Прекрасная дружба - Дэвид Вебер


Неожиданные встречи

1

Повторяю, Стефани! – сказал Ричард Харрингтон. – Я не хочу, чтобы ты шаталась по лесу одна, без меня или мамы. Понятно?

– Но, па-а-апочка… – начала было Стефани, но сама же оборвала себя, когда отец сложил руки на груди. Затем он начал слегка постукивать по ковру правым носком, и ее сердце сжалось. Ничего не получается, и проявившийся недостаток способностей к… переговорам раздражал ее не меньше, чем тот самый запрет, который она старалась обойти. Ей было двенадцать стандартных лет, она была единственным ребенком в семье, к тому же дочерью. Все это давало ей определенные преимущества, и она отлично научилась вить из отца веревки, едва начав говорить. К сожалению, мать всегда была орешком покрепче… и даже отец был готов самым бессовестным образом оставить надлежащую ему гибкость, коли считал, что это оправданно.

Вот как сейчас.

– Конец обсуждению, – произнес он со зловещим спокойствием. – Если ты не видела здесь гексапум или скальных медведей, это еще не значит, что их здесь нет.

– Но я просидела взаперти всю зиму, и мне нечем было заняться, – заявила она, легко подавив укол совести при мысли о том, что нарочно не упомянула снежные бои, катание на лыжах, санках, рытье в снегу тоннелей и другие развлечения. – Я хочу выбраться отсюда и все посмотреть!

– Я знаю, солнышко, – более нежно произнес ее отец, протягивая руку, чтобы взъерошить ее кудрявые темные волосы. – Но снаружи опасно. Ты же знаешь, это не Мейердал. – Стефани закатила глаза, приняв мученический вид, и он тут же пожалел о том, что не удержался от последнего предложения. – Если ты действительно хочешь чем-то заняться, почему бы тебе днем не съездить в Твин Форкс с мамой?

– Потому что Твин Форкс – это полный нуль, папочка.

В ответе Стефани прозвучало отчаяние, хотя она знала, что это тактическая ошибка. Даже такие исключительные родители, как у нее, начинают упрямиться, если спорить с ними слишком эмоционально, но ведь, в самом деле! Пускай Твин Форкс был самым близким к харрингтоновскому поместью «городом», но в нем было не больше пятидесяти семей, и почти все среди горстки местных детей были полными недоумками. Никого из них не интересовала ксеноботаника или иерархии биосистемы. Более того, они были настолько безмозглыми, что проводили большую часть свободного времени, пытаясь поймать что-нибудь достаточно маленькое, чтобы его можно было держать в качестве домашнего животного, совершенно не задумываясь о том, какой вред могут нанести «любимцам» в процессе, и Стефани не сомневалась, что любая попытка допустить этих тупиц к своим исследованиям довольно быстро привела бы к ссоре, а то и паре фингалов. Если бы папа с мамой не настояли на том, чтобы утащить ее с Мейердала, когда ее только-только приняли в программу «юный лесничий», она бы уже была на своей первой выездной практике. Она не виновата, что этому не суждено сбыться, и самое меньшее, чем они могли бы это компенсировать, это разрешить ей исследовать их собственные земельные угодья!

– Твин Форкс – не полный нуль, – твердо сказал ее отец.

– Нет, нуль, – ответила она, скривив губы, и Ричард Харрингтон сделал глубокий вдох.

– Хорошо, – через мгновение сказал он. – Я знаю, что все твои друзья остались на Мейердале. Знаю, как сильно ты хотела попасть на лесную практику. Но Мейердал был заселен тысячу стандартных лет назад, Стеф, а Сфинкс нет.

– Знаю, пап, – ответила она, стараясь скопировать его спокойный тон. Было ошибкой начинать разговор с «папочки!» Она знала это, и больше никогда не собиралась использовать это слово, но внезапный приказ оставаться дома застал ее врасплох. – Но ведь мой комм всегда при мне. Я в любой момент могу позвать на помощь, а если кто-то попробует меня съесть, я просто залезу на дерево! Обещаю – если кто-то такой встретится мне, я буду сидеть на ветке в пятнадцати метрах над землей и ждать, пока ты или мама не найдете меня по маяку.

– Я знаю, что ты так поступишь… если увидишь его вовремя, – сказал Ричард гораздо более мрачным тоном. – Но Сфинкс не настолько обжит, как Мейердал, и мы еще слишком мало знаем о том, что творится вокруг нас. И не будем знать еще десятки лет. И все коммы в мире не заставят аэрокар прилететь быстрее, если ты столкнешься с гексапумой или скальным медведем.

