Уберфюрер молча смотрел на Ивана.
— Что? — спросил тот. Оглядел притихший народ. — Ну-ка, рассказывайте.
— Там… не хотел говорить. Я когда вернулся за твоими вещами… в общем, там, на берегу…
— Ну!
— Там были следы, — сказал Убер.
— В общем, такие дела, — сказал Седой. — Ты говорил, что у нас был «пассажир» на лодке. Помнишь? С самого Питера который… в общем, мы думаем, он никуда не исчез.
— Так, — сказал Иван. Этого ещё не хватало. — Думаете, он…
— Боюсь, этот «пассажир» уверен, что у него билет в обе стороны.
* * *— Костёр — это изобретение богов, — Уберфюрер протянул руки к пламени карбидки. — Жаль, не все это понимают.
Иван вспомнил станцию Чернышевскую, цыган… Горящее пламя, вокруг которого сидели бородатые мрачные люди.
— Точно.
Жёлтое пламя карбидки освещало подвал, куда они забрались, и так уютно, что здесь хотелось остаться надолго. А что? Всю жизнь в метро, что ли? К сожалению, жизнь на поверхности для людей невозможна. Вернее, возможна… но какая-то очень недолгая. Зато в подвале можно снять противогазы и немного отдохнуть.
— Знаешь, давно заметил… Ты какой-то не питерский, — сказал Уберфюрер.
— Правда? — Иван удивился. — Почему ты так решил?
— Нет в тебе этой европейской интеллигентской тоски. Гнилой бездеятельной тоски. У англичан это называется сплин. У нас хандра.
Иван с интересом посмотрел на бравого скинхеда.
— Я-то ленинградец. Это ты у нас не из Петербурга, насколько помню. И не из Москвы.
— Ага, — Уберфюрер ухмыльнулся. — Я вообще чёрт-те откуда. Из Якутска, прикинь. Даже пока всё не началось, это было далеко, а сейчас так вообще — другая звездная система. Десятки световых лет. Была республика Саха, стала республика Луна.
— Здесь-то ты как оказался? — Иван почесал ухо.
— Элементарно, Ватсон.
— Кто?
— Забудьте, сэр. Приехал в Москву отгулять дембельский аккорд, так сказать. На самом деле у меня жене было рожать через два месяца. А там вообще никуда не вырвешься. Так что я взял отпуск на три недели и рванул. Друзья, пьянки-гулянки, женщины… прощание с холостяцкой жизнью. Хоровод с оркестром, все дела. И вот когда от отпуска осталось всего ничего, друг говорит: давай, что ли, в Питер махнем на пару дней… — Уберфюрер помолчал. — Я и махнул. Так махнул, что до сих пор отмахаться не могу.
Молчание. Мандела приблизился, протянул руки к карбидной лампе. Долго смотрел, как сквозь пальцы просвечивает нежный коричнево-розовый свет.
— Так что же… — он посмотрел на Уберфюрера. — У тебя, выходит, в Урюпинске…
— Якутске!
— Якутске, извини. Дома у тебя жена осталась и ребёнок? Когда всё началось?
— Беременная, — нехотя поправил Уберфюрер. — Мы ребёнка через три месяца ждали.
— Мальчика, девочку? — уточнил Иван и спохватился. Какая ему разница…
— Девочку, — сказал Уберфюрер наконец. Что же ты с собой делаешь. Иван впервые видел Убера таким. Впервые тот выглядел на свои сорок с лишним. Да что там сорок… на все девяносто.
— Думаешь, там они у тебя — выжили?
Уберфюрер повернул голову и посмотрел на Кузнецова холодным выгоревшим взглядом.
— А ты как думаешь, мальчик?
Кузнецов сконфуженно замолчал. В руках у него был старый металлический компас — из музея на лодке.
— На самом деле — не знаю, — сказал Уберфюрер. — У нас там метро нет. И морозы под пятьдесят градусов. А сейчас и того больше, наверное.
