Из Пскова пришла артель Герасима Щупа. Щуп постарел, острую его бородку пронизала частая седина, но был он суетлив и добродушен по-прежнему.
На дворе Ордынцева Щуп встретился с Тихоном Верховым, который распоряжался дворовыми, спесиво задирая рыжую бороду.
Земляки разговорились. Щуп расспрашивал о пожаре и мятеже. Тихон рассказывал весьма осторожно, умалчивая о своих "подвигах" по части грабежа. Но он случайно упомянул о встрече с Голованом, и зодчий сразу загорелся:
- Как, что ты говоришь! Голован в Москве? Да правда ли это?
- Говорю тебе, видел его в нищенских отрепьях, - лениво процедил Тихон, которому непонятна была радость Щупа.
Дворецкий кратко передал рассказ Голована о его скитаниях.
- Ах, бедняга! - взмахивал руками Щуп. - Вот горе-то его пристигло: шутка ли, такого наставника потерять!
В тот же день Герасим отправил на розыски Андрея трех своих работников, знавших Голована в лицо. Встретить парня посчастливилось Акиму Груздю, пожилому каменщику с морщинистым лицом и реденькой клочковатой бородкой.
Голован сердечно распрощался со скоморохами, крепко обнял их, благодарил за все добро, которое от них видел, обещал никогда не забывать Нечая и Жука.
Встреча с земляками была самая радостная. Каменщики обступили Андрея, хлопали его по плечу, удивлялись, как он вырос, как похорошел:
- Богатырь прямо!
- В батьку пошел!
- Исхудал только без каменной работы...
Голован прервал дружеские излияния вопросом об отце и матери.
- Живут, - ответил Щуп. - Когда, бишь, я Илью видал? Да недели за две до того, как уйти нам из Пскова. Батька твой привез на базар свое изделие, ну мы с ним и поговорили. Здоровьем он, конечно, сдал. Главное, об тебе горюет. Уж очень давно, говорит, весточки от сына не получал...
- Какие уж тут вести подашь, - смущенно сказал Голован, - коли сам еле-еле из беды выбрался!..
Он рассказал о зиме, проведенной в Москве с нищими, о том, как приютили его скоморохи.
- Теперь этому конец! - твердо воскликнул Щуп. - С нами будешь работать. Не дело такому мастеру на скоморошьей дуде дудеть!
Каменщики шумно изъявили одобрение словам Герасима.
- Да, - спохватился Голован, - а как Паисий? Жив?
- Что ему поделается, идолу гладкому! - сердито ответил Щуп. - Толще и здоровее прежнего. И все твоего батьку бранит за то, что не отдал тебя в монахи...
- Значит, по-прежнему мне пути на родину нет, - огорчился Андрей.
- Ничего, ты молодой, переживешь своего ворога, - утешил парня Герасим.
Федор Григорьевич задумал поставить каменные хоромы в два жилья102. Он потребовал, чтобы Щуп представил ему роспись, в которой, по обычаю, полагалось указать длину и ширину здания, расположение входов, размер дверей и окон.
Сговорившись между собой, зодчие сделали лучше. Голован нарисовал в красках, как будет выглядеть дом Ордынцева. Федор Григорьевич пришел в восторг.
Сознавая, сколь важна работа, проделанная Андреем, он щедро вознаградил молодого мастера, купив ему одежду, приличную зодчему: кафтан и ферязь с золотым шитьем, сафьяновые сапоги на медных подковках, богатую меховую шапку, рубахи тончайшего полотна и красивую, расшитую опояску.
Голован низко поклонился стольнику и побежал в чулан переодеваться.
Когда он вышел, преобразившийся, высокий и стройный, с пышной шапкой темных непокорных волос, в богатом наряде, в красных сафьяновых сапогах, каменщики залюбовались им.
- Чисто боярич! - с восторгом пробормотал Аким Груздь.
