Внезапным сосредоточенным ударом крупных сил тяжелой бронетехники немцам удалось прорваться в район поселка Горелое, глубоко в тыл оборонявшим Поныри советским частям. Однако здесь они попали в «огневой мешок» нескольких истребительно-противотанковых артполков. Маневр немецких тяжелых танков сдерживался минным полем с многочисленными фугасами из авиабомб и тяжелых снарядов. Прорваться в глубину советской обороны на плечах группы Каль у немцев не получилось, но оборонявший Поныри полк 307-й стрелковой дивизии попал в окружение. Вечером 9 июля защитники станции были деблокированы ударом 4-й гвардейской воздушно-десантной дивизии.
Утром 10 июля произошла смена состава участников сражения за Поныри с немецкой стороны. 292-я пехотная дивизия была отведена назад, вместо нее в бой за многострадальную станцию вступила свежая 10-я танкогренадерская дивизия генерал-лейтенанта Шмидта. Вновь был нанесен удар в обход станции с востока, позиции ее защитников были глубоко охвачены с фланга. Однако благодаря вступившим в бой десантникам ситуация оставалась под контролем. Вечером 10 июля Н. П. Пухов отдал приказ на отвод 307-й дивизии во вторую линию. Ее позиции заняли части 3-й и 4-й гвардейских воздушно-десантных дивизий.
Ольховатка. В то время как корпус Гарпе вел тяжелые бои за Поныри, корпус Лемельзена пытался прорваться на юг на ольховатском направлении. Определенная свобода действий немецких командующих корпусами часто позволяла оперативно реагировать на возникающие кризисы, но история дает нам немало примеров решений, идущих вразрез с интересами армии в целом. Так, в бою 8 июля Лемельзен решил использовать части переданной ему 4-й танковой дивизии по своему собственному, особому плану. Командир XXXXVII танкового корпуса изъял из прибывшей дивизии ее танковый полк, чтобы свести все имеющиеся танки во 2-й танковой дивизии. Также дивизия Люббе усиливалась 505-м батальоном «Тигров». Все эти танковые силы были объединены в бригаду «Бурмейстер» под командованием генерал-майора Арнольда Бурмейстера из 2-й танковой дивизии. Причем она была подчинена непосредственно штабу корпуса, не подчиняясь ни одному из командиров танковых дивизий, из техники которых ее составили. После полудня фактически командовал бригадой командир 2-й танковой дивизии Люббе. Вместо изъятого полка 4-я танковая дивизия получила 904-й батальон штурмовых орудий. Если называть вещи своими именами, Лемельзен превратил переданную ему 4-ю танковую дивизию в слабую пехотную 4-батальонного состава, поддержанную только «Штугами». Направление главного удара естественным образом смещалось в полосу 2-й танковой дивизии.
Задачей «бригады Бурмейстера» (по оценке Люббе, в нее входили до 180 танков) был прорыв с линии Самодуровка-Кашара на юг, в направлении высоты 274 (4,5 км юго-западнее Ольховатки). Таким образом, Лемельзен стремился пробиться в южном направлении, прогрызть советскую оборону, надеясь на тактическое мастерство своих войск. Почти 200 танков также вселяли надежду на взлом советской обороны на узком фронте.
Надежды Лемельзена на сокрушительный удар большого количества танков не оправдались. На пути XXXXVII танкового корпуса занимали оборону три дивизии 17-го гв. стрелкового корпуса, усиленные танками двух корпусов 2-й танковой армии. Они оборонялись в полосе, несколько большей той, что занимала в начале битвы злосчастная 15-я стрелковая дивизия. Жестокие бои развернулись 7 июля за высоту 257,0, прозванную немцами «танковой высотой». Взять ее наступающим не удалось. Немцам удалось лишь несколько потеснить на юг части 6-й гв. стрелковой дивизии. Дальнейшее продвижение было остановлено огнем с места танков 109-й танковой бригады, 48-го и 58-го танковых полков, а также огнем 614-го истребительно-противотанкового полка. Офицер I батальона 35-го танкового полка 4-й танковой дивизии описывал ситуацию в своем рапорте после боя:
«Русские подготовили оборонительные позиции на всех господствующих и тактически важных участках местности, куда можно было загнать танки и использовать как бронированные пушечные и пулеметные гнезда. Уничтожить вкопанные танки было очень трудно, потому что они были хорошо замаскированы, а их орудия располагались над самой землей. Большая ширина позиций не позволяла обойти их и нанести удар с тыла. Русские танки, особенно Т-34, КВ-1 и КВ-2, очень хорошо подходили для такого использования благодаря своей толстой броне и хорошему вооружению. Если их нельзя было атаковать с тыла, то уничтожить такие танки можно было лишь совместными действиями тяжелой артиллерии и пикировщиков»[62].
