В кухне стоял соблазнительный запах имбирного печенья, а Бэнни еще не завтракал. Девушки накрыли маленький стол, и все втроем уселись за завтрак. Было блюдо яиц с картофелем, хлеб и масло, козье молоко, имбирное печенье и клубника с собственных грядок; все, что посадил здесь Поль, было окружено заботливым уходом Руфи, она не могла выносить страданий живого, даже если бы это были растения.
Руфь теперь была уже взрослой девицей, почти восемнадцати лет, такого же возраста, как и Бэнни, но она чувствовала себя немного старше, как это обыкновенно бывает у девушек. Ее прекрасные волосы лежали узлом на затылке, и вы больше уже не видели ее босых ног. У нее был очень привлекательный вид, когда она работала в кухне, потому что щеки ее становились розовыми. Она ловко справлялась с домашней работой и приказывала вам сидеть спокойно и не мешать ей, стараясь помочь. У нее были блестящие голубые глаза, как и у всей семьи Аткинсов, но взгляд ее был особенно чист и спокоен; он, казалось, проникал вам в самую душу и делал невозможным грубость или ложь.
У Бэнни как раз в это время началась его первая серьезная любовь, о которой мы скоро расскажем. Эвника Хойт была богатой девушкой и сложной натурой. Знакомство с ней было иногда удовольствием, иногда мучением. Но Руфь была бедная и простая девушка; ее присутствие действовало успокоительно, как субботнее утро. Главной основой жизни Руфи было убеждение, что ее брат Поль необыкновенно хороший и выдающийся человек. Теперь Поль отдавал весь свой рабочий день на помощь стачечникам, а Руфь приготовляла хлеб для них; пока у них были деньги, она его продавала, а когда деньги истощились — отдавала даром.
Мели с восторгом пекла хлеб для рабочих, но у нее были и другие интересы. Появление нефти на участке Аткинса внесло большие перемены в жизнь Мели. Она уже не была больше "пастухом козьих стад", развилась, расцвела, приобрела уменье бойко разговаривать и яркую ленту в волосы и ожерелье из желтых бус. Мели накануне вечера была в городе, там было очень интересно. Эли стал известным проповедником; у него собственная церковь, и он отправляет в ней службы каждый вечер во славу Божию. Много стачечников посещают церковь, и на них изливается милосердие Божие. Во время богослужения, между молитвами, Мели собрала много новостей о стачке. Было столкновение на главной улице, потому что пьяный стражник грубо обошелся с Мэми Парсенс, и Поль был в числе делегатов, которые отправились к шерифу и потребовали, чтобы у стражи были отобраны или револьверы, или водка. Завтра Мели снова отправится в церковь; там будут три службы в течение дня; говорили, что в понедельник нефтепромышленники привезут сюда штрейкбрехеров и начнутся работы на участке "Эксцельсиор-Пет", а стачечники приготовляются остановить работы. Это будет страшно.
Бэнни отправился в город и бродил там, желая встретить кого-нибудь из рабочих, но, к несчастью, никто ему не попался. Он не мог увидеть Поля, потому что Поль был завален работой в главной квартире стачечников, а Бэнни не мог туда пойти, потому что это было не совсем удобно: кто-нибудь мог подумать, что он хочет шпионить. Бэнни уже не был юным нефтяным принцем, которому все удивлялись и которого баловали. Он был теперь врагом и читал вражду во взглядах рабочих даже там, где, может быть, ее и не было. Он был в положении солдата армии, который чувствует, что дело армии несправедливо, и не желает бороться за него. Но как это тяжело — желать собственного поражения!
В воскресенье утром солнце ярко блестело, и никогда еще Бэнни не видел такой толпы в Парадизе. Эли совершил богослужение перед своей новой дарохранительницей и сказал стачечникам, что если они будут хранить веру в святой дух, им нечего будет заботиться о своей заработной плате. Ведь было же чудо с хлебом и рыбами, и разве их небесный отец не может насытить их, если они будут верить в него? Некоторые поверили этому и сказали "аминь", другие засмеялись и отправились на площадку перед зданием школы, где союз созвал митинг для тех, кто верил, что заработная плата необходима. Бэнни отправился туда и услыхал Поля, который выступил на митинге со своей первой речью. Это было большое событие для Бэнни да и для всего города, в сущности. Весьма картинное создалось положение, вы должны согласиться с этим. Два молодых Аткинса, две местные соперничающие знаменитости, произносящие в одно и то же время речи и проповедующие несколько разные учения.
