Ворвавшись в него, зная стандартную схему подобных строений, Вересаев с одним из прапорщиков рванулись на второй этаж мужской половины жилища наркоторговца. И уже здесь спецназовцы встретили более серьезное сопротивление. На площадке у входа в коридор второго этажа находился еще один человек Мансура. Он слышал взрыв и увидел поднимающихся по лестнице людей в черных комбинезонах. Охранник выдернул кольцо предохранительной чеки гранаты «РГД» и бросил ее на ступени второго пролета.
Реакция капитана на опасность была мгновенной. Он сумел в доли секунды сориентироваться и отбросить гранату вниз. Она взорвалась на первом пролете, едва не завалив обрушившейся конструкцией лестницы оставшихся внизу двух бойцов первого отделения, осуществляющих прикрытие действий командира.
Охранник наркоторговца и Вересаев выстрелили друг в друга одновременно. Молодой таджик согнулся, пораженный в живот очередью «бизона». Самого же капитана спас бронекостюм, выдержавший попадание пуль короткоствольного автомата «АКСУ», а противошоковая защита мгновенно обезболила грудь офицера, в которую ударил свинец корчившегося от смертельной раны боевика. Спецназовцы перепрыгнули через умирающего охранника, отбросив вниз его автомат, ворвались в коридор второго этажа. И в самом его конце увидели быстро удаляющуюся фигуру наркодельца.
Вересаев крикнул:
— Стоять, Мансур!
Таджик не добежал до спасительной двери задней лестницы метров трех, резко остановился. Прапорщик — напарник командира группы — тут же взял наркоторговца на прицел.
Капитан приказал:
— Лапы вверх, ублюдок! Медленно повернуться!
Таджик выполнил приказание. Но он не был бы бароном в наркоторговле, если бы позволил так просто взять себя. И Мансур сделал выпад, который, впрочем, ожидали от него «профи». Наркоделец резко выхватил из-под полы домашнего халата пистолет. Но выстрелить не успел. Его опередил прапорщик. Короткая очередь выбила из рук таджика пистолет, ранив его в предплечье. Мансур, выронив «ПМ», схватился за рану, вскрикнув от боли.
Капитан подал рукой знак прапорщику, и тот пошел на сближение с наркоторговцем, ногой распахивая двери вдоль коридора. В многочисленных комнатах никого не оказалось, и он, под прикрытием капитана подойдя к Мансуру, сбил того ударом приклада на пол и, не обращая внимания на вопли таджика, вывернул его руки за спину и сцепил их наручниками. К плененному хозяину дома подошел Вересаев. Он присел на корточки перед поверженным врагом.
Таджик, сжимая от боли зубы, прошипел змеей:
— Что, суки, взяли, да? — и выругался на своем языке.
Капитан спокойно произнес:
— Тебе, урод, не ругаться бы надо, а подумать, как облегчить свою участь. А то возьму прямо сейчас да и переломаю тебе все ребра. И это будет лишь малой долей той платы, которую ты, тварь, заслужил за искалеченные и загубленные жизни тех, кого посадил на иглу. Что, козел горный, будешь и дальше шипеть старой коброй, лишенной яда?
Мансур, бросив взгляд на офицера спецназа, молча отвернулся.
Вересаев поднялся:
— Вот так-то лучше! Лежи и сопи в две ноздри, пока тебе не окажут помощь. Но учти, я разрешаю помочь тебе, лишь выполняя приказ командования. А лично предпочел бы удавить тебя прямо здесь. Хотя… в принципе я так и сделаю, если ты не согласишься выполнить одно условие, которое доведу до тебя после оказания медицинской помощи, — и, обернувшись к прапорщику, приказал: — Коля, займись этой вонючкой!
Прапорщик наклонился над раненым, достав шприц-тюбик с обезболивающим препаратом и пакет бинта.
Капитан прошел к обрушенной лестнице. Его люди внизу доложили, что на первом этаже никто не проявил себя. Похоже, здесь, в доме, все было закончено. Оставалось узнать, как сработало второе отделение штурмовой группы.
А оно, ведомое старшим лейтенантом Качановым, в тот момент, когда Вересаев со своей частью подразделения ворвался в дом, преодолело забор и сразу же оказалось возле длинного глиняного барака и перед двумя вооруженными охранниками, контролировавшими тыловую сторону усадьбы.
Взрыв, прогремевший за домом, отвлек их внимание, и боевики не успели среагировать на внезапное появление бойцов спецназа, в результате чего были мгновенно расстреляны старшим лейтенантом Качановым. Сам офицер ворвался в первую дверь барака, его подчиненные рассыпались по двору, прикрывая командира.
В комнате, где оказался Качанов, он увидел двух молодых таджиков, прикованных цепями к железным кроватям, наглухо вмонтированным в бетонный пол.
Офицер спросил, сняв защитный шлем:
— Кто вы такие?
На что один из узников, сильно коверкая русский язык, ответил:
— Моя и его, — он кивнул на собрата по несчастью, — раб хозяин Мансур. Ми попал сюда за долг. Мою и его заставлять идти через перевал с мешком наркотик. Ми шли, потом пропасть. Чуть не падал, но мешок упал ущелье. Мансур не простил, говорила, пахат на него будишь. Вот и сидим тут, ждать чито прикажет хозяин.
Старший лейтенант кивнул головой, задал следующий вопрос:
— Кто еще, кроме вас, находится в этом бараке?
— Ай, женщин один, русский! Он не раб, он русский офицер иногда встречат, ми видел, когда открыт дверь.
— Где находится эта женщина?
— Рядом, тут, за стена, соседний комнат.
— Ясно! Ну, посидите пока, скоро вас освободят.
Пленник, который кое-как объяснялся с офицером, спросил:
— А кито будет твоя?
Качанов, усмехнувшись, ответил, подражая узникам:
— Моя — большой русский башлык. Солдат! Моя убивать Мансур и его люди. Твоей понятно?
— Ай, канешна! Убивать хозяин — хорошо! Свобод — хорошо! Русский солдат — хорошо!
— Соображаешь! Ладно, сидите пока.
Старший лейтенант вышел из первой комнаты и вошел во вторую. В более нормально обставленной комнате, в углу широкого, разложенного дивана сидела, сжавшись в комок, красивая русская женщина.
Качанов спросил:
— Если не ошибаюсь, вы — Надежда Соколова?
— Да… да, вы не ошиблись, но… кто вы?
Офицер галантно наклонил голову:
— Разрешите представиться! Старший лейтенант сил специального назначения одной из российских спецслужб Игорь Качанов. Я, собственно, пришел за вами, Надежда Алексеевна.
Женщина никак не могла прийти в себя от внезапности всего происходящего:
— Очень… очень приятно! Но… спецназ? Здесь?
— Как видите! Я понимаю ваше удивление, но такова уж наша работа, появляться там, где нас совсем не ждут.
— Понимаю… а… мой муж? Виталий знает о том, что… хотя… вы пришли освободить меня, арестовав супруга?
— А вот на этот вопрос я, к сожалению, ответить не могу, так как работа по вашему мужу не входит в мою задачу. Но совсем скоро вы все узнаете.
В комнату заглянул один из прапорщиков второго отделения.
— Игорь! Территория вокруг особняка зачищена. Кроме тех двоих, что находились возле барака, да еще пары трупов у вынесенных ворот, никого больше не обнаружено.
— Добро!
Старший лейтенант вызвал Вересаева:
— Командир! На связи «Второй»!
Капитан ответил:
— Как у тебя дела?
— Все хоккей, капитан! Позади дома было две цели, обе поражены, я сейчас мило беседую с Надеждой Алексеевной Соколовой, территория поместья под контролем. У вас в доме как?
— Нормально! Мансур взят, правда, подраненный, решил, мудак, со спецназом тягаться в скорости реакции, вот и получил пулю в руку. Ребята мои сейчас зачищают женскую половину дома. Тебе, Игорек, проверить весь барак и с женой начальника заставы и бойцами отделения выйти к гаражам. Отходить будем на джипах наркобарона.
— Понял! Выполняю!
Отключившись, Качанов повернулся к Соколовой:
— Скажите, Надежда Алексеевна, вам известно, кто или что находится в помещениях барака справа от вашей комнаты?
Женщина, понемногу приходя в себя, объяснила:
— В последнем отсеке были мужчины, трое или четверо, точно не знаю, в предпоследнем что-то вроде склада, оттуда часто мешки какие-то выносили. А вот по соседству комната с недавнего времени держится под особой охраной. Раньше там никого не было, но сейчас кто-то находится за стеной, точно! Я отчетливо слышала плач, но плач не взрослого человека, а скорее молодой женщины или даже подростка. Но я могу и ошибаться.
Качанов кивнул головой:
— Хорошо! Вы пока готовьтесь к отъезду из этого осиного гнезда, а я посмотрю, кто это там за стеной страдает.
— Можно вопрос?
— Да?
— Я увижусь с мужем?
— Конечно! Вот это я могу вам гарантировать! Поторопитесь со сборами, Надежда Алексеевна!
— Да, да, я быстро!
Старший лейтенант вышел во двор, подозвал к себе прапорщика, который докладывал ему об обстановке на территории усадьбы.
— Витя, проверь-ка две крайние левые комнаты барака!
— Да, да, я быстро!
Старший лейтенант вышел во двор, подозвал к себе прапорщика, который докладывал ему об обстановке на территории усадьбы.
— Витя, проверь-ка две крайние левые комнаты барака!
— Есть!
Качанов подошел к третьей двери, закрывающей вход в помещение, откуда Соколова слышала плач. Дверь неплотно прилегала к перекошенной коробке. Офицер внимательно осмотрел щели. Что-то интуитивно подсказывало ему, что не просто так эта комната была изолирована от внешнего мира, в отличие от других. И он увидел то, что подтвердило его догадку. В самом низу, чуть выше порога, Качанов разглядел тонкую проволоку. Он тихо произнес:
— Вот оно что! Растяжка! Стоит открыть дверь, и через считаные секунды взрыв гранаты обвалит глиняную тюрьму. Но кто это такой ценный заточен в комнате, что Мансур прибег к минированию выхода, несмотря на постоянное присутствие здесь охраны?
Подошел прапорщик, проверивший крайние комнаты, доложил:
— В одном из осмотренных мной помещений обнаружены трое таджиков, прикованных к солдатским кроватям. Соседнее помещение — подсобка с запасом продовольствия. Таджики, судя по всему, рабы!
— Ясно!
— А что здесь? — Прапорщик указал на дверь, перед которой стоял старший лейтенант.
Качанов ответил:
— Здесь, Витя, растяжка!
Помощник офицера удивился:
— Вот как?
— Да! Ты освобождай рабов и выводи всех, включая жену Соколова, из барака. Таджики пусть идут куда хотят, супругу пограничника отведи к гаражу.
— А ты, Игорь?
— Я попробую отворить дверь в эту камеру.
— Стоит ли рисковать?
— Там, внутри, человек, Витя! Мы же не можем уйти, оставив узника под реальной угрозой гибели? Тем более, по словам Соколовой, в комнате заточена либо молодая женщина, либо ребенок!
— Может, саперов вызвать?
— Вить? Я сказал, что тебе делать? Сказал! Так какого хрена ты тут дискуссии разводишь? Выполняй приказ!
— Есть, товарищ старший лейтенант, — сухо и официально ответил прапорщик и направился к крайней комнате барака.
Как только из глиняного застенка местного бая были выведены невольники, офицер снял с пояса штык-нож. Вставив клинок в паз ножен и получив таким образом своеобразные кусачки, Качанов аккуратно просунул их в дверную щель. Перекусил проволоку, тут же отскочив в сторону. Растяжка вполне могла быть и обратного действия, вызывая срабатывание взрывателя при отсутствии натяжения проволоки. Но взрыва не последовало.
Старший лейтенант распахнул дверь, сразу же бросив взгляд за порог. Там, прикрепленный к кольцу предохранительной чеки мощной «Ф-1», болтался перекусанный кусок проволоки. Взяв гранату в руки и вывернув из нее взрыватель, Качанов выбросил во двор безопасный теперь кусок металла. Обвел взглядом крошечную комнату. Она была обставлена так же, как и бывшее жилище Надежды Соколовой, только легкая ширма в углу являлась дополнительном предметом гарнитура заминированного помещения.
Офицер подошел к ширме, сдвинул ее в сторону. Тут же раздался испуганный вскрик. В углу, закутавшись в одеяло, сидела бледная испуганная девочка лет тринадцати. С животным страхом в глазах она смотрела на Качанова.
Старший лейтенант, присев перед ней на корточки, спросил:
— Ну, чего испугалась? Разве я такой страшный?
Подросток продолжал испуганно смотреть на офицера спецназа.
Качанов понял, что девочка совсем не владеет русским языком. Он взял ее за руку. Она попыталась вырваться, но старший лейтенант пригрозил ей пальцем, проговорив по-таджикски:
— Не бойся меня! Я ничего плохого не сделаю тебе. Скажи мне, кто ты и как попала сюда?
Ужас в глазах ребенка сменился удивлением. Этот русский мужчина с оружием и в черном комбинезоне говорил на языке ее народа. Она еле слышно промолвила:
— Я Гуля! Дядя Мансур забрал меня из дома, убив родителей и братьев. Это было в ауле Каши. Я должна стать его женой. Но я не хочу, мне страшно.
Старший лейтенант выругался на этот раз по-русски:
— Ну, Мансур, ну, сучара!
Девочка спросила, поняв из фразы офицера только имя своего ненавистного хозяина:
— Вы ругаетесь?
— Да, ругаюсь! Но ладно, вставай и пошли отсюда!
— Вы возьмете меня к себе?
Качанов поинтересовался:
— У тебя родственники остались?
— Да, дядя, брат отца. Он живет в Душанбе.
— Вот к нему мы тебя и отправим.
— Кто это — мы?
— Долго объяснять. Пошли, неволя твоя закончилась.
— И я не буду женой старика Мансура?
— Нет, не будешь. Вставай!
Офицер помог девочке подняться.
С ней он и вышел к парадному входу особняка, где возле гаража уже собралась вся штурмовая группа. На траве лежал связанный Мансур, рядом стояла, нервно теребя платок, супруга начальника пограничной заставы Соколова.
Вересаев, увидев своего офицера с девочкой, спросил:
— А это чудо еще откуда?
— Да все оттуда же, из барака. Мансур метил этого ребенка себе в жены и держал в келье, заминировав растяжкой вход. Родители и братья ее погибли от рук людей этого ублюдка, — Качанов кивнул в сторону наркобарона, — но у нее есть дядя в Душанбе. Надо бы переправить девочку к родственнику.
Капитан согласился:
— Переправим. Так! Все, кажется, в сборе. Кубанов и Бедун, — обратился командир группы к прапорщикам, — выгоняйте из гаража пару джипов! Грузимся в них и на скорости уходим из поселка.
Подчиненные командира диверсионно-штурмовой группы выполнили приказ начальника, и вскоре два почти новых «Форда» стояли у развороченных взрывом ворот усадьбы Мансура.
Странно, но любопытной толпы на улице не было. Напротив, она словно вымерла. Жители близстоящих домов были испуганы появлением у поместья наркобарона вооруженных людей в черной форме. Недавние междоусобные войны приучили народ прятаться при грохоте взрывов и дроби разрывающих тишину автоматных очередей.
Вересаев отошел от вездеходов, вызвав на связь Полуянова:
— «Ургаб» вызывает «Склон-1»!
Полковник ответил сразу:
— «Склон-1» слушает!
— Докладываю, командир! Подчиненная мне группа свою задачу выполнила, Мансур взят живым, жена Соколова освобождена, рабы, что томились на цепях в застенках наркоторговца, распущены, за исключением девочки-подростка, которой необходима наша помощь.
— Понял тебя. Выходи из Ургаба, с КПП не сближаясь, оставишь группу там, где утром встретил «шишигу» погранцов. Пусть прикрывают подъезд к заставе со стороны поселка. Сам же доставишь Мансура с женой Соколова на пост.
— Приказ принял, начинаю отход из зоны применения!
Капитан вскочил в джип, приказав:
— Ну, ребята, всем внимание! Отход из поселка на предельно возможной скорости!
Внедорожники рванули с места и, набирая обороты, направились к трассе. Через двадцать минут группа остановилась на шоссе, у поворота перед прямым участком выхода к заставе.
Вересаев приказал личному составу спешиться, заблокировав дорогу к контрольно-пропускному пункту пограничников. Жену Соколова, связанного Мансура и девочку-заложницу пересадили в передний джип, и капитан с одним прапорщиком охраны повел «Форд» к горному посту. Вскоре иномарка въехала на территорию КПП и встала напротив казармы, около которой находились командир отряда спецназа и начальник заставы. Вересаев с Надеждой одновременно вышли из автомобиля, Соколова пошла к мужу, капитан с докладом к полковнику.
Офицеры «Виртуса» отошли в сторону, оставив майора-пограничника наедине с женой. Надежда поздоровалась первой:
— Здравствуй, Виталий!
— Здравствуй, Надя!
Соколова прильнула к мужу и заплакала. Майор прижал супругу к себе, успокаивая ее:
— Ну, Наденька, не плачь! Для тебя все кончилось.
— Для меня? А для тебя?
Соколов вздохнул:
— Не знаю! Даже предположить не могу, что будет со мной дальше, но… это не главное, главное то, что тебя вырвали из лап бандитов. Ты… прости меня, Надя! Я так виноват перед тобой.
Женщина закрыла мужу рот своей маленькой ладонью.
— Не говори ничего, Виталий. Не надо вспоминать, что было! Мы вновь вместе, и я счастлива, что ты нашел в себе силы порвать с теми тварями, которые втянули тебя в свои грязные, чудовищные дела. Сейчас я вижу перед собой своего прежнего мужа, решительного, смелого русского офицера, а не прислужника наркоторговцев. И что бы ни произошло далее, ты можешь быть уверен — дома тебя всегда ждет любящий человек. Сколько бы ни длилось это ожидание!
Последнюю фразу Надежда произнесла дрогнувшим голосом, ее красивые глаза повлажнели, и она вновь заплакала, уткнувшись в сильную грудь майора.
Тот на этот раз не стал ничего говорить, гладя мягкие, шелковистые волосы супруги.
Полуянов, слушая доклад Вересаева, невольно смотрел на стоявшую невдалеке пару влюбленных. Когда капитан закончил, полковник сказал: