– Я тебя содержу, ты понимаешь? – сказал он неделю назад, обдувая ей лицо своим судорожным дыханием. – Ты должна это понимать!
– Я понимаю, милый, – тихо ответила она сквозь дремоту, одолевающую ее постоянно.
– Вот поэтому мне пришлось взять у тебя часть денег со счета, понимаешь?
– Да, милый.
– Тебе не жалко? Это же для тебя!
– Нет, не жалко, я все понимаю…
Перед тем как окончательно уснуть, она еще порадовалась. Семен будет знать о том, когда и сколько снято денег. У нее есть шанс, что он поднимет тревогу. Хотя бы из жадности! Сама она, как живая единица из плоти и крови, не нужна. Но вот движение денежных средств не должно пройти мимо него.
Но прошла почти неделя – и ничего. Оконный проем, заполняясь жидко-серым, ослепительно белея и проваливаясь в черноту, был ярким тому доказательством.
Никто ее не хватился прежде, не хватится и теперь. Никто!
Ева где-то плутает по заграничной жизни, меняя партнеров и удовольствия. Семену никогда до нее не было дела, а теперь и подавно. Он весьма удачно женился, вполне обеспечен. И даже тот факт, что его бывшая жена позволила себе день за днем снимать деньги, его нисколько не взволновал.
Больше о ней беспокоиться было некому.
Отец не в счет.
«Я сегодня умру», – поняла она, рассматривая сквозь полусомкнутые ресницы спальню, ставшую ей тюрьмой. Она умрет в предпоследний день уходящего года. Верочка поплакала для порядка минут двадцать, а потом решила подготовить себя к концу. Она шептала какие-то забытые слова старой молитвы, вычитанной где-то когда-то. Потом просила шепотом прощения у всех, кого, возможно, обидела. Вспомнила про Власова, с которым должна была встретиться, да так и не вышло. Тут же изгнала шальную вспыхнувшую надежду, что вот он-то мог бы ее поискать, профессионал все-таки. Ближе к полудню, это она поняла по тусклому солнечному блику, разделившему подоконник как раз пополам, она начала дремать. Дрема была сладкой, освободительной. Когда дремалось, ничего не болело, ничто не угнетало, не было страха.
Страх вернулся с грохотом входной двери. Она хлопнула далеко внизу, как раз напротив лестницы, ведущей на второй этаж. Ее почему-то всегда относило от притолоки ветром.
На этой чертовой даче всегда дул ветер, даже в самый безветренный знойный день. Это он так сказал, он не любил это место.
Сейчас ветер за окном не дул, он завывал, и было слышно, как дребезжит оцинковка подоконника. И дверь, конечно же, тут же отнесло ветром и стукнуло о стену, а потом о притолоку, когда ее закрыли. Пару секунд было тихо, а потом раздались тяжелые быстрые шаги.
Все! Вера крепко зажмурилась и отвернулась в сторону от входа в спальню. Она не хотела, чтобы он сразу увидел ее слезы и принялся наказывать перед тем, как убить.
Дверь в спальню открылась, он перешагнул порог, остановился, шумно дыша.
– Эй, привет. Как ты? – спросил вошедший, но совсем не его голосом.
Голос был другим: мягче и гуще, в нем не слышалось резких истеричных нот, его будто обволокли бархатом.
– Ты спишь? – послышалась тревога. – Эй, ты там жива?!
– Да, – тихо отозвалась Вера. – Я жива. Отпусти меня, пожалуйста.
Слезы, которые она пыталась скрыть, отвернувшись от входа, снова закапали на подушку.
– Конечно отпущу, погоди.
Два тяжелых шага вперед, к кровати, на которой она была распята. Потом матрас прогнулся с краю от тяжести его коленей, и следом ей развязали ноги, а потом и руки.
– О господи, как больно… – прошептала Вера, пытаясь размять руки. – Я… Я ничего не чувствую, господи!!!
