Близость нефти проявлялась все определеннее, и отец отдал приказание готовить подмостки для разгрузки платформ и грузовиков. И скоро тридцать тысяч баррелей, свежевыкрашенных в ярко-красную краску, появились на участке. При виде их волнение публики перешло все границы. Казалось, что все в городе сошли с ума. Сомнений больше не оставалось — достигли нефтеносных песков. Среди ночи отца разбудил телефонный звонок. Он вскочил с постели, поднял Банни, и, наскоро одевшись, они побежали к вышке. В скважине появились первые признаки давления. Жидкая глина начала уже подниматься и бурлить в скважине. Бурение прекратилось, и рабочие поспешно ставили и укрепляли верхнюю обсадную трубу, которая давно уже была приготовлена. Но отец не удовольствовался этим и приказал еще поставить массивные подпорки к этой верхней обсадной трубе и залить их цементом. Тогда можно быть спокойным, как бы сильно ни было давление на дне. Буровая «Росс-Бэнксайд № 1» не должна потерять ни одной капли добытого сокровища. Вся нефть должна литься в резервуары, а из них прямо в счет отца в городском банке.
Теперь надо было приступить к цементным работам, чтобы сделать скважину водонепроницаемой. Глубоко внизу находился бассейн нефти, скрытый под непроницаемым для воды каменным пластом, нависшим над ним в форме опрокинутого вверх дном умывального таза. Вся эта нефть была полна газа, который и производил давление. Когда ваш буровой резец проходил через этот «умывальный таз», нефть и газ устремлялись к вам наверх, но при условии, если вы не позволяли воде проникнуть вниз и этим уничтожить давление. Во время бурения вам приходилось проходить через подпочвенные потоки воды, и теперь вам надо было залить толстым слоем цемента дно вашей скважины, заполнив все углубления внутри и снаружи обсадных труб. После цементирования буренье продолжалось через цемент вплоть до нефтеносных песков, и таким образом получался канал, по которому нефть могла подниматься снизу вверх, но куда вода уже не могла проникнуть. Этот момент был самый критический во всей вашей работе, и все были в волнении; нужно ли говорить о владельце и его сыне?
Прежде всего, вы опускали обсадную трубу, известную под названием «водяной колонны». Если вы осторожный человек, подобный отцу, то вы проведете эту колонну на всем протяжении до самого пола вашей вышки. После этого вы принимаетесь накачивать чистую воду и делаете это в течение нескольких часов до тех пор, пока из скважины не будет вычищена вся грязь. Тогда у вас все готово для цементных работ. Рабочие подвозили на одной платформе все необходимые инструменты, а на другой — мешки цемента без песку. Они начинали работать прямо как черти, потому что все должно быть закончено меньше чем в шесть часов, пока цемент не начнет твердеть. Бэнни было очень интересно следить за всем, что они делали. Они приделали внутри обсадной трубы железный поплавок, снабженный в верхней и нижней части резиновыми кружками так, чтобы он мог плавать на воде внутри обсадной трубы.
Мешки с цементом развязали, и цемент высыпали в «мешалку». Оттуда смесь лилась в скважину под давлением сильных насосов, которые толчками гнали ее вниз. Смесь текла быстро, и в течение получаса несколько футов обсадных труб были уже наполнены цементом. Затем внутри обсадной трубы прилаживали второй резиновый поплавок, и опять начинали работать тяжелые насосы, прогоняя цемент между этими двумя поплавками вниз; в скважину. Когда цемент доходил до дна, нижний поплавок, опускаясь, открывал ему выход, и под давлением верхнего поплавка цемент заполнял все трещины, скважины и все пространство между наружной стеной обсадной трубы и землей и поднимался вверх на сто или двести футов, и когда он застывал, то у вас получалась непроницаемая защита от воды. Как интересно было наблюдать за такой работой, знать, что творится там, в недрах земли, видеть эту толпу рабочих, деятельных и неутомимых, как муравьи, и в то же время спокойных и уверенных в себе, знающих свое дело и доводящих его до конца.
Но вот цементная работа была окончена, и теперь нужно было ждать, чтобы цемент вполне окреп. Для осмотра работ приезжал правительственный инспектор, и если оказывалось что-нибудь неладно, то приходилось вновь все переделывать и иногда переделывать по многу раз. Но этого не могло, конечно, случиться у отца. Он хорошо знал цементные работы, «а также и инспекторов», — прибавлял отец с усмешкой. У него оказалось все в исправности, и буровая «Росс-Бэнксайд № 1» опять заработала, причем диаметр скважины теперь был шесть дюймов. Через каждые два-три часа производилось испытание давления. Теперь вы уже едва переводили дух от волнения, испытывая чувство, подобное тому, какое вы испытывали в детстве, когда ждали рождественского утра, чтобы развязать свой чулок и посмотреть, что прислал св. Николай. Толпа целый день не отходила от вышки, и пришлось вывесить целый ряд самых строгих надписей, чтобы держать людей на приличном расстоянии.
