– Не думаю, что вы добились прогресса в поисках местонахождения остальной части клана Львиного Сердца, не так ли? – спросила Хоббард, и Стефани внутренне поморщилась. Этот вопрос был прекрасным примером информации, которая могла быть опасной для ее новых друзей. Часть ее – та, которой нравилась Хоббард как личность, а не как глава королевской комиссии по древесным котам – хотела рассказать ксенологу, но…
– Боюсь, мне до сих пор нечего об этом сказать, доктор Хоббард, – ответила Стефани. Ей было немножко неловко за этот ответ, но это была не вполне ложь. Она не сказала, что не знает, где живет клан Львиного Сердца. Она только сказала, что не может сказать доктору Хоббард, где они живут. Не может. Ну или не скажет. Она никому не собиралась говорить, что может дать ответ на этот вопрос.
– Ясно, – ответила Хоббард, и Стефани почувствовала, как самые кончики когтей Львиного Сердца нежно прикоснулись к ее коже. Если она понимала его сигналы так точно, как она думала, это означало, что он считал, что доктор Хоббард на самом деле не верила ей, и Стефани сосредоточилась на том, чтобы выглядеть как можно более желающей помочь – и как можно более юной – насколько она могла.
Губы доктора Хоббард дернулись в чем-то похожем на крохотную улыбку, и ее карие глаза явно заблестели где-то в глубине. По мнению Стефани это было доказательством, в котором она нуждалась, что Хоббард была прекрасно осведомлена об игре, в которую они играли. Ее так и подмывало – снова – быть более откровенной, но она подавила искушение. Это не Хоббард она не доверяла. Нет, на самом деле ее беспокоили другие люди, которые неизбежно прочтут отчеты Хоббард. Ксенолог работала на правительство, что означало, что все сказанное Стефани в итоге станет частью публичного отчета, из которого любой – включая людей, не любящих древесных котов (на ум сразу пришло имя «Франкитти») – сможет получить эту информацию.
– В таком случае, – продолжила Хоббард, – давай поговорим о его сетке для переноски. Знаешь, у нас была возможность наблюдать за кланом, вынужденным переселиться после того инцидента с БиоНерией. Мы выдерживаем дистанцию, насколько можем – они сейчас сильно подавлены, и нам бы не хотелось ухудшать ситуацию. На самом деле, Лесная Служба отказалась дать всем – даже мне – информацию о новом местоположении клана. Это немного расстраивает, но, в целом, должна сказать, я считаю это мудрым решением старшего рейнджера Шелтона.
– Однако, в то же время, я изучала видео с длиннофокусных камер Лесной Службы, наблюдая, как они работают, и мне кажется, в том, как они плетут сети, есть некоторый шаблон. Не все они одинакового размера, но насколько я могу судить, сравнивая изображения, ячейки их сетей одного размера, независимо от того, больше или меньше сама сеть. И, кажется, они используют одинаковые узлы. Но сделанные ими сети не совпадают с образцом, который был вместе с Львиным Сердцем, когда вы вдвоем повстречали гексапуму. Это одно из первых различий, которое мы заметили между тем кланом и его – где бы он ни был. – Она слегка улыбнулась. – Я не думаю, что ты сможешь поговорить с ним и спросить его, не смог бы он сам сделать нам еще несколько сетей или, может быть, вернуться домой к своему клану и принести нам парочку, чтобы мы могли изучить и сравнить их?
– Может быть, мне удастся, – сказала Стефани через секунду. – Во всяком случае, я могу попробовать.
– Спасибо! – улыбнулась Хоббард уже значительно более широкой улыбкой, и Стефани улыбнулась в ответ, слегка удивленная осознанием того, насколько возможность дать что-то ксенологу ее обрадовала.
– Что ж, думаю, на сегодня все, – сказала Хоббард, просматривая свои удручающе скудные заметки на мини-компьютере. – Спасибо, и, пожалуйста, поблагодари также свою маму за то, что позволила мне заглянуть сегодня утром.
– Конечно, – сказала Стефани, выбираясь из своего кресла, чтобы проводить ксенолога к ее аэрокару. И вам спасибо, доктор Хоббард, добавила она про себя, за то, что подсказали мне, с кем еще мне следует поговорить… даже если вы не подозревали, что делаете это.
* * *– Да? – сказал голос на другой стороне коммуникатора.
Это был не тот голос, который Стефани ожидала услышать, поскольку он был женским, а не мужским. А еще он звучал немного… настороженно. Что, учитывая события последнего месяца или полутора, как раз не удивило Стефани. Предполагая, что этот голос принадлежит кому-то, кто является другом того человека, с которым она пыталась связаться. Как-то так.
