— Это что — владения покойницы? — спросила я, стараясь прикинуть в уме размеры территории приусадебного участка.
— Совершенно верно, — подтвердил Веретенников. — Раиса любила покой…
Действительно, сад был очень тихий.
Плодовые деревья составляли незначительную его часть, грядок вовсе не наблюдалось.
На стволе толстой березы и на соседнем дереве я заметила углубления, должно быть, след от веревок гамака.
Короче, сад был скорее местом отдыха, да и рука садовника явно не касалась этого зеленого царства.
А дом был расположен в самом центре участка.
На первый взгляд, особнячок ничем особенным не выделялся.
Обычный одноэтажный домик, только слегка вытянутый в длину.
Это было, пожалуй, намного аристократичнее, нежели новострой на бывших колхозных полях.
Грустно видеть, господа, как навороченные замки богатеев смотрят огромными окнами друг другу в тылы и фасады, теснясь на микроскопическом пространстве.
— Милиция уже все осмотрела, так что вы вряд ли найдете что-нибудь интересное, — предупредил меня Веретенников.
— Уже нашла, — нагнулась я к земле.
Возле кучи палых листьев лежал небольшой темно-коричневый окурок.
Однако сигара.
И, вдобавок, испачканная помадой.
— Раиса Михайловна курила? — спросила я Веретенникова.
— Нет… — растерянно ответил тот. — Покойница очень пеклась о своем здоровье… На лыжах ездила зимой по полям… Купалась…
— Вы знаете в этом городе какую-нибудь даму, которая курит сигары? — показала я свою находку коммерческому директору «Рамиуса».
— Не припоминаю, — твердо ответил Веретенников.
Я усмехнулась.
Таким тоном обычно говорят во время допросов и чаще всего, когда лгут.
— А вы попробуйте припомнить, — еле слышно прошептала я.
Роман Геннадьевич сделал вид, что не расслышал моих слов.
— А почему вы так свободно распоряжаетесь в ее владениях? — с любопытством спросила я, наблюдая, как Веретенников достает из кармана связку ключей и прилаживает нужный к американскому замку. — Вам что, отказан по завещанию этот домик?
— О нет, что вы! — испугался Веретенников. — Просто до тех пор, пока не будет внесена ясность в вопрос о наследовании, все находится под милицейским присмотром.
Я оглядела сад.
Только яблони, никаких мундиров.
— Не в смысле охраны, разумеется, — поспешил добавить Веретенников, видя, как я верчу головой по сторонам. — Просто дом заперт, и ключи мне переданы в милиции. Я объяснил ситуацию с частным детективом, и, надо сказать, мне пошли навстречу.
Дверь подалась и распахнулась.
Из дома дохнуло спертым теплым воздухом.
— У нас только что произошли значительные перемены в органах, — добавил Роман Геннадьевич. — Старое начальство снято за злоупотребления, хотя пока и не арестовано, а новое назначено, но еще не прибыло. Так что — пользуйтесь моментом безвластия и берите расследование в свои женские руки.
— А «Рамиус»? Какова судьба фирмы? Ведь если Устинова являлась единоличной владелицей предприятия, то…
Веретенников остановил меня жестом ладони.
— Сейчас все объясню. Действительно, «Рамиус» представлял собой индивидуальное частное предприятие. Все работники фирмы трудились по найму. Но не так давно Раисой Михайловной был подписан документ…
Мой спутник нахмурил лоб, с трудом подыскивая нужные слова.
— …документ, согласно которому фирма переставала быть ее собственностью и становилась акционерным предприятием. А еще раньше был образован ряд дочерних фирм…
— Что же побудило ее к этому шагу? Разве «Рамиус» в ее руках не был процветающим предприятием?
— Отнюдь, — ответил Веретенников, — но времена меняются.
Он задрал манжету и посмотрел на свое волосатое запястье, украшенное дорогими швейцарскими часами.
— А мне, извините, пора. За вами во сколько заехать? — осведомился он.
— Через полтора часа, — ответила я, вглядываясь в теплый полумрак дома.
— Заметано, — заверил меня Веретенников.
Сокрушенно оглядывая свой костюм, который Роману Геннадьевичу так и не удалось отчистить, — на локтях и коленях темнели пятна, — господин Веретенников быстро удалился по садовой дорожке.
А предварительно он запер меня снаружи.
На всякий случай.
Передо мной темнел квадрат холла.
Я включила рубильник, расположенный справа от входа.