Наконец, отец объявил, что считает глубину достаточной, и рабочие стали прилаживать последнюю трубу, снабженную отверстиями, точно сито. Через нее и должен был устремиться драгоценный поток. Работали без отдыха всю ночь. Наконец, труба была прилажена, инструменты все убраны, и приступили к «промывке» скважины, что производилось посредством накачивания в скважину чистой воды и выкачивания из нее жидкой глины и песку. На эту операцию должно было уйти часов пять или шесть, и отец с Бэнни ушли на это время домой, чтобы немного отдохнуть. Когда они вернулись, пора было начинать тартанье.[2] Надо было применить двухраздельную желонку, представляющую собою нечто вроде поршня в пятьдесят футов длиною. Она спускалась в скважину, поднимала столб воды в пятьдесят футов и выбрасывала из скважины. Потом подняли еще такой же водяной столб и увидели, что дальше не надо пускать поршень так глубоко, так как давление показало, что водяной столб в скважине очень поднялся. Теперь вы уже знали совершенно определенно, что конец был близок; еще один или два подъема желонки, и весь водяной столб выбросится из скважины, жидкая глина, вода и нефть брызнут фонтаном до самого верха вышки, Надо заставить только любопытных отойти подальше и закричать: «Тушите огни!» Закричать так громко, чтобы все это услышали и ни один дурак не смел бы стоять в толпе с зажженной папиросой в зубах. И вот она взвилась. Раздался гром рукоплесканий, и зрители бросились в сторону, боясь попасть под нефтяной дождь. Нефти дали немного пошуметь на свободе, чтобы дать время уйти всей воде, и она весело шипела и свистела, взлетая все выше и выше. Солнце только что село, и небо было ярко-пурпуровое. Отец отдал приказание, чтобы в то время, когда нефтяные брызги разлетались в разные стороны, ни один автомобиль не смел двигаться с места.
Но скоро нефтяной дождь прекратился, и нефть «спрятали», заперли, предварительно убедившись в безукоризненной работе клапана верхней обсадной трубы, а потом вскоре подали ее в совершенно уже готовом виде, т. е. установили связь между верхней обсадной трубой и резервуаром, и нефть спокойно потекла в него. Измеритель показывал тридцать тысяч галлонов в час. Значит, первый резервуар должен был наполниться к двенадцати часам следующего дня. Вот и все. Все закончилось совершенно просто, но в Бич-Сити это известие произвело не меньшее впечатление, как если бы ангел, спустившись с неба на сверкающих облаках, разбросал золотые двадцатидолларовые монеты по всем улицам города. Да, буровая «Росс-Бэнксайд № 1» свидетельствовала о богатствах северного склона холма, и надежды тысяч и десятков тысяч людей превратились в полную уверенность. Газеты поспешили разгласить эту новость во всех ее подробностях: «Росс-Бэнксайд № 1» давала пятнадцать тысяч баррелей нефти ежедневно, удельный вес ее был 32, и доход владельца выражался в колоссальной цифре — двадцать тысяч долларов в сутки. Всюду, где бы ни появлялись отец и Бэйни, на них глазела толпа, и раздавались восклицания: «Вот знаменитый мистер Арнольд Росс, а мальчик рядом с ним — его сын. Подумать только, что он получает теперь тринадцать долларов в минуту, все равно, бодрствует ли он или спит. Да, такие люди могут позволить себе лишнее блюдо на завтрак». Бэнни, не мог не испытывать некоторого чувства тщеславия и не думать, что он представляет собой нечто особенное. Порой ему казалось, что у него вот-вот вырастут крылья и он полетит. Но его «охлаждал» отец.
— Относись к этому проще, сынок, — говорил он ему, — не болтай много и держи себя в руках. Не теряй головы. Помни, что не ты сделал эти деньги и что они скоро от тебя уплывут, если ты станешь глупить.
Отец был благоразумным человеком, да к тому же успех его в Бич-Сити не был его первым успехом. Он уже пережил искушения, которые приходят вместе с богатством, и понимал, что должен испытывать теперь мальчик. Приятно сознавать, что у вас груды денег, но на своих пирах сажайте за стол скелет и, упиваясь вином успеха, прислушивайтесь к тихому шепоту:
— Относись к этому проще, сынок, — говорил он ему, — не болтай много и держи себя в руках. Не теряй головы. Помни, что не ты сделал эти деньги и что они скоро от тебя уплывут, если ты станешь глупить.
