– А вы можете уделить нам время для беседы? – обратилась я к Омельченко.
– Вообще-то у меня рабочий день уже скоро заканчивается… – неуверенно произнесла Людмила и посмотрела на Россошанского.
– Мы можем побеседовать по дороге, если вы не возражаете, – предложила я. – Заодно довезем вас домой, и вы сможете передать пленку. Или вы тоже на машине?
– Нет, у меня нет машины, – вздохнула Омельченко. – Но по дороге мы полноценно не поговорим, я живу недалеко, на машине мы доедем за пять минут. Но можно побеседовать у меня дома.
– Люда, можешь идти собираться, – вмешался Россошанский. – Я тебя отпускаю. Побеседуй с Татьяной Александровной. У вас ко мне больше нет вопросов? – обратил он свой взгляд на меня.
– Скажите, есть ли у вас серьезные враги? Те, которые хотели бы вас устранить? – спросила я.
– Ну, конкуренты, безусловно, есть, – нахмурился Эдуард. – Но если вы имеете в виду каких-то головорезов, которые перешагнут через кого угодно, то боюсь, что я для таких людей слишком мелкая фигура. К тому же нарочно нападать на Вячеслава? – Он скептически скривился. – В ваших словах, безусловно, есть определенный смысл. Но я не могу даже предположить, кто способен на такое… Среди моих конкурентов есть очень влиятельные люди, с большими возможностями, но они же не бандиты! Не отморозки какие-то, чтобы затевать подобное! Они все деловые люди, приходят с конкретными предложениями, порой даже выгодными. А это… Черт знает что!
– Значит, никого не можете назвать?
– Нет, – твердо повторил Россошанский.
– А если посмотреть шире? Взять в расчет не только ваших конкурентов, а все окружение вообще? Есть же еще какие-то знакомые, не принадлежащие к вашему кругу. Припомните, не конфликтовали ли вы с кем в последнее время?
– Нет, не конфликтовал, – пожал плечами Россошанский. – Да и вообще, за все время существования нашей клиники дела шли ровно. Почему же вдруг именно сейчас я мог кого-то не устроить? Никаких серьезных перемен не произошло, зачем кому-то устранять меня именно сейчас? Хотели бы сожрать – сожрали бы давно. Вы поймите, места на нашем рынке уже давно определены серьезными людьми. И все работают по накатанной колее. Кто будет ломать эту систему, да еще таким способом?
– Что ж, пожалуй, на сегодня вопросов у меня больше нет, – проговорила я, поднимаясь. – Если что-то случится или станет известно, непременно сообщите нам. Мы в свою очередь будем держать вас в курсе дела, только оставьте нам координаты.
– Вот, – Россошанский протянул мне красивую визитку, на которой значились адрес и телефон клиники «ДЕНТА-ОПТИМЫ». Кроме того, он протянул листок, вырванный из блокнота. – Это мой сотовый и домашний, – сказал он. – Если что-то узнаете, звоните в любое время.
– Обязательно, – заверил Перетурин.
– Ну так что, мы можем идти? – обратилась я к Людмиле.
– Да-да, – ответила та. – Пойдемте.
И, повернувшись, первой вышла из кабинета своего шефа.
Людмила Омельченко была полноватой блондинкой с голубыми глазами. Одета в деловой костюм салатового цвета, волосы забраны в гладкую «ракушку», а на ногах девушки я увидела колготки. Бросались в глаза ее крупные белые зубы, выглядевшие идеально. Я даже подумала, что ее улыбка могла бы стать визитной карточкой клиники «ДЕНТА-ОПТИМА».
– Вы можете идти на улицу, я сейчас к вам выйду, только кабинет свой запру, – сказала Людмила и пошла заканчивать свои дела.
– Надо же, – покачал головой Перетурин, когда мы вышли на улицу. – В такую жарищу – в костюме, в колготках!
– Ничего удивительного, – пожала плечами я. – Соблюдение делового стиля. Во многих фирмах к секретарю предъявляют такие требования.
