– Нет, я не по этой части. Меня не вы интересуете. Меня эта соседняя дача интересует. Вы тут давно работаете?
– Бригадир вытер руки о штанину, залез в верхний кармашек своей рубахи, извлек от туда маленькую записную книжку, полистал ее и изрек:
– С восьми часов утра десятого мая две тысячи первого года.
– Вот и прекрасно. – Рассмеялся Ерожин. – Можешь мне сказать, кто навещал эту дачу последнее время. Меня интересуют только девушки.
К бригадиру понемногу подтянулись и остальные. Ерожин насчитал семь человек строителей. При слове «девушки» они переглянулись. Бригадир что-то сказал своим работникам по армянски. Они быстро разошлись и продолжили каждый свое дело.
– Была девушка. Приезжала пару раз. Машина у нее красивая, водитель строгий.
– Ответил бригадир.
– Давно это было. – Ерожин старался скрыть волнение. Он почувствовал, что информация пошла горячая.
– Дня за два до смерти хозяина, девушка тут сутки гостила. Ее водитель привез, потом уехал, потом опять приехал и забрал. А через день милиция и скорая помощь приехали и хозяина вынесли. – Тем же спокойным тоном сообщил молодой строитель.
– Как выглядела девушка, помнишь?
– Мы ее близко не видели, а издали красивая, высокая, плащ кожаный, дорогой. Ножки стройные. Вот и все. Нас такие девушки приезжают на стройку нанимать.
– А машина какая? Может, марку запомнил, или номер? – Спросил сыщик.
– Номер от сюда не видно, да и не смотрим мы номера. А марка «бюик», цвет черный, примерно девяносто седьмого года выпуска. Очень дорогая американская машина. – Сказал юный бригадир и выразительно посмотрел на часы. Ерожин намек понял, пожал молодому строителю руку и, пожелав всей бригаде денег, здоровья и хороших вестей с Родины, уселся в свой «сааб».
В Москву подполковник придавил. Он знал, где на Рублевке посты и только там снижал скорость. До кольцевой он домчал за двенадцать минут. Отзвонив по дороге в офис и узнав у Грыжина, что пока Глеб не проявился, Ерожин покатил на Петровку. Никиту Васильевича Боброва он застал в коридоре, шагающим в столовую:
– Можно мне с тобой? Я сегодня даже не завтракал. Только кофе утром наглотался. – Пожаловался он полковнику.
– Пошли. Терпеть не могу насыщаться в одиночку. Что-то в этом есть постыдное. Обрадовался Никита Васильевич компаньону: – А почему тебя дома не кормят? Или хорошенькая молодая жена хозяйством заниматься не желает?
– Надя гостит у родни на Волге. Живу бобылем. А себе готовить, ты же понимаешь…
Бобров понимал…
– Мне нужна твоя помощь. – Заявил Ерожин, когда они умяли и суп и котлеты.
– Я думал, что-нибудь новенькое, а ты поешь одну песню. – Усмехнулся полковник.
– Песню я пою одну, но мотив разный. Похоже, я подобрался к тому, кто уморил академика Валерия Андреевича Понтелеева…
– Это что-то новенькое. – Удивился Бобров: – По заключению нашего медицинского эксперта и красногорского врача скорой помощи, академик умер своей смертью.
– Умер он, может, и своей, но помогли ему сильно. – Усмехнулся Ерожин.
* * *Татьяна Петровна не спала ночь. Она пыталась уснуть, но глаза не закрывались, и сердце билось как после трех чашек крепкого кофе. Голикова не знала как ей поступить? С одной стороны, женщине очень хотелось изменить свою жизнь к лучшему. Кому не хочется получить десять тысяч долларов за небольшую дополнительную работу по уходу за вполне бодрым стариком. Это для женщины даже интересно. Увидеть знаменитого профессора, бывать у него в квартире, прикасаться к прекрасным дорогим вещам для Голиковой могло стать скорее развлечением, чем трудом. Но она всю жизнь привыкла делать понятные и простые вещи. Да и к нужде она привыкла. Татьяна Петровна видела несчастных старушек возле метро, стоящих с жалобными табличками вроде «помогите на хлеб» и, вздыхая, радовалась, что с голоду не умирает. Радовалась, что у нее приличная квартирка с теплом и светом, и каждый месяц, пусть не большая, но стабильная выплата пенсионных денег. Она не считала себя нищей, потому, что на этом свете все относительно, и она видела, что многие живут хуже. До прихода в ее судьбу молодой красавицы Норы, если ей и становилось иногда тоскливо, то было все просто и понятно. А теперь она мучилась сомнениями и не могла уснуть. Потом она стала представлять себе, как Нора спит с восьмидесятилетним стариком. Она отчетливо вообразила себе лысого сморщенного старца, который крючковатыми руками, хватает прекрасное тело молодой