Отец был благоразумным человеком, да к тому же успех его в Бич-Сити не был его первым успехом. Он уже пережил искушения, которые приходят вместе с богатством, и понимал, что должен испытывать теперь мальчик. Приятно сознавать, что у вас груды денег, но на своих пирах сажайте за стол скелет и, упиваясь вином успеха, прислушивайтесь к тихому шепоту:
— Memento mori.[3]
Глава четвертая РАНЧО
IПриближался день, когда Бэнни должен был навестить мать.
Мать Бэнни не носила фамилии его отца, подобно матерям других мальчиков. Ее звали миссис Ланг, и жила она в бунгало в окрестностях Энджел-Сити. По соглашению между нею и отцом, Бэнни проводил у нее одну неделю в каждые полгода, и Бэнни ждал этой поездки с самыми разнородными чувствами. Мать была нежна с ним, у нее находилась для него ласка, которой ему недоставало в другое время, и она была такая хорошенькая, действительно «прелестная мамочка», как все называли ее.
Но в других отношениях посещения эти были тяжелы для Бэнни, так как хотя и полагалось скрывать от него некоторые обстоятельства, он все же не мог о них не догадываться. Мамочка расспрашивала его о делах отца, а Бэнни отлично знал, что отец не любит, чтобы о них болтали. Затем мамочка жаловалась на недостаток денег: отец давал ей двести долларов в месяц, а разве молодая и очаровательная соломенная вдовушка могла прожить на такую сумму! Ее счет из гаража никогда не был оплачен, и Бэнни знал, что она станет жаловаться, надеясь, что он передаст это отцу, а отец избегал слушать подобные вещи. В следующий раз она станет плакать, говоря, что Джим тиран и скряга.
Сейчас положение было особенно затруднительно для Бэнни. Мамочка прочитала в газетах о новом фонтане и потому хорошо знала, сколько заработал отец. У нее возник план, который она сообщила Бэнни: он должен постараться склонить отца увеличить ее содержание, но, разумеется, так, чтобы отец не подозревал, кто истинный вдохновитель этого плана. И это как раз в тот момент, когда Бэнни отказался от роскоши мелкой лжи!
Существовала и еще какая-то тайна, — касавшаяся мамочкиных друзей. Когда Бэнни гостил у мамочки, ее навещали какие-то друзья-джентльмены, которые могли быть ему приятны и неприятны. Когда он возвращался домой, тетя Эмма предлагала ему вопросы, обнаруживающие ее желание выведать что-то об этих друзьях-джентльменах, но так, чтобы Бэнни об этом не догадался, — но Бэнни понимал, что именно хочется ей знать. Он заметил также, что отец никогда не касался этой темы, никогда не задавал вопросов, касавшихся мамочки, и что тетя Эмма производила свой допрос в его отсутствии.
Все это оказывало странное действие на Бэнни. Подобно тому как у отца имелся в банке сейф, куда никто не мог заглядывать, кроме него, так и в уме Бэнни был свой тайный уголок. По внешнему виду Бэнни был живым и откровенным мальчуганом, пожалуй, слишком развитым для своих лет; он жил двойной жизнью, подхватывая то здесь, то там мысли и, как белка орехи, унося их и пряча в свой тайный уголок, чтобы вернуться к ним позднее, разгрызть их и разжевать. Одни орешки оказывались хорошими, другие — плохими; Бэнни учился составлять о них суждения и отбрасывать негодные.
Было ясно одно: мужчины и женщины делают что-то такое, что они сговорились держать в секрете. Это темный угол жизни, — таинственный и довольно противный. Вначале Бэнни проявлял по отношению к отцу полную лояльность, не пытаясь узнать то, чего, по мнению отца, Бэнни не должен был знать. Но бесконечно это не могло продолжаться: ум автоматически стремится понять, и на мысль о подобных вещах наводили и птицы, и цыплята, и собаки на улицах; об этом знал каждый уличный мальчишка, ревностно готовый все объяснить; да и сами глупые взрослые говорили непрерывно о таких вещах, о которых нельзя не догадаться: тетя Эмма постоянно говорила, что каждая женщина гонялась за отцом, «желая его завлечь» и «делая ему бараньи глаза» (у тети Эммы имелся огромный запас подобных выражений), и отец всякий раз обнаруживал странное замешательство, оказывая хоть чуточку внимания какой-нибудь леди, словно боялся, чтобы Бэнни не стал разделять опасения тети Эммы.
