Спецназ времени - Таругин Олег Витальевич 12 стр.

Аверченко вздохнул, останавливаясь напротив операнга:

— Виталий, ни самого этого города, ни древней атомной станции не существует уже больше двух веков, на их месте сейчас девственные леса приднепровского заповедника. Да и карта дорог тоже, мягко говоря, изменилась, так что проверить натурно ничего, сам понимаешь, нельзя. Кроме того, все это может оказаться просто твоими вторыми воспоминаниями, наведенными нештатной инактивацией матрицы. Вдруг твой реципиент внезапно погиб? И весь неограниченный срок ее действия тогда не имеет никакого значения. Дело в том, что мы пока не знаем, есть ли вообще эффект от внедрения матрицы — ты же помнишь, что изменения настоящего в результате коррекции прошлого происходят не мгновенно, а нарастают постепенно, волнообразно, причем срок этих изменений ничем не лимитирован?

— Согласен, — хмуро буркнул Рогов, за полчаса разговора все более убеждающийся в несостоятельности своей версии. Зато и убивать его передумали, уже хорошо. С другой стороны, так ли уж и несостоятельности?! Ведь он по-прежнему чувствует… Операнг неожиданно понял, что так и не сумел подобрать подходящий термин для описания своих ощущений. «Контролирует»? «Отслеживает»? Нет, пожалуй, не то. Скорее, просто знает, что происходит с его двойником в любой момент времени, причем оное время каким-то невероятным образом уравновешивается здесь и там.

Вот, например, сейчас он знает, что автомашина, управляемая капитаном Никоновым, несется по покрытой архаичным асфальтом дороге, а он сидит рядом с водителем, угрюмо глядя вперед сквозь запыленное лобовое стекло. В его руке тлеющая сигарета, и хотя сам он — в отличие от своего реципиента — уже давно не курит, эффект от поступающего в организм никотина воспринимается мозгом так, словно это именно он, операнг Виталий Рогов, только что сделал очередную затяжку. Причем воспринимается настолько реально, что немного кружится голова и во рту появляется полузабытый неприятный привкус…

Пожалуй, попроси операнга об этом контр-адмирал, он даже смог бы в мельчайших подробностях описать салон этого примитивного транспортного средства, по крайней мере, ту его часть, что в данный момент находится непосредственно перед глазами. Нет, Виталий не «видел» происходящего в прямом смысле этого слова: мозг реципиента передавал ему только мыслеобразы, интерпретируемые в понятные и привычные картинки уже его собственным разумом. И это было более-менее объяснимым. А вот сигарета явно выбивалась из ряда вон. С одной стороны, Рогов прекрасно понимал, что он не курит и никоим образом не зависит от никотина, с другой, его мозг имел на этот счет несколько иное мнение. Интересно, если Никонов сейчас резко затормозит, и тело реципиента там бросит вперед — здесь он это тоже ощутит? Или все же есть некоторый предел? В том смысле, что он может ощущать лишь то, с чем некогда соприкоснулся в реальной жизни? Ведь когда-то Рогов курил, значит, его разум помнит ощущение от поступающего в кровь никотина? Так, стоп, ведь это вовсе не сложно проверить… ха, так вот же и ответ! Он все-таки может подтвердить свои слова; подтвердить так, что никто не усомнится!

— Сергей Николаевич, я, кажется, сумею доказать свою правоту. Среди ваших специалистов наверняка есть нейрофизиолог с соответствующей аппаратурой? Нужно, чтобы он снял мою энцефалограмму, или как там у них это называется. Желательно, не затягивая, ведь я не знаю, что собирается делать моя копия дальше.

— Что? — контр-адмирал с интересом взглянул на спецназовца. — Ты о чем, Рогов?

— Болевой импульс, который получит мой двойник в прошлом, как я понимаю, будет воспринят моим собственным разумом так, словно это произошло здесь и со мной. Не поняли? Короче, там есть такая штучка, прикуриватель называется, я… ну, то есть он, только что зажег от него сигарету. Это такой металлический цилиндрик с раскаленной спиралькой внутри. Я прикажу — или попрошу, пока еще не знаю, как это будет, — приложить его к руке, прямо к голой коже. Боль от ожога, если я все правильно понимаю, окажется одинаковой для нас обоих, и аппаратура это зафиксирует. Думаю, подделать подобное невозможно физически. Попробуйте, вы в любом случае ничего не теряете.

Аверченко несколько секунд выжидательно смотрел на операнга, затем протянул руку, коснувшись клавиши настольного коммуникатора:

— Научный отдел, срочно. С Вернером соедините. Да, я. Густав, послушай…

Стоящий напротив «опера» человек натянуто улыбнулся:

— Ну, что ж, если вы, м-м-м, не передумали, давайте начнем.