Однако эта неудача не остановила немцев. Используя продвижение в полосе 6-й гв. стрелковой дивизии, они перегруппировали в лес западнее Березового Лога танки и пехоту. Уже в 19.30 последовала атака в направлении 2-е Поныри, высота 257,0 во фланг и тыл 75-й гвардейской стрелковой дивизии, оборонявшейся на «танковой высоте». Однако и эта атака успеха не имела. Стыки дивизий были заранее сильно укреплены и обеспечивались огнем. Кроме того, 75-я дивизия, быстро перегруппировав свои силы, организованным огнем встретила атаку противника и отразила ее. С наступлением темноты бои на всем фронте корпуса прекратились.
Бои 7 июля стоили 9-й армии еще 2861 человека. Потери 2-й танковой армии (которой на тот момент подчинялись 16-й и 19-й танковые корпуса) за 7 июля составили 52 Т-34, 17 Т-70, 8 Т-60 и 7 MKII/MKIII.
Третий день сражения занимает особое положение в хронологии воздушной войны над северным фасом Курской дуги. В своих мемуарах командующий 16-й воздушной армией С. И. Руденко писал: «Начиная с 7 июля в воздухе над Центральным фронтом господствовала наша авиация». Это высказывание можно оценить как не соответствующее действительности. Количество вылетов, выполненных 6-м воздушным флотом, 7 июля даже возросло в сравнении с предыдущим днем, составив солидную цифру 1687. Из этого числа 1159 самолето-вылетов совершили пикировщики, двухмоторные бомбардировщики и тяжелые истребители. Более того, даже немецкие истребители выполнили часть вылетов с бомбами. Соответственно советская сторона ответила на это 1185 вылетами днем, 212 — ночью и 210 вылетами дальнебомбардировочной авиации. «Переломным» 7 июля стало в расчете на потери 16-й воздушной армии. За день армия Руденко потеряла всего 37 самолетов, что было значительно меньше, чем в первые два дня битвы. Потери немецких ВВС на северном фасе Курской дуги 7 июля составили 13 машин, в том числе 8 самолетов были потеряны безвозвратно.
Когда Модель узнал о принятом Лемельзеном решении создать «группу Бурмейстера», он пришел в ярость. Идея самого командующего 9-й армией представляется более перспективной. По крайней мере, результаты наступления 4-й танковой дивизии 7 июля говорят именно об этом. События развивались следующим образом. Воспользовавшись предоставленной контрударами 6 июля паузой, командование 70-й армии рокировало со своего левого фланга на правый 140-ю стрелковую дивизию. Именно это соединение попало под удар дивизии Заукена. Советская дивизия отразила за день боя 13 атак противника, и лишь после четырнадцатой атаки обескровленные части дивизии, не выдержав натиска, стали отходить на юг. Воспользовавшись отходом, немцы прорвалась в Теплое и овладели им. Положение было спасено соседними 70-й и 175-й дивизиями. Они прочно удерживали свои позиции, а вводом в бой своих резервов закрыли прорыв. Моделю удалось угадать слабое место в советской обороне, но прямолинейная стратегия и своеволие Лемельзена свели на нет это открытие.
Однако мощный удар свежих танковых сил заставил советское командование подтянуть к полю боя свой последний подвижный резерв. К чести Рокоссовского, в своих мемуарах он не стал умалчивать об этом факте: «К исходу третьего дня сражения почти все фронтовые резервы были втянуты в бой, а противник продолжал вводить все новые и новые силы на направлении своего главного удара. Можно было ожидать, что он попытается бросить в бой все, что у него имеется, пойдет даже на ослабление своих частей на второстепенных участках фронта. Чем удержать его? И я решился на большой риск: послал на главное направление свой последний резерв — 9-й танковый корпус генерала С. И. Богданова, который располагался в районе Курска, прикрывая город с юга. Это было полностью укомплектованное соединение, наша надежда и гордость»[63]. Корпус был передан в 13-ю армию и подтянут в район Ольховатки. В случае прорыва немцев через «танковую высоту» на юг на их пути встал бы корпус С. И. Богданова.