— К вам бомбу не бросали, скорее всего, — сказал Мандела. — Не должны были, по крайней мере. Что у вас там стратегического, кроме алмазов? — он помолчал. — Может, и живы, а?
— Оставь его в покое, — Иван тронул негра за плечо. — Не надо.
— Нормально! — резко сказал Уберфюрер. — Не один я такой. У всех в метро такая же фигня. Погулял, блин! Остался бы в своей Якутии, был бы с ними. Хоть в могиле, а всё же с ними. А, как думаешь, борец с мировым апартеидом?
Начали собираться. Надели противогазы. Скоро придётся менять фильтры, но пока обойдемся этими. Иван затянул горловину рюкзака, проверил, чтобы ничего не болталось, вдел руки в лямки. Вот и ладно. Сейчас будем выдвигаться. Он взял автомат и увидел, что к нему приближается Кузнецов.
Кузнецов приблизил противогаз к маске Ивана — для лучшей слышимости. Или — для секретности.
— Кто достоин быть диггером? — спросил он. Точно, для секретности. — Я знаю, командир, это глупый вопрос, но…
Иван задумался. Помолчал, глядя на Кузнецова. А Миша ведь действительно нацелился в его команду. Серьёзный мальчик. Не хватало мне только второго Сазона…
Воспоминание о бывшем друге опять вызвало в нём вспышку жара и ярости.
Стоп.
Успокойся. Мальчишка тут ни при чём.
Дело во мне.
— Кто достоин быть диггером, значит? — сказал Иван. — Хорошо, я скажу тебе. Тот, кто выполняет три правила.
Первое: диггер храбр, но осторожен. Второе: настоящий диггер всегда держит слово.
И третье: тела павших товарищей не должны оставаться на съедение тварям.
— Диггеры своих не бросают, — сказал Кузнецов. Глаза молодого мента горели даже сквозь стёкла противогаза.
— Точно, — сказал Иван.
— Но… как?
— А вот так. — Иван достал гранату, жестами показал, как выдёргивает кольцо, прижимает рычаг. — А потом прижимаешь рычаг и мертвецу вот сюда, — он сунул гранату себе под мышку, прижал руку другой рукой. — Такой сюрприз для твари. Попробуй тронь мёртвого диггера — челюсть вырвет. Понятно?
Кузнецов восторженно кивнул. Эх, ты, мальчишка… Иван поднялся, оглядел команду:
— Пошли с богом.
* * *Оставайся на ночь в тепле, потому что утром всегда холоднее. Мелкий дождь капал на плечи, едва слышно стучал по резине противогаза. Окуляры начали запотевать. Иван оглянулся — команда шла за ним. Мертвый лес (тот самый знаменитый Сосновый бор?) остался позади, скоро должна была начаться зона станции.
Иван видел в сером белёсом тумане размытые очертания огромных корпусов. Высокие трубы уходили вверх и исчезали в дымке. Один раз им встретился указатель «Проход запрещен. Охраняемая зона» — покосившийся от старости. Краска на нём облупилась, лохмотьями свисала с заржавленного металла.
Пару раз встретились упавшие на землю побеги колючей проволоки. Кое-где появилась растительность. Обычная с виду трава, ничего опасного, но Иван предпочел вести команду в обход, через песчаные кочки. Вдали колыхались серые заросли.
* * *— Вполне возможно, — сказал перед выходом Водяник. — Что от жизни в подземельях мы утратим нужду в цветном зрении — как утратили её некогда волки, охотившиеся в основном по ночам и в сумерках. Уже сейчас часть детей в метро рождается дальтониками. Вполне возможно, сказывается и повышенный радиационный фон… но думаю, дело всё же не в этом. — Он помолчал. — Мы приспосабливаемся. Меняемся.
С каждым поколением заметна разница между детьми. Сейчас у новорожденных повышенные показатели собственного излучения, но, видимо, появляется что-то вроде иммунитета к радиации. Природа всё равно берет своё — даже с таким неблагодарным объектом, как человек.