Рогов, сидящий все на том же стуле, лишь пожал плечами. Никаких особых изменений в кабинете за последние полчаса не произошло, разве что его голову теперь едва заметно сжимал обруч с несколькими мнемодатчиками — на висках, лбу и затылке. Еще несколько датчиков прикреплялись к запястьям и груди. Виталий понятия не имел, какие именно параметры они собираются фиксировать, да его это как-то и не особо интересовало.

— Итак, вы считаете, что сумеете войти в, м-м-м, непосредственный контакт со своей отправленной в прошлое психокопией? Что ж, у меня все готово, можете, м-м-м, начинать. Я в курсе, как вас некогда учили сдерживать боль, но сейчас постарайтесь сделать все с точностью до наоборот. Расслабьтесь и, — научник на миг замялся, все-таки отведя в сторону искренне-заинтересованный взгляд, — не сдерживайтесь. Это лишь упростит нашу, м-м-м, процедуру.

Операнг, которого за последние несколько минут уже успело жутко достать бесконечное мычание, снова пожал плечами и прикрыл глаза. Не то чтобы это помогало ему сосредоточиться, скорее, просто давало возможность не видеть этого одновременно и скептического, и глубоко заинтересованного лица.

Самым идиотским было то, что Виталий до сих пор и понятия не имел, сумеет ли он и на самом деле вызвать свою копию, добившись сколько-нибудь определенного контакта или ответа. Глубоко вздохнув, Рогов замер, глядя в принадлежащий далекому прошлому мир глазами двойника. Томительно протянулась минута, вторая… сотрудник научного отдела переглянулся было с контр-адмиралом, и в этот момент операнг вздрогнул и отчетливо застонал от боли. Левая рука его инстинктивно дернулась. Научник скосил глаза на развернутый над столом портативный голоэкран, сморгнул внезапно расширившимися глазами и многозначительно поджал губы.

Наблюдавший за ним контр-адмирал тоже взглянул на экран и непонимающе пожал плечами. Операнг же, медленно стравив воздух сквозь плотно сжатые зубы, раскрыл глаза, взглянув на сотрудника научного отдела:

— Получилось? Вы что-то заметили?

Ученый, отчего-то покраснев, быстро закивал головой:

— Да-да, конечно. Все верно, все, м-м-м, именно так, как вы и говорили! Весьма выраженный всплеск активности, полностью соответствующий ожидаемому болевому воздействию. Да, собственно, вот, — он неожиданно схватил своими узкими неприятно-прохладными пальцами предплечье Виталия, переворачивая его тыльной стороной вверх. На коже, сантиметрах в десяти от запястья, наливалось ярко-малиновым цветом пятно свежего ожога: — Это так называемый стигмат, весьма известный в психиатрии симптом. Означает некое вымышленное, психогенное повреждение, своего рода фантом. Человек настолько верит в происходящее…

— Короче, — резко оборвал его Аверченко. — Вы зафиксировали болевой импульс? Он прав или нет?

— Однозначно, да, — обиженно буркнул ученый, собирая свою аппаратуру. — Судить, прав ли он, я не могу, поскольку меня, м-м-м, мягко говоря, не посвящали во все детали, но больно ему было, причем очень больно. Термическое повреждение кожи реципиента вызвало стопроцентно адекватную реакцию со стороны как периферической, так и центральной нервной системы донора. То есть мозга, проще говоря. Мое мнение — он прав. Как бы безумно это, м-м-м, ни звучало.

— Хорошо, идите, Ионеску. Вашему шефу я сам сообщу, а вы, пожалуйста, держите пока язык за зубами, хорошо? Ступайте, мне еще нужно кое о чем переговорить с нашим… испытуемым.

— Ожог лучше всего обработать прямо сейчас, — неожиданно сообщил тот. — Хоть он и психогенен, но разум искренне верит в него, а тело отзывается, поэтому для организма ожог абсолютно реален. Тело не приучено сомневаться в решениях мозга. — Ученый укоризненно взглянул на застывшего Аверченко и решительно вышел из кабинета.

Дверь за ним плавно закрылась, и на настенной панели зажегся огонек восстановленного защитного контура. Контр-адмирал грузно опустился в кресло.

— Больно, Виталий? — помолчав секунду, он неожиданно добавил то, что операнг не слишком-то и ожидал от него услышать: — Значит, правда все-таки, не ошибся ты? Ох, что ж теперь будет-то?! Ладно, слушай. Я, конечно, сейчас превышаю свои полномочия и вообще совершаю должностное преступление, но и втемную больше играть не хочу. Доигрались уже дальше некуда, хронокорректоры, блин! С другой стороны, как только сработает записанная в психоматрице программа, твоя копия, а значит, и ты сам, все равно об этом узнает. Слушай, короче… — Аверченко коснулся пальцем сенсорной панели коммуникатора, и над дверью зажегся рубиновый индикатор высшего уровня защиты от прослушивания.

ГЛАВА 7

Никонов сдавленно вскрикнул и в нарушение всех существующих и несуществующих правил дорожного движения опасно подрезал какую-то фуру и рывком перестроился в крайний правый ряд, съезжая на обочину. «Дэу» пискнула тормозами и замерла. Запыленная фура возмущенно гуднула в адрес водителя-самоубийцы, но останавливаться не стала, промчавшись мимо.

Вадим же этого словно и не заметил, широко раскрытыми глазами продолжая смотреть на откинувшегося на спинку кресла майора, медленно отнимающего от обожженного предплечья раскаленный прикуриватель. В салоне неприятно запахло горелой плотью, и капитан нащупал рукоятку, торопливо опуская вниз стекло водительской двери.

— Значит, поживем еще, — непонятно сообщил майор, с гримасой боли возвращая прикуриватель в гнездо. На тыльной стороне предплечья левой руки наливался малиновым цветом свежий ожог, в точности повторявший рисунок раскаленной спиральки. — А то я уж думал все, допрыгался операнг. Белка из Припяти, значит? Десантная граната в окошко? Нормальный у меня в этот раз откат получается. Нет, ну, ни хрена ж себе, история, а?!

Майор медленно повернул голову к товарищу и через силу улыбнулся:

— Успокойся, Вадюха, вот теперь-то все как раз и нормально! Не так чтобы совсем, но в целом нормально. Не скажу, что последние пару минут оказались самыми приятными в моей жизни, но зато теперь я кое-что знаю.

— Что знаешь? — сглотнув, сдавленно переспросил еще не отошедший от увиденного Никонов. Сначала майор вдруг замер, несколько минут, будто к чему-то прислушиваясь (посматривавший за ним краем глаза Вадим даже не стал сбрасывать скорость, посчитав это очередной непонятной странностью новоявленного «операнга Рогова»), затем вдруг утопил в гнезде прикуриватель и, дождавшись, пока тот нагреется, решительно приложил его к собственной руке. Вот тут-то Вадима так проняло, что они едва под фуру не влетели!

— Что не умру в ближайшие тридцать суток, — не менее понятно пояснил товарищ. — Тут мне весточку из будущего прислали. Не особенно, правда, радостную, но и не шибко плохую. Говорю ж, поживем еще. Если ты нас, конечно, по дороге не расшибешь. Короче, вот что, Вадик, ты, давай, езжай потихоньку, а мне тут еще немного того, помедитировать нужно. Да не напрягайся ты, — майор с усмешкой хлопнул товарища по плечу, — я пока с ума не сошел, скорее, наоборот, в себя пришел. Причем во всех смыслах. Потерпи немного, скоро все расскажу. Давай, поехали…

— Не удивляйся, Виталий, но начну я с небольшого экскурса в достаточно далекое прошлое. Впрочем, кому-кому, а тебе к разговорам о прошлом-то как раз и не привыкать. Так вот, лет двести с небольшим назад в мировой фантастической литературе появилось новое веяние, быстро ставшее популярным, так называемая альтернативная история. Чаще всего речь в подобных опусах шла о неких «попаданцах» из будущего в прошлое, которые при помощи своих знаний пытались в той или иной мере изменить естественное развитие истории.

Виталий фыркнул, вызвав у Аверченко понимающую улыбку:

— Согласен, здорово напоминает все то, чем мы и занимаемся. Вот только с одним существенным «но»: мы производим локальную, или, если угодно, минимально допустимую, хронокоррекцию, ни в коем случае не изменяя истории человечества в целом. Ты наверняка помнишь, что изменения реальности в результате нашего воздействия не только развиваются постепенно, но и прогрессируют по принципу катящегося с горы снежного кома, потому мы и не решались трогать ни одной из основополагающих вероятностных линий прошлого. Изменить судьбу одного не слишком важного в историческом плане индивидуума — одно, а направить целую ветвь истории по другому руслу — совершенно иное. Кроме того, «Хронос» ни разу не вторгался в прошлое, отстоящее от нас более чем на триста — триста пятьдесят лет. Не знаю, в курсе ли ты, но считается, что это и есть некий предел, заступать за который чревато во всех отношениях. По крайней мере, так считают наши ученые, полагая, что любое изменение, произведенное за этой границей, изначально окажется неконтролируемым и приведет к непредсказуемым результатам в нашем настоящем.

