Подписав договор с Сафрой, я позвонил из адвокатской конторы Сабрине и предложил встретиться вечером в «Кен Ло», нашем любимом китайском ресторанчике, отметить это событие. За ужином она была на редкость грустной и задумчивой, а я никак не мог понять, что происходит. Когда подали десерт, она наклонилась ко мне и сказала:
— Билл, я очень за тебя рада, но не хочу потерять тебя.
— Но ты же меня не теряешь! Ты едешь со мной! — воскликнул я.
— Если ты рассчитываешь, что я всё оставлю и перееду в Москву, тебе придется взять на себя обязательства и жениться. Мне тридцать пять лет, и я хочу завести детей, пока еще не поздно. Я не могу просто так мотаться с тобой по свету ради развлечения.
Оказалось, что за беспечной чувственной дикаркой скрывается обычная девушка, которая так же, как все, мечтает о семейном счастье — в тот вечер в «Кен Ло» все это проявилось. Я не хотел с ней расставаться, но женитьба казалась мне поспешным шагом — с нашего знакомства не прошло и года. Я промолчал, а когда мы вернулись домой, она принялась собирать вещи.
Приехало такси. Не произнеся ни слова, Сабрина открыла дверь и с трудом поволокла за собой чемоданы по выложенной гравием дорожке.
Мысль о том, что она уходит, оказалась настолько невыносимой, что я решил: «А, была не была!» — и помчался за ней. Преградив ей дорогу к машине, я сказал:
— Сабрина, я тоже не хочу терять тебя. Давай поженимся, поедем в Москву и начнем новую жизнь вместе!
По ее щекам ручьями текли слезы. Она выпустила чемоданы из рук и бросилась в мои объятья, осыпая поцелуями.
— Да, Билл! Я согласна. Я поеду с тобой хоть на край света. Я очень люблю тебя.
9.
На полу в Давосе
Всё начало вставать на свои места: Сафра обязался вложить в фонд двадцать пять миллионов долларов, я был полон инвестиционных идей одна лучше другой, впереди меня ожидала захватывающая и полная приключений жизнь в Москве с любимой девушкой. Но в бочке меда не обошлось без ложки дегтя — приближались президентские выборы в России, назначенные на июнь 1996 года.
Борис Ельцин — первый демократически избранный президент России — баллотировался на второй срок, но дела у него шли неважно. Ельцинский план развернуть страну от коммунизма к капитализму с треском провалился. Предполагалось, что сто пятьдесят миллионов россиян поровну поделят прибыль от массовой приватизации, а вместо этого в стране появилось двадцать два олигарха, которые завладели тридцатью девятью процентами экономики, в то время как все остальные прозябали в бедности. Чтобы хоть как-то свести концы с концами, профессора подрабатывали таксистами, медсестры шли на панель, а музеи продавали картины прямо из залов. Почти все жители страны чувствовали себя ограбленными и униженными и винили в этом Ельцина. В декабре 1995 года, пока я готовился к переезду в Москву, рейтинг его популярности составлял жалких 5,6 %. А рейтинг Геннадия Зюганова — соперника Ельцина, кандидата от коммунистической партии — по результатам опросов общественного мнения постоянно рос и бил всех остальных кандидатов.
Многие опасались, что если президентом станет Зюганов, то всю приватизированную собственность экспроприируют. Я мог выдержать всё: гиперинфляцию, забастовки, нехватку продовольствия, даже уличную преступность. Но если правительство просто отберет всё и объявит, что капитализм в России не состоялся, придется сушить весла.
Что мне было делать? Шанс, что победит Ельцин, оставался, поэтому я не спешил отказываться от сделки с Сафрой. С другой стороны, фонд не мог вкладывать средства в экономику страны, которая в одночасье могла их отобрать. Я решил, что правильнее всего будет переехать в Москву и подождать. Фонд мог держать деньги на счетах, не вкладывая, пока не станет ясно, кто победит на выборах. В худшем случае я признаю неудачу, возвращу деньги Сафре, вернусь в Лондон и начну все сначала.
Вне зависимости от моих планов, у Сэнди Койфмана были собственные представления, как блюсти интересы босса. В январе 1996 года он сообщил мне по телефону, что для получения средств я должен сначала разработать и предоставить им некое методическое руководство. Я понятия не имел, о какой методичке идет речь, — в договоре этого не было. Похоже, Сафру одолели сомнения, и новое требование было изящным способом выиграть время, пока он будет решать, продолжать ему со мной сотрудничать или отозвать взятые обязательства.
