Мандела опомнился, поднял голову.
— А! При Саддаме, говорят, электричество было на всех станциях. А сейчас только на трех. Почему? То есть, казалось бы, чего проще — бросить кабель и подключить остальное метро? Но…
Дело в том, что есть фиксированный лимит энергопотребления. Вот представь, где-то стоит счетчик. Очень простой: киловатт в час и прочее. Этот счетчик крутится, крутится и в определенный момент, достигнув некоего значения, щёлкает — и всё, света больше нет. Причем неважно, на что ты этот лимит расходуешь — хоть на игровые автоматы, хоть на детскую хирургию. Сколько бы вскрытых детей не лежало на твоем столе — счетчику всё равно. Достиг предела — будешь отключен. Вот так-то. Поэтому на Техноложке строжайший лимит энергопотребления. А ещё говорят, что мы жадные. Ага. Да, бывало, наши, скажем так, отцы народа… — Мандела усмехнулся, — продавали электричество соседним станциям. Но их в следующий раз провалили на защите, так что больше никто не пробует.
— На защите? — удивился Иван.
Мандела пояснил. Техноложкой управлял Ученый Совет, состоящий из избранных, заслуженных учёных. Раз в год там проводились выборы, назначались Ректор и Руководители проектов, Деканы и прочие чиновники. Каждый кандидат на должность должен был представить свою программу (их по старинке называли диссертациями) и защитить её перед Советом. Самое сложное — это экономическое обоснование, по секрету сообщил Мандела, словно действительно знал, что это за зверь такой: экономическое обоснование.
Дальше всё решало голосование. Кандидаты хитрили. Например, на защите все старались идти в числе последних защищающихся — потому что кандидаты, по традиции, накрывали стол для всего Совета. Со спиртным. А учёные, как известно, не дураки — в том числе и выпить. Поэтому к каждому следующему выступающему Ученый Совет относился всё мягче и мягче. Главное тут было не переборщить, не выступить одним из самых последних, а то такой выступающий рисковал получить вместо своей доли внимания — пьяный храп.
А вообще, на Техноложке всё — как у людей. Плетут интриги, зажимают молодых, пожаловался Мандела.
— Знаешь, сколько мой друг выбивал киловатт-часы для своих опытов? Это целая история.
— Угу. Норма расхода? — Иван понял, что его зацепило в рассказе Манделы. — Так «централка», получается, от аккумуляторов?
Негр пожал плечами.
— Может быть. Или подземная электростанция с дизелями и морем солярки. Мы думали об этом. Но представляешь, какой у неё должен быть выхлоп?
Иван кивнул.
Столб дыма бы было видно с любой точки Питера. Нет, здесь что-то другое. ЛАЭС? Может, старик был прав — и ему действительно звонили с атомной станции?
— Атомная станция? — спросил Иван.
— Скорее всего, — ответил негр не очень уверенно. — Это тебе надо с моим другом разговаривать, а я в этих вопросах так — погулять вышел.
Теперь самый важный вопрос. Иначе всё это только теория.
— Как можно включить свет на остальных станциях метро?
Мандела задумался.
— Это тебе надо с моим другом переговорить… Но, мы думали — наверное, с самой ЛАЭС.
Пам-пара-пам. Батончики.
Может, старик был прав? И атомная станция — это действительно цель более высокого порядка? Шанс для человечества, да?
Иван кивнул.
— Спасибо, Юра.
* * *Мандела ушёл вперёд — так проще. Меньше вопросов. Иван остановился. Дальше, метров через триста, будет Невский. Что ж, вот и пришло время прощаться. У мёртвых диггеров свои пути.
— Дальше вы пойдёте одни, — сказал он. — А я двину ночью… или ещё как.
— Ваня? — не понял Проф. — Что-то случилось?
— Проблема в том, что вы можете вернуться, а я — нет.
Молчание. Долгое молчание. Недоуменное.
— А объясниться? — предложил Уберфюрер. — Влом?
— Мне нельзя возвращаться, — сказал Иван. Чёрт, да как же мне с вами…
— Почему нельзя? — Миша недоуменно посмотрел на Водяника, затем на Ивана. — Что я, маленький, что ли? Объясните.
— Поддерживаю Михаила, — сказал профессор.
— Хорошо, — Иван вздохнул. — Кажется, я должен вам кое-что рассказать…
* * *Он рассказал всё, ничего не скрывая (почти, про манию старика он умолчал). И про пропавший генератор, и про убийство Ефиминюка, совершенное Сазоном, и про заговор Мемова, и про царя Ахмета Второго, и девушку Иллюзу, и про собственную бесславную попытку остановить генерала. Про финальный выстрел Сазонова, поставивший жирную запятую в этой истории.
А мог, кстати, поставить и точку.
Иван закончил свой рассказ, оглядел слушателей. Молчание затянулось. Карбидная лампа светила жёлтым тёплым светом… Лица, которые уже стали практически родными. Профессор Водяник, Миша, Убер.
— И что вы собираетесь делать, Ваня? — спросил профессор наконец.
САЗОНОВ, МЕМОВ, ОРЛОВ. Необязательно в таком порядке.
Не прикрываешь ли ты личную месть высокими мотивами, а, Иван?
Даже если и так.
Зло должно быть наказано.
— Драться.
Он встал, выпрямился.
— Я объясню, что это значит. Я — вне закона. Фактически я не существую, я мёртв и забыт. Поэтому я не буду никого уговаривать пойти со мной. Нет, наоборот. Я скажу: не надо. Идите домой. К родным и близким. На вашем месте я бы так и сделал — забыл про всё и жил обычной жизнью. Потому что если вы останетесь со мной, обычной жизни вы уже не увидите. Теперь решайте.
Уберфюрер долго молчал, морщил лоб.
— Знаешь, брат, а я, пожалуй, рискну. Пойдут пацаны со мной или не пойдут, это им решать. Но я с тобой.
Иван кивнул. А что сказать? «Спасибо»? Словами этого не скажешь. Поэтому просто кивнуть, словно это самое обычное дело — военный переворот. И друзей на него приглашают, как на субботнюю пьянку.
Диггер поднялся. Водяник размышлял. Кузнецов переводил растерянный взгляд с Ивана на Уберфюрера и обратно. Во взгляде молодого мента было необычайное смятение. Всё ещё хочешь быть как я, Миша? — подумал Иван.
Не советую.
— Профессор, Миша, — сказал Иван. — Спасибо, что помогали мне. У вас своя жизнь.
— Я разве что-то уже сказал? — удивился Водяник. — Михаил, ваше решение?
Кузнецов тоже поднялся.
— Я с вами.
— Но… — Иван замолчал.
— За кого вы нас принимаете, Ваня? — профессор в упор посмотрел на него. — Мы хоть, в отличие от вас, диггеров, и книжные дети, но… Поверьте, Иван. Мы читали в детстве правильные книги.
Глава 14 Блокада
— Кто первый засмеется — убью, — предупредил Иван. Оглядел компанию. Уберфюрер, Миша и даже профессор с трудом сдерживали улыбки. — Ясно с вами. Думаете, найдется идиот, который в это поверит?
— Найдется, — заверили его.
— М-да, — сказал Иван. — Ситуация…
— Не жмет? — спросил Уберфюрер участливо.
Иван посмотрел на него в упор из-под накрашенных ресниц. Глаза у диггера были подведены синим, скулы подкрашены румянами, на лице слой пудры толщиной в палец. Спасибо торговке барахлом, встреченной в туннеле. Помогла и подобрать одежду, и сделать раскраску… м-да.