– Все равно! – не унимался Родион. – В такую погоду можно и наплевать на стиль, и делать скидку своим сотрудникам. Гораздо уместнее было бы надеть легкое платье или сарафан, если уж ты считаешь, что носить шорты тебе фигура не позволяет. Вот у меня в офисе все намного демократичнее!
– Ладно, это сейчас не имеет отношения к делу, – остановила его я. – Давайте лучше пока подумаем над тем, что мы узнали. Каждый про себя.
– Давайте, – согласился Перетурин и откинул голову на подголовник, прикрыв глаза.
Вскоре к машине подошла Людмила и с той же доброжелательной улыбкой сказала:
– Вот и я, можно ехать.
– Куда? – коротко спросил сидевший за рулем Родион.
– Езжайте в сторону Волги, – махнула рукой Людмила, устраиваясь на заднем сиденье рядом со мной, – я специально села туда же, чтобы было удобнее вести разговор. – А дальше я покажу.
Машина тронулась с места, Людмила повернулась ко мне и вдруг сказала:
– Насчет Славика вы зря. Не стал бы он так поступать.
– Это вы о чем? – приподняла я брови.
– Ну, вы же считаете, что он сам исчез, – пояснила Людмила. – Вот я и хочу сказать, что это ерунда. Я его не первый год знаю. К тому же у него свадьба скоро. Да и деньги небольшие.
Все это я уже слышала, но считала, отбрасывать версию его бегства с деньгами нельзя. Я продолжила разговор с Людмилой:
– А вы были в курсе того, что Вячеслав повезет деньги?
– Разумеется нет, – немного удивленно ответила она. – Меня такие вещи совершенно не касаются, и мне их не сообщают специально. Это уже потом Эдик рассказал, куда и зачем поехал Вячеслав. Конечно, ребята могли при мне просто по-дружески это обсуждать – тут скрывать особо нечего было, – но специально они меня не посвящали.
Я кивнула, принимая ее слова, и задала следующий вопрос:
– А помимо работы вы общались с Вячеславом?
– В последнее время редко, – покачала головой Омельченко. – Раньше иногда мы собирались вместе: я, Славик, Эдик, Пашка Лукашенок… Праздники отмечали или просто пиво пили. А потом у Вячеслава закрутилось с Вероникой, и он почти все время проводил с ней. Вместе в одной компании мы стали собираться только на работе, по праздникам.
– Понятно, – кивнула я. – А как вы вообще попали в эту компанию?
– Да мы сто лет знакомы! – Людмила обнажила в улыбке свои ровные белые зубы. – Когда-то жили в соседних дворах, потом Эдик и Слава переехали… А дружба наша осталась.
– Скажите, а вы живете одна?
– Сейчас пока да, а вообще с братом, – ответила Людмила.
– С братом? – удивился Перетурин.
– Да, – подтвердила Людмила. – У меня есть младший брат, Артем. Ему двадцать четыре года. Раньше мы жили вместе с родителями, а потом умерла наша бабушка и оставила свою квартиру. И мы решили ее не разменивать на двоих. Зачем? Квартира хорошая, и район чудесный – на Набережной. А с братом мы всегда прекрасно ладили. Он журналист. Правда, временно не работает. Сами знаете, как сейчас трудно найти работу. Тем более неиспорченному парню. Нет, он пишет, конечно, статьи, пристраивает их в разные газеты… Но заработок невелик. Но я думаю, что не это главное, правда? Ведь мальчик ищет себя. Тем более он очень талантливый. И послушный! Просто золотой мальчик! Нам теперь налево, – обратилась она лично к Родиону.
Мы уже подъехали к подъезду бежевой сталинки помпезного монументального стиля середины двадцатого столетия. Вышли из машины, Родион поставил ее на сигнализацию, как вдруг мимо, яростно обдав нас грязью, пронеслась черная «Ауди» и, круто развернувшись у подъезда, резко затормозила.
Задняя дверца оглушительно распахнулась, и оттуда, нелепо размахивая руками и тщетно пытаясь удержать равновесие, вывалился высокий молодой человек, почему-то вопреки погоде облаченный в длинное черное пальто, сплошь заляпанное грязью. Он шмякнулся прямо в лужу и, перебирая руками, постарался подняться.
