Иван прикрыл глаза. Снова открыл.
— Это решение я хотел принять самостоятельно. Оно моё. Дядя Евпат смотрел на него строго и жестко.
— И ты готов нести за него ответственность?
Иван помолчал.
— Да.
— Всю ответственность?
Пауза. Долгая-долгая пауза.
— Да.
— Ты вырос, — дядя Евпат внезапно улыбнулся. — Как ты вырос с тех пор, как я тебя видел в последний раз. Теперь ты мужчина. Воин. Я обещал твоей матери заботиться о тебе, но я погиб. Возможно, это был не лучший способ… вот так вернуться. Наверняка не лучший. Но я всё равно был с тобой все эти годы. Я видел, как ты превращался из мальчика в юношу, видел твои слезы и обиды, видел твои успехи и поражения. Теперь ты понял, что такое свобода. Возможно, это последний урок, что я тебе дал, а ты усвоил.
— Ответственность за жизнь другого человека — это и есть свобода? — Иван смотрел на дядю в упор.
— Верно, — сказал Евпат. — Свобода — это не выбор между калашом и винтовкой. Свобода — это не выбор между тем, взять автомат левой рукой или правой… Это всё ерунда, мелочи, не стоящие внимания. Настоящая свобода — это когда ты держишь на прицеле человека и решаешь, жить ему или умереть.
Дядя Евпат помолчал.
— Иногда свобода — это право выстрелить себе в висок.
* * *Иван поднялся на платформу Василеостровской. Прошёл мимо столов, заставленных едой и выпивкой. Мимо весёлых лиц, которые — по мере того, как он шёл — становились совсем не весёлыми. Мертвая, напряженная тишина разливалась в воздухе.
— Иван, — тихо охнули сзади. — Меркулов вернулся.
Поднялся шум. И тут же стих, когда Иван снял с плеча ружье…
Он оглядел стол. Жених с невестой сидели в центре — как и полагается.
По правую руку от невесты Пашка, по левую Катя, — свидетели. Генерал Мемов как почетный гость. Лицо хмурое и сосредоточенное.
Таня сидела с мёртвым лицом. Сазонов напоминал белую статую в чёрном костюме.
Сазонов поднялся. Открыл рот, словно хотел что-то сказать… Иван поднял двустволку, взвел курки. Телохранители Мемова рванулись было, но генерал остановил их движением руки.
— Какого чёрта?
— Я обвиняю этого человека, — сказал Иван громко, так, чтобы слышали все.
— В чём именно? — Мемов поднялся со своего места.
— В краже генератора и убийстве, — сказал Иван. — Хватит?
— Кого он убил?
— Ефиминюка. И, насколько понимаю, Орлова.
Мемов изменился в лице, начал поворачиваться…
Сазонов вдруг встал на стол, прямо на белую скатерть, прошёл и спрыгнул перед Иваном. Звон разбитой посуды. Даже на свадьбе он был в бежевом плаще. Перевязь с кобурой через плечо. Пауза.
— Знаешь, чего мне не хватало без тебя? — спросил Сазонов. Иван внимательно смотрел на него, — не дрогнет ли рука. Нет, лежит спокойно. Главное, не пропустить момент, когда Сазон потянется к револьверу…
— Нет, — сказал Иван.
— Мне не хватало спокойствия. Думаешь, я в тебя стрелял?
— А разве нет? — Иван поднял брови.
Двустволка направлена бывшему другу в грудную клетку.
— Я тоже так думал. Нет, Ванядзе… — Сазонов помолчал. Ну же, чего ты ждешь, думал Иван, потянись к револьверу. — Ты был прав насчет совести…
— Правда? — когда он, блин, потянется к оружию? Сил уже никаких нет.
— Не веришь, значит, — Сазонов медленно покачал головой. — Это ничего. Это уже не так важно — веришь ты или нет. Я должен был сказать. Прости меня.
Иван молчал. Он видел краем глаза сидящих за центральным столом Пашку с Таней, — но ему было уже всё равно.
— Я бы хотел… понимаешь… — Сазонов замолчал, глядя на Ивана странным, вопрошающим взглядом. — Как положено.
«Свобода — это не выбор между калашом и винтовкой…»
— Честная дуэль? — спросил Иван, опуская дробовик.
— Да, — Сазонов вдруг улыбнулся своей знаменитой кривоватой улыбкой и снова стал похож на себя того, прежнего — уверенного и спокойного. — Честная дуэль.
— На Приморской?
— Совершенно верно, — Сазонов запахнул плащ, поправил перевязь с револьвером. Выпрямился. — Там, где я раздолбал этот чёртов генератор. Это будет по-настоящему. Ты даже сможешь сказать своё знаменитое «бато-о»… — Рука его метнулась к револьверу.
Иван вскинул ружье и выстрелил, почти не целясь. Бам-м. Отдача долбанула в плечо. Сазонова ударом откинуло назад, на праздничный стол. С грохотом полетела посуда. Закричали люди. Бум-м! — со второго ствола. Кровь. Сазонов медленно падал, заваливая стол, глаза в недоумении раскрывались… красивое лицо. Очень красивое. И удивлённое.
Сазонов выплюнул кровь.
— К-как же?.. — он закашлялся. — Я… быстрый…
На бежевом плаще медленно расплывалось красное пятно. Иван опустил ружье. Стволы дымились. Оглядел собравшихся (народ безмолвствует) и подошел к мёртвому другу. Бывшему другу.
— Каждый охотник желает знать… — сказал Иван и пальцами закрыл мертвецу глаза. — Где сидит… Эх, ты, Сазан.
* * *Тогда, на Сенной, после драки с торговцем пылью, после того, как он увидел во сне Косолапого и Уберфюрера, он несколько часов неподвижно лежал, глядя в стену. Прошла ночь. Утром Иван встал, умылся, побрился и даже постирал одежду. Пока вещи сушились, он обкатывал дальнейший план действий. Ещё через несколько часов, натянув слегка влажные тельняшку, штаны и куртку, Иван решил, что готов.
Он расплатился за койку (три патрона), попросил завтрак. Съел до крошки безвкусную кашу, выскоблил тарелку дочиста. Отправился бродить по платформе. Ему нужны были определенные люди. Или, скажем так, очень определенные.
Узел Садовая-Сенная-Спасская словно создан для встреч разных языков и наций. Метрошный Вавилон.
Увидев цыганенка, он дал ему патрон и попросил отвести к барону.
— Почему мы должны тебе помогать? — спросил тот, выслушав Ивана.
«Потому что Ангелы просят помочь». Барон вздрогнул.
«Марио Ланца», — назвал имя Иван. Цыганский барон посмотрел на диггера внимательно, погладил седые усы. «Скажете ему, что это был Иван Горелов. Он знает».
Через несколько часов он был уже на Гостинке. В ярком цыганском одеянии диггера было трудно узнать.
Там он и переговорил с Зонисом. Узнал про свадьбу и смерть Шакилова. Потом отправился дальше.
Выбрав время, Иван спустился в коллектор, ведущий из люка в переходы между станциями. Оставив молодых цыган сторожить лаз, Иван по длинной бетонной кишке спустился к серой металлической двери. Секретный объект, говорите? Ага, ага. За прошедшее время здесь ничего не изменилось. Даже камни, что кидал Иван, лежали на прежних местах. Пулемет в потолке смотрел на Ивана круглым чёрным глазом. Иван вздохнул. Теперь основное. Карточку ему чудом удалось сберечь — каким-то шестым чувством он догадался спрятать её по пути с Балтийской. Прежде чем его взяли люди с Техноложки и начали допрашивать. Как затылком чувствовал.
Какой-то частью рассудка Иван понимал, почему они так поступают. Звездочёт мертв, его безумная теория о ЛАЭС никому не нужна. Зачем, — когда свет есть и его можно использовать? Техноложке не нужны перемены. Если подумать, перемены вообще никому не нужны. Что теперь? Иван выпрямился, вздохнул и пошёл вперёд. Ствол пулемета начал поворачиваться… Иван поднял карточку, как щит, над головой. Он понятия не имел, как устроена система охраны таких объектов. Микроволновая пушка, говорите?
Интересно, в какой момент она выстрелила, превратив Энигму из крутого диггера в слепого полусумасшедшего старика? За три шага до двери? За два?
Иван дошел и встал перед дверью. Серая краска на двери была покрыта слоем пыли, едва различимая надпись: «Посторонним вход воспр.». Иван стоял, чувствуя, как на затылке собираются мурашки. «Пулемет» смотрел на диггера сверху. Иван ждал. Ничего не происходило.
Иван оглядел дверь. Сердце билось так, что слышно на поверхности. Ничего. Стоп… В очередной раз оглядывая, он наткнулся взглядом на маленький металлический кружок практически одного цвета с дверью. Иван помедлил, потом приложил карточку к кружку…
Бух, бух, сердце.
За долгое мгновение до того, как за дверью что-то пискнуло, и в центре двери загорелся крошечный зелёный светодиод, Иван успел вспомнить, — сколько всего произошло за это время. Война, похищение генератора, штурм Маяка, газовая атака. Предательство, смерть, долгое возвращение, ЛАЭС. Атака тварей.
Успел вспомнить лица. Уберфюрера с исцарапанной рожей и бешеным светом голубых глаз, Мишу — ставшего всё-таки диггером, Манделу, который не боялся дышать наверху, Звездочёта, Шакилова, Седого, Лали, Марио. Всех… Таня, подумал Иван. Вот и всё кончено. Сейчас я изжарюсь.
И вдруг загорелся зелёный огонёк.
В двери пискнуло, затем щёлкнуло. И она начала медленно открываться…
Иван закрыл мертвецу глаза и выпрямился. Мертвая тишина. Иван оглядел присутствующих. Таня вскочила, лицо белое.
На Ивана смотрел генерал.
— Ты всё-таки поразительный человек. Почему ты не со мной, Иван? — Мемов покачал головой. — Теперь уже поздно, к сожалению. Арестуйте его! — приказал он охранникам.
Серые двинулись к Ивану с двух сторон, поднимая автоматы. Ну-ну, подумал диггер. Иван опустил ружье в расслабленных руках. Перезарядить его он просто не успеет.
Генерал посмотрел на Ивана:
— Ты же знал, что прийти сюда — это самоубийство? Знал?
— Да, — сказал Иван. — Конечно.
— Тогда почему пришел?
«Иногда свобода — это право выстрелить себе в висок».
— Надоело бегать. Зло должно быть наказано, генерал. Я так думаю.
Иван выпрямился. Адмиральцы подошли к нему с двух сторон. Один из них был бородавчатый, тот, что с Восстания. Иван усмехнулся. Какая приятная встреча.
— Бросай оружие, козёл, — приказал бородавчатый резко.
В руках у него был калаш.
— А надо? — спросил Иван.
Краем глаза он видел, как двигается Пашка на своем кресле-каталке. Вжи-и, вжи-и.
— Бросай, кому сказано!
Иван пожал плечами — надо, так надо. Отпустил правую руку, ружье прикладом стукнулось о гранитный пол. Плавно отпустил левую руку. Стук. Ружье ударилось и лежало теперь на полу. Жаль, хорошая штука.
Адмиральцы подошли вплотную.
— Мои любимые конфеты, — сказал Иван медленно, поднимая голову. — Слышишь, урод? Бато…
— Нет! — крикнул генерал. — Не…
* * *Зеленцев пригнулся и ступил в туннель. Плечи касались обшарпанных бетонных стен. Луч фонаря высвечивал из темноты длинный проход, ведущий… Куда? Зеленцев не знал. Хотя и злился, что не знает. Пока он изучил только свои маршрут и пару ответвлений.
Его только недавно перевели из технической обслуга объекта 30 в охранную службу ГУСП, в подземники, и он ещё не привык. Хотя он и прошёл все тесты на психологическую устойчивость, выдержку и прочее, ему явно чего-то не хватало в этих бетонных подвалах, когда от стен тянет холодом, а свет электрический, процеженный, безвкусный, Зеленцеву не хватало воздуха. Какой под землей воздух? Какая-то кислородосодержащая смесь, а не воздух.
Зеленцев продолжал идти. В одном месте на стене он увидел надпись: «Enigma хороший человек ТМ», покачал головой. Юмор прежних подземных обитателей ему пока был недоступен, казался даже не юмором, а атавистическим проявлением — когда обезьяна, ставшая из человека снова обезьяной, берет пульт и щёлкает перед мёртвым телевизором. Словно каналы однажды могут переключиться, и обезьяна увидит движущиеся, имеющие смысл картинки. Под землей всё не так.
Зеленцеву под землей не спалось. Вернее, во время дежурства трудно было не зевать и держать себя в норме, глаза смыкались, — но стоило добраться до койки… всё. Часы мучений. Долгие часы мучений.
Под землей — Зеленцев хмыкнул. Забавно, что само основное убежище находилось глубже, а здесь был как раз верхний ярус, примыкающий к остальному метро. Но внизу были сады, теплицы, даже зверинец, уютные многоярусные помещения для хозяина и остальных, бассейны и спортивные залы. Было всё, что пожелаешь, — в том числе для обслуги убежища. Хозяева проводили время в удовольствиях, а такие, как Зеленцев, их обслуживали.
Зеленцев был потомственным слугой.
В пультовой ему предстояло сидеть перед рядами мониторов. Зеленцеву доставляло своеобразное удовольствие наблюдать, как дикари возятся там, во внешнем периметре. Огромная разница между жизнью здесь, где их было немного и все избранные, и там, где дикари теснились и убивали друг друга за кусок крысятины или за патрон, была отчётливо видна на экране монитора. «Мы эолы, — сказал один из хозяев, — они — морлоки. Подземные твари. Людоеды».
Услышав сигнал — сработал датчик движения у переходного тамбура, — Зеленцев ускорил шаг.
Зеленцев попятился. Он должен был завершить обход и вернуться к пульту управления метро. Это теперь была его работа — пока хозяин не вздумает его повысить или, наоборот, понизить в должности.
Перед ним стоял один из этих дикарей.
Грязный, злой и опасный.
Дикарь навел на Зеленцева двуствольное ружье. Впрочем, охранник не сомневался, что при желании его разорвали бы голыми руками.
— Как мне включить свет на Василеостровской? — спросил дикарь хрипло — Ну, соображай.
— Как вы сюда попали?! — спросил Зеленцев.
— Не важно. Давай, веди. Где у тебя управление электричеством?
Какой образованный дикарь. Зеленцеву ничего не оставалось, как привести его в пультовую. Дикарь с интересом оглядел ряды мониторов, потом посмотрел на карту метро — с обозначениями станций и бункеров.
— Похоже на табло управления реактором, — сказал дикарь. Зеленцев выпучил глаза — какой образованный дикарь, однако. Но тот уже повернулся:
— Василеостровская?
Зеленцев молча показал на тумблер с надписью: «Вас».
— Включай.
— Вы не понимаете. Это подача электричества на распределительный щит…
— Разберемся, — сказал дикарь. — Включай.
Щёлк. Лампочка загорелась зелёным.
— Всё? — дикарь посмотрел на Зеленцева.
— Всё.
— Смотри, — сказал дикарь так, что у охранника побежали мурашки по спине. Усмехнулся. — Если лампочка перестанет гореть, я вернусь… — он оглядел Зеленцева с головы до ног. — И поубиваю вас всех к чёртовой матери.
Когда дикарь ушёл, Зеленцев долго сидел перед пультом, глядя на ряды светодиодов, обозначающих линии и станции.
Рука потянулась выключить… Иначе хозяин накажет…
Потом он вспомнил глаза дикаря. Нет уж. Отдёрнул руку, посмотрел на зелёный огонёк «Вас». Зеленцев осел в кресле. Пускай немного погорит. Лучше уж так…
Чем вернется этот дикий и всех поубивает.
* * *— Нет! — крикнул Мемов. Сделал шаг вперёд.
Иван видел, как изменилось лицо генерала. Адмиральцев восемь человек, я в любом случае смертник. Так что — повеселимся.
В следующее мгновение он носком ноги подцепил ружье. Рывок вверх. Ружье подлетело. Время застыло. Иван увидел медленно вытягивающееся лицо бородавчатого. Диггер поймал ружье двумя руками, сжал. Тяжёлое. Хорошо.
И сразу рывок вправо. Н-на! Ударом приклада Иван снес бородавчатому поллица. Тот отлетел на полшага, начал падать.
Иван дёрнул ружье в другую сторону. Р-раз. Хруст. Стволы ударили второго адмиральца в лицо. Брызги крови.
Падает. Двоих нет. Осталось шестеро.
В следующее мгновение Иван присел на колено, уходя от выстрелов…
* * *Самым трудным оказалось с Гостиного двора добраться до Василеостровской. Блокаду сняли, но нормальное сообщение со станцией ещё не восстановилось. А цена снятия блокады — уход Постышева и новый комендант. Сазонов оказался как нельзя кстати. Он въехал на Василеостровскую на белом коне, неся с собой свет и покой.
A ещё новому коменданту была нужна жена.
Почему она согласилась? — спросил Иван сам себя.
Потому что потому.
Он натянул противогаз, продышал. Норма.
Наверх Иван вышел через туннель, проходящий под Невой, через туннель с заброшенным траволатором — прямо на Васильевский остров. Теперь нужно было дойти до вентшахты рядом с Приморской. Гораздо дальше, чем до Василеостровской, но гораздо безопасней. Конечно, если прогулка по мёртвому городу вообще может быть безопасной.
Иван выбрался из заваленного выхода, встал на одно колено и огляделся.
Время белых ночей закончилось. Теперь это была нормальная летняя ночь. Над лютеранским собором высоко в тёмном небе кружили крылатые твари. Всё-таки у них там гнездо, подумал Иван.
До него донесся тоскливый, пробирающий до костей крик.
* * *Иван присел, уходя от выстрела.
И вдруг вспыхнул свет.
* * *Это был заброшенный бункер на Приморской. Иван его сразу узнал — хотя не был здесь уже очень давно. Воды здесь было по колено, луч фонаря скользил по обшарпанным стенам. Отсыревшие лохмотья ядовито-зелёной краски свисали до пола. Медленный, застоявшийся воздух. Плюх, плюх — когда переставляешь ноги.
Иван поднял двустволку, к цевью был примотан фонарик.
Он прошёл «чистый» тамбур, комнату отдыха и оказался перед дверью в склад. Толкнул её ногой. Вошел, освещая себе путь. Пятно света плясало на мутной, зеленоватой воде.
Иван остановился.
В первый момент Иван подумал, что ему не хватает воздуха. Потом — что его даже слишком много. Голова кружилась.
Кощунство. Словно у него на глазах творилось нечто чудовищное. А он смотрит, не в силах этому помешать.
Старый дизель-генератор Василеостровской, «похищенный» бордюрщиками, стоял в воде. Ржавый и сгнивший.