Словно пролежал в туннелях двадцать лет, покрываясь пылью, некий придурок, а сейчас вдруг проснулся, накрасил губы тёмно-красной смесью ржавчины и животного жира и вышел на свет. Пройтись, блин, по Невскому. Иван с раздражением одёрнул кофточку, чтобы фальшивые груди хотя бы были на одном уровне. Нет, это точно плохая идея — переодеться в женщину. Выгляжу как кастрат с Пионерской. Заметив его движение, Уберфюрер заржал. Ага, ему смешно. А меня любой нормальный мужик с первого взгляда раскусит.
— Не жмет, — отрезал Иван. — Пошли уже, а то стоим тут, как две… Одна проститутка.
Иван в сердцах махнул рукой. Тронулись.
— Не морщите лицо, — шепнул профессор сзади. Ивану сразу захотелось его жестоко убить.
Невский изменился. Не слишком сильно, но достаточно чувствительно, чтобы Иван ощутил укол ностальгии. Следов военного времени почти не осталось: ни лазарета — он был в южном торце станции, — ни запаха крови и гноя, сопровождавших его. Ни лежащих рядами на полу спящих бойцов, ни походной кухни, от которой шёл жар и воняло пригоревшим жиром. Зато теперь в центре станции, там, где начинался переход на Гостинку, висел огромный флаг Альянса — серо-зелёный, с могучим кулаком в центре. Иван дёрнул щекой. Генерал в своем стиле: будущее в единстве. Угу. А кто не согласен — в расход? Логично.
Додумать он не успел. Его больно ущипнули за зад. Блин, что за манера?! Иван резко повернулся, готовясь влепить локтем, чтобы зубы посыпались. В последний момент остановился. На него смотрел Уберфюрер — и делал страшное лицо. Иван скосил глаза вправо, затем влево. Мать моя женщина! Вдоль базарных рядов шёл патруль адмиральцев. Двое солдат и сержант в серой форме. А рядом с ними… Иван зажмурился на мгновение, снова открыл глаза. Отвернулся, прикрыл лицо платком…
Сердце завелось и стучало так, что, наверное, его было слышно на другом конце метро.
За патрулем шёл человек среднего роста. Круглая голова с залысинами, слишком тонкая шея, высовывающаяся из слишком широкого ворота куртки. Начальник адмиралтейской СБ Орлов.
Собственной персоной.
Вот так встреча.
Повинуясь знаку Уберфюрера, они медленно двинулись вдоль платформы. Водяник и Кузнецов, не сговариваясь, прикрывали Ивана сзади… тьфу, ты, подумал Иван, даже обычные слова в таком наряде звучат пошло. Справа Иван видел лотки со всяким женским товаром, который для Ивана выглядел, как инопланетные артефакты.
Орлов вдруг отстал от патруля, что-то сказал, махнул им рукой и пошёл прямо к лоткам, пересекая курс команды. Иван остановился. Что делать?
Орлов всё-таки профессионал, шансы, что он не узнает диггера, столкнувшись с ним нос к носу, — ничтожны.
Орлов остановился у лотков. Начал разглядывать товар. Прицепился к заколкам. Зачем ему? Что у него здесь, любовница?
Женские штучки.
Я в них ни чёрта не понимаю. Хотя с поверхности таскать приходилось. Но там просто: запихал в мешок, что влезло, — и беги, пока не сожрали.
Словно почувствовав его взгляд, Орлов начал поворачиваться…
Иван преодолел тошноту и сделал шаг к прилавку. Торговец, жиденький еврей пожилых лет, совершенно лысый, с кругами под глазами, с такими рельефными морщинами, что они казались пластмассовыми, улыбнулся ему. Открыл рот, чтобы начать обработку «покупательницы» с дежурной фразы… и замер. В его глазах Иван прочитал свой приговор. Да какая из меня женщина, блин?! Я же говорил. Допрыгались. Рядом остановился Уберфюрер. По его напряженной фигуре и короткому кивку Иван понял, что патруль всё ещё рядом. Да что за день такой! Что, их заинтересовала женщина с солдатской походкой?
