На душе Августа заскребли кошки, когда он прошел мимо блеснувших по бокам алебард папских гвардейцев и вгляделся в физиономию человека, проверявшего его пропуск. На жандарме была такая же треуголка, какие Август видывал десятки раз во время прежних наездов в Ватикан, и такой же мундир. Но Август готов был отдать голову на отсечение, что этот жандарм не был итальянцем. Его выпяченная челюсть и холодный взгляд серо-зеленых глаз, его огромный рост и здоровенный кулак с зажатой в нем дубинкой - все обличало солдата американской военной полиции. Ему куда более к лицу была бы белая кастрюля "МП", чем опереточная треуголка. Она плохо гармонировала с автоматическим пистолетом последней модели, висевшим на поясе жандарма Август отметил про себя это обстоятельство: святейший отец не доверял больше охрану своей жизни и тайн Ватикана итальянцам.
Внутри Ватикана Августу не нужен был проводник. Он уверенно шагал по темным дворам, шнырял по узким лестницам и коридорам, пока не добрался до двери с маленькой дощечкой. "Чентро информачионе про део". И это обстоятельство тоже отметил Август: на отделе разведки вывеска оставалась итальянской, так же как и треуголка на жандарме. Август осторожно приотворил дверь и просунул нос в щель. Приемная была пуста. За год ее обстановка не изменилась: те же потрепанные портьеры на окнах, те же большие просиженные кресла с неудобными спинками, тот же стол с большим распятием, тот же смешанный запах воска, ладана и плесени и та же мертвящая тишина и в комнате, и за тремя выходящими в нее дверями кабинетов, и, пожалуй, во всем крыле дома.
Август не удивлялся этой тишине, так как нарочно выбрал для своего посещения время, когда служащие расходились на обед.
Август проскользнул в приемную и прислушался. Тот, кто увидел бы его в этот момент, не узнал бы прежнего, уверенного в себе, немного тяжеловесного и грубоватого патера Августа Гаусса из бывших немецких офицеров, еще так недавно покрикивавшего на Блэкборна и издевавшегося над своим собратом Роу. Сейчас он был больше похож на старую, облезшую крысу, тревожно нюхающую воздух.
Дверь в соседнюю комнату была неплотно затворена, но щелку прикрывала опущенная с той стороны портьера. Август прислушался - было тихо. Он кашлянул. Еще раз. Подошел к двери и почтительно произнес:
- Во имя отца и сына... прошу дозволения войти...
Ответа не последовало.
Убедившись в том, что рядом никого нет, Август чуть-чуть раздвинул портьеру. За нею был просторный кабинет: его узкие забранные решетками окна упирались в каменную кладку какой-то стены. Август с трудом поборол профессиональное искушение войти, быстро проглядеть лежащие на столе бумаги.
Заложив руки за спину, он несколько раз прошелся по приемной, чтобы заставить себя сосредоточиться на предстоящем свидании. Уселся в кресло. Он раздумывал над первыми фразами своего обращения к фра Джорджу Уорнеру, иезуиту-американцу. Друзья советовали ему поговорить в первую очередь с Уорнером. Ему даже показали этого монаха в городе, когда тот проезжал в автомобиле, - судя по физиономий, это был как раз тот тип, с которым можно говорить откровенно.
Размышления Августа были прерваны шумом шагов в коридоре. Кто-то миновал вход в приемную. Послышался стук двери, ведущей из коридора в кабинет. Август хотел было кашлянуть, чтобы дать знать о своем присутствии, но решил, что меньше всего нужно встречаться с кем-либо, прежде чем он поговорит с Уорнером. Он бесшумно приблизился к двери кабинета и заглянул в щель между косяком и портьерой. То, что он увидел, заставило его ноги прирасти к полу: в рыжей сутане капуцина в кабинете стоял Доллас. В первый миг Август готов был бы отдать голову на отсечение, что это Аллен Доллас, недавно заседавший во Франкфурте. Только редкий седой, а не рыжий пух вокруг тонзуры натолкнул его на мысль, что это и есть старший брат Аллена - Фостер Доллас, тот самый Фостер, о чьем сенсационном отречении от сует мира недавно кричала вся американская пресса.
А Доллас, повидимому, не спешил. Развалившись в кресле, он любовался теперь кольцами дыма, всплывавшими к потолку от раскуренной им сигары.
Скоро дверь кабинета, выходившая в коридор, снова отворилась, и Август узнал в вошедшем иезуита Уорнера.
Август на цыпочках вернулся к своему креслу и, взяв в руки один из лежавших на столике журналов, стал прислушиваться к тому, что происходит в кабинете.
Уорнер замер у порога и почтительно склонился перед Долласом, ожидая благословения. Но тот, небрежно махнув рукой, сказал:
- Можно без церемоний, Уорнер, никого нет, - и ногою пододвинул иезуиту кресло. - Садитесь.