красавицы. Татьяна Петровна чуть не вскрикнула, так отчетливо явилась перед ней эта страшная картина. Она закрыла глаза и стала думать о другом. Она представила себе Нору с ее погибшим мужем. Этот муж, почему-то имел внешность Жана Море, в которого Татьяна Петровна с молодости была тайно влюблена. Вот Нора разгуливает с ним под руку по Новой Зеландии, а кругом пасутся огромные коровы из рекламы Новозеландского масла. Задремала женщина лишь под утро. Калейдоскоп самых странных видения явился ей во сне. То она брела по дорогому магазину и мерила прекрасные мягкие шубы. Вот она в примерочной, и пушистый мех ласкает ее тело. И вдруг с нее эту шубу кто-то сдирает, и она остается совершенно голой в толпе покупателей. Потом она идет по незнакомому городу, состоящему из одних кружевных башен, и понимает, что это Париж Она ищет Лувр, но попадает в обувную мастерскую, куда сдала вчера свои летние босоножки. Огромный волосатый мужик возвращает ей босоножки, но они без подметок. И она плачет. Это так ужасно, что она просыпается. На улице уже светло. Но машины шуршали редко, и Татьяна Петрова догадалась, что еще очень рано. Она встала, посмотрелась в зеркало, и заметила, синие круги, что легли под ее глазами, а морщины на щеках стали глубже и резче. Она взглянула на часы. Они показывали семь утра. Голикова в ночной рубашке подошла к окну и увидела лавочки автомобильного рынка и раннею суету продавцов. «Господи, как много черных развелось в Москве», подумала она. «И все они нахальные и богатые». Но потом вспомнила чеченскую женщину с ребенком, что каждый день стоит у метро и просит милостыню, и раздражение против кавказцев отступило. Татьяна Петровна после пенсии всегда давала чеченке рубль. Она точно не знала, какой национальности эта несчастная мать. Знала только, что та из Чечни, поэтому, про себя звала ее чеченкой.
Наглядевшись в окно, она отправилась на кухню, залила водой чайник, достала чашечку с нарисованной земляничкой и листиком, и поставила на стол. Но огонь под чайником зажечь забыла.
Ровно в девять зазвонил телефон. Татьяна Петровна уже решила, что откажется от предложения. Она сняла трубку, чтобы категорично и четко отказаться, но услышав звонкий голос Норы, неожиданно для себя самой, согласилась.
– Через пол часа спускайтесь вниз. Я подъеду и вас заберу. Не забудьте паспорт. – Весело прощебетала Нора. Голикова оделась в белую кофточку, черную юбку и синий жакет. Так она ходила в официальные учреждения. Постояв в прихожей, женщина вздохнула, и вышла из квартиры. Обыкновенной московской пенсионеркой, она спускалась по своей лестнице в последний раз.
Шикарный черный лимузин с водителем в малиновом пиджаке, привез Голикову в нотариальную контору. Эта контора находилась в полу подвальчике, где в конце длинного коридора имелась дверь с надписью «Нотариус». Нора заглянула в дверь, обворожительно улыбнулась и кивнула Татьяне Петровне. Они вошли в маленький кабинет, где за большим письменным столом сидела молодая женщина лет тридцати трех. Перед ней стоял компьютер, и лежала стопка папок. В углу за столиком значительно меньших размеров сидела совсем молодая девушка, и тоже стоял компьютер.
Нотариусу принадлежал стол побольше.
– Садитесь, пожалуйста. – Пригласила молодая женщина нотариус. Татьяна Петровна осторожно присела на краешек стула. Нора свободно расположилась в единственном кресле и завязала оживленную беседу с девушкой за небольшим столом. Было видно, что они знакомы и понимают друг друга с полу слова.
– Будьте любезны, ваш паспорт. – Попросила нотариус и тоже улыбнулась. Но Татьяна Петровна сразу поняла, что улыбается женщина для порядка. Теперь чиновники за услуги брали большие деньги и уже давно научились за эти деньги улыбаться. Голикова открыла свою сумочку, и извлекла из него свой главный жизненный документ.
– Вы никому раньше не давали генеральную доверенность? – Поинтересовалась нотариус.
– Нет, конечно. – Ответила Голикова. Ей и в голову такое не могло придти… Нотариус передала девушке за маленьким столиком паспорт Татьяны Петровны и бланк:
– Подготовь, Леночка, генеральную, но на всякий случай проверь по компьютеру.
Татьяна Петровна покраснела. Она не поняла, что должна проверить девушка, но поняла, что ей в чем-то не доверяют. Нора заметила ее реакцию и поспешила успокоить:
– Это их работа, Татьяна Петровна, поэтому не обижайтесь. Вас никто ни в чем не подозревает.