Стефани начала отвечать, но передумала. Ведь отец прав, неохотно признала она. Конечно, она и не думала сдаваться без боя! Но всего одной пятиметровой гексапумы хватит, чтобы испортить день, а скальные медведи были ничуть не лучше. Был он прав и в том, что люди знали слишком мало обо всем, что прячется в кустах Сфинкса. Но ведь в этом и был весь смысл, она хотела быть там первой!

– Послушай, Стеф, – наконец произнес он. – Понимаю, что Твин Форкс не представляет ничего особенного по сравнению с Холлистером, но это лучшее из того, что есть. И он еще будет расти. Поговаривают даже о том, чтобы установить свою собственную площадку для шаттла к следующей весне!

Стефани с трудом удержалась от того, чтобы снова не закатить глаза. Назвать Твин Форкс «ничем особенным» по сравнению с мегаполисом Холлистером – это все равно как сказать, что на Сфинксе было «немного» снега. А учитывая долгий, вялотекущий, бесконечный год на этой дурацкой планете, к следующей весне ей будет почти семнадцать стандартных лет! Ей еще не исполнилось десять, когда они приехали… прямо к началу снегопадов. Которые шли без остановки следующие пятнадцать стандартных месяцев!

– Прости меня, – тихо сказал отец, читая ее мысли. – Прости меня, что в Твин Форксе неинтересно, и что не хотела уезжать с Мейердала. Мне жаль, что я не могу позволить тебе гулять самой по себе. Но я не могу иначе, милая. И, – он строго посмотрел в ее карие глаза, – ты должна дать слово, что в этом случае будешь поступать так, как мы с мамой тебе скажем.

* * *

Стефани угрюмо прошлепала по грязи к веранде с покатой крышей. На Сфинксе у всех построек были только покатые крыши, и, позволив себе выпустить глубокий, прочувствованный вздох, она плюхнулась на ступеньки веранды и стала размышлять о том, почему это так.

Все дело в снеге. Даже здесь, вблизи экватора Сфинкса, годовые осадки измерялись в метрах – во многих метрах, хмуро подумала она – и домам были необходимы покатые крыши, чтобы сбрасывать всю эту замерзшую воду, особенно на планете, чья гравитация на треть превышала земную. Хотя Стефани никогда не была на Старой Земле… или каком-либо мире, который бы не считался остальным человечеством планетой с «высокой гравитацией».

Она опять вздохнула, с оттенком томительной грусти, и посетовала на то, что ее пра-пра-пра-пра-(и так далее)-деды вызвались участвовать в Первой Волне Мейердала. Родители постарались объяснить ей, что это значило, вскоре после ее восьмого дня рождения. Стефани уже слышала слово «джини», хотя и не понимала, что, по крайней мере, технически, оно относилось и к ней, но она тогда училась в школе всего четыре года. Курс истории еще не коснулся Последней Войны на Старой Земле, так что ей неоткуда было знать, почему кто-то все еще столь резко реагировал на любую идею видоизменить человеческий генотип… или почему «джини» считалось такими людьми одним из самых грубых слов в стандартном английском.

Теперь-то она знала, хотя по-прежнему считала глупым любого, кто разделял подобные взгляды. Конечно, био-оружие и «суперсолдаты», в спешке изготовленные для Последней Войны, были ужасны. Но все это произошло более пятисот стандартных лет назад и не имело никакого отношения к людям из первых волн Мейердала или Квелхоллоу. Наверное, хорошо, что первые поселенцы Мантикоры покинули Солнечную систему до Последней Войны. Их архаичным криогенным кораблям понадобилось достаточно много времени, чтобы закончить путешествие, поэтому они пропустили все события… а заодно и предрассудки, ими вызванные.

Впрочем, нельзя сказать, что изменения, созданные генетиками для колонистов Мейердала, особенно заслуживали чьего-то внимания. При равной массе, ткани мышц Стефани были на двадцать пять процентов эффективнее, чем у «чистых» людей, а ее обмен веществ был на двадцать процентов быстрее, чтобы обеспечить эти мышцы энергией. Также существовало несколько незначительных изменений в дыхательной системе и системе кровообращения (чтобы она могла дышать в достаточно разных атмосферах без нанотехнологических очищающих фильтров), и некоторое усиление скелета, чтобы справляться с мышцами. Изменения были задуманы доминантными, так, чтобы они были у всех ее потомков. Но ее тип джини абсолютно свободно мог иметь потомство с чистыми людьми, поэтому, с ее точки зрения, все эти изменения не были чем-то особенным. Зато они означали, что, поскольку ей и ее родителям было нужно меньше мышечной массы для определенной силы, они идеально подходили для колонизации планет с высокой гравитацией, не рискуя превратиться в коренастых качков. Тем не менее, когда она приступила к изучению Последней Войны и некоторых антигенетических движений, то пришла к выводу, что папа с мамой были не так уж не правы, предупреждая ее, чтобы она не рассказывала об этом чужим людям. Помимо этого, Стефани редко думала на эту тему, разве что размышляла иногда, с некоторым сожалением, что, если бы они не были джини, то высокая гравитация обитаемых планет бинарной системы Мантикоры могла бы помешать родителям вот так просто утащить ее к чертям на кулички.