– Простите, – сказала она, пытаясь заставить свой голос звучать так взросло, как могла. – Я пытаюсь связаться с доктором МакДалланом.
– Могу я поинтересоваться зачем? – теперь другой голос определенно звучал насторожено, решила Стефани. Возможно, потому что его владелица помогала отсеять журналистов и ученых. – Боюсь, прямо сейчас он никак не доступен, – продолжила женщина на другом конце провода. – В последнее время он очень занят, уверена, вы понимаете.
– О, поверьте мне, я прекрасно понимаю, – дружелюбно сказала Стефани. – На самом деле, поэтому я и звоню. Меня зовут Стефани Харрингтон, и я думаю, нам с доктором МакДалланом нужно поговорить.
17
– Вы двое, наконец, готовы прерваться на обед? Или нам с Карлом придется есть без вас? – требовательно спросила Ирина Кисаева.
Доктор Скотт МакДаллан оторвал взгляд от глубокой зеленой заводи, где его наживка заманчиво плавала на конце лески, соблазнительно танцуя в толще воды в попытке привлечь одну из сфинксианских леопардовых форелей на его крючок.
Пока что его достижения на этом поприще были прискорбно малы. На самом деле, его дорогая удочка, его кропотливо привязанная вручную приманка, десятилетия его коварного опыта не помогли ему поймать ни одной рыбы. Что особенно раздражало убежденного рыболова-фанатика, такого как он, в то время как еще слегка влажный древесный кот, наслаждающийся солнечной ванной на плоском куске скалы в нескольких метрах от него, был доволен своей работой. Фактически, в этот самый момент, Ирина собиралась отправить потрошенную и разделанную рыбу Фишера – все пять штук – на сковородку в качестве основного блюда ланча.
– Я уверен, еще несколько минут – всего несколько минут – прежде чем я выловлю из пучины подлинного монстра, и он укажет жалким мелким рыбешкам Фишера их место, – ответил он, повышая голос, чтобы перекрыть гул, треск и рев белопенного водопада чуть выше по течению.
– Конечно, выловишь,– парировала Ирина. – Уверена, что ты справишься примерно к тому же времени, когда ко мне придет персональное приглашение на чай с королем.
– Твое отсутствие веры ранит меня, женщина! – печально покачал головой МакДаллан. – Преданный! Вот кто я – преданный своими же близкими!
– Что ж, мистер Преданный, если вы хотите продолжать рыбалку, то с меня довольно. Но разбудите Фишера. Будет несправедливо, если мы с Карлом съедим всю его рыбу, а он проспит обед.
МакДаллан сердито посмотрел на нее, затем рассмеялся и признал свое поражение. Он смотал леску и собрал коробку со снастями, после чего подошел к скале, на которой уютно свернувшись дремал древесный кот.
– Эй, Фишер, – негромко сказал он, нежно поглаживая мягкий, нагретый солнцем, покрытый кремовым мехом живот. – Пора просыпаться, малыш.
Древесный кот, названный своим приемным человеком «Фишером», открыл зеленые глаза, сонно моргнул, затем потянулся и зевнул.
– Пошли, – с ухмылкой сказал МакДаллан. – Кое-кто здесь уже готов приготовить твою рыбу, и если мы не пошевелимся, нам ничего не оставят.
Фишер – пока он был среди двуногих, он редко думал о себе как о «Быстро-Бьющем», ведь это имя дал ему Народ – почувствовал развлечение в мыслесвете своего человека. Он упорно старался понять, как общаются двуногие, и ясно было, что издаваемые ими ротозвуки были эквивалентом мыслеречи Народа. Но это был довольно странный эквивалент, и он начал разуверятся в возможности хоть кого-нибудь из Народа когда-нибудь разобраться в этом, хотя он, по крайней мере, научился различать звуки имени, что дал ему его двуногий. Хотя это не значило, что он не мог понять излучаемого его двуногим общего смысла. Для этого вполне было достаточно ассоциации идей через их связь… и того, что прямо сейчас излучал его двуногий, было более чем достаточно, чтобы напомнить ему, что его середка казалась слишком пуста. Он весело мяукнул и перекатился на ноги.
– Правильно,– подбодрил МакДаллан. – Продолжай. Ткни их носом. Но знаешь, для нас, людей, рыбалка не считается контактным видом спорта.
Он подхватил древесного кота, удобно расположил его вокруг своей шеи, как толстый шелковый шарф, потом снова поднял свой ящик со снастью и начал аккуратно перебираться через бурный поток, чтобы присоединиться на другом берегу к Ирине. Он не торопился, тщательно выбирая место для следующего шага, помня день чуть более девятнадцати стандартных месяцев назад, когда они с Фишером встретились. Он тогда поскользнулся и упал на такие же как сегодня пороги, ударился головой и с сотрясением мозга упал лицом прямо в воду. Не будь там древесного кота, не слети он вниз с дерева, с которого он наблюдал за человеческой рыбалкой, и не используй он свою сеть для переноски, чтобы удержать рот и нос МакДаллана над водой, пока тот не придет в себя, он бы в тот день умер.