Добравшись до скамейки, молодой человек плюхнулся на нее и дрожащей рукой достал из кармана пачку сигарет.
– И чтоб духу твоего в нашем доме больше не было, понял? – прозвучал грозный мужской голос из машины.
– Жуковым позор! – изрек молодой человек, но как-то неуверенно.
Мужчина за рулем, однако, не услышал этих слов – он захлопнул дверцу и завел мотор. И тут из машины послышался нетвердый голос, который принадлежал явно не водителю:
– Темик, я тебя завтра жду!
Вслед за этим с заднего сиденья приподнялась лохматая голова еще одного молодого человека. Мужчина за рулем с негодованием повернулся к нему и, пригибая непокорную голову вниз, прорычал:
– А ты у меня теперь месяц из дому не выйдешь, мерзавец этакий! И попробуй хоть один экзамен не сдать, я за тебя больше платить не намерен!
После чего «Ауди», скрипнув колесами, резко стартанула с места.
– А Жуковым все равно позор! – упрямо повторил парень, на этот раз гораздо увереннее.
Тут его удивленный взгляд упал на нас, и он, обрадовавшись тому, что его глубокомысленная реплика нашла своих слушателей, продолжил развивать тему:
– Вот люди! – констатировал он, покачивая головой. – Представляешь, Людмилк?
«Людмилка», до этого хранившая молчание, изумленно проговорила:
– Темик… Что с тобой?
И порывисто кинулась к скамейке. Мы с Перетуриным на всякий случай отошли подальше.
«Темик, похоже, не в лучшем виде, – усмехнулась про себя я. – А Людмила, видимо, всех предпочитает называть именами с уменьшительно-ласкательными суффиксами – Славик, Эдик, Темик…»
– Представляешь, – поднимая мутные глаза, с негодованием произнес парень, – Жуков оказался редкостной балбесиной…
– Та-а-ак… – протянула Людмила, и это ее «та-а-ак» не предвещало молодому человеку ничего положительного. – Значит, опять Жуков! Я же знала, что это совместное сожительство ни к чему хорошему не приведет! На неделю нельзя оставить без присмотра! Ты почему сегодня ко мне на работу не пришел зубы лечить, а? Я же говорила – в три часа! Тебя ждали!
– Я… не смог, – развел руками парень.
– Я же специально с человеком договаривалась! – продолжала распекать молодого человека Людмила. – Как теперь людям в глаза смотреть? Не смог! Как будто ты чем-то занят! И почему ты в пальто? Ты что, совсем с ума сошел?
– Я тебе сейчас все объясню! – успокаивающе поднял руки парень. – Я просто не успел переодеться.
– О-о-ой! – протянула Людмила, прижимая ладони к щекам. – Точно, с ума сошел! Для чего ты пальто-то напялил?
– Людмилк, ну что ты такие глупые вопросы задаешь! – отмахнулся парень. – Мы просто наряжались…
Я уже смекнула, что перед нами находится не кто иной, как Артем Омельченко, младший брат Людмилы, тот самый «неиспорченный и золотой мальчик». Увидев, что собой представляет этот мальчик, я невольно хмыкнула про себя.
Людмила тем временем поднимала своего незадачливого братца со скамейки, одновременно вытирая ему лицо белоснежным носовым платком, который на глазах превращался в грязно-серый.
– Пойдем скорее домой! – тащила она его к подъезду.
У двери Людмила обернулась и обратилась к нам:
– Татьяна Александровна, Родион Евгеньевич, что же вы стоите? Пойдемте с нами!
Мы уже было подумали, что она совершенно забыла как о нас, так и о том, зачем мы приехали.
Переглянувшись, мы с Перетуриным двинулись к подъезду, оба наверняка думая о том, что перспективы в квартире Людмилы нас могут ждать совсем не из приятных.
«Вот же принесло этого шалопая! – негодовала я, одаряя неласковым взглядом повисшего на плече сестры «мальчика». Тот, похоже, уже начинал дремать. – Весь разговор может испортить!»