Она пожевала нижнюю губу и откинулась назад, позволив взгляду свободно скользнуть по затерянной долине, где она по их воле застряла. Высокая зеленая крыша главного дома была единственным красочным пятном на фоне окружающих ее все еще голого частокольного леса и королевских дубов. Но она не собиралась позволить чему-то развеять ее мрачное настроение, и потребовалось совсем немного усилий, чтобы решить, что зеленый был дурацким цветом для крыши. Что-нибудь темное и тускло-коричневое или даже черное устроило бы ее гораздо больше. И раз уж речь зашла о неподходящих строительных материалах, то почему нельзя было использовать что-то более яркое, чем натуральный серый камень? Да, так обошлось дешевле всего, но чтобы добиться достаточной изоляции от зимы Сфинкса, стены пришлось делать больше метра в ширину. Все равно, что жить в подземелье, подумала она… затем остановилась, чтобы посмаковать это сравнение. Оно идеально подходило ее нынешнему настроению, и она отложила его для будущего пользования.

Стефани поразмышляла над этим еще чуть-чуть, потом встряхнулась и вгляделась в деревья позади дома и примыкающие теплицы, тоскуя на грани физической боли. Какие-то дети знали, что хотели быть космонавтами или учеными еще до того, как научились произносить эти слова, но Стефани мечтала не о звездах. Она мечтала о… зелени. Она мечтала побывать там, где еще никто не бывал, но не через гиперпространство, а по теплой, живой, дышащей планете. Она мечтала о водопадах и горах, деревьях и животных, никогда не слыхавших о зоопарках. И она мечтала о том, чтобы оказаться первой, кто увидит их, изучит, поймет, защитит…

Может быть, это из-за родителей, подумала она, на время забыв об обиде на отцовские ограничения. Ричард Харрингтон обладал степенями как в земной, так и ксеноветеринарной медицине. Из-за этого он гораздо больше ценился бы на таком пограничном мире, как Сфинкс, чем на родине, но время от времени к нему обращалась Лесная служба Мейердала. Это привело Стефани в гораздо более тесную близость с животным царством ее родного мира, чем когда-либо посчастливилось бы большинству детей ее возраста, а работа ее матери генетиком растений – еще одна профессия, так необходимая на новых планетах – помогла ей оценить всю красоту причудливых связей флоры Мейердала.

Вот только потом они приволокли ее на Сфинкс и заперли в глуши.

Стефани скорчила гримасу в новом приступе раздражения. С одной стороны, она до глубины души возмущалась отъездом с Мейердала, а с другой стороны, пришла в восторг. Несмотря на мечты о карьере в службе охраны дикой природы, мысль о космических кораблях и межзвездных путешествиях захватывала. А также мысль об иммиграции во время спасительной миссии по оказанию помощи колонии, почти уничтоженной эпидемией. (Впрочем, она признавала, что восторг не продержался бы долго, если бы врачи не нашли лекарство от этой эпидемии). Лучше всего было то, что, благодаря профессиям ее родителей, Звездное Королевство согласилось оплатить стоимость переезда, а это, вкупе с их сбережениями, позволило им купить большой участок земли в свое личное пользование. Усадьба Харрингтонов представляла собой примерно прямоугольник, разбросанный на крутых склонах Медностенных гор и выходящий на океан Таннермана, с длиной стороны в двадцать пять километров. Не двадцать пять метров границы их участка в Холлистере, но двадцать пять километров, то есть он был размером с весь их прежний город! А еще усадьба прилегала к области, которую уже успели выделить под крупный заповедник.

Но существовало несколько обстоятельств, о которых Стефани на радостях не задумалась. Например, то, что их усадьба находилась почти в тысяче километров от чего-либо отдаленно похожего на город. При всей своей любви к дикой природе, она не привыкла жить в такой дали от цивилизации, а из-за расстояний между поселениями отцу приходилось проводить ужасно много времени в воздухе лишь для того, чтобы добраться от одного пациента к другому.

