И жизнь моя – вечная игра - Владимир Колычев 11 стр.


Настало лето, зарумянился в лучах жаркого солнца полный ягод и плодов червен-месяц. Вернулись в Заболонь послы, которых Тимофей отправлял к Пичаю. Принял князь богатые дары, заручился боярин заболонский миром с ним. Не боялся он войны, но не хотел разорения.

Засветился огненными заревами и яркими зарницами последний летний месяц зарев. И бросил клич князь Елизар. И привел Тимофей свою рать на княжий двор.

Большой был город Терлец, но уж больно запущенный. Высокие, но шаткие стены старого острога, хлипкие лачуги с потемневшими крышами, церковь большая, но какая-то неказистая. Мрачные башни детинца, огромные, но покосившиеся от времени хоромы. Не строил ничего нового Елизар, не созидал. Но готовился идти походом на соседнее княжество – убивать и разрушать. И Тимофею придется идти вместе с ним.

Не мог Елизар не радоваться его прибытию. Большую дружину привел он за собой. Два десятка конных латников, три дюжины пеших окольчуженных копейников. И ополченцев он тоже поднял на рать – полсотни стрельцов под щитами, в кожаных латах с кольчужными нагрудниками. Луки у них длинные, тугие, стрелы с тяжелыми острыми наконечниками. Тимофей знал толк в стрелецком деле, поэтому его ополченцы являли собой грозную силу – что на городских стенах, что в открытом поле.

– Ну, брат мой Орлик, ну, удружил! – счастливо улыбался Елизар, осматривая стройные ряды его воинства. – Славных богатырей привел!

– В бою посмотрим, какие они славные, – с хмурым видом сказал Тимофей.

Не сглазил бы князь его дружину.

В тот же день на княжий двор подоспела и рать боярина Кузьмы. Не более дюжины всадников под хлипкой броней и на тощих конях, десятков семь-восемь жалких на вид ополченцев – у кого вилы, у кого топоры на длинных палках, редко у кого старый заржавленный меч без ножен.

Убожество это бросалось в глаза, и Тимофею пришлось брать себя в руки, чтобы не выдать своего презрения. Он встретил Кузьму радушной улыбкой и братскими объятиями. Как-никак они оба – бояре одного князя.

Тимофей не похвалялся мощью своей дружины, не пытался поведением своим затмить Кузьму. Но тот сам ощущал свою ущербность.

– Мор этой зимой в Ревени был, – сказал он князю так, чтобы слышал и Тимофей. – Много смердов похоронили...

Тимофей лишь печально усмехнулся, слушая его. Ему-то известна была причина той напасти, что постигла вотчину Кузьмы.

– И люду мужского мне совсем не хватает, – метнув на него быстрый взгляд, сказал Кузьма. – В полон их много увели...

– Значит, нужда в том была, – нахмурился Тимофей. – И не всех мужчин я в полон увел. И зерна тебе много оставил... Куда ты дел зерно? Почему до зимы не хватило?

– Потому что не забывал Кузьма князя своего, – ответил за боярина Елизар. – Потому что подать щедро платил...

– И подать платил, – язвительно усмехнулся Тимофей. – И соседу своему боярину за гривны продавал... Может, я мало подати заплатил, но Кузьме зерном помог...

Всем было тяжело зимой этого года. Тимофей выбивался из сил, поднимая разрушенный город. Но все же он смог помочь голодающим соседям, отправил им несколько подвод с рожью. Пусть это и был откуп с его стороны за уведенных в рабство мужчин, но ведь никто не спрашивал с него за то платы. Сам, по своей воле помощь прислал. И рабы его не до смерти голодали...

– И кузнеца у меня такого, как Давыд, нет, – продолжал жалиться Кузьма.

Тимофей смотрел на него и удивлялся. Как мог Елизар посадить в Ревень такого мозгляка. Ни лицом не вышел, ни телом, голова садовая, в душе глиняный посох, но никак не булатный стержень-клинок. Голова большая, глаза как у жабы, плечи тощие, руки длинные как плети... Одно достоинство у Кузьмы – знатного он происхождения. Дед его воеводой у князя муромского и рязанского служил, небольшой удел во владение получил. Отец его этим уделом правил, пока его Елизар за долги под себя не взял. Мог бы и убить Кузьму – отравить или даже на кол посадить: проказу придумать дело нехитрое. Но приблизил Елизар Кузьму, на город посадил. И не жалеет о том, хотя взашей надо гнать такого посадника. Тимофей бы пнул его под зад коленом, не задумываясь...

Елизар не скупился – устроил пир для всех, и для бояр, и для воевод, и для старших дружинников. Огромная светлица, длинные столы, мясо навалом на серебряных блюдах, рыба, фрукты заморские, орехи, варенье сладкое, мед-пиво бочками...