Я мог, конечно, попытаться оспорить новое требование, но решил не будить зверя и приступил к заданию Сэнди, внимательно следя тем временем за результатами соцопросов: повезет или нет?
Я уже целую неделю вовсю писал методическое руководство, когда мне вдруг позвонил старый знакомый — Марк Хольцман. Мы познакомились в Будапеште пять лет тому назад, когда я работал на Максвелла. Марк управлял небольшим инвестиционным банком, специализировавшимся на Восточной Европе и России, и был самым коммуникабельным человеком, которого я когда-либо встречал. Забросьте его в любую развивающуюся страну, и через сутки он уже организует вам встречу сразу с местным президентом, министром иностранных дел и главой центрального банка. Мы с ним были примерно одного возраста, но на фоне исключительно дипломатичного Марка я чувствовал себя полным дилетантом.
— Билл, привет, — раздался его голос, стоило мне поднять трубку. — Я еду в Давос. Хочешь со мной?
Марк имел в виду Всемирный экономический форум, ежегодно проводимый в швейцарском городе Давос, — первостатейное мероприятие, куда съезжаются президенты крупных компаний, миллиардеры, главы государств. Это были сливки делового сообщества. К участию приглашали только руководителей стран или корпораций мирового масштаба, которые должны были заплатить регистрационный взнос в пятьдесят тысяч долларов. Условия участия специально отсекали обычных смертных вроде нас с Марком.
— Я бы с радостью, Марк, но мне не прислали приглашения, — изрек я очевидное.
— Ну и что? У меня его тоже нет!
Я покачал головой, в очередной раз подивившись уникальному сочетанию удали, бесшабашности и тяги к приключениям в его характере.
— Ну, допустим. А где мы остановимся?
Это было дополнительным препятствием: известно, что все гостиницы в округе разобраны под бронь еще за год до мероприятия.
— А вот это как раз не проблема. Я снял одноместный номер в отеле «Бо Сежур» в самом центре города. Там всё по-простому, без изысков, зато будет весело. Давай, соглашайся!
Я сомневался. У меня полно дел. Но тут Марк с азартом добавил:
— Билл, уж кто-кто, а ты там быть просто обязан. Я организую прием для Геннадия Зюганова!
Самого Зюганова? И как это ему удается?
Выяснилось, что Марк дальновидно начал выстраивать отношения с Зюгановым задолго до того, как тот взошел на политический олимп. Когда стало известно, что Зюганов примет участие в Давосском форуме, Марк связался с ним и сказал:
— Я знаю ряд миллиардеров и президентов крупных компаний из списка «Форчун 500», которые заинтересованы во встрече с вами. Не желаете ли присоединиться к нам на небольшом закрытом приеме в Давосе?
Разумеется, Зюганов согласился. Тогда Марк разослал приглашения миллиардерам и президентам из списка участников форума. В приглашении было сказано: «Геннадий Зюганов, возможный следующий президент России, будет рад личной встрече с Вами на приеме двадцать шестого января. Просьба подтвердить Ваше согласие». Разумеется, они тоже согласились. Вот так Марк добивался успеха. Стратегия примитивная, но на удивление эффективная.
Узнав о Зюганове, я ухватился за подвернувшуюся возможность. Во вторник мы вылетели в Цюрих, откуда на поезде доехали до Давоса. Город считался престижным курортом, но я был озадачен тем, что не обнаружил в нем ничего выдающегося. Он скорее производил впечатление промышленного и делового поселения. Давос — один из самых густонаселенных городов в Швейцарских Альпах. Ряды больших практичных многоквартирных домов больше походили на муниципальное жилье, чем на традиционный лыжный курорт.
Мы с Марком прибыли в отель «Бо Сежур». Администратор за стойкой регистрации подозрительно косился на нас — два взрослых парня заселяются в одноместный номер с единственной кроватью? — но мы не смутились. Поднялись наверх, распаковали сумки. Марку досталась кровать, а мне — место на полу.
Все это было безрассудно: мы здесь посторонние. У нас не было ни приглашений, ни регистрационного взноса, ни пропуска в главный конференц-зал. Это не имело значения — главный интерес для нас представляла гостиница «Санстар Паркотель», в фойе которой встречались участники форума из России.
