– Братья, с чего это вы в собственных стенах оружные? Неужто ждете нападения?
– Приказ рыцаря-компаньона Фулька, – проскрежетал тот стражник, что покрупнее.
Гуго огляделся по сторонам. А второй, словно испугавшись, что гость намерен уйти, добавил:
– Брат, велено тебя вести прямиком к нему. Будь любезен, не противься. – А гонцу наказал: – Ты же ступай восвояси.
Только и видели паренька.
В сопровождении двух вооруженных монахов Гуго вошел в вестибюль, где начиналась лестница. Справа – ворота конюшни, они на запоре. Слева ворота распахнуты, за ними вымощенная плитами площадка с деревянными столбами, подпирающими балки. Раньше в этом крытом дворе мастерили, торговали, хранили, а нынче царит пустота.
Лестница вела кверху, и проходила она над другим пустующим складом. Трое поднялись на второй этаж; расположенные там комнаты предназначались для членов семьи и гостей; челядь ночевала на чердаке. Гуго пригласили в кабинет. Темные стенные панели, дорогая мебель. И тепло, даже душно – из-за тлеющих в жаровне углей.
В кабинете ждал Фульк де Бюше. Он был на ногах – высокий, лишь на два дюйма ниже Гуго. Горбоносый, седеющий и, возрасту вопреки, гибкий и сильный; даже зубов хватает во рту. Как и положено рыцарю-храмовнику, давшему обет пожизненного безбрачия, он носил белую мантию. На боку висел меч.
Гуго остановился.
– О боже… – растерялся он. – Приветствую тебя, брат…
Фульк жестом велел своим людям выйти из кабинета, а когда те встали обочь двери в коридоре, поманил гостя. Гуго тотчас подступил.
– Магистр, чем я могу послужить тебе? – спросил он.
Формальность – хрупкий доспех. Принесенное отроком послание было четким и недвусмысленным: Гуго надлежит незамедлительно явиться к начальству.
Хоть и нечасто слышал Гуго тяжелый магистерский вздох, но прекрасно знал, что он означает. За строгой маской пряталась душевная печаль.
– Мы можем говорить без опасений, – сказал Фульк. – Здесь надежные люди, умеют держать язык за зубами. А всех прочих я отпустил.
– Но разве прежде наши разговоры не были прямыми и откровенными? – выпалил Гуго.
– С недавних пор я в этом сомневаюсь, – ответил Фульк. – Но посмотрим, что будет дальше. – И, помолчав немного, добавил: – Скоро все станет ясно.
Гуго стиснул кулаки, усилием воли разжал пальцы и как можно спокойнее произнес:
– Чтобы я тебе лгал – такого не бывало. Ибо ты для меня не только начальник, не только брат по ордену, но и… – Он замялся, а потом все-таки договорил: – Но и друг.
Рыцарь так сильно закусил губу, что в бороду потекла кровь.
– Разве иначе я бы предупредил тебя о близкой опасности? – увещевающе вопросил Гуго. – Проще было бы уйти, сберечь собственную шкуру. Но я снова предостерегаю тебя, Фульк, и молю: спасайся, пока еще есть время. Иначе и трех дней не минует, как беда падет на твою голову.
– Твои пророчества прежде не бывали такими точными, – бесстрастно отметил собеседник.
– Роковой час не был так близок, – объяснил рыцарь. – И к тому же я надеялся…
Фульк рубанул воздух кистью руки, как топором, заставив Гуго умолкнуть.
– Довольно! – воскликнул магистр.
Гуго оцепенел. Фульк принялся расхаживать, как зверь в клетке. И при этом не говорил – чеканил фразу за фразой:
– Да, ты кое-что предсказал, и обещанное тобою произошло. Пусть это и незначительные события, я высоко оценил твою прозорливость. И когда ты намекнул на скорое великое несчастье, я отправил письмо своему родственнику. Мы уже знаем о выдвинутых против нас обвинениях. Однако ты не удосужился объяснить, откуда вдруг у тебя взялись способности гадальщика. Насколько я помню, до недавних пор ты не вел странных речей о мавританской астрологии и пророческих видениях. – Фульк помолчал, сурово взирая на допрашиваемого, а затем столь же сурово произнес: – Дьявол может и правду изречь, коль увидит в том выгоду для себя. Ответь же, называющий себя именем Гуго Маро: какова природа твоего знания?
Собеседник пожилого магистра осенил себя крестным знамением:
– Я честный христианин…
– Так поведай же все как на духу, объясни в точности, чего надо ждать. Я передам твои слова великому магистру, и все наши братья успеют подготовиться.
Гуго закрыл лицо руками:
– Но я не могу! О Фульк, мой славный друг, даже сейчас я не способен это сделать! У меня скован язык! Даже те немногие слова, что я в силах пролепетать, – они под запретом. Но ты же давно меня знаешь!