Рядом с собой князь посадил свою княгиню, пышную дородную женщину с богатым ожерельем в виде полумесяца. Золотая лунница, усыпанная самоцветами. Заколки, брошки, браслеты... Дочь была гораздо скромней своей матери. Не такая пышная, румянец на щеках естественный, а не наведенный, русая коса до пояса, синий, шитый узорами сарафан. Из драгоценностей были только глаза, большие, сапфирно-голубого цвета.

Не взволновалась душа Тимофея с ее появлением, не вспыхнул в глазах страстный огонь. Но все же он залюбовался красивой милой молодицей.

Его самого посадили рядом с князем, по правую от него руку. Великая честь. Но Тимофею не понравилось, что Кузьма сел рядом с Любавой, как звали княжескую дочь.

Он понимал, что женщины на пиру засиживаться не будут. Мать и дочь уйдут, и тогда Кузьма займет место по левую руку от Елизара. А он как был, так и останется одесную князя. Но почему Елизар позволил Кузьме сесть рядом со своей дочерью, почему боярин посматривает на нее, как на свою собственность?

Любаве не нравилось, как смотрел на нее Кузьма. Она прятала глаза в подоле и краснела. А когда настал ее черед покинуть светлицу, подняла свои глаза и внимательно посмотрела на Тимофея. Теплые искорки уловил он в ее взгляде. И так неловко ему стало, как будто он заставил ее на себя посмотреть. Как будто совратил девушку...

Женщины ушли, и мед-пиво полилось шумными реками. Кузьма пил без меры. Первое время кичился тем, что нет ему равных в питейных забавах. И действительно, казалось, что он пьет и не пьянеет. Но все же язык у него развязался раньше, чем у Тимофея.

Вышли бояре на двор, обнял Кузьма Тимофея – придерживаясь, чтобы не упасть.

– Елизар дочку на выданье отдает. Сватов, сказал, засылать надо...

– Кому сказал?

– Мне. Гостил у меня, сказал...

– Мне ничего не говорил.

– Не любит он тебя, потому и не говорил.

– Напраслину возводишь.

– Да нет, дело говорю. Не любит тебя Елизар. Говорит, что слишком прыткий ты, на его место метишь... Боится он за тебя дочь отдавать. Породнишься с ним, знатного рода сына родишь. Но еще раньше стол его займешь... Это что я такое говорю? – встрепенувшись, мотнул головой Кузьма.

– А что ты говоришь? Про Любаву что-то говорил...

– Про Любаву... Женюсь я на ней...

– Женись. Счастье в доме будет.

– Ну, счастье – не счастье... Я, брат, в теле баб люблю, чтоб все колыхалось. А Любава щуплая, худая... Но я все равно на ней женюсь... Радислава разобьем, и женюсь...

– Его сначала разбить надо, – мрачно усмехнулся Тимофей.

– Разобьем... Дружину в бой поведу, разобью Радислава наголову...

– Свою дружину поведешь?

– И свою, и всех... Разве князь тебе не говорил, что я главным воеводой буду? И полки я поведу.

– Давай-ка, братец, я в опочивальню тебя ответу. Проспаться тебе надо...

Кузьму развезло порядком, и не упрямился он, когда Тимофей вел его в палаты. В душе насмехаясь над пьяным болтуном, он уложил его спать.

Но утром ему стало не до шуток. Князь и вправду объявил, что все войско в бой поведет Кузьма. Он бы не стал возражать против того, что во главе всей рати встанет сам Елизар. Но это новое его назначение воспринял как личное оскорбление. Немного успокоило его то, что князь не устранился от воеводства. Кузьма должен был руководить большой дружиной под его неустанным присмотром. Успокоило, но не утешило...

Глава 10

Солнце пекло так, что Тимофей мог бы почувствовать себя хлебным шариком, запекаемым в печи. И почувствовал бы, если б дал себе слабину. Но не мог он себе такое позволить.

Широко поле, трава по пояс, холмы и перелески вокруг. То ли орел в вышине знойного неба парит, то ли стервятник распахнул крылья в ожидании богатой добычи. А пожива для ворон и стервятников сегодня будет. С одной стороны чистого поля – рать, и с другой. Ржут кони, гудит рой людской в тягостном напряжении нервов.

Елизар надеялся застать князя Радислава врасплох. Но не вышло у него с этим замыслом. Князь успел собрать войско, вывел его в чисто поле близ своего города. Но Елизару грех жаловаться. Не самое сильное войско у Радислава. Сотни четыре против трех, которые привел за собой терлецко-заболонский князь. В числе у Радислава превосходство, но по составу – горе-горькое. Горстка бронированных дружинников и безликая толпа горожан-ополченцев.