Но то, что наверху, я не могу отнести к нашей линии эволюции. Вполне возможно, это откат — восстановление системы. А может быть… и этого я опасаюсь даже больше… Резервный вариант.
Построение экосистемы на других принципах. Тогда у человечества нет шансов. Увы.
Иван мотнул головой, переступил через ямку, в которой скапливалась дождевая вода. В грязном зеркале на мгновение отразился его силуэт. Капли разбили зеркало.
Через полчаса пути они вышли к внешнему периметру ЛАЭС. Столбы с облупившейся краской, покосившиеся, замерли вечными (увечными) часовыми на границе охраняемой некогда зоны. Сейчас только покосившаяся будка КПП мокла под дождём. За ржавым шлагбаумом, уткнувшимся одним концом в землю, начиналась неплохо сохранившаяся бетонка.
Ближайший к Ивану корпус ЛАЭС выглядел совершенно обычным. Словно здесь даже Катастрофы никогда не было. Впрочем, что бетонному саркофагу станции внешние изменения? Просто не стало людей. И всё.
* * *Иван переступил шлагбаум и остановился, поджидая остальных. Ровная размеченная территория. Голые мёртвые кусты, очерчивающие пешеходные дорожки.
Уберфюрер встал рядом. Дождевые капли били его по брезентовому плащу и резиновой морде. Круглые окуляры. Убер постучал себя по мокрому носу противогаза, по банке фильтра. Иван кивнул, посмотрел на часы. Да, пора.
Жестами подозвал остальных.
«Приготовиться к смене фильтров». Глухой из-за маски голос тонул, смягчался в сыром воздухе. Внезапно мелкий надоедливый звук дождя прорезался далеким тоскливым воплем.
Иван вздрогнул.
Почему-то он сразу вспомнил серого человека, стоящего на корме лодки. Да ну. Не может быть.
Иван вздрогнул.
Почему-то он сразу вспомнил серого человека, стоящего на корме лодки. Да ну. Не может быть.
«Отставить», — показал Иван жестами. «Бегом, за мной!»
Сапоги застучали по влажной растрескавшейся бетонке. Корпус, нависающий над людьми (из-за тумана верхняя часть его была не видна, поэтому казалось, что здание ЛАЭС уходит ввысь на огромную высоту — как башня Охта-центра, не меньше), медленно проплывал слева. Казалось, он почти не двигается.
Внезапно дождь перестал. Словно его выключили.
Тишина.
Вопль раздался вдалеке.
Раскатился, словно бы отразился от серых стен корпуса ЛАЭС. Из-за сильного тумана Иван не мог понять, откуда именно идёт звук. Но, кажется, можно подождать не только с заменой фильтров.
«Внимание», — показал он жестом. «За мной».
Иван поднял автомат к плечу, показал Уберу — «Вперёд, я прикрываю». Похоже, не время для прогулок, будем следовать боевым порядком…
Убер два раза кивнул — понял — и двинулся вперёд. Перебежка, стойка на колене, взмах рукой — следующий. Кузнецов пошёл.
Давящее ощущение в затылке не проходило. Иван вдруг понял, что это ощущение было у него с самого начала — ещё когда они вышли в море на ржавой подлодке. Но в тот момент он списал это на обстановку. Собаки Павлова, первое плавание. И прочее…
А похоже, тут что-то посерьёзнее. Интуиция такая штука, ей верить надо.
С людьми, к сожалению, чутьё не помогает. А вот в заброске…
Кузнецов, повинуясь жесту Ивана, побежал вперёд. Не слишком ровно бежит, но упруго, подтянуто. Может, и сделаю из него диггера — данные у парня не так чтобы очень, но что-то в нём есть. Упрямство, может быть? Рюкзак вилял на спине Миши из стороны в сторону, словно пытался завалить хозяина. Кузнецов добежал и остановился, присел на колено. Вскинул автомат. Проверил — вправо, влево.