Хорошо хоть планетарная инфосеть помогала ей не отставать в учебе – более того, она была первой в своем классе (опять), несмотря на переезд, и еще на шестнадцатом месте в текущем планетарном шахматном турнире. Конечно, это было не так круто, как на Мейердале, учитывая насколько меньше жителей (и конкурентов) было здесь. Но все же, это не давало ей превратиться в «отшельника», как называла таких людей мама, и она любила ездить в город (когда отсталость Твин Форкс не служила доводом в переговорах с родителями). Но так как никто из ее ровесников в Твин Форкс не обучался по ускоренной программе, их не было ни в одном из ее классов, и она не стремилась общаться с ними в сети, как она общалась с друзьями на Мейердале. Может, они и не были полными нулями, но она их не знала. Да и признавала, что «навыки общения со сверстниками» (как любили выражаться учителя) не были ее коньком. Она знала что быстро – часто даже слишком быстро – разочаровывается в людях, которые не способны подобрать аргумент для спора или пытаются убедить сделать глупость, также она знала, что слишком вспыльчива. Ее мама говорила, что иногда уход от компании – влияние Мейердала, и Стефани пыталась держать себя в руках. Она действительно пыталась, но далеко не одна «попытка общения» с другим «сверстником» закончилась расквашеным носом или подбитым глазом.

Так что она не завела ни одного друга среди молодежи Твин Форкса. Во всяком случае, пока, а в поселении не было ничего, что было в городах с трехмиллионным населением, как в том же Холлистере.

И все же Стефани смирилась бы с этим, если бы не два других обстоятельства: снег и гексапумы.

Она зарыла носок ботинка в хлюпающую слякоть за нижней ступенькой веранды и насупилась. Папа предупредил ее, что они приедут прямо в канун зимы, и она думала, что готова к тому, что их ждет. Но на Сфинксе слово «зима» приобрело совершенно новое значение. Снег был восхитительной редкостью на теплом, мягком Мейердале, но зима Сфинкса продолжалась почти шестнадцать стандартных месяцев. Это составляло одну десятую всей прожитой ею жизни, и, в конце концов, ее просто стало тошнить от снега. Папа мог сколько угодно утешать ее тем, что остальные сезоны будут такими же длинными. Стефани ему верила. Она даже допускала (в мыслях), что пройдет еще четыре полных стандартных года до возвращения снега. Но этого ей еще не довелось испытать, а сейчас у нее была только грязь. Много-много грязи, только начавшие набухать почки на лиственных деревьях. И скука.

И, напомнила она себе, нахмурясь, еще было обещание ничего не делать с этой скукой, которое ее отцу удалось у нее вырвать. Наверное, ей следовало бы радоваться, что они с мамой так волнуются за нее. Но это было так… так коварно с его стороны заставить ее дать подобное обещание. Все равно, что сделать Стефани своей собственной тюремщицей, и он это знал!

Снова вздохнув, она поднялась, сунула кулаки в карманы куртки и направилась к кабинету матери. Последние семнадцать стандартных месяцев, что они пробыли на Сфинксе, услуги Марджори Харрингтон пользовались большим спросом, но, в отличие от своего мужа, она редко лично приходила к своим клиентам. В тех редких случаях, когда кроме данных ей требовались и образцы, их могли доставить в ее маленькую, но эффективную лабораторию, и держать в теплице поместья так же легко, как и в любом другом месте. Стефани сомневалась, что ей удастся убедить маму помочь ей переубедить отца, но попытка не пытка. Может, хотя бы получит от нее чуточку сочувствия.

* * *

Доктор Марджори Харрингтон стояла у окна и, сочувственно улыбаясь, наблюдала за тем, как Стефани шлепает к дому. Доктор Харрингтон знала, куда направлялась ее дочь… и что она собирается сделать, когда доберется сюда. В целом, Марджори не одобряла попыток Стефани заручиться поддержкой одного родителя для борьбы с другим, когда устанавливались правила, но одно она о Стефани знала точно: как бы сильно она ни обижалась на ограничение или изворачивалась, чтобы его снять – дав слово, она никогда не нарушала его.

Что вовсе не значило, что ей это нравится, и улыбка исчезла, когда Марджори представила, как же разочарована ее дочь. А из того, что другого выхода, кроме как ограничить Стефани, у нее и Ричарда не было, не следовало, что это справедливо.

Мне действительно стоит иногда отдыхать от работы, подумала она. Я никак не смогу проводить столько времени в лесу, сколько хочется Стефани. Даже в сфинксианском дне не так много часов! Но, по крайней мере, я могла бы сопровождать своего единственного ребенка достаточно часто, чтобы хоть как-то удовлетворить ее.

Ее размышления приостановились, и она опять улыбнулась, когда новая идея пришла в голову.

Дальше