Нужно сказать в пользу Эли, что он не выступал против стачки и, вероятно, никогда не мог ясно понять, каким образом его доктрина оказывала поддержку федерации предпринимателей. Его сестры пекли хлеб для стачечников, тяжело работая своими "физическими" руками, вымешивая "физическое" тесто, а он, Эли, в это время провозглашал, что он мог бы создать чудесный "духовный" хлеб, полные корзины его, силою своей молитвы. Почему же он не сделает "физического" хлеба, смеялись скептики, и Эли отвечал: "Потому что у них мало веры". Ему говорили, что он должен подать пример и начать, и если только он создаст один маленький хлебец по библейскому методу, то это обратит в его веру миллионы, и все организованное рабочее движение присоединилось бы к церкви "третьего откровения".
У Поля был глубокий сильный голос и медленная убедительная дикция; он был хорошим оратором по той простой причине, что не знал никаких ухищрений, а всецело погружался в то, что он хотел сказать. Ожидалось неизбежное начало работ на нефтяных участках, и Поль советовался с юристами и теперь излагал стачечникам самым подробным образом, что они имели право сделать и от чего они должны воздержаться. Они могли защищать свои законные права, но не должны ослаблять своей позиции, позволяя себе хотя бы малейшее нарушение закона, так как этим они дали бы возможность своим врагам изобразить их как виновную сторону. Все их будущее поставлено теперь на карту, так же, как и будущее их жен и детей. Если им удастся добиться трех рабочих смен в день, то у них будет досуг для образования, для размышлений, для улучшения их собственного положения, и они получат возможность дольше оставлять в школе своих детей. Это должно быть настоящей целью их стачки, и если демократия не понимает этого, то, значит, она ничего не желает понимать, и разговоры о патриотизме одно лицемерие. Речь Поля была покрыта аплодисментами, и Бэнни с трудом удержался от аплодисментов и ушел, испытывая грусть в сердце, разрываемый жизненными противоречиями.
На обратном пути в Бич-Сити у него было много времени для размышлений. Только в полночь он добрался до своей школы, и всю дорогу он слышал голос Поля, покрывающий шум машины, объявляющий войну всему тому, во что Бэнни, как ему казалось, верил.
VIПо возвращении в школу Бэнни черпал известия о стачке из газет, и они не приносили ему большого успокоения. Газеты уверяли, что стачка была преступлением против страны во время этого кризиса, и газеты наказывали стачечников не только тем, что изобличали их в длинных передовицах, но, кроме того, еще печатали подробные отчеты о "дурном поведении" стачечников. Во вторник утром вы могли прочитать, что когда несколько грузовиков привезли на нефтяные участки рабочих — телеграммы не говорили, что это штрейкбрехеры, — то толпа встретила их у входа на нефтяные промыслы компании "Эксцельсиор" и начала осыпать их бранью, и даже несколько камней полетело в них. Представители федерации предпринимателей в своем отчете называли это поведение толпы "бунтом", и этот отчет был помещен полностью.
На следующий день была очередь нефтяной компании "Виктор", которая отправила на грузовиках рабочих в Розевилль, а оттуда на автомобилях в Парадиз в сопровождении вооруженных стражников для защиты этих штрейкбрехеров. Здесь тоже происходили неприятные сцены. Были столкновения между охраной и стачечниками и в других местах. Незадолго перед этим несколько стачечников были ранены, а двое из охраны жестоко избиты.
Федерация предпринимателей обратилась с воззванием к губернатору, прося прислать милицию для защиты их прав, которым грозит опасность от преступников, не желающих соблюдать законы, презирающих постановления штата Калифорнии и организующих разгром страны накануне войны.
Девять человек из десяти читали эти сообщения в газетах и верили им. Все, кого знал и с кем встречался Бэнни, верили этому и считали Бэнни странным чудаком, потому что он колебался и сомневался. Тетка Эмма, например, вполне твердо знала, что стачечники родились преступниками и вместе с тем германскими агентами, или, по крайней мере, они были в союзе с германскими агентами, ну а это не все ли равно? Нарядные леди в клубах получали сведения прямо из главных квартир, потому что многие из них были женами влиятельных промышленников. Мужья сообщали эти известия своим женам, а жены передавали тетке Эмме, которая дрожала теперь за финансовое положение своего зятя.