Оставив вещи в номере, мы сразу отправились в «Санстар» осмотреться. Там уже собрались российские политики и предприниматели разного калибра и пошиба. Я сразу же заметил знакомого бизнесмена — Бориса Федорова, председателя совета директоров небольшой московской брокерской фирмы, в прошлом (с 1993 по 1994 год) министра финансов. У него были короткие темно-русые волосы, полное лицо с округлыми щеками и очки в квадратной оправе. Ходил он с покровительственным видом, хотя ему было меньше сорока. Когда мы с Марком подошли к столику, за которым Федоров пил кофе, тот снисходительно оглядел нас и спросил по-английски:
Все это было безрассудно: мы здесь посторонние. У нас не было ни приглашений, ни регистрационного взноса, ни пропуска в главный конференц-зал. Это не имело значения — главный интерес для нас представляла гостиница «Санстар Паркотель», в фойе которой встречались участники форума из России.
Оставив вещи в номере, мы сразу отправились в «Санстар» осмотреться. Там уже собрались российские политики и предприниматели разного калибра и пошиба. Я сразу же заметил знакомого бизнесмена — Бориса Федорова, председателя совета директоров небольшой московской брокерской фирмы, в прошлом (с 1993 по 1994 год) министра финансов. У него были короткие темно-русые волосы, полное лицо с округлыми щеками и очки в квадратной оправе. Ходил он с покровительственным видом, хотя ему было меньше сорока. Когда мы с Марком подошли к столику, за которым Федоров пил кофе, тот снисходительно оглядел нас и спросил по-английски:
— А вы что здесь делаете?
Это напомнило мне старшие классы школы. Может, в прошлом он и был министром финансов, но теперь это всего лишь мелкий московский брокер.
— Я собрал двадцать пять миллионов долларов для инвестиций в Россию, — ответил я непринужденно. — Но прежде чем вкладывать средства, хочу понять предвыборную ситуацию Ельцина. Вот поэтому я здесь.
Как только я произнес слова «двадцать пять миллионов долларов», отношение ко мне волшебным образом изменилось.
— Прошу, присаживайтесь, Билл. Как зовут вашего друга?
Я представил Марка, и мы сели. Федоров тут же заявил:
— О выборах можете не беспокоиться, Ельцин непременно победит.
— Как вы можете быть в этом уверены? — удивился Марк. — Его рейтинг не достигает и шести процентов.
— Об этом позаботятся вон те парни. — Он распрямил руку и круговым движением показал на фойе.
Я посмотрел в ту сторону и узнал троих: Бориса Березовского, Владимира Гусинского и Анатолия Чубайса. Троица что-то напряженно обсуждала в углу. Березовский и Гусинский были самыми известными российскими олигархами. Оба пробились наверх с нуля, оттесняя всех, кто попадается на пути, и стали миллиардерами, владельцами «заводов, газет, пароходов» и прочих активов. Чубайс был одним из самых изобретательных политических игроков России. Он был идеологом экономических реформ президента Ельцина, в том числе катастрофической программы массовой приватизации. К январю 1996 года он уже вышел из состава правительства и всецело сосредоточился на спасении пошатнувшейся кампании Ельцина.
В тот день в фойе «Санстар Паркотеля» я еще не знал, что стал свидетелем печально знаменитой «сделки с дьяволом», когда олигархи договорились бросить все свои информационные и финансовые ресурсы на переизбрание Ельцина. Взамен они должны были практически за бесценок получить остаток неприватизированных российских компаний.
Все олигархи и мини-олигархи, с которыми мы говорили на форуме, разделяли мнение Федорова, что Ельцина переизберут. За такой уверенностью могли стоять свои резоны, однако не исключено, что они выдают желаемое за действительное. Олигархам трудно доверять даже в лучшие времена, а Ельцину оставалось еще очень далеко до победного пятидесяти одного процента.
Я пришел к выводу, что лучше выяснить намерения другого претендента на президентский пост, судя по рейтингу, наиболее популярного, чем полагаться на мечты людей, которые потеряют все, если Ельцин проиграет. В конце концов именно для этого мы сюда и приехали — оценить Зюганова на приеме, организованном Марком.
Настал вечер званого ужина. Я вошел в заполненный зал эксклюзивных приемов отеля «Флюэла». Тогда во всем Давосе было всего две пятизвездочных гостиницы — Марк оказался на высоте, сумев организовать прием именно здесь. В тот вечер в городе не было места желаннее.
Столы были расставлены большим квадратом, стулья с наружной стороны. Я всматривался в лица гостей, занимающих свои места. Никогда прежде я не видел такое внушительное собрание влиятельных людей сразу. Туда пришли Джордж Сорос, глава концерна «Сименс» Хайнрих фон Пирер, глава «Дженерал Электрик» Джек Уэлч, руководитель компании «Асеа Браун Бовери» Перси Барневик. Всего собралось более двух десятков миллиардеров и руководителей компаний, и, конечно же, мы с Марком. Желая выглядеть подобающим образом, я надел свой лучший костюм. Но про себя отметил, что вряд ли кто-нибудь еще из гостей будет спать этой ночью на полу.
