Но до определенного момента никакие конфликтные эпизоды не порождали общественной дискуссии об отношениях науки и религии. Такая дискуссия стала возможна лишь в XIX веке, и толчком к ее началу послужила, судя по всему, публикация книги Чарльза Дарвина «О происхождении видов» в 1859 г. Эта книга – величайший из когда-либо написанных разрушитель Писания. Она (ненамеренно) расправилась с множеством библейских утверждений и наглядно показала, что наблюдаемые в природе закономерности, которые прежде объяснялись существованием Великого архитектора, вполне можно объяснить естественными процессами – эволюцией и естественным отбором.
Современная дискуссия о столкновениях науки и религии, в которых наука располагает более мощным оружием, началась с двух книг, опубликованных в конце XIX века. Историки науки считают, что именно они запустили в массы «тему конфликта» – идею о том, что религия и наука не просто воюют друг с другом, но воюют непрерывно, что церковные власти при каждой возможности противостоят науке или подавляют ее, а та все время пытается вырваться из прочных объятий веры. Пересмотрев то, что они считали историческими столкновениями между церковью и учеными, авторы обеих книг объявили науку победителем.
Резкий тон этих произведений, необычный для того времени, хорошо выражен в первой из этих книг – «Истории конфликта между религией и наукой» американского энциклопедиста Джона Дрейпера, изданной в 1875 г.:
В конце концов дошло до того, что христианство римского толка и наука рассматриваются адептами той и другой стороны как абсолютно несовместимые. Они не могут сосуществовать. Одно должно покориться другому. Человечество должно сделать выбор – иметь и то и другое невозможно.
Как явствует из цитаты, Дрейпер видел основного врага науки именно в католицизме, а не в религии как таковой. Это объясняется преобладанием католицизма, продуманностью его догм и стремлением внедрять и поддерживать эти догмы при помощи гражданской власти. Кроме того, в конце XVIII века антикатолицизм был очень распространен среди образованных американцев.
Книга «Борьба религии с наукой», изданная в 1896 г., была более объемной, более научной и более сложной как по истории создания, так и по замыслу. Ее автор Эндрю Диксон Уайт тоже был энциклопедистом – историком, дипломатом и просветителем. Он также был первым президентом Корнеллского университета в г. Итаке. Когда Уайт и его благодетель Эзра Корнелл в 1865 г. основали университет, в закон штата Нью-Йорк, определявший его задачу, было включено следующее требование. Члены какой бы то ни было религиозной секты не могли занимать большинство мест в попечительском совете университета. Также говорилось, что «люди любой религиозной принадлежности или без всякой религиозной принадлежности будут равно избираемы на все посты и должности». Настолько светский подход в те времена был почти уникальным.
Уайт, сам будучи верующим, утверждал, что целью такого плюрализма на самом деле было утверждение и продвижение христианства: «Будучи далеки от всякого желания навредить христианству, мы оба [он и квакер Корнелл] надеялись утвердить его. Однако в сектантской природе американских колледжей и университетов мы видели причину скудости дававшегося в них образования». Это была явная попытка организовать американский университет по европейскому образцу, устранив влияние религиозной догмы и подстегнув тем самым свободные исследования.
Этот план провалился. Светские намерения Уайта и Корнелла разозлили многих верующих, и те обвинили Уайта в следовании дарвинизму и атеизму, а также в том, что учебный план нового университета явно отклоняется в сторону естественных наук. К преподаванию допустили даже атеистов! (Некоторые считали, что каждый профессор должен быть пастором.) Попытка Уайта приобщиться к «любезной разумности» потерпела крах, и в конце концов он начал рассматривать борьбу за светский университет (которую выиграл) как одно из сражений в войне науки и теологии:
Тогда-то я и проникся ощущением настоящей проблемы – антагонизма между теологическим и научным взглядом на Вселенную и просвещение.
