— Может, женщину от нас свою прячет? — предположил Иван. — Я бы так и сделал, наверное. Видок-то у нас бандитский, прямо скажем.
Седой покачал головой. С сомнением.
— Не знаю. Может, и женщину. Может, нет. Но точно кого-то прячет.
* * *— Вы один живете, точно? — Иван смотрел в упор. — Мы думаем, здесь есть кто-то ещё. Почему он или она от нас скрывается?
Фёдор помедлил. Иван видел, как сжались его руки с тонкими пальцами. Морщинистая кожа с синими узловатыми венами. Интересные у него мозоли, кстати…
— Никого здесь нет, — сказал Фёдор наконец. — Извините, мне надо побыть одному… простите…
И вышел. Иван посмотрел ему вслед. Интересно, от чего бывают такие мозоли? Он поднял свои ладони и внимательно разглядел, Понятно, от чего. От лопаты.
* * *В следующий раз Иван выбрал время, чтобы задать вопрос про мозоли.
Сначала старик долго молчал. Потом предложил диггеру одеться на выход.
Интересно, — подумал Иван.
За корпусом ЛАЭС простиралось ровное поле.
— Раньше это был газон, — пояснил Фёдор глухо, сквозь маску.
— А теперь? — спросил Иван, хотя уже начал догадываться.
Кресты, сваренные из металлических трубок, торчали из земли. Их было несколько десятков. Некоторые — с надписями. Часть даже с оградками.
— Теперь это кладбище, — сказал Фёдор. Серый туман наползал на ЛАЭС.
Гигантские трубы напоминали ноги огромного чудовища, застрявшего в мутной пелене.
Иван подошел к одной из оградок, наклонился, напряг зрение.
«Марина К. род. 1993» — прочитал он. На могилке лежали стебли бурого растения с острыми листьями и белёсыми некрупными цветками. Иван слышал про традицию носить цветы на кладбище, по видел такое впервые. Кто она была старику? Иван покачал головой. Жена? Это не моё дело.
— Возвращаемся, — сказал старик.
Иван кивнул.
Перед уходом они остановились, чтобы ещё раз попрощаться с умершими. «Минута молчания в память павших. Сейчас!» Иван склонил голову.
— Я нахожу их везде и хороню здесь, — сказал старик. — Чтобы было — по-человечески. Понимаете, Иван?
— Да. Мне кажется, понимаю.
* * *— Петербург — англицкий город, — сказал Фёдор.
— Ангельский?
Старик улыбнулся.
— Английский, то есть.
Он откинулся в кресле и начал читать — негромко, чуть отстранение, с паузами в нужных местах:
— Прекрасен и сумрачен, как бабуин, что с английской гуляет трубкой, с английским зонтом, в клетчатом пледе шотландском и шарфе на шее большом.
Ко всем обращаясь по-русски, четко, до буквы звучит, ленинградских кровей он старинных, на любом языке говорит.
Странный для всех, равнодушен, ночью разводит мосты. Байтовый, ванты, калоши, булка, поребрик, носки.
Трубу он с собой не таскает. Дома забыл саксофон. Гордый.
Гордый. Звучит саксофон.
— А ещё у этого бабуина должны быть пушкинские бакенбарды, — сказал голос Уберфюрера. Иван и не заметил, когда тот появился в библиотеке. Он повернул голову. Заново выбривший голову скинхед стоял, опираясь на спинку кресла жилистыми руками — Иван видел татуировку на его плече «серп и молот», наполовину закрытую рукавом футболки. Отсветы живого пламени ложились на скуластое, с запавшими щеками лицо Уберфюрера. Красивое и мрачное, как закат постъядерного мира.
Фёдор поднял голову, с каким-то новым чувством оглядел скинхеда.
— Верно, — сказал он наконец. — У вас есть чувство поэзии, Убер…
— Андрей, — сказал Уберфюрер.
* * *Пришло время для того, ради чего они устроили этот безумный поход.
— Моя станция погибает, — сказал Иван. — Её блокировали, перекрыли подачу электричества. Мы пришли сюда, чтобы дать Василеостровской свет. Вы можете это сделать?
Фёдор помолчал, разглядывая Ивана из-под густых бровей.
— Вы действительно думаете, что я могу включить свет на вашей станции? — спросил он наконец. — Отсюда?
Иван помолчал. Да, именно так я и думал.
— Это невозможно?
— Увы, нет. Значит, Энигма вам не всё рассказал? — удивился Фёдор. — Понятно. Нельзя включить электроснабжение отсюда, Иван. ЛАЭС — просто источник. Это как батарейку в фонаре назвать выключателем. То есть выключить свет я могу, а вот включить…
* * *Это было крушение.
Вернее, это было больше, чем крушение.
Это был полный конец.
— А распределительный щит, рубильник, грубо говоря, находится… где, вы думаете?