Молодец, подумал Иван. Следующий по…
И тут из рюкзака у Миши вывалился компас и начал падать. Иван (чёртова скорость реакции) видел, как старый металлический компас летит на бетонку… Удар, подскок! Звон стекла.
Казалось, треснул не только циферблат, но и окружающая тишина.
Блин, подумал Иван.
Краем глаза он заметил движение. Повернулся. Взгляд сквозь прорезь автоматного прицела. Ничего. Только серый туман… изгибается? Изгибается. Что-то крупное там прошло, между корпусами.
Не нравится мне вон тот кустик, подумал Иван. Совсем не нравится. Или перестраховываюсь? Тяжесть в затылке стала невыносимой. Ну же… решайся.
Иван вскочил. Резкими жестами показал — «Вперёд, вперёд, бегом!».
Уберфюрер кивнул и побежал. Миша обернулся, посмотрел на Ивана — даже его противогаз выглядел виноватым. «Вперёд», показал Иван, «бегом». Потом будем разбираться. Вперёд! Бегом!
Миша наконец понял. Вскочил и побежал за скинхедом. Мандела пристроился за ними. Иван подождал Седого и побежал синхронно с ним.
Опять движение. Иван повернул голову. Чёртовы окуляры, сужают поле зрения.
На мгновение ему показалось, что он видит, как гигантская, несоразмерная с окружающими зданиями фигура идёт в тумане. Медленно, почти плывёт… как во сне.
Дальше он уже бежал. Дыхание хрипело в фильтре. Достигнув угла здания, Убер повернулся — дальше куда? Иван на мгновение прикрыл глаза, вспоминая схему. Так, туда жилые корпуса, сюда медблок… вон туда третий блок РБМК. «Третий блок», — сказал тогда Энигма.
Будем надеяться, что старый диггер ещё не совсем впал в маразм, когда это говорил.
«Туда» — Иван показал рукой.
Они побежали. Давление на затылок сначала чуть-чуть ослабло, затем стало ещё сильнее. Да что за чёрт?
Сапоги и ботинки гулко стучали по серому асфальту. И, чёрт возьми, скоро совсем рассветет. Быстрее!
Иван увидел, наконец, вход в корпус третьего блока. Огромное серое здание, символ атома на фасаде. Слева от входа — каменный бассейн, оттуда торчат гранитные блоки, как обломанные зубы. И что-то подходить туда — ну никак не хочется.
Металлические двери. С уцелевшими стёклами, что интересно. Кое-где стёкла заменены досками и фанерой.
Высоченная труба, уходящая верхушкой в туман. На ней полосы — бордовые и серые.
Дыхание в противогазе стало натужным.
Окуляры запотели. Сквозь затуманенное стекло Иван видел качающуюся серую землю, далекий бассейн, гранитный парапет. Кажется, чёртов бассейн щербато улыбается. Над серым зданием навис густой туман.
Вдалеке виднелись размытые силуэты гигантских толстых труб, похожих на короткие лапы гигантского животного. Из-за тумана казалось, что серый слон стоит над ЛАЭС, а туловище и голова его спрятались в низких облаках.
— Быстрее! — давление на затылок стало невыносимым.
Словно палец, упершийся туда, с бешеной силой и упорством толкал Ивана вперёд. Подальше от того, кто шёл за ними в сырой пелене.
Или, наоборот, к тому, что ждало их там, в третьем блоке ЛАЭС?
Позади он слышал тяжёлую поступь. Седой начал вдруг тревожно озираться, словно тоже что-то почувствовал.
Неудивительно.
Иван прибавил ходу. Кто бы их ни преследовал, этот кто-то был уже совсем близко.
Тот серый человек?
Топая сапогами, они взбежали по ступеням.
Иван рванул дверь на себя. Закрыто! Чёрт, он бросился к следующей. Уберфюрер с размаху ударил ногой — алюминиевая дверь сотряслась, но выдержала. Звякнуло треснувшее стекло.
