— Да. Тебе не знаком такой мастер... Как его звали?
— Аретти, — подсказала Томка. — Пьетро Аретти.
Как раз в этот момент Бруно глотнул из стакана с граппой. Слова Томки подействовали так, словно она с размаху ударила старика по спине, и выпивка попала не в то горло. Бруно громко закашлялся...
— Знаком?! Еще как знаком, — проговорил Бруно, тяжело дыша. — Но вы-то откуда о нем знаете?
Тинкет вытащил из сумки осколок зеркала и протянул старику. Некоторое время Бруно разглядывал свое отражение, затем перевернул осколок и посмотрел на печать мастера.
— Давненько я не видел ничего подобного.
— Значит, ты знаешь этого Аретти?
— Да... Мастер Аретти. Настоящий зеркальщик, последний, кто с полным правом носил этот титул.
— Титул? — удивилась Томка.
— Именно. Во времена Республики «зеркальщик» — это была не просто профессия. Зеркальщиков принимали в самых лучших домах. Их дочери имели право выходить замуж за аристократов.
— И дочь Аретти тоже? — предположила Томка.
— Не было у него детей, — вздохнул Бруно. — Только маленький и глупый ученик, жалкий трусишка, который не смог защитить своего мастера...
— Защитить? — удивилась Томка.
Бруно кивнул, потягивая граппу.
— Темная история, — сказал он.
— А она имеет отношение... к египетской амальгаме? — Томка заерзала на стуле.
Бруно ответил не сразу.
— Для обычной правнучки, — наконец сказал старьевщик-изобретатель, — ты слишком много знаешь.
— Я и не говорила, что я обычная правнучка, — парировала Томка.
— И то верно, — согласился Бруно. — Будь ты обычной правнучкой, было бы легче. Откуда ты знаешь про египетскую амальгаму?
— Слышала от кое-кого, — уклончиво ответила Томка.
— А разве это не сказки? — спросил Тинкет. — Истории про Клеопатру, атлантов и прочее?
— Карлито, Карлито, — покачал головой старик. — Для волшебника ты слишком мало веришь в волшебство.
Тинкет, казалось, обиделся.
— Я не волшебник. Я иллюзионист.
Он щелкнул пальцами, и на подушечке указательного волчком закрутилась монета.
— Может, в дремучем средневековье подобное могло сойти за волшебство, — сказал фокусник, — но ничего сверхъестественного здесь нет. Только ловкость рук и долгие тренировки.
— В дремучем средневековье прекрасно понимали, в чем разница между колдовством и ловкостью рук, — буркнул Бруно. — Нечего считать людей идиотами только потому, что они жили пятьсот или тысячу лет назад. Во многих вещах они разбирались куда лучше, чем те, кто живет сейчас. Египетская амальгама — не сказка, можешь поверить.
— Я верю. Я просто хочу понять, каким образом она заставляет вещи выглядеть лучше, чем они есть на самом деле, — Тинкет заставил монету исчезнуть. — Чисто профессиональный интерес. Сам понимаешь, чего можно добиться, если в арсенале фокусника появятся такие зеркала. У меня уже есть идеи на три иллюзии...
— Не стоит, — резко оборвал его Бруно. — Поверь на слово, ничего хорошего из этого не выйдет. С такими вещами не шутят.
— Кто говорит о шутках? Я к своему искусству отношусь серьезно.
— Все равно у тебя ничего не получится. В наше время только один... хм... человек знает этот секрет. И он сделает все возможное, чтобы тайна осталась тайной. Не советую становиться у него на пути.
— Доктор Коппелиус, — тихо сказала Томка.
Старьевщик-изобретатель печально посмотрел на девушку.
— Но боюсь, с советами я опоздал.
— Вы что-нибудь про него знаете? — спросила Томка.
Она сидела на краешке стула, ломая пальцы. Как только в разговоре всплыла тема жуткого карлика, у нее пропал всякий аппетит.
— Эх... — покачал головой Бруно, щедро посыпая пол табачными крошками из бороды. — Я бы полжизни отдал, чтобы про него не знать, а это, поверь, не мало.
— Кто он такой?
— Никто не знает... Кто он, откуда появился и чего на самом деле хочет — вопросы, на которые я не нашел ответов.
— Он похищает души, — шепотом сказала Томка, удивляясь тому, что Бруно этого не знает. — И заключает их в зеркала.
А потом... Не знаю, мне кажется, он показывает их в своем «Театре Кошмаров» как в шоу уродов или кабинете восковых фигур. Я сама не видела, только афиши, но мне кажется...
Бруно прервал ее взмахом руки.
