете своими руками, но изо всех сил стараетесь, чтобы ваших врагов переехало колесо истории. Но, если повозка собьет прохожего, кто будет виноват - лошадь или возница? Из-за вас погибла... Впрочем, неважно.
- Но мы не вмешиваемся в ход истории!
- Конечно. Вас лишили и этого права. Вы можете сострадать нашим людям, но не можете отдать за них жизнь. Даже милосердие вы проявляете лишь к тем, кого сочтут достойным на небесах. Вы не Можете спасти женщину, ребенка, старика просто потому, что они дороги вам. Наоборот, вы должны пожертвовать ими ради "несущих культуру". От такой жизни поневоле свихнешься.
- А вы?
- Я - человек этой земли. Я здесь родился, живу, здесь, наверно, и умру. Это - моя жизнь, и я люблю ее. Иногда - ненавижу. Я могу помогать своей второй родине, могу не помогать. Если я захочу кого-нибудь спасти - спасу. Убить убью.
- Но тогда кто-то может захотеть убить вас.
- Уже хотят. И многие. Ну а вы, вы чувствуете себя в безопасности при ваших бескровных законах?
- А Странник внутри вас не вмешивается, не контролирует ваши решения?
- Этот Странник - тоже я. Я умер много лет назад там, на небесах. А сейчас я живу вторую жизнь - жизнь переписчика и черного мага из Арканара. Я учусь у него, учусь у этого мира. А любая судьба драгоценна и неповторима. Зачем ее корежить? К сожалению, мы можем долго рассуждать об этике, но я видел, что такое улучшенное будущее. Когда-то мы тоже пытались помочь одному народу. А потом сработали какие-то непонятные связи внутри. Теперь лишь кучка выродков ползает там среди поломанных машин. Вы еще найдете эту землю, найдете наши следы на ней. Увидите наше преступление, наш позор. Мы поняли тогда, что мыслящие существа во Вселенной так же связаны между собой, как растения, звери и птицы на одной земле. Нельзя подменять один народ другим. Нельзя приучать львов пастись вместе с овечками. Нельзя подгонять живое под шаблон даже ради милосердия и гуманизма. Оно, живое, все равно будет сопротивляться, пока не сдохнет. Ох, ладно, похоже меня понесло. Возраст, знаете ли. О чем мы с вами говорили до?
- А Странник внутри вас не вмешивается, не контролирует ваши решения?
- Этот Странник - тоже я. Я умер много лет назад там, на небесах. А сейчас я живу вторую жизнь - жизнь переписчика и черного мага из Арканара. Я учусь у него, учусь у этого мира. А любая судьба драгоценна и неповторима. Зачем ее корежить? К сожалению, мы можем долго рассуждать об этике, но я видел, что такое улучшенное будущее. Когда-то мы тоже пытались помочь одному народу. А потом сработали какие-то непонятные связи внутри. Теперь лишь кучка выродков ползает там среди поломанных машин. Вы еще найдете эту землю, найдете наши следы на ней. Увидите наше преступление, наш позор. Мы поняли тогда, что мыслящие существа во Вселенной так же связаны между собой, как растения, звери и птицы на одной земле. Нельзя подменять один народ другим. Нельзя приучать львов пастись вместе с овечками. Нельзя подгонять живое под шаблон даже ради милосердия и гуманизма. Оно, живое, все равно будет сопротивляться, пока не сдохнет. Ох, ладно, похоже меня понесло. Возраст, знаете ли. О чем мы с вами говорили до?
- О цепочках памяти. Но я уже сам догадался. Вы говорите о наследственности?
- Точно! И нас, и землян, и Странников, и многие другие народы объединяет одно: белок - как строительный материал и цепочки кислот как наследственная память. А дальше все просто. Когда ребенок растет в животе матери, его наследственность переводится с языка кислот на язык белка. Потом все, что он видит, слышит чувствует, запоминается и переводится обратно на язык кислот. Вы обнаруживали эти цепочки памяти, но считали их мельчайшими паразитами. Но у Странников есть механизмы, способные расшифровывать чужие частицы памяти. Вы назовете их позже "детонаторами". А коль скоро бесценна любая жизнь, любой опыт взаимодействия существа и мира, нет никакой причины обрекать другие народы на полную гибель и забвение. Вот Странники и трудятся в разных мирах, аки пчелки на лугах Господних. И уже более миллиарда ваших лет существует Библиотека Памяти.
- Но тогда ваша цивилизация должна быть чудовищно древней.
- Чудовищно древней, или очень молодой. Вы знаете, что такое близкие скрещивания?
- Конечно.
- На Земле вы можете скрестить лошадь и осла, но потомство их будет бесплодным. Большинство существ способны к размножению только в границах своего рода. Постепенно, через несколько миллионов лет, наступает вырождение, как у породистых собак или у лошадей. Сначала перемешиваются разные народы, потом - разные расы. А потом наступает взрыв наследственности, эпидемия. Такое случилось некогда в одном из миров. Точнее, по вашим измерениям еще случится. И мы, как и вы, "не смогли смотреть равнодушно на чужие страдания". Мы забрали людей этого мира к себе, в свое прошлое, и смешали их наследственность с нашей.