Он подхватил древесного кота, удобно расположил его вокруг своей шеи, как толстый шелковый шарф, потом снова поднял свой ящик со снастью и начал аккуратно перебираться через бурный поток, чтобы присоединиться на другом берегу к Ирине. Он не торопился, тщательно выбирая место для следующего шага, помня день чуть более девятнадцати стандартных месяцев назад, когда они с Фишером встретились. Он тогда поскользнулся и упал на такие же как сегодня пороги, ударился головой и с сотрясением мозга упал лицом прямо в воду. Не будь там древесного кота, не слети он вниз с дерева, с которого он наблюдал за человеческой рыбалкой, и не используй он свою сеть для переноски, чтобы удержать рот и нос МакДаллана над водой, пока тот не придет в себя, он бы в тот день умер.
Неплохой способ свести знакомство, изогнув в улыбке губы, подумал сейчас доктор. Может быть, слегка тяжеловато для черепа, но это явно прекрасный способ быстро укрепить дружбу.
Вообще-то, Скотт МакДаллан знал лучше кого-либо другого на Сфинксе, что его отношения с Фишером были больше, чем просто «дружбой». Даже он не знал точно, насколько больше, но у него был непосредственный, личный опыт, что пушистые маленькие обитатели деревьев были умнее – и куда способнее к отвлеченному общению – чем готовы были предположить даже самые их ярые сторонники среди ксенологов и ксенобиологов.
Проблема была в том, что с этим делать.
Он выбрался из воды на другой стороны реки, и Фишер спрыгнул с его плеч. Древесной кот легко скользнул по пересеченной местности, подняв голову и насторожив уши, и МакДаллан услышал еще один восхищенный «Мя-ать!» удовольствия, когда Фишер увидел сковороду и очищенные филе его улова.
– Разве ты не чувствуешь небольшого смущения, – подняла Ирина правую руку, разведя на пару сантиметров большой и указательный палец, – что он добился такого улова, тогда как тебе со всем твоим причудливым снаряжением не удалось ничего?
– Не очень, – сказал он. – О, всегда немного расстраиваешься, когда ничего не поймаешь, но большинство рыбаков скажет тебе, что рыбалка сама по себе настоящая награда. Когда ты на самом деле ловишь на крючок какого-нибудь настоящего монстра, когда ты полчаса сражаешься, пока тебе не удастся его вытащить, вот это здорово. Но это яркие моменты. Но что на самом деле снова и снова возвращает тебя сюда, так это то, что здесь только ты и река. В этом все дело.
Ирина Кисаева склонила голову, искоса разглядывая его, и знала, что он имел в виду. Не то чтобы она так быстро позволила бы ему сорваться с крючка. Они с доктором МакДалланом знали друг друга с самого его прибытия на Сфинкс двенадцать стандартных лет назад, когда он прибыл свежеиспеченным доктором, только что выпустившимся из медицинской школы и переполненным самоотверженностью. Служба помощи иммиграции помогла оплатить ему дорогу, но он прибыл больше из-за нужды Звездного Королевства во врачах, чем из-за любых предложенных его правительством стимулов.
Ко времени его прибытия, ученые, наконец, переломили хребет чуме, но сдавалась она медленно, с периодическими обострениями, требовавшими постоянных доработок вакцины. Ситуация все еще была довольно ужасна, нужда в квалифицированных врачах была все такой же острой, и он бесстрашно ввязался во все это, несмотря на тот факт, что новые иммигранты, не выработавшие иммунитет выживших, были гораздо уязвимее к чуме. Не то чтобы она убивала только новичков. На самом деле, Ирина познакомилась с ним из-за того, что ее муж был одним из последних жертв пандемии среди местного населения. МакДаллан сделал все, что только можно было сделать, чтобы спасти Стефана Кисаева, но Стефан был одним из тех пациентов, кто особенно сильно реагировал на вирус чумы. Несмотря на все усилия МакДаллана, его собственная иммунная система убила его, пытаясь побороть болезнь.