Ответ был холоден и тверд:
– Знаю, ты хочешь, чтобы я тихо исчез, спасся, никого не предупреждая. Но если я нарушу все обеты и клятвы, если брошу в беде братьев во Христе, не погублю ли тем самым душу мою? – Фульк перевел дух и продолжил: – Нет, брат мой… если ты все еще брат. Я устроил так, чтобы несколько дней ты побыл у меня в подчинении. Поживешь здесь, взаперти; никто не будет знать о твоем присутствии, кроме меня и надзирателей. И если в самом деле король обрушит на нас свой гнев, я, возможно, отдам тебя в руки инквизиции. Дескать, рыцари Храма обнаружили в своих рядах сосуд зла, затесавшегося колдуна-чернокнижника, и спешат избавиться от него…
Речь Фулька прервалась судорожным вздохом, душевная мука исказила лицо.
– И я буду молиться, Гуго, денно и нощно молиться и блюсти самые суровые обеты, лишь бы священный трибунал счел тебя виновным разве что в любви к ордену… Сможешь ли ты тогда меня простить?
Несколько мгновений магистр простоял молча, а потом закончил, чеканя слова:
– Так я поступаю во благо ордена, коему все мы дали клятву верности перед Господом. Рауль и Жан, уведите его.
На скулах Гуго заблестели слезы. Вошла стража. И тогда, повинуясь порыву, рыцарь выхватил свое единственное оружие – нож – и протянул Фульку рукоятью вперед. Магистр убрал руки за спину, и нож полетел на пол.
Гуго без единого слова повернулся к дверям; охрана встала по бокам. Уходя, тамплиер сжал в кулаке висевшее на шее маленькое распятие, символ высших сил и источник их помощи.
Сан-Франциско, 8 марта 1990 года, четверг
К Ванде Тамберли Мэнс Эверард вернулся почти на закате. Сквозь пролеты моста Золотые Ворота лился вечерний свет. Из гостиничного номера они видели и слышали, как вагончики канатной дороги, погромыхивая, движутся к океану. Еще глазам представали острова, и отдаленный крутой берег серебряно-синей гавани, и паруса, точно крылья блуждающих чаек.
Как же хотелось там побывать! Оба агента Патруля надеялись, что у них появится такая возможность.
Едва Мэнс вошел, Ванда безошибочно разгадала выражение его обветренного лица.
– У тебя новая миссия?
Он кивнул:
– Когда позвонил Ник, стало совершенно ясно, что задумали в штабе.
Ей не удалось скрыть возмущение. В этот раз они и двух месяцев не провели вместе.
– Почему тебя не оставят в покое? У Патруля что, нет других агентов-оперативников?
– К сожалению, поблизости нет. Если честно, я мог отказаться, но заглянул в отчет и пришел к выводу, что никто лучше меня в этот раз не справится.
«Заглянул в отчет» – это было очень мягко сказано. На подготовку ушел весь день, Эверард освоил объем сведений, эквивалентный приличной библиотеке: история, язык, право, обычаи, опасности. И преобладали не тексты и не аудиовизуальные материалы, а непосредственно вводимая в мозг информация.
– Что ж, noblesse oblige,[17] – вздохнула Ванда, обнимая Мэнса и прижимаясь щекой к его широкой груди. – Все равно это рано или поздно случилось бы. Ладно, как закончишь, возвращайся в ту же минуту, когда скажешь «до свиданья», хорошо?
– Ты мои мысли читаешь, – ухмыльнулся он, гладя ее светлые локоны. – Но особой спешки нет. Самому охота управиться поскорее, но как же без прощальной пирушки? Будем гулять всю ночь.
– Это лучшее предложение за весь день.
Ванда потянулась губами к лицу Эверарда, и некоторое время в комнате звучал только нежный шепот.
Отступив на шаг, она попросила утратившим уверенность голосом:
– Это было чудесно, но, прежде чем займемся серьезным делом, может, объяснишь, что тебе поручили в этот раз.
– Конечно объясню, – согласился он. – За пивом?
Получив кивок, Мэнс почал две бутылки «Сьерра-Невада пэйл». Ванда взяла пиво и уселась на диван. Эверард был слишком взволнован, поэтому остался на ногах. Он набил трубку.
– Париж, начало четырнадцатого века, – заговорил он. – Исследователь-полевик, по имени Хью Марло, угодил… угодит в серьезный переплет, и мы его вытащим… обязаны вытащить. – Разговор шел на английском, а не на темпоральном, и Эверард был вынужден пользоваться временами и формами глаголов, плохо подходящими для хронокинетики. – У меня есть опыт работы в Средневековье.