Федерация предпринимателей обратилась с воззванием к губернатору, прося прислать милицию для защиты их прав, которым грозит опасность от преступников, не желающих соблюдать законы, презирающих постановления штата Калифорнии и организующих разгром страны накануне войны.
Девять человек из десяти читали эти сообщения в газетах и верили им. Все, кого знал и с кем встречался Бэнни, верили этому и считали Бэнни странным чудаком, потому что он колебался и сомневался. Тетка Эмма, например, вполне твердо знала, что стачечники родились преступниками и вместе с тем германскими агентами, или, по крайней мере, они были в союзе с германскими агентами, ну а это не все ли равно? Нарядные леди в клубах получали сведения прямо из главных квартир, потому что многие из них были женами влиятельных промышленников. Мужья сообщали эти известия своим женам, а жены передавали тетке Эмме, которая дрожала теперь за финансовое положение своего зятя.
А Берти была еще хуже, — настоящая принцесса всех тех глупых маленьких снобов, которые ее окружали.
Берти решилась посетить один из нефтяных участков своего отца; там она заметила расу низших существ, созданий, выпачканных грязью, которые стащили свои кепки и смотрели на нее с тупым страхом, но под их низкими лбами она заметила признаки понимания и человеческого ума, и Берти почувствовала себя неприятно.
Затем она посетила Парадиз и провела вечер в домике, где останавливался отец. Она встретилась с Полем и Руфью, которые ожидали ее. Она желала оказать им покровительство, и те почувствовали это и замкнулись в холодном молчании. Берти должна была признать, однако, что они были очень приличными рабочими людьми, но она не могла понять, почему ее брат поддерживает с ними близкую дружбу. Она считала их низшими существами. "Боже мой, — возмущался Бэнни, — да кто мы такие?" И это, без сомнения, было отвратительно с его стороны напоминать сестре, что их отец был погонщиком мулов и каменнщиком, в сущности, не так давно; почему же лучше быть погонщиком мулов, чем плотником? Берти с достоинством говорила, что ее отец поднялся снизу, потому что в нем самом было внутреннее превосходство; она знает, что в нем "хорошая кровь". Она знает это, хотя и не может доказать. Бэнни ответил, что у Поля и Руфи тоже "хорошая кровь" и что они, разумеется, тоже стоят на пути к тому, чтобы подняться наверх.
Это был тот вопрос, о котором они не переставая спорили. Берти уверяла, что Поль относится к Бэнни свысока и покровительственно и что только по своей доброте он этого не замечает. Поль позволяет себе обращаться к Бэнни, называя его "сынок", как делает отец. Разве это прилично? Берти называла друга своего брата "твой приятель Поль", и Берти сказала: "твой приятель Поль" ушел и изменил нашему отцу, он как раз сделал то, о чем я тебе уже давно говорила, — не нужно доверять таким людям. И когда Берти замечала, что Бэнни все-таки продолжает симпатизировать Полю и даже защищает рабочих, она называла его тупицей и неблагодарным. Их отец рисковал жизнью, выходя к этим бунтарям, не желающим знать закона; этого не делал ни один предприниматель. Все они оставались в своих управлениях в Энджел-Сити и поручали бороться со стачкой своим агентам. Но отец, разумеется, под влиянием Бэнни, брал все на себя, и если с ним что-нибудь случится, то Бэнни должен будет нести за это ответственность всю свою жизнь.
Отец вернулся домой через несколько дней, и Берти после приезда стала негодовать еще сильнее, потому что отец просил всех членов семьи сократить теперь свои расходы, пока не кончится стачка; ему приходится переживать очень тяжелое время. Берти саркастически заметила, что Бэнни мог бы теперь продать свой автомобиль, чтобы помочь отцу в его затруднениях. Отец рассказал, как на его участке произошел мелкий инцидент: один из стачечников ночью наткнулся на охранника, и произошла драка. Кто в этом виноват, трудно установить, но начальник охраны опасается, что теперь эти столкновения будут постоянно происходить, если отец не выселит стачечников из казарм на своем участке. В конце концов, они пришли к компромиссному соглашению — отделить барак с рабочими от остальной части участка колючей проволокой.
Таким образом, была построена изгородь из колючей проволоки, высотой в восемь футов, и Берти иронически заметила, что это теперь создаст еще другое место, где Бэнни и "его Руфь" могут выращивать розы.