Седой присел на колено и приставил своей недокалаш — «сайгу» к плечу.
Убер ударил ещё. Бух!
Но должен же быть вход?! Зар-раза. Н-на! Иван прикладом выбил стекло, просунул руку. Постарался нащупать замок. Ни фига. Да где же ты там?! Пальцы наткнулись на что-то округлое и холодное, переходящее в другое округлое и холодное. Цепь, не сразу сообразил Иван.
Кузнецов вдруг подбежал и забарабанил по двери. Грохот.
— Помогите! — закричал он. Из-за противогаза звук получался: «Пагите!». — Пагите!
Что он делает?
Уберфюрер повернулся. Показал за плечо Ивана и потом себе на глаза. «Вижу цель». Иван кивнул.
Кажется, всё. Отбегались на сегодня. Он поднял автомат к плечу, поставил предохранитель на одиночные. Вгляделся. Вдалеке мелькнула тень — быстро. Исчезла. Где же ты, сукин сын? Покажись.
Внезапно загремела цепь, бам — дверь распахнулась. Иван на рефлексе развернулся туда. Обошли, сволочи…
— Сюда! — крикнули оттуда. — Быстрее! Ну же!
Глава 18 ЛАЭС
— Мы из Кронштадта, — сказал Уберфюрер. Иван покачал головой — опять какая-то непонятная шутка.
— Добро пожаловать, — глухо сказал старик. Противогаза на нём не было, только белый небольшой респиратор. С одной стороны респиратор был отстегнут и висел на одной лямке. — Я вас уже давно жду.
Иван поднял брови.
— Нас? — он оглянулся. Мандела, Убер, Кузнецов, Седой. Сам Иван. Действительно. А кого ещё старикану ждать, как не нас…
— Ну, если нас, то мы пришли.
Старик кивнул. Провел их в глубь здания, потом в комнату, отделанную светлым металлом. Ещё не открыв следующую дверь, Иван понял, что там будет — и не ошибся. Душевая — огромная, каких Иван вообще никогда не видел. Голоса диггеров отражались от кафеля, покрывающего стены — бледно-жёлтого, впечатанного в серую штукатурку. Гулкое мокрое эхо. Старик показал, как включать воду — из заржавленных сифонов хлынула бледными струйками вода… тёплая, почти горячая. Иван встал под душ прямо в противогазе. Оглушительно забарабанили капли по голове, по плечам, по спине. Окуляры стали мокрыми.
Диггеры вставали под струи душевых. Вода лилась, смывая с них радиоактивную пыль.
Санобработка, ага. Иван вспомнил, как сидел с Катей в санпалатке на Василеостровской. Сто лет назад это было, не меньше.
Хлюпая резиной и капая водой, прошли в тамбур, затем в раздевалку по стенам здесь находились железные шкафчики, выкрашенные в зелёно-серый цвет. Один из шкафчиков был раскрыт, там висело старое полотенце.
— Можете снять противогазы, — сказал старик. — Здесь стерильно.
Закончив с переодеванием, Иван посмотрел на старика.
— Кто вы?
— Бахметьев моя фамилия. Фёдор. Я, если хотите… — на лице у него появилась странная, словно мышцы лица отвыкли, улыбка. Но вполне искренняя. — Я — водитель реактора.
До Катастрофы Фёдор Бахметьев работал на станции ведущим инженером управления, ВИУРом, ответственным за загрузку и эксплуатацию активной зоны реактора. В день Катастрофы вернулся в зал над активной зоной, потому что забыл там ключи от дома (ирония судьбы, верно? — сказал Фёдор), и, когда автоматические системы защиты станции сработали, он оказался взаперти. Со всяким могло случиться, сказал Фёдор. Мне вот повезло. М-да.
Сначала, когда двери начали закрываться, он решил, что это конец.
А вышло, что самое начало.