Уорнер с облегчением выпрямился.
- Меня здесь просто замучил этикет. До чего дома все проще, господи!
- Сигару?
Уорнер молча взял сигару и, пошарив в глубоком кармане сутаны, достал спичку и зажег ее о поверхность стола.
- Проклятая жара, - сказал он, распахивая ворот сутаны.
- Да, берега Тибра не берега Флориды, - с незнакомой Августу игривостью ответил Доллас.
- Не раз вспомнишь купальный халат, золотой песок Майями и хорошую девчонку.
- Но, но, фра Джордж! - с иронической укоризной остановил его Доллас.
- Надеюсь, когда Спеллман станет папой, тут пойдут другие порядки.
- Его святейшество папа чувствует себя пока отлично.
- Чорт побери! - вырвалось у Уорнера. - Можно объявить его трижды святым, но ведь не вечен же он!
- На земле? Конечно... Однако что нового?
- Про вести из Константинополя знаете?
- Нет, а что? - с любопытством встрепенулся Доллас.
- Наши упрятали патриарха Максимоса в сумасшедший дом.
- Здорово! - Доллас потер потные руки и с особенным удовольствием затянулся сигарой.
- Афиногор уже сдал дела Нью-Йоркской епархии и вылетел в Константинополь. Его избрание вселенским патриархом - вопрос той или другой суммы. В "выборных" делах у наших достаточно опыта.
- Отлично, очень хорошо! - с удовольствием повторил Доллас. - Это значительно облегчит нам работу. Афиногор не будет артачиться, как Максимос.
- А вы не боитесь, монсиньор, что новое кадило, которое Ванденгейм раздувает с экуменическим движением, может нам помешать?
- Именно потому, что там за дело взялся старина Джон, нам с этой стороны ничто не угрожает. Они не станут с нами бороться за души негров из Конго. Ванденгейм правильно рассудил, что нужно собрать в единый кулак разбросанных по свету христиан всяких толков. Если этот кулак будет подчинен Ванденгейму, то он только поможет толкнуть боевую колесницу именно туда, куда нам нужно, - на восток.
- Скорей бы уж... - пробурчал Уорнер.
- А куда нам торопиться? Святая римская церковь мыслит категориями вечности! - с серьезной миной сказал Доллас. - Столетием позже или раньше, важно, что в конечном счете человечество будет подчинено единой державе христовой, в лице ее святейшего владыки папы.
- Это вы мне или репетируете речь по радио? "Категории вечности"! передразнил Уорнер. - Нет, я не согласен ждать годы. Хочется еще в царстве земном пощупать вот этими руками то, что приходится на мою скромную долю.
- Грешная душа! - Фостер, прищурив один глаз, уставился на собеседника. - Мало вам того, что именно церковь спасла вас от электрического стула? При этих словах Уорнер сделал резкое движение, как бы намереваясь вскочить и броситься на собеседника, но Доллас только рассмеялся и движением руки усадил его на место. - Ну, ну, спокойно!
- Это нечестно, - задыхаясь от злобы, проговорил Уорнер. - Меня уверили, что никогда никто не напомнит мне...
- Я нечаянно.
- Не советую вам, Фосс...
- Как? - Доллас приставил руку к уху, делая вид, будто не расслышал слов Уорнера, который с угрозою повторил:
- Никому не советую напоминать мне об этом.
- Не думал, что вы так впечатлительны, брат мой, - с усмешкой ответил Доллас. - А что касается ваших ухваток, то должен вам сказать...
- Мои ухватки - это мои ухватки, сэр!
- Фра Фостер, - поправил Доллас.
- Ладно, забудем...
- И все-таки не советую вам таскать при себе пистолет.
- С чего вы взяли?..
Доллас рассмеялся.
- Не схватились же вы за задний карман потому, что у вас там лежит евангелие.
- Ладно, ладно...
- И все же - вы монах, Уорнер, а не военный разведчик.
- Особой разницы не вижу.
Доллас состроил кислую гримасу.
- Честное слово, Уорнер, став духовной особой, вы сохранили замашки... - Он покрутил в воздухе пальцами.
- Стесняетесь произнести слово "гангстер"? Не смущайтесь, пожалуйста. Меня это не может обидеть... Тем более, что работа у меня сейчас примерно такая же, как и была.
- Повторяете пропаганду красных, брат мой?
- Кой чорт! Правда есть правда!
- В первый раз вижу вас в роли борца за этот прекрасный тезис.
- Вольно же вам напоминать мне об электрическом стуле...
- А вы заплатили мне за молчание? - иронически спросил Доллас.
- Вольно же вам напоминать мне об электрическом стуле...
- А вы заплатили мне за молчание? - иронически спросил Доллас.