Отец остановил Берти, заметив, что рабочие — не преступники. Большинство из них добрые парни и хорошие американцы, и, конечно, немцы ни при чем тут. Волнения были, но их вызвали агитаторы. Но все это не переубедило Берти, потому что "старый любимец Бэнни" Поль был, в сущности, всегда самым худшим из этих агитаторов, и Берти думала, что отец не должен теперь спать в своей одинокой хижине на промыслах, и пусть Аткинсы не готовят для него обед; она слышала страшные рассказы о некоторых рабочих ресторанах, где во время стачки некоторым подсыпали яд в суп. Когда отец и Бэнни расхохотались в ответ, она сказала, что, разумеется, она не думает, будто Поль или Руфь способны на такой поступок, но у них есть помощники, которые готовят и для стачечников и для отца в одно и то же время. И вообще отец должен быть подальше от них, потому что они покинули его во время тяжелого кризиса.
Бэнни заявил по этому поводу, что Руфь всегда была верной и сердечной девушкой, и на это его сестра сказала небрежно: о да, без сомнения, она знает о преклонении Бэнни перед этой "чудесной" мисс Руфью. Как только она приехала на нефтяной участок, она услышала, что он влюблен в Руфь. Или это, может быть, Мели, или как там зовут другую?
Бэнни вскочил и вышел из комнаты. Бэнни нисколько не был влюблен ни в Руфь, ни в Мели, но ему было ненавистно презрение сестры к рабочим и ее откровенная классовая ненависть. А в то же время он вспоминал, что в своем собственном кругу Берти была добра, великодушна, а иногда нежна и сердечна; она была верна своим друзьям, помогала им в тревогах, часто поддерживала их в затруднениях. Вы понимаете, для Берти были близки эти люди, она их знала, они все были богаты, и она их считала равными себе и охотно входила в их жизнь. Но нефтяных рабочих Берти не знала; они для нее были низшими существами, созданными для добывания денег на ее удовольствия, обязанными ей подчиняться, работать на нее, потому что им платили.
Но что такое была Берти? И почему нефтяные рабочие должны были заботиться о ней? Она была красивой и блестящей молодой особой, которая знала, как истратить большую сумму денег во время ужина в элегантном отеле в компании других молодых особ, обладающих такими же способностями. Она состязалась в этом с ними и говорила только о том, что они сказали, что они сделали и что они приобрели. Берти редко утруждала себя каким-нибудь занятием, хотя ложилась спать очень часто на заре и редко вставала до ленча, разве только тогда, когда у нее были утренние визиты. Для чего иметь деньги, если у вас не будет уменья тратить их? Это было миросозерцание, которое Берти хотела привить и своему младшему брату. И тетка Эмма вторила ей. А теперь явилась Эвника Хойт, которая остановила свой выбор на Бэнни, и это было самое могущественное влияние из всех. "Пользуйся молодостью! — кричал каждый. — Для чего нам возлагать на свои плечи тяжесть всего мира? И главное, не беритесь за то, чего вы не можете переделать, и не ломайте себе голову над всевозможными жизненными противоречиями…"
VIIПодводные германские лодки среди многих других потопили один американский пароход. И Америка решила принять участие в войне. Конгресс был созван, и вся страна приготовлялась к военным действиям. В местных газетах целые страницы наполнялись телеграммами из Вашингтона, Нью-Йорка и из европейских столиц. И потому неудивительно, что известия о стачке в Парадизе терялись среди этих важных телеграмм. Изредка вы могли увидеть несколько строчек, где говорилось о стачке, погребенной где-то там, на последней странице. Три стачечника были арестованы по обвинению в нанесении побоев штрейк-брехеру темной ночью. Предприниматели заявили после этого, что стачечники пытались поджечь постройки на участках и что германские агенты работают вместе с агитаторами среди рабочих. Действительно, у рабочих только и была эта забота, если мы вспомним, что три тысячи человек с женами и детьми вели отчаянную борьбу с голодом!
Отец, разумеется, получал ежедневные отчеты о том, что происходило, и, таким образом, у Бэнни тоже были сведения. Понемногу предприниматели набрали рабочих, платя им повышенную плату и привозя их на участки из разных концов штата. Среди них было мало опытных, квалифицированных рабочих, и потому во время работ происходило много несчастных случаев. Тем не менее, значительное число скважин снова разрабатывалось. Было два-три случая, когда приступали и к новому бурению. Но на участке Россов все бездействовало. И Бэнни не мог не заметить, что отца все более раздражало такое положение. Ежедневно он терял целое состояние. И в то же время портились его отношения с его товарищами-предпринимателями, которые думали, что он или потерял разум, или изменил их общему делу.