Ее руки были сграбастаны грубыми большими ладонями, и тут же на них подуло теплом. Пальцы начало покалывать, потом сделалось больно, а потом к ним вернулась способность двигаться. Ноги до коленей жгло, в голове шумело, а перед глазами все плыло.
– Лучше, уже лучше, – прошептала Вера с благодарностью и даже улыбнулась.
– Идти сможешь? – снова спросил ее не его голос.
– Идти, куда? – она повернула наконец голову и открыла глаза, а потом испуганно закричала: – Где Сережа?! Кто вы?!
– Не бойся, я его брат, – огромных размеров мужик, держащий ее кисти в своих громадных, как грелки, ладонях, смотрел на нее с жалостью и сожалением. – Я хочу тебе помочь вернуться домой. Идти сможешь?
– Да, да, конечно. Только я…
Тут только до нее дошло, что она лежит перед ним совершенно голая, и все, что ее прикрывает, – это тонкая простынка, которая сползла, когда она пыталась высвободиться из пут.
– Я голая!!! – просипела она и снова расплакалась. – Боже, как стыдно!!!
– Где твоя одежда? – великан отвернул голову, чтобы не засмущать ее до обморока.
– Я не знаю! Кажется… Кажется, он ее выбросил.
– Ладно…
Он встал с кровати, стащил с себя громадную шуршащую теплую куртку. Несколько раз покатал Веру по кровати, пеленая ее простыней, потом закутал в куртку, подхватил на руки и пошел с ней прочь из дома.
На улице бесновалась метель. Дверь сразу с грохотом и протяжным стоном петель отбросило в сторону. Горсть снега, издевательски запущенная сумасшедшим ветром, тут же перебила ей дыхание. Вера зажмурилась, теснее прижалась к груди большущего старшего брата своего мучителя и неожиданно, выпростав из-под покрывал голую руку, обвила его за шею.
– Зачем ты, простудишься! – укорил он ее, пытаясь укрыть от ветра.
– Это не страшно, – прошептала Вера и про себя добавила: если учесть, что сегодня она собиралась умереть. – Это не страшно.
Он донес ее до машины, усадил на заднее сиденье, быстро забрался внутрь, завел двигатель и через мгновение рванул вперед. В машине было тепло, и Вера вытащила обе руки наружу, начав разминать запястья. Поправляла спутанные волосы, забрасывая их за спину и заправляя прядки за уши. Терла лицо ладонями, смотрела во все глаза за окно. Она целую вечность не видела этого мира. Весь ее мир сузился до размеров небольшой спальни и ванной комнаты, где ее изощренно истязали. Где превратили в грязное, похотливое животное, скулящее и просящее.
Ее передернуло, и она снова уставилась на улицу.
Там было холодно, но чисто. Девственно-бело, девственно-чисто. Дорогу быстро заносило. Там, где еще совсем недавно была наезженная колея, где еще час назад все топорщилось мелкими торосами подмерзшего снега, вымешиваемого в оттепель с песком, сухой травой, дорожным мусором и мазутными каплями в омерзительную грязную кашу, ровными слоями ложился снег. Его несло над полем, разбрасывало, запихивало в щели.
– Куда ехать? – нарушил тишину брат ее мучителя. – Домой, по адресу?
Там он ее сразу найдет! Он знает ее адрес! Господи, все ее документы остались в доме! И ключи!!! Она же совершенно голая, в простыне и чужой куртке, как она пойдет по двору?!
– Можно мне позвонить? – попросила она слабым голосом.
– Да, конечно, – не поворачиваясь, он протянул ей мобильный.
– А на городской можно? Просто я номера мобильного не помню.