- А как быть с вашим принципом невмешательства в дела природы?
- Это был огромный риск, не спорю. Рассчитанный, выверенный, и все равно риск. Однако нам повезло. Почему-то мир устроен так, что добровольные жертвы чаще всего оправдываются. Мы избавили чужой народ от "бешенства наследственности", предотвратили подобную эпидемию у себя. И одновременно добились еще двух важных результатов: преодолели границы внутриродового скрещивания и создали детонаторы. Потом, в будущем, когда взрыв наследственности будет угрожать этому миру, мы предложим здешним людям вступить в наш союз.
- Хорошо, но почему тогда вы прячетесь от нас? Почему не хотите с нами говорить?
- Только не смейтесь слишком громко. Потому, что мы вас боимся.
- Вы - Убийцы Детей.
-?!
- Через несколько лет мы попытаемся послать наших сборщиков памяти на вашу планету. Вы вовремя их распознаете, решите проявить милосердие, позволите им жить в вашем мире. Почти тридцать лет будете мучиться от неопределенности и страха, а потом убьете их, прежде, чем они окончательно себя осознают. И тогда испугаемся мы. И уничтожим все наши станции наблюдения в прошлом. И будем прятаться от вас по всей Вселенной. Потому что знаем, как бороться с болезнями наследственности, но не знаем, как бороться с пандемией страха.
- Но это будущее можно изменить?
- Наверное, можно. Но мы не можем исказить судьбу вашего народа.
- И поэтому вы все это рассказали мне?
- Мой Бог, не думайте, что мне кто-то поручил или хотя бы дал право рассказывать вам все это. Я попросту спасаю свою жизнь. Кстати, с того момента, как я достал распятие, ваш обруч не работает. Ваше начальство думает, что вы снова засунули его в стол. Мое начальство также ничего не знает и знать не будет. Считайте, что я просто захотел оставить след в вашей памяти. Не я - Странник, а я - Киун, черный маг из Арканара. Захотел согнать с вашего лица брезгливую жалость. Может быть, вы попытаетесь не только пожалеть, но и полюбить нашу землю, наше вино, наших женщин, раз уж вы застряли здесь надолго. А то, знаете ли, браки из жалости всегда не слишком счастливые. Ну и, кроме того, я надеюсь, что в награду за искренность вы меня все же отпустите.
9
Сломанное дерево за окном в сумерках напоминало истосковавшемуся прогрессору глайдер. Под порывами весеннего ветра оно постанывало, и казалось, что глайдер плачет, просит отпустить его обратно в небо.
Пашка постоял на крыльце, ежась, тайком дымя самокруткой, но муть и тоска не уходили. Все это было весьма законно и логично. О трудности адаптации прогрессоров к чуждому для них социуму защищались диссертации, и Пашка эти диссертации читал. На втором-третьем году одиноких землян одолевали "тревожно-депрессивные настроения в сочетании с метафизической интоксикацией", то есть печальные размышления о сущности добра и зла и участии человека в их вечной борьбе. Так что представь он сейчас доклад о своей беседе с чернокнижникомСтранником, воспринято это будет соответственно. А если вспомнить недавний Тошкин провал - не только соответственно, но и однозначно. И базой на южном полюсе уже не отделаешься. Домой, домой, в объятия матери Земли. И что тогда останется? Играть с Тошкой по БВИ в "Arkanar- Revolution"? Он всегда подозревал, что Странники при встрече поставят человечеству мат; не думал только, что мат будет таким детским.
Он спустился в сад, подошел к стоявшей под скатом крыши деревянной бочке, зачерпнул холодной, с привкусом растаявшего льда, воды и плеснул на лицо. Потом закинул в рот ломтик селезенки вепря Ы, разжевал и несколько секунд стоял, хватая воздух ртом, смахивая выступившие слезы. Бюджет Института тощал с каждым днем, запасы спорамина таяли на глазах, приходилось переходить на местные средства. Они были поистине варварскими, но действовали исправно.
Вот и сейчас на Пашку снизошли наконец желанные ясность и покой. Он вдруг вспомнил, что такая же бочка стояла на даче у бабушки. Бочку сделал дед-историк (все без дураков, из настоящего дерева и железных обручей), а бабушка-гидробиолог показывала пятилетнему Пашке всякую мелкую живность, резвящуюся в дождевой воде. Вокруг здешней бочки летом так же собираются все хозяйские детишки. Странно даже думать об этом. Казалось бы, что может быть общего между бабушкой и дедом профессорами Орского университета, интеллигентами в седьмом поколении, и здешними недолюдишками, "заготовками", "болванками", как называл их Тошка. А вот поди ж ты, отыскалась связь, и Пашка, интеллигент в девятом поколении, едва не впал снова в метафизическую интоксикацию на тему "А может, чернокнижник и прав?"
И тут он вспомнил. Селезенка вепря Ы встряхнула его мозг, и он вспомнил человека со смешными ушами, жестким лицом и мудрыми зелеными глазами, который как-то заговорил с ним в коридоре Института. И Пашка понял: он поверит его рассказу. Единственный на Земле, поверит без всяких документов и доказательств. Обязательно.