В действительности же тетка раздражала Бэнни, и он быстро научился избегать ее вопросов и не выдавать того, что сказал папочка прелестной леди в отеле на Лобос-Ривере и обедала ли с ним вообще какая-нибудь леди. Но, приобретя эти светские качества, Бэнни постоянно пребывал в состоянии скрытого возмущения: почему это люди не могут говорить обо всем открыто, и зачем им нужно притворяться и шептаться, причиняя вам неудобства?
IIЧерез неделю после устройства участка «Росс-Бэнксайд № 1» у Росса уже была новая вышка, на которую подготовлялся арендный договор, а еще через неделю она была уже оборудована, и буравы начали прокладывать путь в земные недра. Строились еще две вышки, и ожидались станки и инструменты. На этом участке должны были находиться четыре буровые скважины, расположенные по четырем углам ромба, каждая сторона которого равнялась тремстам футам. Чтобы перевезти жилище Бэнксайда на другой участок, понадобились перевозчики. Но м-ра Бэнксайда это мало тревожило, так как он успел переселиться в загородную виллу на берегу океана, вблизи отца, купил новую обстановку, новый большой спортивный автомобиль для утренних поездок в загородный клуб, где играли в гольф. Семья Бэнксайда успела привыкнуть к наличию дворецкого, а миссис Бэнксайд записалась в члены самого фешенебельного дамского клуба. Действенность — лозунг на Западе, и если вы решили изменить свое социальное положение, нужно идти напролом.
Отец и Бэнни съездили еще раз на Лобос-Ривер и не без труда наладили скважину № 2. Здесь предстояло построить еще две вышки, купить и доставить сюда большое количество инструментов.
В нефтяном деле путь всегда один: заработав известную сумму, ее сейчас же приходится вкладывать в новые бурения, с тем, разумеется, чтобы получать с них новые доходы. К этому вынуждала игра. Приходилось гнаться взапуски с теми, кто каждую минуту грозил отвести вашу нефть. Как только у вас появлялась одна скважина, надо было устраивать защитные скважины, чтобы оградить себя от посягательств соседей на вашу собственную нефть. А сбыт нефти представлял такую массу хлопот, что вам начинало приходить на мысль: хорошо бы наладить собственный перегоночный завод и ни от кого не зависеть! Но независимость стоит дорого: нужно было бы добывать в своих скважинах все количество нефти, потребное для поддержания завода в действии, понадобилась бы целая цепь пунктов для сбыта своих продуктов производства. Игра эта трудна для мелкой сошки. Но как бы вы ни выросли, всегда найдется кто-нибудь больше вас.
У отца в данный момент не было ни одной неудачи, все шло как надо. В разгаре успехов ему вздумалось возобновить бурение в одной из своих старых скважин в Антилопе, пойти немного глубже и посмотреть, что из этого выйдет. Проба вышла удачной: на глубине восьмисот футов оказался новый пласт нефтяных песков, и каждый из шестнадцати старых фонтанов, — выкачивавшихся в течение двух лет и почти истощенных, — готов был доставить отцу новое богатство при расходах по нескольку тысяч долларов на фонтан.
Но сразу же выступила и новая задача: у этого района не было нефтепровода, а он был необходим. Россу предстояло сговориться с некоторыми промышленниками, он собирался съездить на место и уладить дело.
Узнав об этом, к нему явился с очень серьезным видом Бэнни:
— Папочка, ты забыл, что скоро пятнадцатое ноября?
— Так что ж, сынок?
— Ты обещал поехать со мной в этом году стрелять перепелок.
— Верно, сынок! Но как раз теперь я ужасно занят.
— Ты слишком много работаешь, папа. Тетя Эмма говорит, что ты сорвешь себе почки, и доктор говорит то же самое.
— Он рекомендует перепелиную диету?
Бэнни понял по улыбке отца, что он собирается пойти на уступки.
— Давай захватим наши походные вещи, — просил мальчик, — и когда ты покончишь дела в Антилопе, вернемся домой через долину Сан-Элидо.
— Сан-Элидо? Но, сынок, ведь это на пятьдесят миль в сторону от нашего, пути!
— Говорят, что там невероятно много перепелок, папочка!
— Мы можем найти их гораздо ближе к дому.
— Я знаю, папочка, но я никогда там не был, и мне хочется посмотреть эту местность.
— Почему ты прицепился именно к ней?
Бэнни смутился, зная, что отец опять найдет его «чудным», но твердо продолжал стоять на своем.
— В этой местности живут Аткинсы.
— Аткинсы? Кто это?