Тимофей разбил бы это воинство в пух и прах за час-другой. И не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы одержать победу. Достаточно знаний и умений, которыми должен обладать любой худо-бедно грамотный воевода. Незащищенные броней ополченцы – легкая жертва для лучников. Сначала обстрелять их, затем пустить вперед пехоту, а конницу пустить в обход для удара в бок...

Тимофей разбил бы это воинство в пух и прах за час-другой. И не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы одержать победу. Достаточно знаний и умений, которыми должен обладать любой худо-бедно грамотный воевода. Незащищенные броней ополченцы – легкая жертва для лучников. Сначала обстрелять их, затем пустить вперед пехоту, а конницу пустить в обход для удара в бок...

Лучшие лучники были у него. В ожидании приказа он выстроил стрелковое ополчение в длинный ряд. Закрыл ее пешими латниками от внезапного нападения. И, доверив это войско главному военному начальству, во главе своей конницы присоединился к конному войску Кузьмы и Елизара.

Пожалуй, для победы хватило бы и полсотни всадников, которыми располагал терлецкий князь. Если ударить со стороны в обход, если создать мощный натиск сбоку... Но никак не думал Тимофей, что Кузьма бросит конницу на вражью рать напрямую. Видимо, он решил закончить сражение сразу, одним коротким и быстрым ударом...

Это было великой глупостью с его стороны. Хотя бы стрелами вражью рать забросать для начала... Тимофей пытался докричаться до Кузьмы и Елизара, но впустую. Князь отмахнулся от него рукой, отсылая его к своему отряду всадников. Тимофею ничего не оставалось, как смириться с этой несуразностью и нацелить все внимание на своих конниках.

А Радислав тем временем нацелил на него самого тайное оружие. Заградительными ежами вздыбились прикопанные в земле копья. Веревками был приведен в действие заслон, с помощью хитрых механизмов. И неожиданно. Далеко не всякий военный начальник мог бы предусмотреть такой подвох, но в любом случае нельзя было бросать конницу в лоб на пеших ополченцев. Тем более что те, как вдруг выяснилось, были вооружены не вилами, а длинными заостренными жердями-копьями. И строй они держали грамотно, и копья дружным рядом – направлены точно на вражескую конницу.

Земляные «ежи» не нанесли особого урона. Три-четыре коня погибло, не больше. Но это заграждение нарушило конный строй и ослабило натиск. Преодолев препятствие, всадники утратили скорость. Возникла суматоха. Кузьма должен был трубить отступление. Но истерический глас боевого рога зовет на штурм. Нельзя так, отойти надо, чтобы затем повторить атаку. Но у Кузьмы и Елизара свое мнение.

Ополченцы встретили конницу, как того требовал от них начальник – плотной щетиной из копий. Как медведя поднимают на рогатины, так оторвали от земли, укладывая на бок, одного коня вместе с всадником, второго. Упавших латников также кололи копьями, добивали топорами... Тимофею повезло, его верный Красава пробил себе путь меж копий. Ему исцарапали грудь, бока, самому Тимофею копьем сбили на спину шлем. Он и еще несколько всадников сумели взломать вражеский строй, но протолкнуться вглубь не удалось, так и застряли в нем, как мухи в клейкой овсянке. Одного ополченца он заколол копьем, второго зарубил мечом. Мог бы справиться и с третьим, если бы все-таки вражье копье не проткнуло брюхо Красаве.

Тимофей вовремя выдернул ноги из стремян, поэтому смог соскочить с павшей лошади. В одной руке меч, в другой щит – с ним все в порядке. Но вокруг беда. Ополченцы смогли остановить конницу, смять боевые вражеские ряды. И теперь, пользуясь своим неоспоримым преимуществом, шаг за шагом истребляли терлецко-заболонских ратников. Но еще не все потеряно. Кузьма, если он жив, мог призвать к себе на помощь пеших дружинников. Путь не близкий, но если они поторопятся, то смогут поспеть на подмогу до того, как Радислав покончит с конницей.

Но не зовет никого Кузьма. И Елизара не слышно. Добивают ополченцы захлебнувшихся в атаке конников. Тимофей чудом увернулся от заостренной жердины, на которую здоровенный с горящими глазами смерд пытался насадить его голову. От летящего топора он закрылся щитом. Но враг напирает со всех сторон. Рядом уже нет соратников, некому прикрыть его со спины...

Он мог бы умереть героем, но за ним еще пешая дружина из Заболони. Он должен вернуться к ней, он должен возглавить оборону. Нет сомнений в том, что воодушевленный победой князь Радислав поведет свое войско дальше. Кузьма, похоже, пал в сражении, Елизар, судя по всему, тоже. Не видать их нигде. Только дохлые и бьющиеся в агонии лошади, только утонувшие в окровавленной полынье всадники, только напирающее со всех сторон ополчение.