Однако я ничем не выдавала своих эмоций, надеясь при этом в душе, что Людмиле удастся убедить брата пойти спать и не мешать беседе.
Наконец лифт прибыл на шестой этаж, и Родион помог Людмиле довести пьяненького Темика до квартиры.
– Немедленно отправляйся в ванную! – тоном строгой мамаши сказала Людмила. – Да подожди ты, полотенце хоть сперва возьми!
Последнюю фразу она произнесла в спину Артему, который, шатаясь, отправился в ванную прямо в пальто.
– Ничего, завтра утром будет как огурчик, – философски изрек Перетурин со снисходительной улыбкой.
– Так-то он мальчик хороший, добрый, – словно извиняясь, заступилась за брата Людмила.
Перетурин отреагировал на это неопределенным движением бровей и начал разуваться.
– Ой, – спохватилась Людмила, – сейчас кофе попьем, с пирожными.
И бегом бросилась на кухню. Оттуда сразу же послышался шум льющейся воды и грохот каких-то кастрюль. Вместе с кастрюлями, очевидно, упало и что-то бьющееся, потому что мы явственно различили звук разбитого стекла.
Перетурин взглянул на меня. Я весьма равнодушно относилась как к предстоящему кофе, так и к пирожным. В квартире Людмилы не было кондиционера, и за день в ней стало слишком жарко.
Людмила тем временем вылетела из кухни и прошла в свою комнату, откуда вернулась уже в голубых свободных шортах и желтой майке.
– Ну вот, а то парится бог знает в чем! – шепнул мне Перетурин, который окинул Людмилу оценивающим взглядом и остался, кажется, доволен увиденным.
Я отпивала крепкий кофе мелкими глотками и думала, что наш визит сюда несколько затянулся. Правда, Артема было уже не слышно, и я надеялась, что дальше мы сможем пообщаться более конструктивно.
– Какая нелепость, господи! – послышался голос от двери в ванную. Мои надежды рассыпались в прах.
Мы все трое обернулись и увидели Артема, который стоял в трусах и накинутом сверху на голое тело пальто.
– О чем это ты? – сдвинула брови сестра.
– О Жукове, конечно, – тяжело плюхаясь на стул рядом с Перетуриным, ответил Артем.
– Кстати, меня зовут Родион, – представился Перетурин.
– Артем, – фамильярно отозвался Омельченко-младший, протягивая для приветствия мокрую руку. – А вас? – Он сделал попытку повернуться ко мне, но едва не упал, и Родион торопливо поддержал его за руку.
– Татьяна Александровна, – усмехнувшись, ответила я.
– Классно, – непонятно чему обрадовался Артем, присаживаясь за стол и окидывая стоящее на нем голодным взглядом.
– Так что там с Жуковым-то? – спросила Людмила, наливая брату кофе и подсовывая целых два пирожных. – Я так поняла, что это отец его тебя привез?
– Ну да, этот редкостный зануда! – подтвердил Артем. – Представляешь, мы так хорошо жили, вчера справили новоселье…
– Погоди, вы ведь уже справляли новоселье! – недоуменно проговорила Людмила и повернулась ко мне с Перетуриным, принимаясь поспешно объяснять ситуацию. – Понимаете, Артем и его друг Виталик Жуков решили вместе снимать квартиру. Я возражала, потому что не понимала, зачем это двум молодым людям жить вместе? – Она развела руками.
Родион как-то насторожился и подозрительно хмыкнул. Я ничем не выдала своего отношения к происходящему. В душе я досадовала, что приходится отвлекаться на эти внутрисемейные детали.
– Нет-нет, – поймав взгляд Перетурина, сразу же поспешила на защиту брата Людмила. – Так-то он нормальный, просто они с этим Жуковым дружат. Да я бы ничего не сказала, если бы он с девушкой решил жить, даже всячески способствовала бы этому! Ну, или с каким порядочным парнем, но Жуков… Ведь он же…
– Чудовищный раздолбай! – мотнул головой Артем.
– Ну, в общем, да, – подумав, согласилась Людмила. – Они вместе постоянно в какие-нибудь истории попадают. А родители у него очень даже приличные люди!