За этим последовали 30 лет изысканий, вылившиеся в издание весьма основательного двухтомника (намного более проработанного, чем труд Дрейпера). Книга вызвала горячие споры и стала бестселлером. Она издается до сих пор. Несмотря на перечисленные в книге случаи религиозных возражений лингвистическим исследованиям, библейским знаниям, медицинским нововведениям (вроде вакцинации и анестезии), улучшению системы здравоохранения, теории эволюции и даже применению громоотводов, Уайт настаивал, что его целью было показать конфликт не между наукой и религией, но лишь между наукой и «догматической теологией». В конце он выражал надежду – напрасную – на то, что его книга будет способствовать укреплению религии, поскольку убедит ее отказаться от ненужного вмешательства в дела общественных и естественных наук. В этом смысле книга стала предшественником примиренческих доводов Стивена Гулда в его теории «непересекающихся магистерий» науки и религии (об этом тезисе мы поговорим позже).
Что книгам Уайта и Дрейпера удалось, так это создать базу для обсуждения конфликта между наукой и верой. Но это вызвало гнев богословов и историков науки: они поспешили заявить, что «тезис о конфликте» попросту ошибочен. Некоторые историки науки утверждали, что Уайт и Дрейпер проявили себя плохими учеными и продемонстрировали невысокий уровень подготовки (да, они совершили кое-какие ошибки и оставили без внимания некоторые аргументы своих противников, но далеко не в тех масштабах, чтобы это могло обесценить их труд). Кроме того, по мнению историков науки, верное толкование взаимоотношений религии с наукой таково: эти области часто ладили друг с другом. Неприятие теорий Дарвина и Галилея, дескать, было печальным исключением в долгой и мирной истории церковно-научных отношений. Да и эти стычки были вызваны не религией, а политикой или личными дрязгами. В самом деле, многие научные открытия, как считали эти историки науки, были cделаны под влиянием религиозных взглядов. Науку же они представляли как продукт христианства, распространившегося на всю средневековую Европу.
Истина, как это часто бывает, лежит посередине между Дрейпером и Уайтом с одной стороны и их критиками с другой. Хотя невозможно отрицать, что религия сыграла важную роль в противодействии некоторым научным достижениям (теории эволюции, применению анестезии), другие, например, профилактические прививки от оспы, встречали со стороны церкви как противодействие, так и поддержку – и все это с опорой на Библию. С другой стороны, бесполезно говорить, что религия не играла роли в преследованиях Галилея и Джона Скоупса, это будет самообманом и искажением действительности. Тем не менее, поскольку не все религии противостоят науке, а многие верующие легко принимают научные достижения, то бессмысленно говорить, что наука и вера сошлись в вечной битве. Если рассматривать «тезис о конфликте» в этом смысле, то такая гипотеза будет неверна.
Однако моя позиция состоит не в том, что религия и наука всегда были непримиримыми врагами и что первая всегда тормозила вторую. Нет, я вижу в них конкурентов, которые претендуют на одни и те же территории и утверждают, что способны познавать Вселенную. Как я покажу в следующей главе, их несовместимость основана на различиях в методологии и философии, при помощи которых они устанавливают свои истины, и в результатах их изысканий. В своем стремлении опровергнуть утверждения Дрейпера и Уайта критики упустили главную тему обеих книг: неспособность религии установить истины хоть о чем-то – будь то сами боги или более земные вопросы вроде причин болезней.
Итак, что указывает на то, что на фронте науки и религии не все хорошо? С одной стороны, если бы две эти области были признаны совместимыми, то все споры об их согласованности уже бы закончились. На самом же деле они лишь разгораются.
Для начала немного говорящей статистики. База данных WorldCat, основанная в 1971 г., – это крупнейшее в мире собрание опубликованных произведений, в каталогах которого содержится порядка 2 млрд единиц из более чем 70 000 библиотек по всему миру. Если порыться в этом каталоге в поисках книг на английском языке на тему «наука и религия», то выяснится, что их число последние сорок лет стабильно растет: за десятилетие, завершившееся в 1983 г., их вышло 514, а за 1994–2013 гг. таких книг появилось уже 2574. И дело не в том, что книг стало издаваться больше. В этом несложно убедиться, если соотнести это число с количеством книг о религии в целом. Доля книг о религии, в которых речь также идет о науке, подскочила с 1,1 % в первом упомянутом десятилетии до 2,3 % в последнем. Если число книг о религии за это время почти удвоилось, то число книг о религии и науке выросло вчетверо. И хотя не во всех книгах из категории «наука и религия» речь идет о взаимоотношениях этих двух областей, данные подтверждают: интерес к теме растет.