А Щуп радостно воскликнул:
- Ну, теперь, Ильин, ты житель! Вот посмотрела бы на тебя матка твоя...
Голован загрустил, представив себе горе матери, не видевшей его столько лет.
* * *
Прошел год. Палаты стольнику Ордынцеву были выстроены: русские мастера работали на диво быстро и прочно.
Голован уговорил Федора Григорьевича поставить здание не в глубине двора, а лицом на улицу.
Величавые, высокие хоромы на глухом подклете, в два жилья, сложенные из красного кирпича, перепоясанные полосами из белого камня, с белыми же наличниками решетчатых окон, выглядели нарядно, торжественно: Андрей вспомнил наставления Булата и применил их к делу. Здание венчал шатровый верх с теремцами, со смотрильными башенками. Крыша была из листовой меди, ярко блиставшей на солнце.
Со двора верхнее жилье окружали крытые обходы103 с узорчатыми перилами тончайшего рисунка. Крытые высокие всходни - крыльца - вели к хоромам с трех сторон. За дверями открывались сени; вдоль верха сеней, под самым потолком, шли решетки из красиво выточенных кленовых балясин.
Из сеней посетитель попадал в горницы. Шашечные дубовые полы сверкали; стены были обиты дорогими сукнами с прикрепленными к ним квадратиками разноцветного стекла; высокие печи облицованы были изразцами, на изразцах рисунки.
Вдоль стен в каждой горнице протягивались длинные лавки, покрытые коврами или цветными сукнами. Столы стояли дубовые, под снежно-белыми скатертями...
Богато, привольно зажил стольник Федор Григорьевич в новых хоромах. За год работы и на дворе поднялись все нужные хозяйственные постройки: людские избы, баня, прачечная, пекарня, квасоварня, конюшня, скотные дворы...
Ордынцев щедро расплатился с каменщиками. Узнав, что Голован остается работать в Москве, стольник разрешил ему поставить избу на своем обширном дворе. Артель на прощанье построила другу и земляку хорошенький пятистенный деревянный домик.
Каменщики ушли. Андрей отправил со Щупом письмо родителям и послал деньги, заработанные на ордынцевской стройке. Этого должно было хватить старикам на несколько лет.
Проводив друзей, Голован сидел один, в грустном раздумье. Когда-то удастся ему побывать в Выбутине? Увидит ли он Булата, своего старого наставника? Хорошо ли он сделал, послав отцу все деньги? Быть может, стоило оставить часть на выкуп Булата?
Но сердце говорило Андрею, что он поступил хорошо. Еще неизвестно, жив ли Булат, а старые отец с матерью, вскормившие и вспоившие его, бедствуют... А теперь - работать и работать и быстро скопить деньги на выкуп пленника! Теперь он смело может жить в Москве: есть у него надежный поручитель, стольник Ордынцев, известный самому царю.
Размышления Голована были прерваны стуком отворяемой двери. Подняв голову, Андрей увидел Акима Груздя.
- Али что позабыли? - удивленно спросил зодчий.
Аким Груздь хитро улыбнулся, постучал указательным пальцем по кончику носа. Подмышкой он держал тощий узелок.
- Я сяду, Ильин, у меня к тебе дело.
- Говори, дядя Аким, слушаю!
- Бирюком104 ведь тебе придется в новой избе сидеть. Не заскучаешь?
- У меня дела много будет.
- Так! Оно, конечно, и постряпать, и постирать, и печь истопить. Парочку тебе надобно...
Андрей рассмеялся:
- Да ты не сватом ли ко мне пришел? Я жениться не собираюсь.
- Не собираешься? - Аким вздохнул с облегчением. - Ну, так я... я жить с тобой остаюсь, Ильин! - бухнул он и вытер пот с лица. - Вот и пожитки мои!
Он развернул старенькие портки и рубаху, углядел в стене деревянный гвоздь. Повесив пожитки, скрестил руки на груди и уселся поплотнее.