Ванда содрогнулась – та работа не обошлась без ее участия.
– К тому же Хью мой современник. И хотя он не американец, а британец, у него тоже мышление западного человека из двадцатого столетия. В операции это может быть существенным подспорьем.
Ванда содрогнулась – та работа не обошлась без ее участия.
– К тому же Хью мой современник. И хотя он не американец, а британец, у него тоже мышление западного человека из двадцатого столетия. В операции это может быть существенным подспорьем.
Редкому поколению удается сделать врагами предка и потомка.
– Что с ним стряслось? – спросила Ванда.
– Марло изучал тамплиеров. В то время их политический центр находился во Франции, но они имели многочисленные командорства и в других государствах. Помнишь, чем промышляли храмовники?
– Очень смутно.
Эверард разжег трубку, затянулся дымом и глотнул пива.
– Это один из военно-религиозных орденов, возникших в эпоху Крестовых походов. После того как крестоносцы потерпели окончательный провал, храмовникам удалось сохранить свое могущество и практически полную независимость. Кроме войн, они занимались ростовщичеством, за что и поплатились в конце концов. Орден превратился в огромную копилку, притом что отдельные его члены честно блюли аскезу, оставаясь воинами и мореплавателями. Храмовники стали непопулярны, даже по меркам той эпохи прибрали к рукам слишком много богатства и власти, но предъявленные им на судебных процессах обвинения выглядят в большинстве своем несправедливыми. Дело в том, что король Филипп Красивый, помимо прочего, хотел заполучить их сокровища. Он уже разорил евреев и ломбардцев, вытряс из них уйму золота. Этот честолюбивейший из монархов строил исключительно амбициозные планы, а потому всегда остро нуждался в деньгах. Римский папа Климент Первый, будучи ставленником Филиппа, всегда и во всем поддерживал его. Тринадцатого октября тысяча триста седьмого года французские тамплиеры подверглись внезапному аресту – мало кому удалось ускользнуть из тщательно раскинутых сетей. Храмовники обвинялись в идолопоклонничестве, богохульстве, содомии и тому подобном. Нужные королю признания добывались пытками. Итогом долгого и сложного судебного процесса стал разгром ордена тамплиеров и гибель на костре многих его членов, включая великого магистра Жака де Моле.
– Да, не повезло бедняжкам, – сделала грустное лицо Ванда. – Но зачем нужно их изучать?
– Это весьма важные события. – Мэнс не стал объяснять, что Патруль Времени считает необходимым иметь полные и точные сведения о любой из охраняемых им эпох. Ванда и сама это знала – еще бы ей не знать! – Надо отдать должное скрытности тамплиеров, они больше века хранили в тайне свои собрания и ритуалы. В финале это сыграло на руку их врагам, дало почву для ложных обвинений.
Что же произошло на самом деле? Сведения, содержащиеся в хрониках, нельзя назвать достоверными. Хочется выяснить подробности, и любая крупица информации может оказаться крайне полезной. Например, нам важно знать, что делали уцелевшие тамплиеры, рассеявшись по Европе, Северной Африке и Ближнему Востоку. Может быть, действовали в подполье, влияя на христианские ереси и мусульманские секты? Известно, что некоторые из этих рыцарей, очень немногие, примкнули к маврам.
С минуту Эверард пыхал трубкой и любовался профилем Ванды на фоне темнеющего неба, а затем продолжил:
– Марло залегендировался и вступил в орден. Провел в нем под чужим именем десятки лет, подружился с высокопоставленным рыцарем и получил доступ к секретам. И вот накануне королевского удара по тамплиерам рыцарь хватает нашего коллегу и сажает под замок, оставляя без связи с внешним миром. Это плохо – Марло слишком много знает.
– Откуда? – удивилась Ванда. – Разве у него нет… не было блокировки?
– Конечно была. Марло не может сказать никому постороннему, что прибыл из будущего. Но ведь нельзя не предоставлять полевому агенту определенную свободу действий, чтобы он мог самостоятельно оценивать ситуацию и… – Эверард пожал плечами. – Марло – научный работник, а не полицейский. Возможно, он мягкосердечен.
– Но разве столь грязный период не требует от человека сурового нрава и умения выживать? – спросила Ванда.
