Густые брови Мемова удивлённо поползли вверх.
— Что? — генерал смотрел требовательно. — Какой ещё мох?
Иван усмехнулся.
— О-очень интересный. А идея такая…
* * *— Смело, — оценил генерал. Потер подбородок. Крупный, с лёгкой синевой, недавно выбритый. Иван опять подумал, что с таким лицом надо прохожих по голове бить, а не армией командовать. Образина. Но ведь умный мужик — даже страшно становится, насколько умный. Взгляд острый до дрожи, глаза светлые, зрачки словно булавкой наколоты. — Думаешь, получиться? Уверен?
Чёрта с два тут уверен. Иван поднял взгляд.
— Вот и проверим.
— Хорошо мыслишь, — сказал генерал. — Раскованно. Риска не боишься. Это мне нравится.
Иван пожал плечами.
— Я же диггер.
— У меня этих диггеров хоть жопой ешь, — откровенно признался Мемов. — Ты — другой, — пауза. — Как закончим с этим, пойдёшь ко мне замом? Мне нужны такие раскованные. Ты талантливый человек, Иван. Я таких людей уважаю и ценю.
Иван даже сперва не понял, что ответить. От открывающейся перспективы кружилась голова. Заместитель первого человека в Альянсе? Это же офигеть, что такое. Просто офигеть.
«А как же Таня?», подумал он. «Как же наше тихое, блин, семейное счастье?»
— А если не выгорит? — спросил он.
— А это уже неважно, Иван. Веришь, нет?
Иван посмотрел на Мемова. А ведь не врет, сволочь. Серьёзный мужик.
— Верю.
* * *Через два дня заказанное наконец прибыло с Василеостровской.
— Как думаешь, получиться? — спросил Пашка приглушенно. Он поднял биток и с силой опустил. Бум! Взлетело облачко фиолетовой пыли. Работать приходилось в респираторах и противогазах, иначе давно бы все лежали и радостно улыбались в потолок. И так у Пашки весь «намордник» заляпан фиолетово-серой грязью.
Иван качнул головой. Лямка ГП-9 привычно давила на затылок.
Улыбка Косолапого.
— Я везучий.
Иван размахнулся и ударил. Взвилось облачко, часть фиолетовой пыли попала на стекла противогаза.
«Таня. Скоро я буду дома. Только жди меня. Иван».
Глава 7 Победа
Вот этот город.
Серый продрогший слон.
Идёт дождь.
Струи дождя хлещут по отсыревшим фасадам, многие разрушены пожарами, но сохранили некий странный цвет… послецветие. Когда дом умер, умерли его жильцы, но здание продолжает держаться.
Когда идёт дождь, видимость в противогазе падает почти до нуля. Залитые стекла, брызги, разбивающиеся об окуляры, дробный стук капель по резиновой маске, по прорезиненной ткани плаща.
Иван остановился. Достал дозиметр (капли забарабанили по стеклу), сверил показания. Чтобы увидеть хоть что-то, приходится наклоняться впритык. Иногда стекло стукалось о пластик. Треск счетчика тонул в гуле дождя. Как с цепи сегодня сорвался. Но дождь хорош тем, что твари его не особо любят — собаки Павлова точно. Конечно, если не столкнуться с ними лицом к лицу…
Пять рентген в час. Иван присвистнул. Уже сильно. Словно где-то недалеко источник загрязнения. Иван прошёл вдоль стены здания, до угла — уровень стал сильнее на пару рентген. Точно, там что-то есть. Иван спрятал счетчик под плащ, щёлкнул предохранителем «ублюдка». Капли разбивались о чёрный, поцарапанный металл ствольной коробки.
Иван подождал. Издалека медленно наплывал, искажаясь, размякая в сыром воздухе, чей-то тоскливый крик. То ли человек, то ли животное — не понять.
Заходить за угол не хотелось.