Наряду с этим становится все больше академических курсов и программ, посвященных науке и религии. Как отметили в 1997 г. Эдвард Ларсон и Ларри Уитхем, «согласно одному из докладов, система высшего образования США теперь может похвастать 1000 курсов, посвященных науке и вере, тогда как студенту 1960-х гг. пришлось бы долго искать, чтобы найти хоть один». Исследовательские центры и академические институты, посвященные науке и религии, растут как грибы после дождя. Среди них Фарадеевский институт науки и религии в Кембриджском университете (основан в 2000 г.), Центр науки и религии имени Иэна Рэмси в Оксфордском университете (основан в 1985 г.) и Центр теологии и естественных наук в Беркли, который был основан в 1982 г. и может похвастать тем, что «уже 30 лет наводит мосты между наукой и теологией». Процветают также новые академические журналы, посвященные вопросам науки и религии (такие как «Наука, религия и культура», основанный в 2014 г.). Кроме того, как мы увидим, именитые научные организации начали включать в свои планы программы, связанные с религией, а также делать заявления, призванные заверить широкую публику в том, что их деятельность не противоречит вере.
Для ученого очевиднейшим признаком отсутствия согласованности служит само существование подобных программ и заявлений. Они призваны убедить публику, что, хотя наука и религия на первый взгляд конфликтуют, на самом деле это не так. Но почему ученые пытаются это доказать? Одна из причин заключается в том, что я называю «синдромом хорошего парня»: говоря о религии только хорошее, можно понравиться гораздо большему числу людей, чем ее критикуя. Уверения в том, что твоя наука не лезет в дела религии и ничем ей не мешает, – верный способ угодить и американской публике, и вообще всем.
Далее, есть люди, которым просто не нравятся конфликты, – «люди доброй воли», как называл их палеонтолог Стивен Гулд. Для этой группы примиренчество представляется разумным способом избежать конфликта (аналогичную цель преследует запрет разговаривать о религии и политике за обеденным столом). Человек, который стремится примирить религию и науку, всегда выглядит непредвзятым и разумным, тогда как утверждение об их несовместимости помогает приобретать врагов и ведет к навешиванию на человека ярлыка «воинствующий». Причина понятна: религия занимает в нашем обществе привилегированное место. Нападать на нее нельзя, хотя критиковать веру в сверхъестественное или паранормальное, в экстрасенсорное восприятие или гомеопатию можно. Цель примиренчества – не защита науки, которая и сама способна за себя постоять, а демонстрация того, что религия каким-то образом все же может делать достоверные заявления об окружающем мире.
Но подлинная причина того, что ученые защищают примиренческую позицию, более эгоистична. Американские ученые – или, вернее, их материальная поддержка – в значительной мере зависят от американских граждан, которые в большинстве своем религиозны, и от конгресса США, который тоже религиозен. (Не секрет, что человеку, признающему себя атеистом, практически невозможно попасть в конгресс, и во время избирательной кампании кандидаты вовсю щеголяют своей религиозностью.) Большинство исследователей получает грантовую поддержку от федеральных агентств вроде Национального научного фонда или Национального института здравоохранения, бюджеты которых ежегодно утверждаются конгрессом. Для ученых такие гранты – единственная надежда, ибо исследования – дело дорогое, а отсутствие научных результатов может привести к потере должности, отсутствию продвижений по службе или прибавок к зарплате. Любое заявление о том, что наука каким-то образом конфликтует с религией, способно привести к урезанию бюджета (по крайней мере, ученым так кажется) и поставить таким образом под угрозу их профессиональное благополучие.
Подобные мысли беспокоят всех ученых, но биологам-эволюционистам приходится несколько хуже. Среди наших союзников в борьбе с креационизмом много прогрессивных верующих, которые во всеуслышание заявляют, что теория эволюции не противоречит их вере. В судебных слушаниях по искам против государственных школ, в которых преподают креационизм, нет и не может быть более убедительного свидетеля, чем какой-нибудь верующий, который под присягой покажет, что эволюция вполне созвучна с его собственной религиозностью и что креационизм – не наука. Если бы ученые говорили открыто то, что многие из нас думают, – что религиозные верования в принципе противоречат науке, – то мы непременно настроили бы против себя этих союзников и, как предупреждают многие, затруднили бы принятие теории эволюции людьми, которые и без того пребывают в сомнениях насчет Дарвина. Однако не существует прямых доказательств ни этой точки зрения, ни того, что ученые, критикуя веру, подвергают опасности собственное благополучие.