Иван поймал взгляд торговца. Рот того снова начал открываться, он стрельнул глазами в сторону… Иван холодно оценил, что сейчас будет. Торговец позовет патрульных, мы окажем сопротивление, и всё — конец планам.
Потому что со станции мне не уйти.
Иван собрался. Выпрямился, отпустил край платка, которым прикрывал лицо. Посмотрел на торговца в упор. Попробуй только пикни, мысленно предупредил Иван. Я тебя прямо об твой лоток приложу. Ну, рискнёшь?
Что там Косопалый говорил про мысленное общение? Сейчас и проверим.
Торговец замер.
Иван протянул руку — хозяин отшатнулся. Диггер взял с прилавка первую попавшуюся вещь.
— Сколько? — спросил он тонким голосом. Самого чуть не стошнило.
Патрульные слева почему-то засмеялись. Профессор Водяник встал с той стороны, чтобы прикрыть Ивана. Орлов всё так же торчал перед следующим лотком и о чём-то спрашивал. В следующее мгновение Миша Кузнецов заботливо прикрыл Ивана от возможных взглядом начальника СБ. Отлично, подумал Иван. Теперь это больше напоминает ограбление средь бела дня, чем тайное проникновение.
Патрульные вдруг замолчали.
Один, рослый, крупный в серой форме, двинулся к прилавку, перед которым застыл Иван. Диггер краем глаза видел рыжеватые волосы патрульного, выбивающиеся из-под серой кепи. Шаг, ещё шаг. Патрульный приближался.
— Сколько? — спросил Иван сквозь зубы.
Торговец молчал и смотрел, как пришибленный. Потом зашептал:
— Не убивайте меня, я всё отдам.
Вот блин. Патрульный шёл. Уберфюрер отлип от группы и отошел в сторону, чтобы видеть остальных солдат.
— Ты что, идиот? — спросил Иван сквозь зубы. — Сколько стоит эта штука? Больше мне ничего от тебя не нужно.
В следующее мгновение патрульный бесцеремонно отодвинул профессора в сторону, встал рядом с Иваном. Водяник что-то вякнул, но его проигнорировали. Патрульный посмотрел на Ивана сверху вниз. Сколько же в нём росту? — подумал Иван. Выше на голову как минимум. И у него калаш «ублюдок». Отлично, подумал Иван с отчаянием, переходящим в веселье. Мне как раз такой автомат и нужен.
Вот придурок!
Иван вынул из кожаного мешочка горсть патронов, бросил на прилавок и быстро повернулся, держа вещь в руке. Может, прокатит…
— Гражданочка, постойте!
Не прокатило.
Патрульный оглядел сначала хозяина, потом — с интересом — Ивана, задержал взгляд на «груди» (щас расплавится — подумал диггер), хмыкнул и сказал:
— Куда торопимся, гражданочка?
Подальше. Иван примерился, как ударить этого громилу локтем в солнечное. Блин, да он тяжелее меня кило на тридцать. Попробуй такого сруби. Но патрульный вдруг обратился к торговцу:
— Опять, Нахалыч, людей обманываешь? Свои тридцать серебренников отрабатываешь, что ли? Ха-ха-ха. Смотри у меня, не посмотрю, что ты старый, отберу лицензию. Верни-ка деньги. Эй, гражданочка, гражданочка! Куда это вы?
Иван остановился. Вот чёрт настырный.
Патрульный подошел ближе, прищурился. Не морщить лицо, напомнил себе Иван. Патрульный внимательно рассмотрел «женщину» в упор (Иван забыл дышать) и вдруг улыбнулся.
— Возьмите деньги, куда побежали, — сказал снисходительно. — А ты, Нахалыч, смотри у меня.
Иван, ни жив ни мёртв, протянул руку. В ладонь опустились два патрона от «макара». Сдача. Рожа у продавца при этом была… выразительная.
— Но… — попытался возразить торговец.