– Да, пожалуйста. Только… Только я хотел тебя предупредить, девушка. Про то, чем вы там с Серегой занимались, не должен знать никто. Все ваши сексуальные забавы должны остаться тайной. Это ведь и не в твоих интересах, так ведь? Это ведь повредит твоей репутации. И опять же… Опять же, ты сама. Все сама! Никто тебя на веревках сюда не тащил и не заковывал в оковы. Ты могла в любой момент уйти, а не ушла. Почему? Значит, нравилось. Он ведь не насиловал тебя, нет?
– Нет, – прошептала она и покраснела под его быстрым взглядом, брошенным через плечо.
– Вот видишь, не насиловал, – он заметно повеселел, расслабился, заговорил быстрее и без нажима, без конца подергивая и пожимая плечами. – А раз не насиловал, значит, тебе все это нравилось, и все у вас было по согласию. И никто ведь не виноват, так?
– Никто, – она кивнула.
– А то, что Серега привязал тебя… – Илья ненадолго задумался, пытаясь найти какое-нибудь достойное объяснение скотству собственного брата, но не нашел ничего лучшего, как повторить: – Значит, и это тебе тоже нравилось. Так?
– Так… – она снова кивнула. – Я могу позвонить теперь?
– Да, звони.
Вера набрала номер домашнего телефона Евы, моля изо всех последних сил, чтобы та оказалась дома. Чтобы ее не носило по заграницам с очередным бойфрендом. Чтобы телефон не был отключен за несвоевременную оплату. В общем, чтобы Ева вдруг оказалась совершенно другой, нормальной и ответственной, а не прежней суматошной и безбашенной.
Гудки пошли густые и длиные, а потом щелкнуло, и голос подруги, такой родной, такой непохожий на себя из-за странной печали в нем, произнес:
– Алло, я вас слушаю.
– Ева… – еле выдавила из себя Вера и замолчала, чтобы не зарыдать в голос.
– Вера??? Вера, ты??? – ахнула подруга и тут же заверещала, заругалась, нет, все-таки она ненормальная. – Господи! Да что же за дела такие делаются?! Я ее ищу, ищу по всему городу! А она деньги снимает, понимаешь! Она телефон отключила, она не звонит…
– Звоню, – перебила ее Вера еле слышно, боясь, что подруга не расслышит.
Та расслышала и, видимо, расслышала что-то еще, потому что мгновенно заткнулась и спросила:
– Ты одна?
– Нет.
– Ты едешь, что ли, я слышу, машина гудит?
– Еду.
– Куда?
– К тебе. Можно?
– Да. – Ева зашептала достаточно громко, но так, чтобы не было слышно тому, кто может их подслушивать: – С тобой все в порядке? Ты не под пистолетом? Ты хоть жива, здорова? Господи, надо Воинову позвонить! Срочно позвонить, пускай он наряд вызывает! Надо перехватить… Ты на чем вообще едешь-то?!
– Я? – Вера перехватила еще один настороженный взгляд водителя. – Я еду на такси.
– Время в пути?
Вера удивленно округлила глаза. Ева стала лаконичной? Ева стала способна себя обуздать? И кого благодарить, интересно? Неведомого Воинова?
– Сколько нам ехать до… – Вера быстро продиктовала адрес Евы, тут же объяснив, что подруга собиралась уходить до ее звонка.
– Пусть подождет минут двадцать от силы, – пообещал великан и вдавил педаль газа.
Они доехали за полчаса. Илья остановился у забора и задумался. Как поступить с девушкой? Оставить ее одну? Босиком на снегу? И куртка его на ней, это совершенно незачем.
– Ладно, – решился он и полез из машины. – Донесу тебя, так уж и быть.
Вера все это время сидела, затихнув, и тоже соображала, как побежит босиком по снегу до крыльца подруги. И когда брат ее мучителя открыл заднюю дверь машины и взял ее на руки, прошептала ему с благодарной улыбкой:
– Спасибо…
Они настолько были поглощены: он тем, чтобы не обнажить ее тело при движении, она почти тем же, что совершенно не заметили, как в трех домах от машины Ильи остановилось такси. Из машины вышел молодой человек, сказал что-то водителю и, стоило Илье со своей ношей скрыться за воротами, быстро побежал к калитке.