Предпринятые на следующий день (8 июля) попытки немцев пробиться через Теплое успеха уже не имели. В ночь на 8 июля 70-й армии был вновь подчинен 19-й танковый корпус (как мы помним, ранее он был передан 2-й ТА для контрудара 6 июля). В свою очередь командующий 70-й армией генерал-лейтенант И. В. Галанин создал группу из 19-го танкового корпуса, 140-й стрелковой дивизии и 3-й истребительно-противотанковой бригады. «Армированная» танками оборона сдержала удар противника. Продолжение наступления на ольховатском направлении также принесло немцам только успехи тактического значения. Возросшие усилия в попытках прорваться в Поныри и на Ольховатку привели к возрастанию потерь 9-й армии за день до 3220 человек. Была, наконец, захвачена «танковая высота» — выс. 257, 0. Но это уже не имело никакого значения.
Активность авиации сторон 8 июля пошла на спад. 6-й воздушный флот выполнил 1173 самолето-вылета днем, 134 — ночью. 16-я воздушная армия ответила 913 самолето-вылетами днем и 173 — ночью. Советская дальнебомбардировочная авиация также несколько снизила активность, ограничившись 169 вылетами. Начиная с 9 июля ее участие в сражении на северном фасе было ничтожным.
В последние дни сражения на северном фасе Курской дуги все большее влияние на ход событий стала оказывать подготовка Западного и Брянского фронтов к наступлению против немецкой 2-й танковой армии. Г. К. Жуков вспоминал: «Еще в ходе описываемых сражений под утро 9 июля на командный пункт Центрального фронта мне позвонил И. В. Сталин и, ознакомившись с обстановкой, сказал:
— Не пора ли вводить в дело Брянский фронт и левое крыло Западного фронта, как это было предусмотрено планом?
— Здесь, на участке Центрального фронта, противник уже не располагает силой, способной прорвать оборону наших войск, — ответил я. — Чтобы не дать ему времени на организацию обороны, к которой он вынужден будет перейти, следует немедленно переходить в наступление всеми силами Брянского фронта и левым крылом Западного фронта, без которых Центральный фронт не сможет успешно провести запланированное контрнаступление.
— Согласен. Выезжайте к Попову и вводите в дело Брянский фронт. Когда можно будет начать наступление Брянского фронта?
— Двенадцатого.
— Согласен»[64].
К атакам на орловский выступ с севера готовились не только советские войска. Изучение событий на северном фасе дуги 9–12 июля у многих исследователей оставляет устойчивое впечатление имитации бурной деятельности. Армия Моделя уже 9 июля фактически прекратила свое наступление и постепенно готовилась к отражению советского наступления. Историк Франц Куровски прямо говорит: «Без консультаций с генерал-фельдмаршалом фон Клюге Модель приказал прекратить все атаки». Формально 9 июля было небольшой паузой перед возобновлением атак. Средством взлома обороны советских войск должны были стать новые соединения. Модель затребовал у фон Клюге не только 10-ю танкогренадерскую и 12-ю танковую дивизии, но и прибывающую из резерва 36-ю моторизованную дивизию. До их прибытия командующий 9-й армией мог обещать только атаки с ограниченными целями.
Однако «атаки с ограниченными целями» сохраняли ожесточение настоящего позиционного сражения. Немцы 10 июля упорно пытались пробиться через оборону 19-го танкового корпуса. Несмотря на то что 101-я танковая бригада вела бой, вкопав все танки, за день боя было потеряно 32 машины (в том числе 10 сгорело). Всего за 10 июля корпус потерял 44 танка. 9-я армия потеряла 10 июля 2560 человек, один из самых высоких показателей за время наступления.
План использования новых соединений становится размытым и неопределенным. В журнале боевых действий верховного командования сухопутных войск Германии (КТВ OKW) 11 июля появляется запись: «9-я армия продвинулась только на 2–3 км из-за упорного сопротивления противника. Поскольку быстрого успеха достигнуть не удалось, речь теперь идет о том, чтобы при минимальных собственных потерях нанести максимальный урон противнику. Для этого начато подтягивание резервов».
Новые соединения прибывали без особой спешки. 10-я танкогренадерская дивизия так медленно выдвигалась к линии фронта, что появилась на поле боя только 10 июля. О ее вступлении в бой за Поныри было сказано выше. 12-я танковая дивизия генерал-майора фон Боденхаузена и 36-я моторизованная дивизия генерал-майора Голлника отстали еще на сутки. Однако после прибытия новых дивизий водить за нос верховное командование было уже проблематично. Нужно было возобновить наступление. Наиболее перспективным был участок у Теплого, где действовала 4-я танковая дивизия. Но утром 13 июля, за час до начала артиллерийской подготовки, Лемельзен лично прибыл на командный пункт дивизии и заявил: «Вчера противник начал атаки в нескольких местах Орловского выступа. Его танки глубоко вклинились в нашу оборону». Он приказал командиру дивизии фон Заукену перейти к обороне, взяв на себя также полосу 20-й танковой дивизии. Немецкие войска на периметре Орловского выступа начали спешное перестроение. Модель лично прилетел в штаб 2-й армии в Орле, чтобы принять командование двумя армиями.