— Поговори мне ещё! — прикрикнул патрульный. Торговец замолчал, лицо вытянулось окончательно.
— Всё в порядке? — патрульный продолжал улыбаться. И щурился при этом безбожно, даже лицо перекосилось.
Так у него зрение нулевое, наконец сообразил Иван. А очки не носит — потому что дорогое удовольствие, не для всех.
Он, видимо, только на размеры предметов реагирует. А я ещё спрашивал, какая из меня женщина. Ага. Очень даже ничего.
«Думаете, найдется идиот, который в это поверит?»
Нашёлся.
— Спасибо, — сказал он тонким голосом. Повернулся и пошёл, спиной чувствуя, как патрульный смотрит на его задницу.
Пронесло.
Краем глаза Иван увидел, что уже Орлов расплатился. Пошёл прочь. И только потом Иван взглянул на вещь, которую приобрел ценой стольких переживаний. М-да. В руке у него была помада в пластиковом корпусе. Густо-красного, почти бордового оттенка.
* * *— Ой, какая прелесть, — улыбнулась Настя, жена Шакила, принимая подарок. — Спасибо! Дай я тебя поцелую.
Иван с удовольствием подставил щеку. В отличие от здоровенного Шакила, жена невского диггера была ростом на полголовы ниже Ивана. Миниатюрная брюнетка. Его тронули мягкие губы.
Настя погладила диггера по напудренной щеке.
— Ой, Ванечка, какой ты хорошенький.
Иван поперхнулся, закашлялся. Уберфюрер захохотал.
В воздухе пахло молоком и домашней готовкой.
Обитал Шакилов с семейством в торце Невского, в одной из бесчисленных клетушек, отделенных от соседей фанерной стеной, с женой и сыном полутора лет. Сын возился на полу, играя с резиновой разноцветной рыбкой. Совал в рот, слюнявил, возил по полу, снова слюнявил. И всё это с серьёзным лицом.
— Где Шакил-то? — спросил Иван у Насти.
— Ушел по делам. Скоро придет, сказал. Ты переодеваться будешь?
Иван оглядел себя. Желтая кофточка, серая юбка, колготки фиолетовые, в ромбик. Плюс боевая раскраска. Блин, чудище на страх врагам. Ядерная боеголовка. Мемов должен помереть от одного взгляда на теперешнего Ивана.
— А надо? — спросил он.
* * *Шакилов оглядел Ивана с ног до головы, крякнул. Брови у него застыли где-то на отметке «очень удивлен». Повисели там и наконец опустились.
— Ну ты, блин, даешь.
— Ага, — Иван ухмыльнулся.
— Живой, значит, — констатировал диггер.
— Живой, — согласился Иван. В следующее мгновение его облапили, сжали. Дыхание прервалось.
— Шакил, раздавишь, блин! — прохрипел Иван, пытаясь вырваться. — По ставь меня на место. Здоровый, как не знаю кто. — Когда Ивана вернули на землю, он перевел дыхание и внимательно оглядел невского диггера. — Как твоя рана?
Шакилов был бледный и исхудавший. Прошло уже… сколько? Иван попытался посчитать. Да… уже почти месяц с того дня, как его ранили. Все еще беспокоит?
— Все хорошо, — коротко ответил Сашка, из чего Иван заключил, что все не так уж благополучно.
Сели пить чай.
— Рассказывай, — велел Иван.
Новости были не слишком хорошие. Впрочем, и не то что бы совсем плохие. Война закончилась. Альянс по-хозяйски подмял под себя Маяковскую, Восстание — впрочем, это было понятно с самого начала. С недавних пор поговаривали, что Мемов пригласит царя бордюрщиков Ахмета встать во главе администрации Площади Восстания. Мол, личный ручной царек и видимость справедливости… Василеостровская на месте, Постышев по-прежнему комендант. Станция получает по несколько часов в день электроэнергию с Адмиралки — для чего и был протянут высоковольтный кабель.