– Понятно… – ядовито улыбнулся он адресной дощечке на заборе. – Все более или менее понятно!
Глава 17
Ева позвонила Воинову под самый конец рабочего дня, когда он уже готов был идти на доклад и поклон к начальству. Когда готов был рассказать, написать заявление о пропаже человека от имени Евы и начать, наконец, действовать официально. Он ведь к этому часу знал буквально все, все, все!!!
– Свидетельство того, что эти двое использовали чужой транспорт в личных целях, у нас есть? – спрашивал он себя и Севу, вознамерившегося стать на этот час его оппонентом. И сам отвечал: – Есть!
– Но у нас нет заявления от потерпевшего, – ставил минус напротив первого пункта Сева. – У нас теперь и самого потерпевшего нет. Помер он!
– Но есть подозрения, что на этом автомобиле соблазняли бедных девушек, которые потом бесследно исчезали! – горячился Саша.
– Заявления от потерпевших также отсутствуют, – Сева ставил еще один жирный минус. – Как нет и самих потерпевших, и заявлений от их родственников.
Минус становился длиннее и жирнее, размером с хорошую гусеницу.
– У нас есть несанкционированное снятие денег! По сути, воровство денежных средств с чужой карты!
– А кто сказал, что эту карту она сама не вложила ему в руки? Никто!
– Ее нет, да, согласен. Но почему ее нет? Она жива – нет, мы даже не знаем!
– Вот именно! – еще один жирный длинный минус против Сашиного плюса. – Вы даже не знаете.
– Но мы хотим знать, черт побери! Хотим! Пусть он нам ее предоставит! И тогда претензий к нему у нас не будет!
– А может, возьмет и предоставит, а? – Сева сощурил левый глаз, покрутил головой. – Дело тухлое, Саня, начальство не одобрит. Тем более в канун Нового года!
Воинов согласно кивнул и запечалился. Сева был, конечно, прав. И Ева в конце концов успокоилась и перестала доставать его из-за своей подруги. Чего он, а? Чего душу рвет себе на части? Из-за интуиции, заполнившей своим истеричным ором все его сознание?! Из-за информации Воронова? Он сообщил ему о сыновьях Кристины Леопольдовны. Из-за того, что он понимал и чувствовал: эти два брата, сыновья старой сводницы Хаустовой Кристины Леопольдовны, замешаны сразу в нескольких преступлениях. И не без ее участия. Она, можно сказать, поставляла им бесплатный товар. Мясо для забав и расправы. Такое, которое никто не станет искать и ломиться из-за него с криком в любые двери. С Верочкой вот у них промашка вышла. И то из-за того, что она наверняка сказалась им одинокой.
Но его интуитивные сигналы, которые подпитал информацией участковый Гриша Воронов, сообщив про сыновей хозяйки брачного агентства, не примут в расчет наверху.
Тем более накануне НОВОГО ГОДА!!!
Что делать?! Взять за жабры ни одного из братьев они не могут, нет доказательной базы. Даже если и посадят на семьдесят два часа под замок, это ничего не даст. К тому же, вдруг за это время Вера умрет без еды и воды?! Где-то же они ее прячут, если она еще жива!
– Я все же схожу наверх, – Саша шлепнул себя по коленкам, поднялся со стула и шагнул вперед. – Будь что будет!
– Рискуешь – вздохнул Сева, тут же скомкал все плюсы и минусы, старательно начерченные им же на бумаге, и швырнул бумажный шарик в мусорную корзину. – Но задерживать я тебя не имею права. Иди…
И тут раздался звонок от Евы.
– Ответишь? – Сева подал ему телефон со стола. – Любимая твоя.
– Может, потом?