Иван посмотрел на бронзовую лошадь, стоящую на дыбах. Она была уже полностью зелёной, насквозь, и мокрой. Капли разбивались о зелёный круп. Мост почти обвалился, но лошади пока уцелели. Странно.
Иван, наконец, решился. Тяжесть в затылке стала свинцовой, но он пересилил себя и сделал шаг. Ещё.
Выдвинулся из-за угла.
Вздрогнул.
У парапета набережной, скрючившись и расставив широко костлявые локти, сидел Блокадник. Он задумчиво раздирал длинными несоразмерными пальцами собачью тушку, от каждого движения брызгала кровь. Шум дождя. По мостовой, смывая бегущую из-под собаки кровь, бежали струи воды. Где-то далеко прогремел гром.
Вот и всё, подумал Иван.
Блокадник выдернул кусок из тушки и повернул голову. В его чёрных глазных провалах была космическая мудрость. Капли барабанили по серой гладкой коже твари.
— Привет, Иван, — сказал Блокадник скрипуче. От звука этого голоса по спине диггера пробежал озноб. — Я тебя давно жду…
* * *Иван открыл глаза — в испуге, что проспал. Сбросил босые ноги на пол, вскочил.
Открыл рот, чтобы заорать «подъём!»…
Остановился.
На наручных часах со светящимися зелёными обозначениями было полпятого утра. Рано ещё.
Иван вернулся и сел на койку. Скрип ложа. Теперь они ночевали в ТДП-шке, чтобы не отрываться от работы.
Он снова здесь. И никаких Блокадников, слава богу. Ивана передёрнуло. Всё кончилось. На соседней койке сопел Миша Кузнецов, рядом с ним посвистывал носом Пашка. В глубине подстанции темнела койка, откуда доносились лёгкий храп и бормотание Солохи. За вчерашний день все так умотались, что на Ивановы прыжки никто даже ухом не повёл.
Койка профессора пустовала — впрочем, у него бессонница, понятно.
Все на месте. Все живы. Хорошо.
Пускай ещё полчаса поспят. Сегодня у нас много работы.
Точно.
Иван потрогал повязку на ребрах, поморщился. Опять влажная. Ребра, поврежденные тварью на Приморской, всё никак не заживут. Что за притча?
На месте мочевого пузыря висел горячий мокрый кирпич. Иван, ежась от холода, натянул штаны, обулся и вышел из подстанции.
* * *Подготовка материала заняла целый день. Иван устал как собака. Хорошо, хоть на одной из станций нашёлся компрессор, чтобы закачать в баллоны сжатый воздух. Теперь их поместить в шкафы с обозначениями «ПК» — пожарный кран, и в ящики с пожарным оборудованием, такие же баллоны — в систему вентиляции Маяковской. И ещё нужны механические будильники. Или таймеры на батарейках. Но лучше механика — она надежнее.
В общем, работы до хрена. И всё с сохранением секретности. Н-да.
И есть ещё одна проблема.
— Вообще, надо бы испытать… — профессор посмотрел на баллон с фиолетовой мутной жидкостью. Беспомощно огляделся. В ТДП-шке — тоннельной дренажной подстанции, отведенной под секретную химлабораторию, — проходил смотр высшим начальством научных достижений. Но пока показать было особо нечего.
— Нужен доброволец, — сказал Мемов.
Иван шагнул вперёд.
— Я доброволец.
Мемов покачал головой.
— Нет. Не ты. Нужен здоровый человек.
Значит, он знает про Ивановы болячки? Нормально жизнь идёт.
— А кто тогда? — спросил Иван.
* * *— Почему это сразу я? — удивился Солоха.
Профессор добродушно улыбнулся. Приблизился, как бы между делом отсекая диггера от двери.
— Надо, Сеня, надо. Снимите очки, пожалуйста.
Солоха отступил на шаг.
— Предупреждаю сразу — у меня неадекватная реакция на некоторые лекарственные препараты! — но очки всё-таки снял.
— Аллергия? — деловито осведомился Водяник. — Что-нибудь смертельное?
— Вроде нет… э, вы что делаете?!
— Сейчас проверим, — сказал Водяник, натягивая противогаз. Взялся за баллон, повернул распылитель в сторону диггера. — Готов? — глухо спросил профессор.
— Мама, — сказал Солоха.
Коротко ударила струя жидкости под давлением, распыляясь в воздухе на мелкую водяную пыль. Практически бесцветное облачко повисло в воздухе, быстро рассеиваясь.
Солоха помедлил и осторожно сделал вдох. Все ждали. Ничего не происходило.
Диггер весело оглядел экспериментаторов и улыбнулся:
— Скажите, Проф. А Йозеф Менгеле — случайно не ваш кумир детства?
* * *— В целом, испытаниями я доволен, — сказал Мемов. Кивнул в сторону, там лежал матрас. — Он, похоже, тоже.
Иван хмыкнул.
Солоха лежал и радостно улыбался. И, кроме расширенных зрачков, ничем не отличался от прежнего, не опрысканного Солохи. Разве что Иван не помнил, что бы когда-нибудь видел диггера таким расслабленным.
Солоха просто излучал счастье. В маленькой захламленной комнате от него шло своеобразное сияние, легко забивавшее слабый свет карбидки.
— Агрессии ноль, — сказал Проф, подходя к генералу с Иваном. — Кажется, наш мох имеет сходство с ЛСД — тот тоже блокирует адреналин. У реципиента отмечена повышенная внушаемость. Синестезия. При этом мягкий и быстрый «приход». Некоторые, довольно сильные признаки мышечного паралича, быстро, впрочем, проходящие. Причем очень сильная реакция, хватило всего лишь одной десятой намеченной дозы…
— Профессор, всё понятно, — прервал Иван, хотя половины слов не понял. — Ну что? — он посмотрел на генерала. — Оставляем Маяк?
— Кажется, я нашёл «точку сборки», — сказал Солоха, прежде чем Мемов успел ответить. — Слышите меня? Вам не передать… но я попробую. Смысл жизни — я вижу его: четко и ясно.
Генерал крякнул.
— Отличные новости, — сказал Водяник успокаивающим тоном. — Просто отличные. — И пошёл к Солохе. Видимо, чтобы занести на бумагу найденный тем смысл жизни.
Мемов усмехнулся.
— Начинаем «план Меркулова», господа-товарищи.
* * *— Станция Ушедших, — сказал профессор Водяник. — Это легенда, конечно. Однажды они собрались все — мужчины, женщины, дети, старики — и вышли из метро на поверхность. Открыли гермоворота и поднялись по эскалаторам. На что они надеялись? Что прорвутся через зараженную зону? Там от треска счетчиков Гейгера уши закладывало, наверное…
Что в отдалении от мегаполиса можно жить?
Не знаю.
Но никто из них не вернулся.
Не подал о себе известия. Может быть, они добрались до незараженной (ну, или относительно не зараженной) местности и устроились там жить? Или нашли там других, таких же поверивших?
Или погибли все от лучевой болезни, эпидемий и голода.
— Боюсь, мы никогда этого не узнаем, — профессор Водяник покачал головой. — Мы дети техногенной цивилизации. У какого-нибудь чукотского эскимоса или австралийского аборигена больше шансов выжить, чем у нас. Намного больше.
Хотя бы потому даже, что его не пригибает к земле ощущение, что всё — всё! — кончилось. Даже интернета больше нет. Впрочем, — профессор оглядел Ивана и остальных, кто попал в метро ещё в детстве. — Вам это слово всё равно ничего не скажет… Выражусь иначе: всё кончено.
И виноваты в этом мы.