Иван помолчал. Вот как, значит, ещё не всё?
— В метро? — сказал он глухо.
— Именно.
— Значит, это конец, — подвёл он итог. Да, пора нам домой. Здесь нам уже нечего делать.
— Почему же сразу конец? — Фёдор поднял брови. — Ещё тогда, после звонка Энигмы я думал над этим вопросом. И просмотрел документы. Есть один вариант.
— Какой? — спросил Иван без особой надежды. Хватит заниматься ерундой, пора на Василеостровскую. Прав Мемов. Иван горько усмехнулся. История делается не на атомных станциях, не в фантастических проектах — она делается в туннелях метро.
— Вы меня слушаете?
— Да, конечно.
— Грубо говоря, Иван, вам придётся дернуть за рубильник.
Иван несколько мгновений смотрел на Федора в упор. Он, что — так шутит?
— То есть?
— Система резервного электроснабжения создавалась не за один день. Под Петербургом множество военных и правительственных объектов — и система была заложена задолго до начала Катастрофы. Но в явном её предчувствии, разумеется…
— А покороче? — попросил Иван.
— Включить подачу электричества можно на месте.
— Что-что?
— В самом метро. Смотрите. Вы знаете про моё… хобби…
— Хоронить людей по-человечески? Конечно, знаю.
— Так вот. Одним из первых я похоронил тех, кто умер на самой ЛАЭС. Слушайте, Иван! Это важно. На станцию за несколько дней до Катастрофы приехала комиссия… несколько важных чиновников, ФСБшники, военные, МЧСники. Как понимаю, уже тогда стоял вопрос о возможном снабжении подземных сооружений электроэнергией. Именно это они и приехали проверять. Среди них был один интересный человек без определенного звания. Называли его инспектором. Когда я его хоронил, обнаружил вот это.
Он протянул диггеру красную книжечку. Удостоверение сотрудника. С фото на Ивана смотрел строгий человек в военной форме, в фуражке с высокой тульей.
— Макаров Вячеслав Игоревич, ГУСП ФСО, — прочитал Иван. Поднял взгляд. — Подземные войска?
— Да, я так понимаю, он занимался охраной секретных подземных сооружений. При нём было вот это. — Фёдор протянул Ивану небольшую пластиковую карточку. Бесполезная вещь, вроде открытки. И такая — совсем простая, без рисунка. Тёмно-серая. В углу металлический квадратик. И ряд чёрных цифр. Всё.
— Что это?
Фёдор помолчал.
— Думаю, это ваш пропуск на секретный объект. На тот самый объект, на который пытался попасть Энигма… и не смог.
— Пункт управления метро?
— Думаю, да.
Иван взял карточку. Она была лёгкой. Очень лёгкой. Вот, значит, сколько весит жизнь одной станции?
* * *Иван открыл дверь и шагнул в коридор.
Утро — вот какое оно бывает, подумал диггер. Чёрт. По словам Федора, сегодня было пасмурно, поэтому Иван решился. Но, даже несмотря на тёмные очки, ему казалось, что квадрат окна сияет нестерпимо ярким светом. Боль. Словно приставили к глазным яблокам два ножа и начали вскрывать наживую. Щёлк. Щёлк. Под веками пылало. Иван, прикрываясь рукой, почти вслепую добрался до окна, уткнулся лицом в тёмную стену — пластмассово щёлкнули очки. Диггер постоял так, слезы лились потоком.
Иван пальцами залез под очки, понажимал на белки, чтобы убедиться, что глаза ещё на месте. С трудом разлепил веки.
Свет.
Поморгал — ресницы склеились и мешали смотреть.
Наконец Иван начал хоть что-то видеть. Длинный коридор, идущий вдоль внешней стены здания, ряды окон; справа пыльный диван, картина на стене — что-то зелёное, засохшее высокое деревце в огромной пластмассовой кадке. Сияние солнца создавало странный эффект — почти чёрно-белый. В воздухе кружились пылинки, сверкая. Ивану казалось, что коридор наполнен светом до краев, он почти осязаем, его можно трогать и глотать, как воду. Прекрасно.
Но долго здесь находиться нельзя. Иван развернулся обратно к двери, перебежал, захлопнул за собой. Постоял в блаженном полумраке.
Да уж, подумал Иван.
Перед глазами всё ещё таял световой отпечаток окна.
Услышав приближающиеся шаги, диггер помедлил. Сюда кто-то бежал. Иван плавно скользнул в коридор, увидел мелькнувшую тень. Фёдор? Почему бегом-то?
Иван мягко шагнул в коридор, встал около стены. Это был коридор в центре здания — здесь диггер мог не опасаться яркого солнца. Посмотрел вслед бегущему. Тёмная сгорбленная спина. Фёдор бежал и что-то нёс.
Интересно, что?
Иван огляделся, потом шагнул вперёд и опустился на одно колено. На полу лежала упаковка бинта — ещё не распакованная, в целлофане. Иван поднял её, оглядел и усмехнулся. Так, значит.
Седой был прав. Старик кого-то скрывает. И этот кто-то ранен.
* * *За жёлтой фанерной дверью неразборчиво звучали два голоса.
Старик был не один. И этот другой был болен или ранен — не зря же Фёдор тащил с собой груду перевязочного материала.
Иван подошел к двери, встал рядом… Постоял, прислушиваясь. Склонил голову на плечо. Второй голос звучал ниже и тише. И в нём было нечто странное — Иван пока не мог понять, что. Второй голос говорил быстро, бубнил так, что слов было не разобрать — но явно жаловался. Иногда начинал подвывать, словно от сильной боли.
Понятно, этот второй был на улице, столкнулся там с тварью. Но почему старик его скрывает от диггеров?
Что ж… пришло время всё выяснить.
Иван аккуратно толкнул дверь, шагнул через порог. И застыл.
Увиденное вышибло Ивана из заготовленной колеи — мол, наконец-то мы встретились… чёрт!
Там стоял… твою мать.
В следующее мгновение Иван вскинул автомат к плечу. Бой сердца. В прорези прицела оказалась жутковатая фигура — человеческое лицо, словно вдавленное в переплетение стволов. Высоченный, под три метра, на длинных ногах, похожих на корни. Длинные, разного размера руки — тоже оплетенные, переходящие в лианы и наоборот. Человек-растение. Он покачнулся, переступил с ноги на ногу, словно на ходулях. Одна рука твари — та, что длиннее, и талия были забинтованы. Сквозь толстый слой бинтов проступила кровь — почему-то красно-зелёного, яркого цвета.
Монстр открыл глаза — серые и бессмысленные. Посмотрел на Ивана.
— Я… я-у… — губы шевельнулись. Голос существа был глубокий и совершенно нечеловеческий.
Иван выдохнул. Положил палец на спуск.
В мгновение ока линию огня перекрыл Фёдор, раскинул руки. За его спиной возвышался огромный нескладный получеловек-полурастение.
— Старик, уйди к чёрту! — крикнул Иван.
— Нет, — сказал Фёдор.
— Уйди говорю! Придурок, он же тебя сожрет!
— Я зову его Лаэс.
— Что? — Иван открыл рот. — Он же… не человек.
Фёдор помолчал. Старческие глаза его смотрели на Ивана с неожиданным упрямством.
— Какой бы он ни был, он мой сын.
Иван сначала даже не смог сообразить. Кто он? Сын?!
— А мать?
Старик посмотрел на Ивана.
— Помните могилу? Марина — она была его мама. Она умерла при родах. Она уже почти ничего не видела, когда ребёнок закричал. Он сразу был такой… странный. Переплетение растения и человека. Это страшно. Младенцы вообще при рождении не очень красивы, но это было уже чересчур… Сначала, когда я увидел ребёнка, я хотел сразу убить его, даже занес скальпель… Но тут Марина услышала его крик. Она подняла голову и спросила меня: кто? Я сказал: мальчик. Здоровый? — Фёдор замолчал. Подбородок его дрожал. — Она спрашивает, здоровый ли ребёнок, а я держу нож, чтобы убить это маленькое чудовище… Марина снова спрашивает: здоровый? И такая тревога у неё. Я говорю: да. Совершенно здоровый мальчик. Вырастет, будет большой и умный, не сомневайся. Она начала плакать. Слепая от радиации, волосы выпали, язвы… лежит и плачет. От счастья. Вы не представляете, что это было. И я не смог его убить. Она откинулась и говорит: дай мне его подержать. Я говорю: ты слишком слабая, Марина. Она: просто дай мне его подержать. Это мой мальчик. Пожалуйста! Мой мальчик… Я… Я положил ей его на грудь. Она вздохнула и говорит: ты такой голодный. Я даже не сразу понял, что она умерла.
В глазах старика стояли слезы.
— Похоже, — сказал Иван, опуская автомат, — нам всем нужно кое в чём разобраться, верно?
* * *Серый стоит под дождём и смотрит на здание ЛАЭС.
Капли дождя барабанят по его ровной серой коже, собираются в глубоких рваных шрамах, оставленных пальцами древесного человека. Наполнив канавку, вода прорывает поверхностное натяжение и протекает вниз, скатывается с гладких плеч Серого.
Следы ударов почти чёрные. Как и та жидкость, что течет в его теле. Сейчас часть жидкости вытекает из глубокой раны на спине Серого и просачивается в землю.
Серый стоит и ловит радиоволну.
Он смотрит на здание. Разряды электричества вспыхивают то здесь, то там.
Шум ветра и вой небесных потоков радиоволн.
Интереснее всего здание.
Тот, кто ему нужен, тоже там. Но в последнее время Серый начал сомневаться. У того, кто находился в здании, был очень четкий, характерный отпечаток мозга. Серый видит его сейчас перед собой. Ветвящаяся красно-жёлтая схема, уходящая в позвоночный столб. Вот он. Серый медленно поворачивает голову.
Но этот отпечаток неидеален.
Словно тот, за кем он гонится, — тот и одновременно не тот. Или даже два человека в одном. Разве так бывает? Серый смотрит.
Пелена мелкого дождя закрывает вид на здание, вносит помехи в приём сигнала — поэтому Серый не так отчётливо видит, где сейчас люди. В этом здании много посторонних излучателей, эфир забит, и к тому же…
Серый поднимает голову.
Там, внутри, огромное красное сердце. Чудовищная мощь. Если бы Серый мог испытывать чувства, он бы испытал благоговение. Но сейчас он просто стоит и смотрит.
Красное сердце клокочет и горит.
Излучает. Ах, как оно излучает.
Раны болят.
Древесный человек оказался опасен. Серый удивлён. Древесный вступил с ним в схватку. Более того, он оказался серьёзным противником. Раны болят — Серый не ощущает это как боль, скорее как очередные досадные помехи. Восприятие сигналов нарушено.
Но это пройдет.
Серый вдыхает. Под серой кожей, начинающей дрожать от холода и потери, клокочут лёгкие. Теперь ему нужно дышать, чтобы восстановить силы. Но с древесным лучше больше не связываться.
Серый стоит. Он может подождать, пока люди выйдут с охотничьей территории древесного человека.
И тогда он окажется рядом. Рано или поздно.
* * *Веганцы — не люди, сказал генерал. А я тогда ему не поверил, подумал Иван. И вот теперь я вижу перед собой получеловека-полутварь, которую старик называет «сыном». Тут начнешь верить во всякое. Что, если Мемов был прав — и веганцы давно не люди. Что там творилось жуткое — это я сам могу рассказать.
В помещении конференц-зала собрались все участники экспедиции — и Фёдор с «сыном». Горели потолочные лампы, в огромном лакированном столе отражались их вытянутые силуэты.
* * *Мирные переговоры, блин. Диггеры смотрели на древесного человека с опаской, оружие держали под рукой. Уберфюрер даже притащил свой пулемет.
— Что с ним случилось? — спросил Иван. Кивнул на перевязанный бинтом торс твари… получеловека.
Фёдор покачал головой.
— Он говорит, что столкнулся с каким-то новым хищником. Он был огромный и серый.
Иван с Уберфюрером переглянулись. Вот это да. «Пассажир» вернулся!
— Вы знаете, что это или кто это, правильно? — старик перевёл взгляд с Ивана на Убера и обратно. В покрасневших глазах стояли слезы. — Кто это?
Иван вздохнул.
— Мы не знаем, кто он, — сказал диггер. — Мы называем это существо «пассажир». Он ехал за нами на подлодке. Вернее, вместе с нами — мы внутри лодки, он снаружи. Потом он исчез. Но мы видели на берегу его следы.
Молчание.
— Вы привели с собой эту тварь, — тихо и обвиняюще сказал Фёдор. — И она ранила моего сына. Моего сына!
— Эту тварь, — жестко сказал скинхед. В любую минуту он готов был поднять пулемет и открыть огонь. — Эта тварь ещё всех нас переживет, вот увидите.
— Лаэс, — сказал старик. — Не тварь.
Вот это дела. Лицо Федора стало упрямым.
Лаэс, — повторил он. — Запомните. Его зовут Лаэс.
Он отвернулся, пошёл к раненому. Древочеловек застонал — утробно и жалобно. Иван вздрогнул. Старик успокаивающе положил ладонь монстру на грудь. «Тихо, тихо», погладил.
— Лаэс. В этом имени есть что-то эллинское, античное… — мечтательно произнес Фёдор. — Имя для молодого и прекрасного бога.
Уберфюрер за спиной старика покрутил у виска пальцем. Иван незаметно показал ему кулак.
— Так ты ещё и ксенофоб? — холодно поинтересовался Мандела, когда они вышли из конференц-зала, в единочасье превратившегося в госпиталь.
— Какие ты слова, однако, знаешь… — Уберфюрер помолчал. — Дурак ты, Мандела. Мне за старика обидно. Хороший старикан. Правильный. И тут такая фигня.
— Чужой, — сказал Иван. — Но при этом его сын. Кажется, мы здесь лишние.
* * *— Думаю, пора прощаться, — сказал старик. Губы его тряслись. Иван посмотрел на его морщинистые руки, они сейчас дрожали.
— Да, пора. Сегодня вечером мы уйдем, — Иван помедлил. — Осталось придумать, как нам добраться до Питера…