Саша прикусил губу. Если она сейчас снова начнет ему угрожать из-за его дежурства, начнет перечислять приглашения, которые получила, вспомнит про этого хвостатого Гарика, он просто не выдержит и пошлет все к черту. Он посмотрел на экран мобильника, где высвечивалась ее фотография, под ней было написано: «Любимая». Это он сфотографировал Еву на мобильник совсем недавно. Ева на снимке только что проснулась и смотрела на него, приподнявшись на локте, с самой милой, самой чудесной и самой сладкой из своих улыбок. Он ее сфотографировал, отложил телефон, долго целовал ее, а потом долго…
Он не выдержал.
– Да, малыш. Все в порядке?
– Ничего не в порядке, Саша!!! Ничего не в порядке!!! – истерично заорала в трубку Ева. – Все плохо, плохо!!!
Господи, она что, напилась прежде времени, что ли? Орет, задыхается, язык даже заплетается, кажется.
– А ну хорош истерить! – вдруг прикрикнул на нее Саша, потому что тут же нарисовал себе с десяток картинок. – По порядку и четко, ну!
Про себя добавил, скрипнув зубами: если она в самом деле пьяна и теперь не дома, а в объятиях какого-нибудь хвостатого урода, он ее… он ее точно…
То, что захлебываясь рассказала ему Ева, повергло его в шок.
– Кто принес? Кого?!
Сева тут же вытянулся в струну рядом с ним, пытаясь подслушать.
– Ты что, оглох или поглупел на госслужбе?! – заорала снова Ева, но уже нормально заорала, привычно: – Вера!!!
– Она жива?!
– Слава богу, да, – Ева трижды поплевала. – Но она не совсем здорова, Саша! Он… Он привязывал ее!!!
– Попробую угадать, кто именно, – он с силой стиснул зубы.
– Угадать? Ты что, знал про него?!
– Нет. Я шел, малыш, упорно шел по его следу, но не знал точно. Не был уверен. Только сегодня увидел своими глазами его портрет, узнал, кто он, и только сейчас хотел идти на доклад к начальству.
– Не смей!!!
– Что? Я не понял!
Саша растерянно глянул на Севу. Тот, слышавший все прекрасно, пожал плечами.
– Вера не велит! Она говорит, что… Что он не насиловал ее. Он… Все будто бы было по согласию.
– Привязывал? Ты вроде сказала, привязывал?
– Это я сказала. Она не говорит, – Ева всхлипнула. – У нее следы на запястьях и щиколотках, все в крови! А Вера… Просто мотает головой и твердит, что ничего не надо, она сама виновата и все такое. Саша, что делать?!
– Стало быть, писать заявление о том, что ее похитили, она не станет? – заорал в трубку Сева.
– Это кто? – опешила Ева.
– Сева, коллега мой. Он в курсе и помогает мне, – объяснил Воинов. – Переспрошу: заявление она писать не станет?
– Нет, – Ева вздохнула. – Категорически! Сказала, если я стану настаивать, она босиком уйдет!
– Почему босиком?
– Так этот здоровяк притащил ее ко мне в одной простыне! Саша… – Ева со всхлипом вздохнула, понизив голос: – Что делать станем?!
– Дома подумаем. Я скоро, – и он отключил телефон.
Дома он был менее чем через час, хотя дороги сделались совершенно непроходимыми ни для людей, ни для их железных коней. Сева тоже навязался, не терпелось взглянуть ему, видите ли, на пострадавшую, из-за которой столько копий поломали и все попусту.
Когда увидел спящую Веру в гостевой комнате в дверную щель, то не удержался от скорбного вздоха:
– Бедная-аа…
– Еще какая! – сердито зашипела Ева, отпихнула их обоих и закрыла дверь. – Еще какая бедная!
– А какая красивая! – Сева мечтательно закатил глаза. – Я понимаю этого ублюдка.
– Заткнись, а! – Ева так зыркнула на гостя, что у того мгновенно пропала всякая охота сыпать комплиментами спящей женщине. – Лучше давайте думать, что делать дальше?