Мы, человечество, совершили групповое самоубийство. Сунули пистолет себе в рот и нажали на спусковой крючок. Ба-бах. И мозги по стенам. Я не знаю, на что в такой ситуации надеяться. Что наши мозги самопроизвольно стекутся в какую-нибудь более-менее мыслящую форму жизни?
— Вы пессимист, профессор, — сказал Сазонов с иронией.
— Правда? Неужели?! — желчно откликнулся тот. — Целая станция оптимистов ушла искать лучшую жизнь. Шанс для человечества. И где они теперь? Кто их видел?! Нет уж, дорогой мой, позвольте мне и дальше оставаться пессимистом.
— Я вот думаю, что они нашли, — сказал Кузнецов неожиданно. — Лучшую жизнь, то есть. То есть… я бы хотел так думать.
Ему никто не ответил.
— На самом деле, — сказал профессор после молчания. — Это история о том, как опасна надежда.
— Ложная? — Иван посмотрел на Водяника внимательно.
— Любая.
* * *Бордюрщики не дураки. Неожиданное затишье на стороне Альянса должно было их насторожить, поэтому, не смотря на подготовку плана газовой атаки, решено было провести ещё один, финальный штурм Восстания.
Сказано — сделано.
Когда Иван появился на Маяковской, она была заполнена хмурыми, пропахшими порохом бойцами, вернувшимися из боя. Стонали раненые, их срочно грузили на дрезины и отправляли по тоннелю к Гостинке. Отдельно лежали мертвецы. Девять человек. Не слабо для обманного маневра.
Ивана встретил Шакилов — грязный и замотанный. Пожали руки. Иван огляделся. У колонны, на скамейке раскинули лагерь скины. Иван узнал Седого, пожилого скина со шрамом на затылке. Седой что-то разливал из помятой коньячной фляжки.
Скинхеды подняли кружки и, не чокаясь, выпили. Странно.
— Что случилось? — Иван кивнул на скинов, — умер кто?
На лице Шакилова жил один глаз, второй как заплыл после удара, так и остался. Узкая щель, вроде танковой. Половина лица фиолетово-чёрно-жёлтая, туго надутая, как барабан. Впечатление ломовое.
— Да нет, фроде, — речь Шакила по уровню понятности достигла минимума. — Командир ихний вроде осталша там. Убили его, нет, не шнаю. Не шкажу. Но иш перехода он не вернулша, это точно.
Так. Одним союзником меньше. Уберфюрер раздражал его с самого знакомства, но в принципе, все мы не без греха. Он вроде был фашист, расист и прочее — но нормальный. Слово держал, и дело с ним иметь было проще, чем с интендантами адмиральцев.
Иван скрипнул зубами. Снабжение из рук вон. Бардак обычный, военный, одна штука.
Но скинхеда с его Киплингом было жаль.
Прощай, Убер.
* * *Баррикады, баррикады.
Иван спустился по ступенькам вслед за капитаном из невских. У него была фамилия Войнович, но все звали его «капитан Костя». Капитан Костя договорился с бордюрщиками о встрече. Лишь бы выгорело.
Внизу, проходы в арках были заложены мешками с песком доверху, из маленьких амбразур выглядывали стволы ружей. Иван оценил наклон пола — нет, гранатой нельзя, скатится. Впрочем, я не за этим пришел.
— Стойте там! — приказали из-за амбразуры.
— Рамиль, это я, Костя, — крикнул капитан Костя. Лампы дневного света на потолке не работали, но зато в сторону Ивана с капитаном били лучи двух фонарей-«миллионников». Глаза резало. Ни чёрта не видно.
Пауза.
— Кто с тобой? — спросили из-за баррикады.
— Мой друг. Он хочет кое о чём тебя спросить, Рам.
Долгая пауза.
— Даю слово, мы только поговорить, — сказал капитан Костя.
— Ладно, — сказали там.
В узкий проём вышел высокий человек. Лица его почти не было видно. Иван щурился. Фонари били безжалостно.
— Садитесь, — велел человек.