— Когда я узнал о Коппелиусе, никакого «Театра Кошмаров» не было и в помине. Он появился много позже... Как же он тогда назывался? «Удивительные и ужасные фигуры, представленные посредством волшебного фонаря», вот. Потом доктор свернул лавочку, затем открыл под новым названием. Но на самом деле театр ему не нужен. Это такая же маска, как и его птичья морда, а что под ней скрывается — никому не известно.
— Он всегда ходит в «докторе чумы»?
— Да. Никто не видел его без маски. Когда-то я даже думал, что их несколько — не масок, а Коппелиусов... Очень удобно, когда никто не видит твоего лица.
От мысли, что существует целое тайное общество, состоящее сплошь из кошмарных карликов в масках, Томке сделалось дурно. Она представила, как они собираются вокруг круглого стола, в комнате, освещенной лишь тусклыми свечами, качают птичьими головами... К счастью, Бруно развеял ее страхи.
— Но он такой один, — сказал старик. — Земля бы не вынесла второго доктора Коппелиуса.
В этом вопросе Томка была согласна с ним на тысячу процентов.
— Но если не ради театра, — спросила она, — зачем же он похищает души?
— Если бы я только знал! — с тоской в голосе сказал старьевщик-изобретатель. — Я много лет бьюсь над этой тайной, но не приблизился к разгадке ни на шаг.
— А освободить их можно?
— Для этого нужно понять, как он это делает... Я видел десятки зеркал с тайной амальгамой и сами по себе они души не забирают. Думаю, они в состоянии их хранить и удерживать, как рыбок в аквариуме. Но чтобы поместить их туда, нужно какое-то средство, которым владеет только доктор Коппелиус.
И вот это, друг мой Карлито, и есть настоящее колдовство, с которым в дремучем средневековье церемониться бы не стали.
Тинкет хмыкнул.
— Ты что-нибудь знаешь про его амулет? — задал он вопрос, не дававший ему покоя.
— Какой еще амулет?
— У него есть трость с фигуркой птички, — объяснила Томка. — Кажется, Голубя. Возможно, с ее помощью он и проворачивает свои делишки.
— А... Помню я эту трость. Думаешь, душу можно похитить при помощи волшебной фигурки? — Бруно покачал головой.
— А чем этот метод хуже прочих? — сказал фокусник. — Или, по-твоему, его жертвы подписывают контракт кровью?
По тому, каким взглядом Бруно наградил Тинкета, было видно, что именно так он и считал. Все же старьевщик-изобретатель был человеком стереотипов.
— Зачем же обязательно кровью? — сказал он, насупившись. — Достаточно личного согласия... Колдуны в Вест-Индии прекрасно обходятся безо всяких волшебных амулетов. Посыплют на голову особого порошка — и готово.
— В Вест-Индии? — переспросила Томка. — Разве они похищают души?
— Конечно, это любой дурак знает. Похищают души, засовывают их в тряпичных кукол, а людей превращают в живых мертвецов. Как это называется, Карлито?
— Вуду, — услужливо подсказал фокусник. — А живые мертвецы — это зомби.
— Точно, — обрадовался Бруно. — Именно вуду-юду.
Томка не собиралась обсуждать тонкости вест-индийской лингвистики. Но кое-что в этом вопросе ее заинтересовало:
— Погодите... Так значит, душу можно заключить и в куклу?
— Наверное, раз эти колдуны так делают, — сказал старьевщик-изобретатель. — Граппу ведь можно налить и в стакан, и хрустальный бокал, и в мыльницу. Был бы сосуд. Так и здесь... Правильное отражение может быть таким сосудом. Но не вижу причин, почему им не может стать кукла. Или... Карлито, как звали того типа, душа которого хранилась в портрете?
— Дориан Грей? Это вымышленный персонаж.
— Правда? — изумился Бруно. — Хотя, какая разница? Главное принцип.
— Получается, — задумчиво сказала Томка, — можно вытащить душу из зеркала и поместить ее в куклу? Перелить граппу из стакана в бокал?
— Или в портрет, — подсказал Бруно, которого эта мысль зацепила. — Я бы не советовал. Зазеркалье — та еще темница, но оно не сравнится с куклой. Представь, какой это кошмар — торчать внутри куклы, не имея возможности пошевелить рукой или, там, ногой...
Томке потребовалось ровно шестнадцать секунд, чтобы решить задачку.
— А если кукла механическая? — предложила она. — С шестеренками внутри и всякими пружинами. Я знаю одного человека, который делает кукол, которых нипочем не отличить от живых людей... Так он говорил.
Бруно медленно оглядел Томку сверху вниз и обратно. Затем повернулся к фокуснику.
— Где ты ее нашел? Не на Сен-Клементе? Помнится, там была больница для таких девиц с безумными идеями.
— Там давно шикарный отель.
— Правда? — Бруно почесал затылок. — Кому в голову пришло устраивать гостиницу в сумасшедшем доме?
— Надо же где-то размещать туристов? Бывший дурдом не так плох. Моя ассистентка, например, живет в бывшем...