Ирина тяжело восприняла его смерть, но к тому времени она видела уже много смертей. Ей даже на мгновение ни разу не пришло в голову обвинить МакДаллана, и когда проходили недели, затем месяцы, и наконец и стандартные годы, она поняла, что ее чувства к нему стали слишком сильны, чтобы по-прежнему называть это «дружбой». Вот почему они собирались пожениться примерно через шесть стандартных месяцев. По ее мнению, они могли бы пожениться хоть завтра, но он хотел, чтобы на свадьбу прибыла его мать, и учитывая задействованные межзвездные расстояния…
Еще она обнаружила, что при всей своей от природы теплой, сопереживающей личности, глубоко внутри Скотта МакДаллана жила тьма. Наверное… меланхолия. Он что-то чувствовал, думала она. Иногда чувствовал слишком сильно. Он заботился – эта было одно из того, что она в нем любила, одно из того, что вообще привело его на Сфинкс – но иногда он чересчур заботился. Именно поэтому ему был нужен кто-то, чтобы устраивать ему проблемы, держать его сосредоточенным здесь и сейчас.
Она решила, что это будет ее работа. Так что…
– О да, конечно! – закатила глаза Ирина. – Не могу придумать, что бы такого мне хотелось бы сделать, кроме как стоять по пояс в ледяной воде по четыре-пять часов и не подцепить при этом ни единой рыбы! Я люблю природу! – откинула она голову и широко развела руки. – Нет ничего, что бы я любила больше, чем напрасно отмораживать свой зад, ничего не ловя! Ну, разве только стоя под дождем отмораживать свой зад, ничего не ловя. – Она задумчиво нахмурилась, после чего твердо кивнула. – Да, теперь, когда я над этим задумалась, так будет куда веселее. И если бы я только могла провертеть дырку во льду посреди метели, то я бы точно…
– Ладно. Ладно! – рассмеялся он и обнял ее одной рукой. – Итак, может быть, поймать что-нибудь немного важнее, чем я предполагал.
– Может быть, да? – скептически посмотрела она на него. Затем пожала плечами. – Ну, по крайней мере, ты не ныряешь в воду целиком, как Фишер. Неудивительно, что он столько времени тратит, загорая на теплых камнях. Он просто оттаивает от всех своих заплывов!
МакДаллан снова рассмеялся, хотя она, вероятно, была права. Прием Фишера заключался в том, что он неподвижно лежал на нависающей над водой ветви или выступе скалы, опустив взгляд в воду, пока не замечал рыбу, после чего с выпущенными когтями набрасывался на ничего не подозревающую жертву. МакДаллан наблюдал, как он это делает, и был весьма впечатлен неуловимой скоростью древесного кота и его умением, но это, несомненно, был мокрый и холодный способ рыбачить. И прием, вероятно, мог объяснить, почему нагретые солнцем скалы занимали столь высокое место в списке его любимых вещей.
– Во всяком случае, – продолжила Ирина, махнув рукой в сторону своего племянника, Карла Цивоника, – Мы с Карлом любезно подготовили провизию в качестве нашего вклада в эту экспедицию.
Карл поднял глаза и улыбнулся, нарезая на дольки свежий лимон. Старомодная чугунная сковорода, что прислала его мать, стояла наготове у огня, смазанная маслом и ожидающая кусочки рыбного филе, обваленного Ириной в муке и свежемолотом черном перце. Большая хлебница у его локтя была полна свежего, золотистого кукурузного хлеба; от только что снял крышку с огромной чаши капустного салата; и пластиковые стаканы ждали рядом с тридцатилитровым термосом чая.
Доктор почувствовал, как наполняется слюной его рот, когда учуял смешанный запах древесного дыма и кукурузного хлеба. Он больше не мог думать ни о чем, кроме свежевыловленной и пожаренной рыбы, приправленной свежевыжатым лимонным соком, с домашним кукурузным хлебом и салатом, приготовленными Эвелиной Цивоник. Особенно съеденным на природе с друзьями.
– Ну, в таком случае, определенно, давайте есть! – сказал он.
* * *Значительно позже этим вечером МакДаллан и Ирина сидели на диване-качалке на веранде просторного дома Александра и Эвелины Цивоник.
Как сын одного из первых пайщиков колонии, Александр Цивоник технически, согласно новой конституции, был вправе называть себя «бароном Цивоник». МакДаллан как-то подумал, что в этом титуле, наверное, когда-нибудь будет настоящий смысл. В настоящий момент это лишь означало, что Цивоники были на Сфинксе так же долго, как и все остальные. Дополнительным свидетельством тому был неуклонно расширяющийся дом. Чуть более стандартного месяца назад он принял в этом доме роды последнего ребенка Александра, а сердцу дома было уже пятьдесят стандартных лет. Он задавался вопросом, руки скольких еще поколений будут дополнять его, детские ноги скольких еще поколений будут бегать, играть и работать в будущие времена под его крышей.
Это были успокаивающие мысли, что утешали сердце того, кто видел слишком много умирающих от чумы людей.
– Удобно? – тихо спросил он, когда Ирина положила свою голову ему на плечо, тогда как он одной ногой мягко покачивал диванчик.