- Что это ты надумал, дядя Аким? А как же домой?
- Эх, какой у меня дом! Разве не знаешь, что бобыль я? Да и ты на чужой стороне сирота. А сойдутся два бобыля - вот и семья готова... Неужто выгонишь, Андрюша? - Голос каменщика звучал задушевно. - Тебе ли тратить время на стряпню, на печку, на пустые бабьи дела! Коли у тебя такое соображение на зодческое художество, должон ты большие дела делать. А я тебе все обхлопочу, будь спокоен! Я, брат, шти сварю!..
Голос его пресекся, маленькие слезящиеся глаза смотрели на Голована с мольбой. Андрей растрогался, протянул Акиму руку:
- Коли так - живи! Будешь мне заместо отца...
Старый каменщик, хлопая Андрея по плечу, взволнованно бормотал:
- Ну вишь... ну как же... Один горюет, а двое воюют... Уж мы с тобой!..
Аким оказался преданным товарищем. Его хозяйственные заботы освободили Андрею много времени. Федор Григорьевич разнес по Москве весть, что у него во дворе живет знатный мастер-строитель, и у Голована сразу нашлось много работы.
* * *
В том же году, как Щуп с артелью ушел на родину, Головану довелось встретиться на улице лицом к лицу с Мурдышом. Тиун узнал бывшего княжьего холопа. Он ухватил Андрея за грудь и злобно-радостно прошипел:
- Попался, беглец!
- Я тебя не знаю! - спокойно ответил Голован.
- Не знаешь? Зато я тебя знаю! Ты Семейко Никаноров, извечный холоп нашего господина Артемия Оболенского!
- Не знаю, про кого ты говоришь, человече! - промолвил Голован сдерживаясь, чтобы не наброситься на Мурдыша с кулаками. - Коли хочется тебе сведать, кто я таков, иди к государеву стольнику Ордынцеву Федору Григорьевичу. От него узнаешь, что я московский зодчий Андрей Ильин...
Тут не вытерпел Аким Груздь, давно в нетерпении переминавшийся с ноги на ногу:
Тут не вытерпел Аким Груздь, давно в нетерпении переминавшийся с ноги на ногу:
- Да что ты байки баешь с этим побродягой, Ильин? Отойди-ка, я с ним поговорю по-своему!
Тряся реденькой бороденкой, Груздь проворно засучил рукава.
Из толпы, которая уже собралась вокруг, послышались гневные голоса:
- Да что же это такое, хрестьяне? Боярские приспешники рады весь свет закабалить! Али мало их, собак, о прошлом годе учили?..
Яростные лица москвичей, сверкающие взоры так перепугали Мурдыша, что он рад был, когда выбрался из толпы, отделавшись парой здоровых тычков под ребра.
Глава XII
ПУШЕЧНЫЙ ДВОР
У московских придворных было в обычае собираться по утрам у царского дворца. Потолкавшись на площади часа полтора-два и вдоволь посплетничав, дворяне расходились, за исключением тех, кого выкликали царские спальники.
В один из июньских дней 1548 года Федора Ордынцева вызвали к царю. Стольник вошел в палату с душевным трепетом.
Восемнадцатилетний Иван сидел в кресле.
Царь был одет роскошно. Его голову покрывала черная бархатная скуфейка, расшитая крупным жемчугом. На царе была длинная, почти до пят, малиновая ферязь с рукавами до полу, перехваченная кованым золотым поясом.
Холодные глаза царя смотрели спокойно и властно из-под черных, почти сросшихся бровей. Тонкий, с нервными, подвижными ноздрями нос сбоку походил на орлиный клюв. От углов тонких, плотно сжатых бескровных губ шли две глубокие складки.
Жесткое это было, недоброе лицо, и чувствовалось в нем сознание огромного могущества, недоверие и презрение к людям. Но вдруг царь улыбнулся, глядя на смущенную фигуру молодого стольника, и черты его лица смягчились, подобрели.