Они устроились на полу, Иван из-под задницы вытащил гильзу, отбросил в сторону. Здесь весь пол был ими засыпан. В отличие от мертвецов, которых забрали в прошлый раз, гильзы не убирали. Когда они устроились, человек подошел, под ботинками позвякивали гильзы, и сел напротив.
— Кто ты и о чём хочешь говорить? — обратился он к Ивану.
— Диггер. Зовут Иван. Мой друг пропал.
— Ты хочешь узнать, не у нас ли он?
— Среди убитых его не было, — сказал Иван.
— А какой мне интерес рассказывать тебе про твоего друга? — голос негромкий, ровный. Равнодушный.
— Думаю, — сказал Иван. — Мы могли бы договориться.
Человек медленно покачал головой.
— Вряд ли.
Иван, наконец, смог его разглядеть. Серо-голубой бушлат, на груди нашивка МЧС с восьмиконечной белой звездой. Лицо красивое, похоже, но толком не понять.
— Как он выглядит?
— Бритый налысо, рост выше среднего. Лет тридцать-сорок, не поймешь. Глаза голубые. Зовут Убер. Да… ещё у него татуировка вот здесь, — Иван похлопал себя по плечу, показывая. — Молоток и нож круглый такой. И венок вокруг. Приметная татуировка.
— Не помню такого.
Иван на мгновение прикрыл глаза. Вечная память, Убер. Хоть ты и расист.
— Всё? — спросил человек.
— Ещё один вопрос, — Иван помедлил. — Зачем вам наш генератор?
Пауза.
— Думаешь, он у нас? — человек покачал головой. — Ошибаешься. Мы ничего у вас не брали.
Опять ложь, подумал Иван.
— Уходите, — велел человек. — Через две минуты мы открываем огонь.
Они поднялись. Иван понял, что промок насквозь. Стянул шапку и вытер лицо.
— Кто это был? — спросил он у капитана Кости.
— Рамиль Кандагариев. Он у них один из главных. Начальник охраны Ахмета. Нормальный, но иногда… не совсем.
Что ж.
Вы сами напросились, подумал Иван с ожесточением.
Зло должно быть наказано.
Вот так.
* * *Перед самым началом операции Ивана вызвали к генералу.
— Что это?
Иван разглядывал знакомую эмблему — он уже видел такую у некоторых адмиральцев. Белый круг с серой каемкой, внутри круга — стилизованное изображение сжатого кулака. Пять серых пальцев.
— Символ, — сказал Мемов. — У каждой империи был свой символ. Вот это наш.
Он поднял руку с короткими растопыренными пальцами, медленно сжал их по одному в здоровый кулак.
— Пять станций — по отдельности слабы. Но вместе мы единый кулак. Это будет нашим символом. Держи.
В ладони Ивана оказался вышитый круг.
— Иди спать, — сказал генерал. — Завтра тяжёлый день. Я на тебя рассчитываю.
* * *Разверни свою жизнь, как конверт с пометкой «срочно».
Конфиденциально.
Лично в руки.
После прочтения сжечь.
— Начинаем, — сказал Иван негромко. Мимо шли угрюмые и подавленные адмиральцы, невские, василеостровцы. Соединенные силы Альянса покидали Маяк — не понимая, в общем-то, зачем это делают.
— Ван, хоть ты объясни, — подошел к Ивану Кулагин. — Что за херня творится? Почему уходим?! Это же бред полный!
Иван мотнул головой. Вот они, проблемы секретности. Даже своим нельзя ничего сказать.
— Не знаю, Олежка, — сказал Иван нехотя. — Ты иди.
— А дизель?! — у Кулагина вздулись желваки у упрямого рта. — Как же наш дизель?
— Иди. Поверь мне, так надо.
Кулагин некоторое время рассматривал Ивана в упор.
— Спелся, да?
— Что? — от неожиданности Иван растерялся.