Тимофей подался назад, споткнулся, упал. Снова поднялся, снова назад. Заметил, что нет больше в руке меча. Отчаянно кинулся на вражеского ополченца, который уже занес над ним свой топор. Одним глазом он смотрел на противника, другим искал выпавший из руки меч. Он сильно рисковал. Но лучше умереть, чем вернуться к своим воинам без меча. Отступление без оружия – это прежде всего позорное бегство...

Ему снова повезло. Он смог сбить с ног одного ополченца, его же топором зарубил второго. Нашел свой меч и рванул к своим. Он бежал через пыльное в рытвинах поле и славил небо за то, что у Радислава почти нет лучников. Лишь редкие стрелы летели ему вдогон. И всего одна впилась в болтавшийся за спиной щит...

Но у Радислава были конные дружинники, числом не более десятка. И он бросил их вслед за удирающим врагом. Не сносить Орлику головы, если бы не наткнулся он на одиноко стоящего в поле коня. Склонив голову, он обнюхивал мертвое тело своего хозяина. Недалеко звенел железом и людскими голосами бой, ржали умирающие кони, а эта лошадь стояла с опущенной головой, не в силах покинуть оплакиваемого ею хозяина. Отгремел бой, а лошадь стоит. Как будто для того, чтобы дождаться убегающего Тимофея.

Он вскочил на коня, с силой сжал ногами его бока, натянул поводья... Он убегал, поэтому был злой как черт. В зубах он вез черную весть о поражении, поэтому ненавидел себя.

Радислав завершил преследование. Вернулся к своему войску и бросил на пешую дружину терлецкого князя все силы. Тимофей на его месте не стал бы этого делать. Слишком неудобным был для врага небольшой, но с крутым склоном холм, на котором размещались пешие ратники. Заболонские и терлецкие дружины, ревеньское ополчение. И, главное, лучники, которых привел за собой Тимофей. Эти силы должны были сделать холм неприступной твердыней для врага.

Но дрогнули терлецкие дружинники, повернуло вспять ревеньское ополчение. Нет Елизара, не видать Кузьмы, некому воодушевлять их на бой. А Тимофей им не указ.

И остался боярин Орлик один в чистом поле. И встала его дружина плотным заслоном на пути вражескому войску. У латников копья и мечи, у ополченцев тугие луки с калеными стрелами. Высотка позволяла выстроить свое войско в такой порядок, что бронированные копейники закрывали собой возвышающиеся над ними ряды лучников.

Град стрел встретил вражеское войско. Лишенные брони ополченцы становились легкой добычей для острых и тяжелых стрел.

Но враг, окрыленный недавней победой, не обращал внимания на потери. Ополченцы, возглавляемые князем с его дружиной, одержимо рвались вперед. И остановить их могла только сила копий и мечей.

Тимофей отыскал взглядом князя. Вскинул короткое копье, метнул в него. Радислав отразил удар щитом, но не смог при этом удержаться в седле. Как бы хотел Тимофей кинуться на него с мечом, но своим героическим примером он бы разрушил оборонный строй своего полка.

Строй остался незыблемо прочным, и об эту твердь разбилась первая вражеская волна. Завязался бой. Ополченцы князя Радислава сначала атаковали, затем сами стали обороняться. Сам же князь не смог избежать столкновения с Тимофеем, который настиг его, навязал ему бой.

Князь Радислав бился мужественно, но ему не хватало умения и сноровки. В конце концов Тимофей сокрушил его. Весть о том обескуражила врага, а мощь заболонского оружия обратила его в бегство.

Тимофей удержал пехоту от преследования, но дал полную волю лучникам. Они расстреливали убегающего врага, уменьшая его численность. Он одержал победу, но ему нужно было ее развить. До города Радислава рукой подать. Пока враг не опомнился, он должен был занять город.

И он повел свою рать дальше. И с ходу взял не готовый к обороне город. Семейство Радислава убегало в панике, поэтому большая часть княжеского добра осталась в его палатах. Тимофей не стал высылать погоню за беглецами, и без того добыча была богатой. Золото, серебро, много мехов, заморские ковры. А сколько людей можно было в полон увести...

Не успел Тимофей обосноваться в захваченной крепости, как откуда ни возьмись появились Елизар и Кузьма. Оба в седле, оба во главе войска. Важные, надменные – как будто это они победу над Радиславом одержали, как будто им покорилась его вотчина.

Елизар приветил Тимофея снисходительно, с каким-то камнем за пазухой.

– Спаси тебя Бог, брат мой Орлик. Большое дело ты для нас свершил.

– Для вас? – удивленно повел бровью Тимофей.

– А разве нет? – нахмурился князь. – Разве ты хочешь присвоить себе нашу победу?

– Нашу победу?.. Я знаю про наше поражение, когда от нашей конницы остался только прах. Я знаю, что вы раньше всех вышли из боя...

Назад Дальше