- Подойди поближе, Федор! - приказал царь. - Слушай мою речь, будет она о важных делах...
Федор подошел потупив голову.
- Знаю я тебя давно, - продолжал царь, - знаю и твое прилежание к книжному ученью. И, думается мне, понапрасну толчешься ты по утрам у моего дворца, на то много есть других охотников. Надо тебе настоящее дело дать, и дело такое я нашел. Наша неудача военная меня хотя и огорчила весьма, но отнюдь не отвратила от мысли исконную русскую землю, захваченную безбожными казанцами, под нашу высокую руку вернуть.
Иван углубился в воспоминания о своем первом неудачном походе на Казань. Воспоминания эти были тяжелы для его самолюбия...
Царь выехал во Владимир в декабре 1547 года. Вслед за ним отправилось войско, повезли пушки. Время для похода оказалось в высшей степени неблагоприятным. Зима стояла небывало теплая, шли дожди. Дороги раскисли, обратились в болота. Переправлять орудия через реки приходилось с великим трудом. Только в январе 1548 года артиллерия прибыла во Владимир.
Ценой огромных усилий русское войско добралось до Нижнего Новгорода и там выжидало наступления холодов. Первые морозы вселили в царя и его полководцев надежду. Лед на Волге, казалось, укрепился. Войско двинулось в поход из Нижнего Новгорода в феврале. Но снова начались оттепели, лед сделался рыхлым; пушки проваливались, увлекая за собой лошадей и людей.
Три дня простоял Иван Васильевич на острове Роботка посреди вздувшейся реки. Поверх льда шла вода, скрывая многочисленные промоины. Казалось, сама природа преграждала русским путь к Казани.
Иван гневно проклинал судьбу. Но держать большое войско на пустынном острове было невозможно. Царь возвратился в Москву, отправив под Казань отряд под командованием воеводы Дмитрия Бельского и бывшего казанского хана Шиг-Алея105, теперь вассального правителя касимовских татар.
Бельский и Шиг-Алей разбили рать хана Сафа-Гирея на подгородном Арском поле и прогнали ее в город, но ворваться в Казань не решились: неизвестно было, как посмотрит на это ногайский князь; сильная ногайская орда, ударив русским в спину, могла уничтожить московское воинство.
И русские и казанцы хорошо понимали, что неудачный поход Ивана IV только один из эпизодов многолетней борьбы. Казанский хан Сафа-Гирей не хотел жить в мире с Москвой, немало походов совершил он на пограничные русские земли, докатывался даже до Мурома; разбитый, отступал вспять, но не унимался.
Теперь, когда малолетство Ивана кончилось, наступила пора покончить хотя бы с восточными последышами Золотой Орды.
... После долгой задумчивости царь заговорил снова:
- Для нового похода надо нам все отрасли воинские крепить, и первую же из них - пушечный наряд. Вот и надумал я, Федор, отдать под твое ведение Пушечный двор. Сидит там окольничий Мусин-Пушкин. Недоволен я им: распустил людей, сам литейное дело не знает и учить не хочет - и стар, и ленив, и бестолков.
- Дозволь, государь, слово молвить, - робко заметил Ордынцев. Завистники на меня подымутся: род мой незнатен, и заслуги за мной никакой нет...
- Насчет заслуг это ты мне предоставь знать, - обрезал Федора царь, и холодные глаза его загорелись гневом. - Будешь хорошо работать, направишь пушечное литье - вот тебе и заслуга, и за нее я тебя превозвышу. Хватит ставить на высокие должности родовитых бездельников, оттого и все наши неустройства. Но смотри у меня, Федор, литье изучи досконально, сам до всего доходи, чтобы тебя работники за нос не водили, как Мусина-Пушкина!
- Работы я не боюсь, государь, - дрожащим голосом ответил Ордынцев. Сколько у меня силы есть, всю положу на дело!
- А силы у тебя, Григорьевич, много! - уже мягче промолвил царь, любуясь могучей фигурой молодого стольника. - Вон тебе плечи-то господь дал - косая сажень! Любую пушку на себе перенесешь!
- А и перенесу, коли понадобится! - весело ответил Федор.
* * *
Артиллерия - один из важнейших родов войск - появилась в Европе в начале XIV века. И уже во второй половине этого века пушки были на Руси. Летописцы рассказывают об "арматах"106 великого князя Дмитрия Донского, а он правил Москвой с 1359 по 1389 год.
Русские люди, искусные на всякое мастерство, быстро выучились пушечному делу: ковать и отливать пушки107, стрелять из них. Русская артиллерийская техника не только не уступала западноевропейской, но зачастую превосходила ее: во время войн и осад московские пушкари стреляли дальше и метче, чем пушкари противника.
Пушечным делом заведовал оружничий - один из видных чинов дворцовой администрации. А производство артиллерии и всякого огнестрельного оружия сосредоточивалось на московском Пушечном дворе.
Пушечный двор, обнесенный частоколом, широко раскинулся по берегу Неглинки-реки. Рядом с ним располагались Кузнецкая и Оружейная слободы.
Москва снабжала города и пограничные острожки пушками и пищалями, а зелье - порох - они готовили сами. Производство черного, или дымного, пороха из серы, селитры и угля являлось делом несложным. Перед походом объявлялось, сколько зелья должен сдать в казну боярский, дворянский, поповский двор. "А кто отговаривается, что зелья добыть не может, к тем посылать ямчужных108 мастеров показать, как зелье варят".
...Федор Григорьевич, подъехав к воротам Пушечного двора, оставил лошадь на попечение привратника и прошел внутрь. Ему долго пришлось бродить по обширному двору, где были разбросаны литейные цехи, сарайчики для готовых пушек и ядер, поленницы дров, кучи угля, руды. Едкий дым носился в воздухе, щекоча нос и горло. Полуголые люди спускали по желобам расплавленный металл в ямы, где были установлены формы.
"Да, тут работать надо... - подумал стольник. - Порядок у них, как у нерадивой хозяйки в избе..."
На вопрос Ордынцева, где найти старшего мастера, его посылали то в одну, то в другую сторону. Наконец он заметил двоих, склонившихся над пушкой, положенной на деревянные козлы. Один, хорошо одетый, обмерял пушку аршином, заглядывал в жерло, заставляя второго повертывать ствол.
"Тут добьюсь толку..." Ордынцев с любопытством наблюдал издали.
Мастер выпрямился, поднял трость:
- Какова у тебя пушка отлилась? Какова?
- Винюсь, батюшка, прости! Бес попутал!
- Ты мне на беса не сваливай! - Трость заходила по спине виновного.
- Каюсь, недосмотрел...
- То-то! Перелить За угар109 да за дрова пеню внесешь: три алтына. И получишь за нерадение двадцать плетей.
Литейщик упал в ноги
- Ба-а-атюшка! Сбавь по силе возможности!
- Ну? - грозно подтвердил свой приказ мастер и ушел.
Наказанный бросил вслед ему
- Старый хрыч! Как громом ошарашил... - Поправил прожженный кожаный передник, сердито ткнул пушку ногой. - Чортова скотинка! Хозяина подвела...
Откуда-то вывернулся другой литейщик, тоже в кожаном фартуке, с таким же зеленовато-бледным лицом, усыпанным черными точками.
- Как это тебя, Гаврюха, угораздило?
Гаврюха погладил опаленную бородку:
- Сам не знаю! То ли меди не хватило?
- Вот и заработал!
- Ништо! У нашего брата спина дубленая!
К пушкарям подошел Ордынцев:
- Где мастер Мартын Туровец?
- Вон ходит, литцов110 проверяет. А ты кто же таков будешь?