— Да, в общем-то, в курсе, — пожал плечами Рогов, — мне нечто подобное еще на вводных лекциях говорили. Только не совсем понятно, при чем тут древние фантасты? Я как-то не особенно силен в этой теме. Историю — да, изучал, а вот фантастику, или, как там вы ее назвали, — «альтернативную историю» — ни разу не читал. И не хотелось, и не до того было, — он взглянул на затянутый пленкой лечебного геля ожог и опустил руку.

— А при том, что кое-кому, похоже, не давали покоя лавры героев древних книг, одним своим появлением в прошлом способных направить локомотив истории по иному пути, — мрачно буркнул контр-адмирал, вытягивая из пачки сигарету. — И этот «кое-кто» в конце концов решил-таки поиграть со временем. Теперь мы не знаем, какой срок нам отпущен до того, как волна темпоральных изменений накроет всех с головой.

Несколько секунд Сергей Николаевич молчал, прикуривая, затем продолжил:

— Понимаю, что все это звучит, будто дурной приключенческий роман про гения-злодея, обуянного идеей отомстить всем и вся, но тем не менее. В числе ведущих специалистов проекта нашелся человек, решивший изменить нашу историю. К сожалению, он относился к тем, кто как раз и занимался расчетами предстоящих изменений реальности и имел неограниченный доступ к компьютерному мозгу Центра. Контроль же над ним службы безопасности был весьма символичным — как ни странно это выглядит, нас практически не подпускали к специалистам подобного уровня. В результате ему удалось отправить собственную психокопию в начало двадцать первого века, — контр-адмирал замолчал, нервно затягиваясь тонкой коричневой сигаретой. Рогов терпеливо ожидал продолжения рассказа, от нечего делать наблюдая за кольцами медленно поднимающегося к потолку дыма — система вентилирования в кабинете была отключена, чтобы не мешать работе защитного контура.

— После этого он покончил с собой, предварительно уничтожив все материалы по рассчитанному прыжку в прошлое и серьезно повредив передающую аппаратуру. Но он, видимо, не подозревал, что непосредственно перед отправкой матрицы производится автоматическое копирование последних оперативных данных — именно так мы и сумели узнать, куда он отправился и для кого предназначена психоматрица. Правда, эти данные неполные, так что пока мы многого еще не знаем… пожалуй, правильнее будет даже сказать «очень многого еще не знаем».

— Надо полагать, его копия тоже не ограничена сроком действия? — задумчиво пробормотал операнг, даже не обратив внимания, что перебил старшего по званию.

— Естественно, — пожал плечами Аверченко, и Рогов неожиданно понял, что впервые с начала их разговора, контр-адмирал заговорил с ним как с равным. — И даже более того: он использовал экспериментальный носитель, вы о подобных еще не слышали, позволяющий подгружать матрицу практически любому реципиенту, вне зависимости от уровня ЛПА донора и психологической сопротивляемости реципиента. Кроме того, новый тип носителя переносит в прошлое не только психокопию личности, но еще и несколько сотен терабайт полезной информации, чем наш путешественник, естественно, тоже не преминул воспользоваться.

Взглянув на удивленно вытянувшееся лицо операнга, глава службы безопасности грустно кивнул головой:

— Удивлен? Охотно верю. Никто из операторов пока об этом не знает, но вашей табели о рангах скоро должен был прийти конец, поскольку уже не имело бы значения, сколь хорошо вы умеете подавлять чужой разум. Впрочем, — он яростно растер в пепельнице окурок, — теперь все это уже в прошлом. Проект в любом случае вскоре закроют… если, конечно, вообще будет кому его закрывать.

— В смысле? — не акцентируя внимания на том, что именно для него неясно, переспросил Виталий, инстинктивно подавшись вперед. Аверченко его прекрасно понял:

— В смысле, что наш злой гений решил ни много ни мало уничтожить «Хронос» задолго до его создания. Просто стереть эту страницу из реальности человеческой истории, — видя, что «опер» собирается что-то спросить, контр-адмирал остановил его взмахом руки. — Погоди, дай договорить! И, кстати, не спрашивай, чем ему так насолил наш проект — расследование продолжается, мы пытаемся распутать все его связи не только за время работы в ЦУОСе, но и перед тем, как он к нам пришел, — пока, увы, не слишком результативно. Но настоящая проблема даже не в этом, а в том, что он не сумел просчитать всех побочных эффектов своего хроновоздействия. Ты ведь помнишь, как вообще открыли возможность темпоральных перемещений?