Рядом с электросчетчиком, который тотчас же проснулся и закрутил свой черный диск, висел план дома, аккуратно выполненный тушью.
Обычно такие рисунки присутствуют в учреждениях с пометкой «план эвакуации на случай пожара», причем внизу красуется подпись ответственных лиц.
Но этот план напоминал мне скорее карту лабиринта в какой-нибудь компьютерной игре.
Ничего, разберемся.
Я миновала просторный пустынный коридор, в котором можно было свободно отплясывать лезгинку какому-нибудь грузинскому ансамблю, и углубилась в недра особняка.
Раиса Михайловна Устинова, царствие ей небесное, любила комфорт.
И знала, чего она хочет от этой жизни.
К такому выводу я пришла, осматривая ее апартаменты.
Квартирой назвать это пространство просто язык не поворачивался.
Кажется, семь комнат…
Нет, еще две!
Да так хитро замаскированные!
Стенной шкафчик оказывался не местом для гардероба или складом ненужной старой обуви, а скрытой дверью в уютный будуар.
Из которого, в свою очередь, вел узкий коридор в маленькую комнатку с письменным столом.
Начать осмотр сейчас, или…
Дело в том, что меня давно уже преследовала одна неотступная мысль.
Вернее — желание.
В этом городе понятия не имели о том, что такое кофе, судя по мутной бурде, подаваемой в доме отдыха и привокзальных кафешках.
Может быть, у госпожи Устиновой были более цивилизованные представления об этом напитке?
Решив, что для детального осмотра у меня еще останется время, я ринулась на кухню, обуреваемая жаждой кофе.
Слава богу!
На полочке громоздился тpехкилогpаммовый пакет молотого «Джугижагзи» в оригинальной упаковке.
Я с уважением посмотрела на красно-черный мешок с порошком, который сейчас превратится в живительную влагу.
Напевая что-то индонезийское народное, я нашла в шкафчике турочку и засыпала в нее две ложки с горкой.
И залила водой из расчета на пятидесятиграммовую чашечку.
Ого, у нее и фильтры стоят!
Кофе быстро зашипел и едва не сбежал.
От меня не сбежишь!
Я устроилась за широким кухонным столом, кажется, из красного дерева.
Мейсенский фарфор чашечки даже не успел как следует нагреться.
Я выпила кофе почти залпом.
С наслаждением откинувшись на стуле, я чувствовала, как волшебная жидкость струится по моим жилам.
Теперь можно приняться за дело.
Для начала попробуем прояснить ситуацию.
Я похлопала себя по карманам.
Карты, к счастью, были при мне.
Продолжая напевать, я быстро раскинула колоду на кухонном столе.
Ага, вот и Раиса Михайловна.
А вокруг нее — чего только душеньке угодно.
Семейные неприятности, постельная любовь на стороне, большой успех в деловых предприятиях и пустые хлопоты с трефовым интересом на сердце.
Не очень конкретно, но для первого приближения сойдет, — решила я, собирая колоду.
Черт, надо же забыла спросить у Веретенникова насчет даты рождения покойницы.
Ведь я же составляла ей гороскоп!
А значит, могу приблизительно попытаться восстановить ее карту на последние дни жизни.
Может быть, это поможет хоть что-нибудь прояснить.
Но сейчас пора осмотреть дом.
Где там у нас кабинет?
Я уже направилась к двери…
Но неожиданно какое-то странное воспоминание заставило меня остановиться.
Это была даже не мысль, не образ…
Что-то тактильное, связанное с ощущением веса, тяжести…
Или, наоборот, легкости?
Продолжая прислушиваться к этому загадочному чувству, я прошла в гостиную, которую смело можно было назвать залом.
Она занимала добрых метров сто и представляла из себя комнату с закругленными углами.
Скажем, роскошной мебелью меня удивить трудно, но светильники — это было что-то сказочное!
В центре зала стоял полукруг светящихся колонн, каждая — высотой сантиметров пятьдесят.
А с высокого потолка свешивалась толстая змея, блестевшая черной чешуей, сквозь которую, словно через поры тела, бил яркий свет — его силу можно было регулировать специальным рычажком.
В спальне по стенам были разбросаны в асимметричном порядке светильники в виде пурпурных роз.
Все цветки были снабжены вращающимися лепестками, причем каждый вращался по часовой стрелке, а полный бутон — против часовой.
И, наконец, на потолке в ванной были установлены четыре маленьких прожектора, бившие из пасти симпатичных дракончиков.
Меня позабавило то, что цвет менялся здесь каждую минуту, проходя весь спектр радуги.
Полюбовавшись на причуды богатой жительницы райцентра, я приступила к обследованию ящиков письменного стола.
Счета, счета, счета…
Создавалось впечатление, что Устинова только и делала, что покупала.
Впрочем, на то и деньги, чтобы их тратить.
Толстенная папка из натуральной кожи с документами фирмы, украшенная тремя позолоченными веточками персика на розовой обложке.
Я пролистала бумаги, стараясь запомнить фамилии, встречающиеся во множестве договоров, накладных, приказах и распоряжениях.
А вот и последний документ!
О преобразовании ИЧП в АОО.
Учредителей «Рамиуса» теперь оказывалось четверо — Устинова, Веретенников, Бережков и…
Вместо четвертой фамилии рядом с цифрой и точкой зияла пустота.
Впрочем, это был третий экземпляр документа.
А где же оригинал?
Я еще раз пролистала папку, но так и не нашла нужной мне бумаги.
Равно, как и среди прочих документов.
Ящик стола был забит почетными грамотами еще советских времен.
Попадались также театральные программки, поздравительные открытки, преимущественно из Украины, и прочая невнятная макулатура.
Впрочем, один предмет явно выпадал из общей картины.
Это была местная газета.
Обыкновенный рекламный листок.
К тому же — недельной давности.
Такие издания нормальные люди обычно покупают ради телепрограммы, а потом выкидывают за полной ненадобностью или используют для хозяйственных нужд.
Вряд ли бы Устинова стала хранить эту газету просто так.
Отложив газету в сторону, я еще раз пробежала глазами документ из папки.
Мой взгляд уткнулся в последнюю строчку.
Однако!
Документ был помечен позавчерашним числом.
А вчера Раиса Устинова навсегда распрощалась с этим жестоким, но прекрасным миром.
Информация наталкивала на размышления!
Я вложила невесомый листок в папку.
Задумалась немного, а потом зачем-то взвесила ее на ладони.
Папка лежала в моей руке, слегка покачиваясь.
Солнечный луч весело резвился на золоте персиковых веточек.
И тут меня пронзила догадка!
Конечно!
Пакет с кофе на кухне!
Он был слишком тяжелым для своего объема!
Очевидно, я настолько была поглощена приготовлением напитка, что лишь подсознательно отметила этот факт, не сделав тут же необходимых выводов.
Я бросила папку на стол и вскочила с кресла.
Но тут мое внимание было привлечено тихим, но настойчивым звуком.
Похоже, кто-то пытался открыть окно.
И, кажется, это у него получалось.
Глава 4 Дела семейные
Я окинула взглядом комнату.
Бежать?
Запросто!
Рвануться к окну, поднять шпингалет, дернуть на себя раму и быстро выпрыгнуть наружу.
Или швырнуть изо всей силы вот этот стул в окно и выскочить в сад.
А там?
Бежать по тропинкам с криками «Помогите!»
Бежать придется долго.
К тому же, еще неизвестно, кто бегает быстрее — я или этот человек…
А он, судя по тяжелому прыжку, уже влез в окно потайной комнаты.
Стараясь не шуметь, я отошла к дальней стене.
Примерив угол зрения, открывавшийся от двери, я присела на корточки за резную спинку высокого кресла, стоявшего в углу.
Как раз рядом со мной на полу еще оставались меловые следы силуэта убитой владелицы дома.
Осторожные шаги медленно приближались.
Человек на мгновение задержался у двери.
А потом плавно нажал на металлический шарик, украшавший ручку.
Незнакомец снова чуть помедлил.
Я могла слышать из своего укрытия его прерывистое дыхание.
Затем он решительно подошел к столу и начал выдвигать ящики.
Я выглянула из-за кресла, чтобы рассмотреть, что же ему понадобилось.
Моим глазам предстала согбенная мужская спина в довольно-таки поношенном, грязном пиджаке с протертыми локтями.
— Черт, все не то! — бормотал он, вываливая бумаги прямо на пол.
Он засунул руку в глубь стола и пошевелил ею из стороны в сторону.
Клацнула какая-то пружина, и над моей головой раздалась приятная мелодия.
Кажется, что-то из Гайдна.
Я тихонечно подняла голову и с ужасом обнаружила, что одна панелька на обитой штофом стене отъехала в сторону, образуя углубление.
Человек искал тайник и нашел его.