– Зануды! – возразил Артем, надкусывая третье пирожное.
Людмила поморщилась.
– Вовсе они не зануды! – раздраженно сказала она и решительно отодвинула тарелку с пирожными. – Давай рассказывай, что случилось! – потребовала она, подпирая подбородок руками.
Далее последовал не совсем внятный рассказ Омельченко-младшего о том, как они с Жуковым классно жили вдвоем на снятой квартире и как затем нежданно-негаданно явились родители Жукова и «обломали весь кайф».
– Представляешь, Людмил, какая ерунда? – грустно спросил Артем, заглядывая в глаза сестре и ища сочувствия.
– Сами виноваты! – грозно ответила она. – Мало еще вам! Небось пили там каждый день и дурака валяли! А то я тебя не знаю! Одним словом, все! С сегодняшнего дня живем вместе, как раньше! И никаких Жуковых, и никаких выпивок! И вообще, на работу пора устраиваться. А сейчас ложись спать, – завершила она свой гневный монолог, увидев, что «мальчик», разомлевший от пирожных и выпитого кофе, стал клевать носом. – Людей бы постеснялся! – выговорила Людмила, нахмурившись.
– Угу… – равнодушно отозвался Артем и поплелся в комнату.
– Вы уж извините, – подняла на нас с Перетуриным глаза Людмила.
– Люда, мы хотели поговорить о Вячеславе и забрать пленку, – напомнила я.
– Ой, да! – спохватилась Омельченко, хлопнув себя по лбу. – Совсем забыла! Это все Артем, он меня с ума сведет!
И она, вскочив, помчалась в соседнюю комнату, откуда вскоре вернулась, неся в руках кассету с записью. Людмила сунула ее в проигрыватель и щелкнула пультом.
– Вот Вячеслав, – показала она пухлым пальчиком.
Я увидела улыбающегося темноволосого парня лет тридцати, с мужественным лицом и внимательными умными глазами. Он был довольно симпатичным и, кажется, веселым парнем, потому что все время шутил и довольно артистично крутился перед камерой.
– Спасибо, – поблагодарила я. – Можете выключать, я досмотрю дома. Скажите, а какой Вячеслав в жизни? – спросила я. – Вы его как воспринимаете?
Людмила на мгновение задумалась.
– Ну… – протянула она. – Хороший парень.
Это мне еще ни о чем не говорило. В восприятии добродушной и немного наивной Людмилы и ее брат Артем был прямо-таки образцом современного молодого человека, поэтому я попросила девушку рассказать побольше.
– Ну, он веселый, добрый, порядочный, – принялась перечислять Людмила. – Если просишь помочь, никогда не отказывает. Шутит хорошо, беззлобно. С пациентами ведет себя тоже очень по-доброму, старается шуткой успокоить. Очень ответственно к работе относится, никогда не халтурит… Ну, знаете, как бывает, – принялась пояснять она, – иной делает тяп-ляп, на скорую руку, а человек через три месяца снова приходит. Некоторые так поступают нарочно, чтобы лишние деньги вытянуть. Клиника-то платная, и услуги довольно дорогие. Но, к слову сказать, у нас таких врачей нет, – твердо заверила Омельченко. – И Эдик, и Вячеслав всегда твердят, что залог успеха – качество и железная репутация заведения. Ой, да к нам многие из других хваленых клиник приходят перелечиваться! Вячеслав сам рассказывал, придет человек, на боль жалуется… Посмотришь – все заделано, металлокерамика даже стоит, а раскроешь – мамоньки мои! – Людмила с неподдельным ужасом всплеснула руками, словно сама занималась лечением и протезированием зубов. – Под материалом-то все больное, незаделанное! Прямо на невылеченный зуб протезы ставят, представляете? Спросят – где делали? Отвечают – в соседней клинике, за бешеные деньги! Вячеслав даже рассказывал, что несколько раз отказывался переделывать, отправлял обратно. Говорит – вот где вам такое сделали, туда и идите, требуйте перелечить, а я не возьмусь. Не понимаю я таких халтурщиков, – вздохнула она. – Врачи все-таки, нужно же совесть иметь.