Тем не менее многие научные ассоциации, существующие в религиозной среде и погруженные в религиозную культуру, предпочитают вести себя осторожно. Они заявляют, что наука вполне может сосуществовать с религией. Один из примеров – программа научного, этического и религиозного диалога Американской ассоциации содействия развитию науки, посвященная «[развитию] общения между научным и религиозным сообществами». «Общение», за которое ратуют крупнейшие научные организации Америки, всегда позитивно. В подобных диалогах никогда не упоминаются какие бы то ни было конфликты между наукой и религией. Точно так же в программе Всемирного научного фестиваля (ежегодной мультимедийной выставки, которая проводится в Нью-Йорке) всегда имеется семинар или лекция на тему совместимости науки и религии. Фрэнсис Коллинз, бывший глава проекта расшифровки человеческого генома и нынешний директор Национального института здравоохранения (а кроме того – возродившийся в вере христианин-евангелист) основал BioLogos. Задача этой организации в том, чтобы помочь евангелистам, настроенным против теории эволюции, принять ее и при этом сохранить веру в Иисуса. К несчастью, пока ее успехи довольно скромны. И неслучайно все три упомянутые программы финансируются за счет грантов Фонда Джона Темплтона – богатой организации, которую основал миллиардер, сделавший состояние на паевых фондах. Джон Темплтон мечтал продемонстрировать всему миру, что наука может доказать существование Бога. Как мы вскоре узнаем, именно Фонд Темплтона и его громадные финансовые возможности лежат в основе многих программ, направленных на продвижение примиренчества.
Как и у организации BioLogos, цель проекта Clergy Letter – убедить верующих в том, что теория эволюции не противоречит их вере. Смысл этого проекта таков: религиозные лидеры и богословы пишут манифесты о том, что теория эволюции – не ересь. Национальный центр научного образования – важнейшая организация США, противодействующая распространению креационизма – ведет программу «Наука и религия», цель которой совпадает с целью Clergy Letter. Но вся эта деятельность порождает вопрос: если наука так легко согласуется с религией, то зачем нам столько публичных заверений в этом?
Тем не менее заверения продолжают звучать. Вот еще два. Первое исходит от Американской ассоциации содействия развитию науки:
Спонсоры многих из этих предложений [ограничить или ликвидировать преподавание теории эволюции в государственных школах] как в национальном, так и в местном масштабе, судя по всему, считают, что эволюция и религия противоречат друг другу. Такие взгляды достойны сожаления. Наука и религия не обязательно несовместимы. Они задают принципиально разные вопросы об окружающем мире. Многие религиозные лидеры подтвердили, что не видят конфликта между теорией эволюции и религией. Мы и подавляющее большинство ученых разделяем эту точку зрения.
Обратите внимание: это заявление хотя и сделано группой ученых, посвящено оно в основном теологии и подразумевает, что «истинным» религиям не обязательно конфликтовать с наукой. Но поскольку многие американцы считают иначе – включая и те 42 % населения, которые принимают «креационизм молодой Земли», – в нем, по существу, говорится, что почти половина американцев неправильно понимают собственную веру. Ясно, что не дело группам ученых определять, что будет, а что не будет «правильной» религией.
А вот декларация Национального центра научного образования:
Эволюционная биология ничего не говорит о существовании или несуществовании Бога. Точно так же ничего не говорят об этом другие научные теории, такие как теория гравитации, строения атома или движения тектонических плит. Как и теория гравитации, теория эволюции совместима и с теизмом, и атеизмом, и с агностицизмом. Можно ли принимать эволюцию как наиболее убедительное объяснение биологического разнообразия и при этом держаться за идею, что через эволюцию проявляется воля Божия? Многие религиозные люди так и делают.