И для того чтобы запустить туда руку, ему придется отодвинуть кресло, за которым сидела я, сжав руками затекшие ноги.
Мужчина радостно воскликнул и бросился к нише в стене.
Я собралась с силами и резко толкнула кресло вперед, прямо ему под ноги.
А сама прижалась к стене, готовясь отразить неминуемое нападение.
Человек упал, но тотчас же вскочил на ноги и, вместо того чтобы накинуться на меня, — бросился бежать.
Испуганный человек — глупый человек.
Эта истина не требует доказательства.
Мужчина сломя голову несся по комнатам, не разбирая дороги, опрокидывая по пути мебель и торшеры с шелковыми абажурами.
Он миновал комнату с раскрытым окном — она осталась где-то слева от трассы — и ринулся к выходу, очевидно, рассчитывая на то, что дом заперт изнутри.
Не особенно торопясь, — вдруг он все-таки захочет вступить в рукопашную, — я догнала незнакомца уже в коридоре.
Человек лет пятидесяти, довольно приятной наружности, тяжело дышал, прислонившись спиной к запертой двери, и затравленно смотрел на меня.
Впрочем, размышлял он недолго.
Он резко прыгнул вперед, наверное, собираясь сбить меня с ног, но я, словно в сложной фигуре балета, увернулась и даже успела огреть его сзади по затылку.
И тут незнакомец разозлился.
С криком, столь же яростным, сколь и непристойным, он нагнулся, схватил меня за ногу и резко дернул на себя.
Я уцепилась за скатерть на тумбочке, стоявшей в центре холла, но это мне не помогло.
Наоборот, я только запуталась в бархатных кистях и ненадолго потеряла равновесие.
Впрочем, и мой соперник не отличался особой ловкостью.
Он рванулся в гостиную, намереваясь, очевидно, пробраться к единственному выходу — окну, через которое он пробрался в дом.
Я изо всей силы рванула на себя коврик, расстилавшийся по центру холла, и отбросила мужика на полметpа от его цели.
После чего толкнула на него тумбочку, которая рухнула незнакомцу прямо на затылок.
Тяжело дышавший незнакомец лежал, распростертый под тяжестью массивной тумбочки.
«Кажется, восемнадцатый век», — машинально отметила я, трогая пальцем узорные завитушки на ножках.
Я встала, поправила задравшуюся одежду, отряхнула испачканные рукава и с торжеством победителя посмотрела на поверженного врага.
Он безмолвствовал.
На лице незнакомца было написано отчаяние.
Наконец он смог выдавить из себя фразу, которая очень меня удивила:
— Что вы здесь делаете?
— Очевидно, то же самое, что и вы, — ответила я. — Ищу.
Он помотал головой, словно скаковая лошадь, пришедшая к финишу четвертой.
— Ничего не понимаю… — пробормотал он. — Да кто вы такая, черт возьми, и как вы сюда попали?!
— Через дверь, в отличие от вас.
Мужчина возмущенно зашевелился, пытаясь высвободиться из-под мебели.
Я пресекла эти недостойные попытки, присев на угол тумбочки, из-под которой торчала голова незнакомца.
— Так по какому праву вы здесь находитесь? — спросила я, прикуривая сигарету и упирая свой каблук в его вывернутую коленку.
— По праву… по праву законного мужа… — прохрипел мужчина.
Это меняло дело.
— О! — соскочила я с тумбочки. — Это очень кстати. Разрешите представиться: Татьяна Иванова, частный детектив. Я занимаюсь расследованием гибели вашей супруги. Ведь вы — господин Устинов, не так ли?
— Совершенно верно, — с трудом ответил вдовец. — Я принял вас за грабительницу… Или за милиционершу… Впрочем, не знаю, что для меня хуже… Помогите мне, пожалуйста, выбраться из-под этой рухляди.
Я протянула ему руку, которую Устинов с благодарностью принял.
— Глеб Богданович, — отрекомендовался он, вновь обретя вертикальное положение.
— У вас, как я понимаю, не было ключей от дома, но очень хотелось в него попасть.
Устинов кивнул.
— Что вы рассчитывали обнаружить в тайнике? — спросила я.
Устинов недоверчиво взглянул на меня и настороженно спросил:
— Кто вас нанял? Заяц или фирма?
— А кто такой Заяц? — поинтересовалась я.
— Приятель Раисы, — ответил Устинов. — Весьма прыткий молодой человек.
— Молодой?
— Вот именно, — стукнул кулаком по столу Глеб Богданович. — Молодой да ранний.