Реакция группы армий «Центр» и 9-й армии на начавшееся 12 июля советское наступление была поразительно быстрой. Штаб XXXXI танкового корпуса Гарпе вышел из боя практически немедленно. 12-я танковая и 36-я моторизованная дивизии были просто перенацелены в новом направлении. Также были отданы приказы об отходе 18-й и 20-й танковых дивизий, а также полка «Фердинандов». Модель лихорадочно демонтировал ударную группировку «Цитадели» и бросал выведенные из боя дивизии навстречу наступающим советским армиям. Начиналась новая фаза сражения.
В период наступательных действий с 5 по 11 июля 1943 г. 9-я армия потеряла 22 273 человека. За тот же период (5–11 июля 1943 г.) Центральный фронт потерял 33 897 человек. Детализированные данные по потерям 9-й армии имеются за период с 5 по 10 июля 1943 г. За эти несколько дней армия Моделя потеряла 195 офицеров убитыми, 573 ранеными и 16 пропавшими без вести, 3501 рядовых и унтер-офицеров убитыми, 16 209 ранеными и 856 пропавшими без вести, а всего 20 566 человек[65]. Наибольшие потери понесли 78-я и 292-я пехотные дивизии, потерявшие, соответственно, 1959 человек и 1969 человек. 6-я пехотная дивизия не сильно от них отстала, потеряв 1422 человека. Однако в расчете на «боевую численность» это означало ее снижение на треть или даже наполовину. 2-я танковая дивизия потеряла три четверти своей «боевой численности».
Краткие выводы. Достаточно широко распространено мнение, что на северном фасе все было благополучно («Там же был Рокоссовский!»), в противоположность драматическим поворотам событий на южном фасе. Однако в отличие от шахматистов, начинающих партию с двух рядков установленных в строго определенном порядке фигурок, военачальники воюют в разных условиях. Как в отношении подчиненных им войск, так и в отношении возможностей противника. Центральный фронт изначально находился в более выгодном положении, чем Воронежский. Ему требовалось перекрывать «преднамеренной обороной» узкую полосу танкодоступной местности. Уверенного угадывания направления главного удара противника в этой полосе не произошло. Ведение операции также вызывает немало нареканий.
Уже первый ход К. К. Рокоссовского, контрподготовка, вызывал сдержанные оценки даже в советский период. В «Сборнике по изучению опыта войны» было сказано:
«Основной задачей контрподготовки должен быть срыв наступления противника, а главными объектами воздействия — скопления его войск, сосредоточившиеся для перехода в наступление. Для дезорганизации системы управления противника целесообразно наносить мощные массированные удары артиллерии по командным и наблюдательным пунктам. Подавление батарей противника нельзя считать основной задачей контрподготовки; оно является одним из элементов ее и должно проводиться по отдельным наиболее вредящим батареям»[66].
Подобные сборники издавались с сугубо практической целью знакомить командиров различных уровней с положительным и отрицательным опытом войны. Поскольку шла война, другие соображения имели меньшую ценность. Поступать по примеру командования Центрального фронта красным командирам настойчиво не рекомендовалось.
В годы застоя, когда история войны лакировалась до ослепительного блеска и мифологизировалась до крайности, контрподготовка Центрального фронта также была оценена, как минимум, сдержанно. В статье генерал-майора артиллерии Н. С. Фомина в известном сборнике «Курская битва» 1970 г. говорилось:
«Нам представляется, что огневой удар необходимо наносить по тем силам и средствам, которые предназначены для непосредственного наступления. Если раздавить танки и пехоту, некому будет наступать даже при наличии нетронутой артиллерии. Наоборот, оставшиеся целыми танковые и мотострелковые части и подразделения первого эшелона всегда пойдут в наступление, даже при значительных потерях в артиллерии»[67].
Таким образом, план контрподготовки и его реализация на Центральном фронте вызывали и вызывают, скорее, отрицательную, нежели положительную оценку. Робкие голоса «за» контрподготовку по артиллерийским позициям говорят о 40 % батарей противника, которые смогли открыть огонь в полосе 13-й армии. На чем основаны эти оценки — непонятно. Артиллерийская подготовка 9-й армии была одной из мощнейших за всю войну. Шансы поразить войска противника на исходных позициях для атаки (а 6-я пехотная и 20-я танковая дивизии были вынуждены находиться в скученных порядках довольно долго) были артиллеристами Центрального фронта упущены.