— Я знаю! — громко сказала Томка. — Лучше скажите, что не так в моей идее?
— Если начать с начала... — Бруно насупил брови. — Я не знаю. Звучит совсем нелепо.
— Не нелепее карлика, похищающего души и заключающего их в зеркала, — парировала Томка и была права. — Есть другие возражения?
Тинкет, добрая душа, заступился за друга.
— Не бывает таких механических кукол, — сказал он. — Тут нужна сложная электроника. А механика — это чересчур. Такие куклы есть только в рассказах Гофмана.
Однако Бруно, как выяснилось, его убежденности не разделял.
— Не скажи, — проговорил старьевщик-изобретатель, поглаживая бороду. — Знавал я одного типа... Кукольника. Так он делал механических кукол, которых от живых людей вовек не отличишь.
— Ага! — вскричала Томка. — Вот видите!
Бруно пожевал нижнюю губу.
— Как же его звали? Джузеппе, вроде... Со странностями был тип, как и все кукольники. Он еще женился на цыганке из бродячего цирка. Я со стула упал, когда ее увидел... Вот ты, Карлито, дурень дурнем, а привел такую красотку. А Джузеппе этот, представляешь, обвенчался с настоящей бородатой женщиной!
Слова Бруно подействовали на девушку похлеще его сыра. Томка подскочила, будто кто-то запустил ей за шиворот паука. И если существует такой вид спорта, как вскакивание со стула, олимпийское золото ей было бы гарантировано.
Беда в том, что вскакивая, она зацепилась за ножку стула. Чтобы сохранить равновесие, схватилась за столешницу и зачем-то дернула ее вверх — как ковбой из дешевого вестерна перед началом драки в салуне. Томка вообще была девушкой талантливой.
Стол и без того раскачивался под грузом деликатесов, подобного же обращения он не вынес. Что-то треснуло, стол отлетел к стене, с грохотом ударившись о дверцу одного из холодильников. Деликатесы покатились по полу. И это было лишь первым актом развернувшейся трагедии, ибо на сцену выступил Снуппи.
Не родилась на земле собака, способная вынести, когда вокруг нее разбрасывают колбасу, ветчину и копченую рыбу. Что-то одно — пожалуйста, но не все вместе. Снуппи держался, как мог, но когда его по носу ударила палка салями, в голове его что-то щелкнуло. Глаза заволокло туманом.
Состояние, в которое скатился Снуппи, викинги охарактеризовали бы словом «берсерк». Как и древние воины, пес думал лишь о том, как крушить врагов — и не важно, что врагами оказались колбасы, сыры и ветчина. С хриплым лаем он бросился на противника, жалея лишь о том, что не может разорваться на части и вцепиться зубами в каждого.
Бруно оказалось не по силам пережить вторжение ополоумевшего пса. Редкий человек сохранит самообладание, оказавшись в тесной комнате с собакой, с клыков которой брызжет белая пена. Бруно не стал и пытаться. Повторив Томкин трюк «прыжок со стула», старик отскочил к стене... И врезался спиной в холодильник.
С грохотом и звоном на Бруно посыпались лежавшие сверху ржавые кастрюли и сковородки. Какого черта он их там хранил, оставалось загадкой, но попадали они знатно. Те, что потяжелее — прямо на голову старьевщика-изобретателя.
Последовавший за этим монолог Томка рискнула бы воспроизвести лишь предварительно ударив себя молотком по пальцу или еще раз попробовав вонючего сыра.
Единственный, кто остался спокоен среди этого разгрома, был Тинкет. Глотнув вина из бутылки, он с шотландской невозмутимостью произнес:
— Как мило...
Томка вырвала у него бутыль и за два глотка осушила ее наполовину. Нервы звенели как струны арфы, по которым кто-то с размаху врезал длинной палкой. С горящим взором девушка уставилась на старика.
Проклятье! Этот тип знает Лауру и наверняка знает, где ее искать! С этого и надо было начинать!
— Ох... — простонал Бруно, потирая макушку. — Карлито, что же я тебе такого сделал?
— Мне? Ничего плохого...
— Зачем же ты тогда привел эту женщину? Она хотела меня убить.
— А! Не преувеличивай, — отмахнулся Тинкет. — Просто тебе на голову упала сковородка. С кем не бывает?
— Со мной — еще не было, — заметил Бруно. Подняв большую сковороду, он осмотрел ее на предмет вмятин. — Ха! Ой...
— Приложи лед, — посоветовал Тинкет. — Говорят, помогает. Еще помогает кусок сырого мяса.
Стон, сорвавшийся с губ старьевщика-изобретателя, видимо, должен был показать, что он думает о льде и сыром мясе. В углу кухни Снуппи, громко чавкая, поглощал исполинских размеров окорок, спеша съесть, как можно больше, пока его не оттащили от еды. На его счастье, Томка была не состоянии заниматься этим вопросом.
— Вы... — проговорила девушка охрипшим голосом. — Вы знаете Лауру?
— Что? О чем вы, синьорина? Только посмотри, что ты наделала! Даже твоя прабабка...
Сбить Томку с главной темы было невозможно.
— Вы знаете Лауру! — сквозь хрипы стали пробиваться металлические нотки. — Я о женщине с бородой, которая женилась на кукольнике!
Бруно опешил. Сперва его пытаются убить посредством кастрюль и сковородок, а когда коварный план проваливается, на него еще и орут? Все-таки женщины — существа странные и нелогичные — Бруно пожил на этой земле достаточно, чтобы увериться в этом окончательно и бесповоротно.
— Лауру? Ну да. Вроде так ее и звали...
— Вот дрянь, — выдохнула Томка.
Бруно решил заступиться за синьору.
— Не скажите. Женщина она была эксцентричная, но... Она не громила мой дом и не швыряла мне на голову тяжелых сковородок...
— Вы знаете, где она живет? — несколько грубо перебила его Томка.
— Пф... Очень давно о ней не слышал. Полагаю, где-то на Сан-Микеле.
— А конкретней? Улица, дом?
Тинкет покашлял в кулак, чтобы привлечь ее внимание.
— Что?!
— Прости, — сказал фокусник. — Ты здесь недавно и не все знаешь...
— И?
— На Сан-Микеле находится старое городское кладбище.
— В смысле? — спросила Томка, когда до нее дошел смысл сказанного. — Какое еще кладбище?
— Обыкновенное. По приказу Наполеона остров Сан-Микеле был преобразован в место захоронения венецианцев и там их теперь хоронят, я ничего не путаю?
— Если только самую малость, — подтвердил Бруно.
На Томку новость подействовала вроде ледяного душа. Мысль о том, что старьевщик-изобретатель знаком с Лаурой, вспыхнула в ее голове как римская свеча, шипя и разбрызгивая искры. И Томка была абсолютно уверена, что теперь-то точно выведет бородатую женщину на чистую воду. Кладбище в эту концепцию никак не вписывалось.
— А что она делает на кладбище? — спросила Томка, сама понимая, что глупее вопроса не придумаешь.
— В этих вопросах я не специалист, — Бруно развел руками. — Я там никогда не был.
— Но... Не может быть! Я же видела ее позавчера.
— Прости? — растерялся Бруно.
— Даму с бородой, Лауру, и ее мужа-кукольника — я встретила их позавчера в поезде из Милана, — сказала Томка. — Не знаю, какие порядки в Италии, но в России людей, которые ходят, разговаривают и воруют чемоданы, на кладбище не отправляют. В худшем случае — в тюрьму.
Бруно коротко булькнул.
— Встретила? — переспросил он. Девушка кивнула.
— В поезде из Милана? — Томка кивнула еще раз.
Старьевщик-изобретатель схватил себя за бороду.
— Позавчера? — предпринял он третью попытку. — Высокая женщина с бородой и ее муж, кукольник Джузеппе? Он похож на... гнома, лицо такое хитрющее, как у хорька?
— Именно. Только представился он Джеппетто...
Пару секунд Бруно растеряно моргал, а затем вдруг взревел так, что все холодильники на кухне разом подскочили, а лампочка под потолком замигала.
— Джеппетто! Ах ты... Мерзкий кукольник! Двуличная гадина! Да чтоб собаки вырвали твой поганый язык, да чтоб... — тут у Бруно кончились слова. Лицо его пошло красными пятнами.
Томка недоуменно посмотрела на Тинкета. «И часто с ним такое?» — спросила она одними губами. Фокусник дернул плечом, мол, не исключено, хотя и ему в новинку.
— Так вот зачем он вокруг меня вертелся! — выдохнул Бруно, когда к нему вернулся дар речи. — Да чтобы черти его печенку... Выходит, они были заодно! Проклятье! Обвели меня, как последнего...
— Кто? — не поняла Томка.
— Кто?! Ха-ха! Джеппетто, мерзкий сын гадюки, и это исчадье ада — доктор Коппелиус!
— С чего вы взяли, что они как-то связаны?
— Да это же последнему ослу ясно! — Бруно с размаху ударил по дверце холодильника. — Кто еще мог помочь этому двуличному гаду столько протянуть? Да я последние зубы поставлю на то, что за этим стоит Коппелиус!
— «Столько» это сколько? — тихо спросила Томка.
— А который сейчас год? — нахмурился Бруно.
— Две тысячи девятый...
— Тогда получается, — старьевщик принялся загибать пальцы, — последний раз мы виделись без малого сто лет назад. Как раз тогда, когда здесь появилась твоя прабабка.