Уорнер исподлобья посмотрел на него и угрожающе проговорил:
- В конце концов, если это вас устроит, можете огласить мой послужной список хотя бы с амвона...
- Ну, ну, - примирительно промямлил Доллас, - это не в интересах дела.
- То-то... Я ведь тоже не попрекаю вас тем, что вы избежали каторги по делу о подложном чеке...
- Эй, Джордж!
На этот раз Уорнер не обратил на этот крик никакого внимания и продолжал:
- ...только потому, что были сенатором и тот судья, к которому попало пело, тоже был "в деле". Я же молчу.
Доллас побагровел так, что казалось, кровь сейчас брызнет сквозь все поры его щек. Его голос стал похож на шипение пылесоса, когда он сквозь зубы процедил:
- Когда у меня будет красная шапка...
- Ого!
- Она будет вот на этой голове!.. - Доллас постучал крючковатым пальцем по своему черепу. - Тогда я буду иметь счастье напомнить вам об этом разговоре, который смахивает на что-то вроде подрыва авторитета святой церкви, брат мой.
- Ну, за красного-то вы меня не выдадите, тут я спокоен. Пусть бы вы влезли даже на папский трон!
- Политика есть политика; не только вы, но даже я не могу сказать сегодня, какие взгляды мы будем исповедовать завтра. Если верх возьмут красные...
- То могу вас уверить: они не предложат вам вольтеровского кресла... Тогда мы вспомним разговор об электрическом стуле, - со смехом закончил Уорнер.
- Ну, довольно! - сердито отмахнулся Доллас. - У вас шутки висельника. - И он перешел на деловой тон: - Когда мне представят проект нового устава третьего ордена?
- Мы с ним ознакомились, и оказалось, что там почти нечего менять. Мы только повычеркивали к чертям всю эту ритуальную белиберду.
- Я же вам говорил: нужно сделать освобождение членов ордена от присяги земным властям не условным, а безусловным. Принимая обет терциара, человек тем самым автоматически перестает быть подданным своего земного государства и становится беспрекословным исполнителем единственной воли - его святейшества папы. При трудности сношений с Римом для агентуры, находящейся на востоке Европы, нельзя рассчитывать, чтобы терциар мог быстро получить отсюда разрешение от своих обязательств и присяг. Из-за этого он может оказаться связанным, если он истинно верующий католик. Нужно развязать руки всем, у кого есть шансы пролезть в административный аппарат, на руководящие посты. Нужно поставить в особую заслугу терциару и обещать ему отпущение всех грехов на всю жизнь вперед и безусловное царство небесное, если он сумеет добыть себе билет коммуниста.
- Такие вещи в устав не впишешь, - хмуро проговорил Уорнер.
- Но каждый терциар должен это знать. Церковные каналы еще дают нам возможность проникнуть в Восточную Европу.
- Н-да!.. - многозначительно протянул Уорнер и потянулся огромной пятерней к затылку.
- Знаю я вас: вам что-нибудь попроще! Кирпичом по витрине - и дело сделано! Но Восточная Европа - не лавка ювелира. Учитесь работать, чорт дери! Мы удовлетворили все ваши требования, вы получили нужных вам людей, действуйте же, чорт дери, в тех масштабах, о которых я вам толкую каждый день. Предстоит не ограбление банка, а нечто покрупнее!
- Послушайте, Фосс... Я хотел сказать: фра Фостер... Как будто я не понимаю, что дело не в паршивом сейфе. Речь идет о том, чтобы выпотрошить целые страны.
- И поставить на колени несколько народов!
- Все ясно, но ведь нужно время, вы сами только что говорили о веках...
- Бросьте болтать чепуху, вы не перед микрофоном радио! - вспылил Доллас. - Мне нужна работа, а вы с вашей шайкой возитесь, как старые бабы!
- Я попрошу вас... фра Фостер! - обиженно сказал Уорнер. - У меня была не "шайка", а первоклассное дело, сэр! Одно из лучших дел в Штатах.
- Это вы сообщите сборщикам рекламы, а мне давайте работу!
- Я привел вам две тысячи отборных малых...
- Мы платим им жалованье сенаторов!
- Они сделали честь вместе со мной перейти на службу его святейшества и едят честно заработанный хлеб.
- Пусть они жрут хотя бы священные облатки, но дают мне дело!
- Две тысячи ребят, собранных в этот кулак, - Уорнер поднял над столом лапу, сжатую в огромный, как кувалда, кулачище, - равноценны...
- Шайке Аль-Капоне?
- Вы обижаете нас, сэр... то-есть брат мой...
- Ставите себя на одну доску с Костелло?
- Нет, монсиньор, я скромно полагаю, что кое в чем мы можем потягаться и с государственным департаментом, - с хорошо разыгранной скромностью проговорил Уорнер. - Именно так... брат мой. - Он еще больше распахнул сутану. - Честное слово, нечем дышать!.. Завели бы у себя хоть виски со льдом.
- Терпение, брат мой, все будет. И холодильники и электрические вентиляторы тоже... Дайте срок.
- Если так чувствуешь себя в "святом городе", то что же ждет в преисподней?
- За хорошие деньги сам сатана разведет под вашей сковородкой бутафорский огонь.
- "За хорошие деньги"! Тут заработаешь, как бы не так.
- Не хнычьте, деньги будут. Ванденгейм обещал создать особый фонд для поощрения работы по моему отделу "Про Руссиа".
- Старый чорт! Тоже тянется к России...
- А кто к ней не тянется?
- Кстати о Ванденгейме! - оживился вдруг Уорнер. - Говорят, будто Дюпончик перехватил у вашего Джона заказ на производство новейших реактивных штучек для военного министерства.
- Глупости, не может быть!.. А впрочем, кто вам говорил? - озабоченно спросил Доллас.
- Так я вам и выложил! - с усмешкой сказал Уорнер.
Доллас с заискивающим видом похлопал Уорнера по колену.
- Но вы же знаете, старина, что я немного заинтересован в реактивных делах Ванденгейма.
- Тем хуже для вас, старина, - фамильярно заявил Уорнер. - Заказик, перехваченный Дюпоном, оценивают в несколько сотен миллионов.
- Нет, право, кто вам говорил? - Доллас в волнении ткнул сигару в пепельницу так, что она сломалась и погасла.
Но Уорнер только рассмеялся.
Доллас посмотрел на часы.
- Пора, вон уже звонят к торжественной мессе.
- Хорошо, что мне не приходится принимать участие хотя бы в этом цирке, - не скрывая удовольствия, сказал Уорнер. - А по какому поводу месса?
- Господь-бог вразумил королевских судей в британской зоне оккупации Германии: они оправдали шайку немецких эскулапов.
- При чем тут врачи, не понимаю?
- Они испытывали на военнопленных средства бактериологической войны. Убили несколько тысяч человек.
- Чего доброго, среди убитых были и католики?
- Кажется, несколько тысяч поляков, но это не беда. Папа не очень щепетилен насчет католиков из стран Восточной Европы.
- А именно там-то и нужно браться за дело!
- Да, нужно работать засучив рукава! - согласился Доллас. - У нас нет ни одного лишнего дня.
- Какая муха вас укусила? - весело воскликнул Уорнер. - Вы же только что уверяли, будто готовы ждать века.
Доллас посмотрел на Уорнера так, словно перед ним сидел сумасшедший, и ничего не ответил.
- Никогда не поймешь, врете вы или говорите серьезно, - недовольно пробормотал Уорнер.
- Видно, вскрывать сейфы не то же самое, что делать политику, сокрушенно покачав головою, сказал Доллас.
- А политический босс Нового Орлеана и Луизианы бывал мною доволен, хвастливо произнес Уорнер.
- Другое дело, там можно работать почти в открытую, а эти европейцы еще не привыкли к нашим приемам...
- Этикет! - презрительно сказал Уорнер.
- Во всяком случае, вы должны запомнить, что завоевывать ватиканскую державу должны итти не молодчики с кастетами, а "крестоносцы воинства пречистой невесты христовой, святой римской церкви, паладины святого Петра". Ясно?
- Откуда вы взяли эту чепуху? - сдерживая смех, спросил Уорнер.
- Формула его святейшества.
- Ах, старый мул! - Уорнер прыснул со смеху. - Мои молодцы в роли паладинов!
- Вы удивительная тупица, Уорнер, - с укоризною сказал Доллас. Неужели вы не понимаете: ваша же собственная польза требует усвоения всеми католиками без исключения, что у них нет и не может быть иного отечества, как только святая римская церковь, как вселенская держава Христа? Нужно заставить их забыть национальность и все земные обязательства и привязанности, кроме обязательства перед нами.
- Что-то вроде католического варианта Соединенных штатов мира?
- Отцы иезуиты зря потратили деньги на ваше образование, Джордж: не что-то вроде, а именно Соединенные штаты мира. Сначала Европы, а потом именно мира.
- А знаете что, брат Фостер?! - Уорнер, кривляясь, подмигнул Долласу. Такая лавочка меня устроит, если за мною сохранят должность главного эксперта по вскрытию всех сейфов, какие достанутся нам в качестве трофеев, а?
- Разговор с вами может вогнать в пот даже на Северном полюсе, - со вздохом сказал Доллас. - Попробуйте-ка впустить сюда немного свежего воздуха.
- Окна здесь, как в Синг-синге, - насмешливо ответил Уорнер, показывая на толстые старинные решетки, - но воздуху мы вам сейчас впустим из приемной. - И он направился к выходу в приемную...