Спустя некоторое время гости расселись, и в зал торжественно вошел Зюганов в сопровождении переводчика и пары телохранителей. Он занял свое место, а Марк звонко постучал по бокалу и встал.
— Уважаемые дамы и господа! Благодарю вас за то, что вы присоединились к нам сегодня вечером. Для меня большая радость быть организатором приема в честь Геннадия Зюганова, руководителя Коммунистической партии России и кандидата в президенты.
Зюганов уже собрался было вставать, когда Марк неожиданно добавил:
— Я хотел бы также поблагодарить соучредителя этого мероприятия, Билла Браудера, который оказал неоценимое содействие в его подготовке. — Марк протянул в мою сторону руку ладонью вверх. — Билл?
Я оторопел и механически привстал, спешно помахал рукой и быстро сел на место. Не забыть про меня было со стороны Марка очень мило, конечно, но в тот момент я мечтал разве что провалиться сквозь землю.
После того как гости завершили основное блюдо, Зюганов поднялся и произнес речь. Говорил он долго и многословно, его тезисы было трудно запомнить, пока он не произнес:
— Тем из вас, кто опасается, что я стану национализировать приватизированные активы, говорю: повода для опасений нет.
Я оживился. Зюганов тем временем продолжал:
— В наши дни коммунист — это всего лишь ярлык. В России начался процесс приватизации собственности. Этот процесс необратим. Попытайся мы заново национализировать активы, страну всколыхнет от Калининграда до Владивостока.
В завершение он коротко кивнул и произнес:
— Надеюсь увидеть всех вас снова уже будучи президентом России.
Наступила звенящая тишина — он сел, взял серебряную вилку и принялся за десерт. Неужели он и вправду только что исключил возможность ренационализации? По всему выходило, что да.
Банкет вскоре завершился, и мы с Марком чуть позже вернулись в номер отеля. Я лежал на полу и не мог заснуть, мысли беспорядочно роились в голове. Если Зюганов говорил правду, то неважно, кто выиграет выборы — мой бизнес возможен и при нем. Я хотел как можно скорее поделиться этой новостью с Сэнди Койфманом.
Я позвонил ему в Женеву рано утром и рассказал о событиях предыдущего вечера. Но мои новости не произвели на него должного впечатления.
— Ты ведь не станешь верить ему на слово, Билл? Политики могут наобещать что угодно.
— Но, Сэнди, Зюганов сделал это заявление перед аудиторией самых влиятельных бизнесменов в мире! Это ведь ко многому обязывает!
— Да ни к чему это не обязывает. Люди врут, политики врут, все врут. Ну, подумай сам: ты же говоришь о российском политике. Если бы я верил всему, что мне говорили политики, Сафра давно бы обанкротился.
Я не знал, что и думать, но услышанное в Давосе давало пусть небольшой, но все же шанс на то, что бизнес состоится. Я был полон решимости сделать ради этого все, что в моих силах.
10.
Привилегированные акции
Спустя шесть недель после возвращения из Давоса я наконец завершил методическое руководство для Сэнди. Теперь он должен был решить: либо перечислить в фонд обещанные Сафрой деньги, либо отказаться от сделки.
Если бы рейтинг популярности Ельцина оставался на уровне пять-шесть процентов, Сэнди наверняка вышел бы из дела. Однако план олигархов, похоже, начал работать. К первым числам марта его рейтинг подскочил до четырнадцати процентов, что усугубило положение Сэнди. В случае отказа от сделки Сафра, по условиям договора, должен был заплатить многомиллионную неустойку. Но если Сэнди переведет деньги, а Ельцин не победит, то Сафра рисковал потерять гораздо больше. Чтобы выиграть еще немного времени, Сэнди перечислил сто тысяч долларов на расходы, что по крайней мере позволило мне открыть представительство в Москве.
Сам я тоже оказался на перепутье. Меня не радовала перспектива переезда в Москву в условиях полной неопределенности моего предприятия, но и раздражать Сафру тоже не хотелось. Если он решит отказаться от сотрудничества сейчас, мне ни за что не найти другого инвестора, — никто не захочет вкладывать в фонд двадцать пять миллионов долларов за три месяца до президентских выборов.
Я занялся делами и готовился к переезду вместе с Сабриной. Но наше положение осложнилось. Она забеременела, как только мы решили пожениться, и теперь страдала от сильного утреннего токсикоза. Порой от обезвоживания организма Сабрине становилось так плохо, что мне приходилось возить ее в больницу.