– Так-то оно так… Мне не терпится расспросить Марло и выяснить, что за семена он успел посеять и в чьих умах. – Эверард сделал паузу и добавил: – Как я догадываюсь, чтобы в разумные сроки продвинуться в орденской иерархии, он был вынужден демонстрировать кое-какие оккультные трюки, например предсказывать разные события. В Средние века мистические проявления не были редкостью, и аристократия относилась к ним благожелательно – лишь бы это не было откровенным шарлатанством и приносило ей пользу. Марло мог пророчить в интересах дела, но, похоже, он вышел за рамки дозволенного и сообщил высокопоставленному рыцарю Фульку де Бюше, что близится катастрофа – король и инквизиция готовят тамплиерам разгром. В сложившихся обстоятельствах он не мог раскрыть детали. Как я догадываюсь, Фульк понял: у него нет времени, чтобы связаться с великим магистром и убедить его в необходимости принять меры защиты, если такое в принципе возможно. И тогда у Фулька возникла идея взять Марло под арест, с тем чтобы передать его властям как колдуна, если предсказание сбудется, – авось тамплиерам зачтут заслугу, убедившись, что они были и остаются благонравными христианами.
– Гм… – нахмурилась Ванда. – И как же об этом узнал Патруль?
– Разумеется, у Марло был при себе миниатюрный радиофон. Наш агент всегда носил на шее распятие, и при аресте его не отобрали. Едва он оказался в одиночестве под замком, как связался с ближайшей базой и сообщил о своей проблеме.
– Понятно. Извини за глупый вопрос.
– Он вовсе не глупый. – Эверард подошел к Ванде и положил ей на плечо ладонь. – Просто ты еще не знаешь всех мудреных уловок Патруля, хоть и не раз побывала в деле.
Улыбка на ее лице продержалась недолго.
– Надеюсь, в этой операции будет… больше мудреных уловок, чем риска, – тихо проговорила Ванда.
– Помилуй, какой тут риск! Дело-то пустяковое: вытащить Марло из запертой комнаты.
– Коли так, почему понадобился именно ты? – резко спросила она. – Любой патрульный способен заскочить туда на темпороллере, посадить коллегу в седло и выскочить.
– Видишь ли, ситуация деликатная…
– И в чем же ее деликатность?
Эверард взял пиво и снова принялся расхаживать по комнате.
– Речь идет об очень важной точке в очень важном периоде. Король Филипп Красивый не просто громил тамплиеров, он копал под своих вассалов, крупных феодальных владетелей, и прибирал к рукам все больше власти – как мирской, так и церковной. Я уже сказал, что папа римский был его марионеткой. Авиньонское пленение началось при Филиппе, а когда оно завершилось и папы вернулись в Рим, их могущество уже не шло ни в какое сравнение с прежним. Именно в ту пору зародилась концепция абсолютистского государства. Людовик Четырнадцатый, Наполеон, Сталин и Налоговое управление США – духовные наследники Железного короля. – Подумав, Эверард добавил: – Я не утверждаю, что отказ от этого наследства – плохая идея. Но как ни крути, оно часть нашей истории – той самой, которую поручено оберегать Патрулю.
– Я понимаю, – медленно кивнула Ванда. – Дело требует мастера высшей квалификации. Вокруг тамплиеров тогдашняя партия власти раздула дикую истерию. И любое происшествие с намеком на сверхъестественность – не важно, колдовского или божественного свойства, – способно взорвать ситуацию. Последствия самым непредсказуемым образом отразятся на дальнейших событиях. Мы не можем допустить столь грубую погрешность.
– Правильно рассуждаешь. Ты умница. А еще мы обязаны просто спасти Марло. Своих в беде не бросаем. И если он подвергнется допросу под пытками… О путешествиях во времени, конечно, не расскажет, но инквизиция сможет вытянуть из него информацию о других наших агентах. Само собой, те без труда уйдут из-под удара, но на этом закончится наше присутствие во Франции эпохи Филиппа Четвертого. А этот период, повторяю, исключительно важен, и его необходимо контролировать.
– Несмотря ни на что, мы там остались. Ведь остались же?
– Да. В нашей истории. Но это не означает, что обязательно останемся. Моя задача – чтобы это случилось наверняка.
Ванда пожала плечами. Затем встала, подошла к Эверарду, забрала трубку и положила на пепельницу. Взяла его за руки и почти спокойно проговорила:
– Мэнс, ты вернешься целым, невредимым и с победой. Я тебя знаю.
Но она вовсе не была в этом уверена. Иногда парадоксы бывают слишком опасны, и оперативники Патруля Времени получают тяжелейшие душевные травмы, посещая в прошлом ушедших из жизни близких или узнавая в будущем, что случится с ними самими.
Арфлёр, 11 октября 1307 года, пятница
Вполне логично, что главный морской порт северо-запада Франции сочли наиболее подходящим местом для оперативного штаба. Там, куда часто прибывают люди и грузы из множества стран и где заключаются международные сделки, чужеземная внешность и незнакомые манеры не привлекут к себе лишнего внимания. Поодаль же от берега все, кроме преступников, живут в тугих тенетах законов, обязанностей, общественных порядков, налоговых регуляций – и, конечно же, сложившихся представлений о том, как подобает себя вести и о чем нельзя говорить.