– Это их работа, Татьяна Петровна, поэтому не обижайтесь. Вас никто ни в чем не подозревает.
Девушка сосредоточила взгляд на экране, и чтобы ей не мешать, Нора повернулась к нотариусу: – Где ты, Светочка отдыхала?
– Мы с Митей собирались на Канары, но передумали и махнули в Испанию. И знаешь, Марыська, остались очень довольны. Дешево, сервис классный.
«Почему Марыська»? – Подумала Татьяна Петровна, но спросить здесь в кабинете, застеснялась. Она слушала рассказ о прелестном отдыхе на испанском побережьи и никак не могла понять, почему в этом кабинете Нору называют другим именем.
– Ну, вот. Распишитесь тут и тут. – Закончив нахваливать свой отпуск, обратилась нотариус Света к Татьяне Петровне. У Голиковой своей ручки в сумочке не нашлось, и Нора ей протянула свою. Потом, Татьяна Петровна расписалась еще в тетрадке у молодой помощницы Светланы, и они вышли на свежий воздух.
– Теперь мы заедем к вам домой, покончим с деловой частью, и Вы на сегодня свободны. – Сообщила Нора, усаживая Татьяну Петровну в лимузин. Голиковой было неловко, от того, что водитель в малиновом пиджаке, открывает ей, как барыне дверцу, но она смолчала. По дороге Голиковой очень хотелось спросить Нору, почему ее называли у нотариуса Марысей, но почему-то язык не поворачивался. Нора сама все объяснила.
– Вы, наверное, удивились, что Света называет меня Марысей.?
Татьяна Петровна кивнула.
– Дело в том, что по паспорту я и есть Марыся. Норой меня называл покойный муж. Ему мое настоящее имя не нравилось. Он говорил, что это имя подходит деревенской хохлушке. А я и приехала в Москву с западной Украины. Но мужа я любила и согласилась на Нору. Все кто меня знал Марысей, зовут Марысей, а для тех, с кем я познакомилась при муже и после его смерти, я Нора. Света тоже из Львова. Она меня помнит еще совсем девочкой.
Они подъехали к дому Голиковой. Водитель в малиновом пиджаке снова выскочил и открыл им дверцу. Женщины поднялись в квартиру. Нора в прихожей скинула свои босоножки, быстро прошла в гостиную, уселась с ногами на диванчик и открыла свою сумочку?
– Считайте, моя милая. – Сказала она Татьяне Петровне и протянула ей продолговатый конверт.
– Что это? – Не поняла Голикова.
– Это ваши доллары, моя дорогая. – Ответила Нора и Татьяна Петровна подумала, что такого жесткого и металлического голоса она у Норы раньше никогда не слышала. Она молча взяла конверт и, не раскрывая, убрала в ящик комода.
– Нет уж «тетя», бабки серьезная вещь. Извольте при мне пересчитать их. – Строго потребовала красавица.
Голикова послушно достала конверт, уселась на диван и, выложив пачку сто долларовых купюр, принялась раскладывать их на кучки. Купюр оказалось ровно на десять тысяч. Нора кивнула, встала и быстро пошла в переднюю.
– Я вам, тетя, советую к «свадьбе» немного обновить свой гардероб. Теперь у вас на это деньги есть. – Заметила она, обувая свои босоножки.
– Я должна покупать свадебное платье? – Растерялась пенсионерка.
– Не говорите глупости. Вы просто должны иметь одно приличное платье, или костюм. Для этого вам хватит пятьдесят долларов. Больше от вас ничего не требуется. – Раздраженно пояснила Нора и покинула квартиру. Татьяна Петровна вернулась в гостиную, посмотрела на американские деньги, разложенные кучками по дивану, и горько расплакалась.
* * *Первые двести километров пути Михеев почти не заметил. Великолепный отрезок шоссе, ведущий от столица на Юг, напоминал западные скоростные дороги. Встречный поток отделяла ограда из метала, и автомобили идущие в Москву, совсем не отвлекали водительского внимания. Трасса пролегла, минуя населенные пункты, поэтому тормозить и сбивать ритм не приходилось. Глеб придавил педаль, понял, что его грузовик легко тянет под сотню, и шел ровно. Клим, сперва сидел молча, отвернувшись к окну, затем развалился в кресле, и захрапел. Напарник не спал всю ночь, и теперь его сморило. Михеева сон напарника не удручал, он наслаждался мощью двигателя. После «жигуленка» многотонная махина, послушная и комфортная, доставляла Глебу истинное удовольствие. А если учесть, как при его росте, он мучился в легковушке, то чувства молодого человека станут и вовсе понятны. Но кроме этого, сон напарника позволял Глебу спокойно поразмышлять о последних событиях и их возможных последствиях. Михеев догадывался, что Пал Палыч приехал их проводить не случайно. Встать в такую рань, пропилить всю Москву, ради того, чтобы отругать водителя? В такое производственное рвение главного инженера поверить трудно. И настроение Фирсова не могло быть столь подавленным только от начальственного разгона. Он не слышал разговора между напарником и главным инженером, но был уверен, что для появления Пал Палыча имелась основательная причина. Подозрительным показалось Михееву и совпадение номерных знаков. Молодой человек не знал, почему Петра Григорьевича интересовало, кто пользуется этой черной «волгой», но Глеб понимал, что зря шеф не попросит.
Из грузовика обозревать окрестности куда удобнее, чем из легковой машины. Видно дальше. По бокам трассы тянулись поля. Урожай с них уже убрали. Глеб порадовался, что угодья выглядели вполне сносно. Раньше вдоль дорог никла рожь, которую никто не убирал, и она нередко оставалась гнить под снегами. Теперь солома, свернутая на западный манер, говорила о том, что в России зарождается современное сельское хозяйство. Михеев загляделся на аккуратные снопы, и зевнул дорогу. Пришлось резко тормозить. Впереди тащился «запорожец» с огромным шкафом на крыше. С высоты водительского места фуры, самого запорожца видно не было. По трассе медленно плыл шкаф. Способности грузового «мерседеса» упираться всеми десятью протекторами в асфальт, Глеб еще не изучил. Он с трудом удержался, чтобы не достать лбом стекло. Спящего Фирсова бросило вперед. Напарник замычал, поглядел на Михеева мутным сонным глазом и снова устроился спать. Глеб обогнал запорожец и попытался заглянуть к нему в кабину. Громоздкая мебель сделать этого не позволила. Но все же водителя запорожца Михеев повидал. Тот отразился в боковом зеркале. Под «шкафом» сидел дед с кудрявой окладистой бородой, и абсолютно невозмутимым лицом. Михеев улыбнулся, еще раз посмотрел в зеркало заднего вида, и заметил темно синюю иномарку, летящую с бешенной скоростью. На спидометре грузовика стрелка показывала девяносто. Синий метеор пронесся мимо, будто фура торчала на месте.
Глеб только отметил летящий кузов машины, и было, отвлекся на стадо коров, живописно пасущихся на косогоре, но его взгляд зафиксировал знакомую деталь на синей иномарке. И сразу припомнилась начальственная стоянка возле ворот автобазы. Там он и видел темно синий «пежо» с небольшой вмятиной на правой дверце. Вмятину и зацепил его глаз. Михеев ехал и пытался припомнить номер «пежо». Тогда у ворот он высматривал черную «волгу» и на номера других машин внимание не обращал. Но зрительную память Глеб Михеев имел исключительную. Он ни разу не заблудился в тайге. Следопыту достаточно запомнить куст или дерево, или даже один сучок. Таежный навык теперь работал на сыщика.
«Шестерка и девятка» – Припомнил Михеев две цифры, и начал осторожно притормаживать. Каскад знаков указывал на сужение дороги. Все хорошее, к сожалению, кончается. Великолепная западная трасса, через триста метров, превратилась в обыкновенное узкое российское шоссе, с битым асфальтом и потертой разметкой. Михеев сбросил скорость и потянулся в караване тихоходных грузовиков. Скоро ему захотелось спать, и он включил радио.
– Ты заправляться не думаешь? – Спросил Фирсов. Глеб и не заметил, когда напарник проснулся.
– Давай заправимся. Я его расхода еще не знаю, а по прибору четверть бака осталось. – Согласился Глеб и вспомнил, что денег у него на такие расходы нет: – Слушай, мы же командировочные не получили?
– А зачем, по твоему, Пал Палыч приезжал? – Усмехнулся Фирсов, и полез в карман. Михеев молча, обругал себя подозрительным болваном, и взял из рук Клима целлофановый пакет с деньгами и документами.
– Чеки в этот пакет ссыпай. – Предупредил напарник.
Заправка встретилась через двадцать километров. Михеев свернул с шоссе и с грустью пронаблюдал, как все тупые грузовики, которые он с таким трудом сумел обогнать, спокойно потащились вперед. Залив полный бак солярки, он снова уселся за руль. Фирсов без особого энтузиазма предложил поменяться местами, но Глеб отказался. Напарник пока выглядел неважно.
– Нам тоже заправиться бы не помешало. – Проворчал Фирсов, и скоро опять задремал. Не доезжая Воронежа, в бесконечном населенном пункте, который тянулся и тянулся, Глеб заметил кафе. Возле этого кафе, на обочине притулилось с десяток фур и грузовиков. Михеев притормозил, медленно сполз с асфальта и приткнул свою фуру к заднему бамперу здоровенного автокрана.
– Пошли заправляться. – Подергал он за рукав напарника. Фирсов открыл глаза, огляделся и похвалил Михеева: