— Линден имеет что-то против меня персонально? Мы с ним знакомы? — Гриф стал ломать голову, стараясь вспомнить какого-нибудь Линдена во время своей учебы в Итоне и Оксфорде, но не вспомнил. Может быть, ежегодный справочник дворянства освежит его память.
— Я ничего об этом не знаю, милорд. Давайте просто скажем, что Линден не особенно жалует… э… известных представителей светского общества. — Он кашлянул и поспешно добавил: — Я ни в коем случае не хочу бросить тень на вашу репутацию, милорд. Но если читать газеты и скандальные листки, можно получить о вас… э… неправильное представление.
— Не старайтесь подсластить пилюлю, Уоткинс. Я не собираюсь ни в малейшей мере вас упрекать за то, что вы говорите правду.
Хотя правда колола глаза больнее, чем ему хотелось признаться.
— Я оставляю на ваше усмотрение решать, как лучше поступить. — Гриф встал и начал прохаживаться вдоль книжных полок. Он неожиданно понял, что нервничает. И чувствует себя как пес, который увидел лакомую косточку, а ее у него в последний момент вырвали из уже открытой пасти. И теперь с упорством терьера он не согласился бы ни на какое другое лакомство.
— Но черт возьми, Уоткинс. Я рассчитываю на вас. Помните об этом.
— Уверяю вас, милорд, я сделаю все, что смогу.
— Я очень хочу, чтобы этот проект состоялся, — сказал Гриф, надеясь объяснить свое ворчливое настроение профессиональной причиной.
— Разумеется. — Издатель явно успокоился и быстро переменил тему: — Вы уже подумали, какова будет тема вашего следующего эссе?
— Представьте себе — да. Я только что вернулся из предварительной поездки в поместье, о котором я хочу написать. У меня появились кое-какие… новые идеи.
Он не стал рассказывать о том, что полевые работы в этом поместье могут оказаться под вопросом. Как отреагирует леди Брентфорд на то, что он снова появится в Эбби?
— Значит, мы будем следовать нашему первоначальному плану опубликовать книгу весной?
— Я не вижу никаких препятствий, — ответил Гриф. — Если не считать неуловимого Линдена. — И очаровательную длинноногую леди, у которой груди похожи на вызревшие на солнце персики, а глаза…
«Думай о ландшафте, — приказал он себе. — Нельзя так распускаться».
Кэмерон был прав. Невероятно трудно такому повесе, как он, измениться. Но он был решительно настроен на то, чтобы побороть своих демонов, стать своим в мире добропорядочных людей.
— В таком случае необходимо как можно скорее закончить наши переговоры с художником, — сказал Уоткинс. — Я сегодня же отошлю письмо.
Ландшафт, а не мысли о женщинах. Работа, а не флирт. Надо привести в порядок свой письменный стол в библиотеке для следующих черновиков. Отточить все карандаши и перья. Подготовить бумагу и чернила. Расставить необходимую справочную литературу.
Гриф откашлялся, чтобы укрепить свою решимость. «Да, только это имеет для меня значение».
— А мне лучше снова вернуться в поместье, чтобы поработать над своими предварительными заметками.
— Мы пока не получили согласия художника, милорд, — предупредил издатель.
— Давайте на время забудем о Линдене. Если он вам откажет, придется мне взять дело в свои руки. Если я что задумаю, я бываю очень убедительным.
Глава 9
Звук вежливых аплодисментов вывел Элизу из задумчивости. Она поняла, что в последний час скорее витала в облаках, а не слушала сообщение о форме тычинок и пестиков в цветках лаванды.
— Как все это интересно, не правда ли? — сказала леди Фэншоу, пожилая супруга местного сквайра.
— Да, очень, — отозвалась Элиза.
Она быстро собрала свои записи, чтобы вопросы, которые наверняка последуют, не выявили, насколько она была невнимательна к теме лекции. Выпученные глаза и двойной подбородок придавали леди Фэншоу сходство с откормленным мопсом, но горе тому, кто недооценивал ее ум.
— О, смотрите, мне машет Августина. Она, видимо, хочет, чтобы я подошла к ней. Мистер Симпсон, кажется, интересуется, какие покупать акварельные краски.
— Я не заметила…
— Да, да, — сказала Элиза, — она незаметно подает сигнал, и он означает, что ее надо немедленно спасать.
— Она могла бы выбрать еще более незаметный сигнал, например, помахивая мускатной геранью, — съязвила леди Фэншоу. — А это, согласно недавно прочитанной мною книге о тайнах языка цветов, означает «я жду встречи».
Господи, подумала Элиза. Язык цветов приобретает в эти дни большую популярность, чем французский.
— Как интересно. Хотя смею заметить, что посылать такие сигналы в зимнее время неразумно — слишком медленно… — Оставив заявление коллеги без внимания, Элиза проскользнула между мистером Кеннаном и мистером Семплом, горячо обсуждавшими преимущества разного типа зимних компостов для кустов роз, и направилась к чайному столу.
— Спроси мистера Симпсона о красках для рисования, — тихо сказала она, принимая у Августины чашку чаю. — Только громко.
Странная просьба ничуть не смутила Августину.
— Как продвигаются ваши зарисовки сада, мистер Симпсон?
— Я очень рад, что вы меня об этом спросили. — Элиза слышала, как он недавно жаловался на качество красок в местном магазине. — Я испытываю большие затруднения, смешивая краски, чтобы подобрать подходящий оттенок зеленого.
— А вы пробовали краску, приготовленную Ньютоном? Входящие в нее ингредиенты лучше тех, которыми я часто пользовалась… — Краем глаза Элиза увидела, как леди Фэншоу на мгновение остановилась, а потом исчезла в одной из боковых гостиных.
— Что это было? — спросила Августина, когда разговор окончился и мистер Симпсон перешел к столу с пирожными.
— У меня и так полно неприятностей, не хватало еще обидеть патронессу нашего общества.
Ежемесячные встречи любителей природы обычно были спокойной гаванью, где можно было отдохнуть от постоянно угрожавших ей жизненных бурь. Но сегодня благодушное настроение и болтовня коллег по обществу ее почему-то раздражали.
— Мне вдруг понадобился свежий воздух, — пробормотала Элиза. — Вы не возражаете, если я извинюсь и уйду по кое-каким делам, пока вы наслаждаетесь перерывом?
Августина поставила чашку.
— Я была бы счастлива составить компанию.
— Нет, прошу вас. Вы всегда наслаждаетесь чаем и пирожными. А мне просто хочется прогуляться в одиночестве.
— В таком случае беги, — ответила Августина. — Я скажу всем, что ты страшно устала от Гарри и его друзей, приехавших из Лондона. Все знают, что от выходок твоего брата терпение может иссякнуть даже у святого.
«А я не святая», — подумала Элиза.
— Спасибо, Гасси, — вырвалось у Элизы. Схватив шаль, она спустилась в освещенный солнцем холл.
Одиночество и шанс подумать о последних нескольких днях.
Может, она немного посидит в тени кладбищенской стены и зарисует поросшие мхом стены с разноцветными вкраплениями цветущего вьюнка.
Подгоняемая мыслями о минутах спокойствия, Элиза сбежала по ступенькам и пошла по дорожке, которая вилась вдоль ряда оштукатуренных зданий. Над их крышами, крытыми соломой, ей была видна макушка высокого бука, который рос у входа в дом пастора.
Неожиданно какие-то тени промелькнули между зданиями.
Гарри и Брайтон?
Все трое остановились, глядя друг на друга.
— Элиза! — Гарри был пьян и явно нервничал. — Не ожидал увидеть тебя здесь.
— Но встреча с вами — это всегда радость, — сказал Брайтон и, улыбнувшись, вежливо поклонился.
Элиза лишь коротко кивнула.
— Сегодня день встречи членов общества садоводов, — напомнила она, обращаясь к Гарри. — Так что мое присутствие не является сюрпризом.
Гарри был пьян, но не настолько, чтобы не заметить язвительного замечания сестры. Избегая смотреть ей в глаза, он, словно черепаха, втянул голову в складки своего галстука и сказал:
— Правильно. Так мы пойдем…
— А что вы вообще здесь делаете? — спросила Элиза. Поблизости не было ни таверны, ни какого-либо привлекательного места для джентльменов, и это ее насторожило. Конечно, Гарри мог попасть в беду где угодно, но посещать столь мирное место было совершенно не в характере Гарри.
— Мы просто вышли покурить, — сказал Брайтон. — Мы знаем, что женщины считают табачный дым вредным, поэтому мы решили не оскорблять ничьих чувств и пошли по Хай-стрит в поисках более легких сигар.
Но Элиза не уловила никакого запаха табачного дыма.
— Если я сбил с пути вашего брата, прошу прощения, — продолжал Брайтон. — Я приехал из Лондона только сегодня утром, чтобы присоединиться к вечеринке в Эбби, и Гарри согласился встретить меня в Харпдене.
— Поскольку я не контролирую поступки Гарри, нет необходимости извиняться передо мной, — язвительно ответила Элиза.
— Верно, — проворчал Гарри. — Я сам себе хозяин. «Как бы мне хотелось, чтобы ты был мужчиной, а не капризным, испорченным ребенком».
— Но то, что твоя сестра заботится о твоем благополучии, делает ей честь, — заметил Брайтон.
Гарри упрямо сжал губы и промолчал.
— Может быть, мы немного пройдемся вместе с вами? — спросил Брайтон. — У вас такой вид, будто вы не прочь, чтобы кто-нибудь помог вам нести ваши вещи.
Переложив небольшую сумку с альбомом и красками в другую руку, Элиза отказалась.
— Спасибо, но в этом нет необходимости. Я дойду до дома викария, а там сяду, чтобы сделать несколько зарисовок. — Она надеялась, что эта информация позволит ей отделаться от непрошеных сопровождающих.
Но Брайтон не смутился.
— Ваш брат часто восхваляет ваши выдающиеся способности.
Наверное, когда основательно примет на грудь. Элиза посмотрела на баронета с подозрением, удивившись, что могло стать причиной его любезности. Ничего хорошего в этом нет, подумала она, бойтесь данайцев, дары приносящих.
Брайтон улыбнулся, показав ровный ряд идеально белых зубов. Она была убеждена, что многие женщины сочли бы его красавцем. У него были густые каштановые волосы с еле заметной проседью на висках, хотя он был всего на пару лет старше Гарри. И фигура у него была более внушительной: высок, широкоплеч, но немного грузен. И только внимательный взгляд художника мог различить предательские признаки распутства: немного обвисшие щеки, нечеткую линию подбородка, еле заметное ожирение мышц живота.
Ее охватило чувство омерзения.
Он заметил, как изменилось выражение ее лица, и поднял бровь.
— Уверяю вас, мы будем рады освободить вас от вашей ноши и сопроводить до кладбища.
— Но мы же шли в противоположном направлении, Фредди, — заныл Гарри.
Одного взгляда Фредди было достаточно, чтобы Гарри замолчал.
— Благодарю вас, но я способна сама нести свою сумку, тем более на такое близкое расстояние, — ответила Элиза и, не удержавшись, добавила: — Сомневаюсь, что по этой дороге рыщут волки.
Глаза Брайтона потемнели. Неужели его кузен рассказал ему об их встрече в коридоре Эбби? Между собой мужчины обычно хвастаются о таких вещах… но только в том случае, если могут протрубить об успехе, а не — упаси Боже — о неудаче.
— Какие еще волки? — писклявым голосом спросил Гарри. — Неужели ты думаешь, что в Англии остались волки?
— Приятно, что ты вспомнил уроки истории, — сказала Элиза. — До свидания.
Брайтон приложил руку к шляпе:
— До свидания, леди Брентфорд. Мы ведь увидим вас завтра в Эбби, не так ли?
— Я еще не решила, когда вернусь. Мисс Хэверстик неважно себя чувствует, и мне бы хотелось остаться до полного ее выздоровления.
— Ваша преданность ей похвальна. Однако я разочарован тем, что наша более продолжительная встреча откладывается. Мы с вашим братом, увы, должны вернуться в Лондон. У нас уже ранее была намечена встреча на послезавтра. Желаю успешно порисовать.
Элиза смотрела им вслед.
Гарри выглядел виноватым, а Брайтон — самодовольным, и это сочетание вызвало у нее беспокойство. Она вздохнула. Но бессмысленно волноваться о неизвестном.
Если что-то нехорошее должно случиться, оно не заставит себя ждать.
Она миновала чугунные ворота кладбища и села на большой камень у полуразрушенной стены, увитой диким виноградом.
Элиза достала коробку с красками и завернутые в холст кисти; но, немного поколебавшись, отложила их в сторону, решив, что незачем обманывать себя в том, в чем была настоящая причина ее желания уединиться. Она достала из сумки пакет от мистера Уоткинса, прибывший сегодня утром.
Черт бы побрал Гарри и его друзей, которые отвлекли ее от предложенного ей заказа. Она намеревалась принять заказ, но на своих условиях, и запросить большой гонорар, но в последнее время ее мысли были заняты неким известным повесой. Так ей и надо, если автор эссе передумает отдавать заказ ей.
Оказалось, что не отказался. В своем письме издатель сообщал, что автор — который так же, как она, предпочитает остаться инкогнито — все еще желает воспользоваться ее услугами и с нетерпением ждет ее окончательного решения.
Можно подумать, что она сомневалась, принять ли ей столь лестное предложение.
Элиза облегченно вздохнула и развернула приложенные издателем листы. Умный мистер Уоткинс, уже работавший с ней над несколькими проектами, видимо, знал ее слабые места лучше, чем она сама. Он прислал ей одно из последних эссе, приписав, что он надеется, что идеи, высказанные автором, вдохновят ее на новые творческие успехи.
До этого времени она прочла лишь короткий отрывок этого труда…
Она начала читать и опять была поражена наблюдательностью автора. Оуэн видел особенности строения растений, которые другие не замечали. И ей нравился ироничный стиль автора.
Ее особенно рассмешил один отрывок. Он был таким жизнеутверждающим, что ей захотелось, как бабочке из кокона, освободиться от корсета и начать танцевать под шелест листьев на весеннем ветерке. Подняв лицо к солнцу, она закрыла глаза и вообразила, что понимает, в каком ритме стучат капли дождя, о чем щебечут птицы… Вокруг была тишина, но у нее в голове звучала симфония дождевых капель, пения птиц, солнечного света — полной гармонии с природой.
Странным образом этот Оуэн-поэт вызвал у нее такой же страстный отклик, что и Хадден-повеса. Она чувствовала себя свободной и жизнерадостной.
«Не глупи, — отругала она себя. — Оуэн, возможно, женщина. Либо мужчина — косоглазый и горбатый. Речь же идет об инкогнито».
Все же она не могла не думать о поэте как о родственной душе.
При других обстоятельствах она, возможно, попросила бы о встрече. Но какой бы соблазнительной ни была эта идея, опасность была слишком высока.
В последнее время она слишком часто поддавалась рискованным импульсам. Надо уметь себя сдерживать.
Она отмела все посторонние мысли и, достав карандаш, начала сочинять письмо.
«Дорогой мистер Уоткинс!
После долгих размышлений и подробного изучения эссе, которое вы мне прислали, я решила принять ваше щедрое предложение. Правда, сроки весьма коротки и не оставляют времени на ошибки, но если все сложится удачно, у нас должно получиться…»
После нескольких черновиков она наконец переписала письмо набело. Боже, если бы только она сумела определить свои чувства к Хаддену так же четко и логично.
«Хадден… забудь о Хаддене!»
— Не драматизируй, — пробормотала она. — Можешь быть уверена, что маркиз и думать забыл о провинциальной вдове. — Тем более что к его услугам множество ловких светских красавиц, которые помогут стереть из его памяти мимолетную встречу с ней.
К чему пустые мечты?
Следующие несколько минут она занималась тем, что вытаскивала пробку из бутылки с водой и смешивала краски на палитре. Но после нескольких неудачных попыток изобразить увитую виноградом стену она перевернула страницу альбома.
Может быть, надгробие рядом с ней подарит ей вдохновение — она нарисует памятник девичьим надеждам, которые лучше похоронить в земле прошлого.
Почти не отвлекаясь на рисунок, Элиза размышляла о том, как быстро все наскучивает джентльменам из высшего общества. Жизнь кажется им не чем иным, как чередой удовольствий: гонять на двухколесных экипажах от Лондона до курортного Бата, осушить в течение часа полдюжины бутылок бренди или спорить о том, какая капля первой стечет по стеклу окна. И даже после всего этого возбуждение в мгновение ока превращается в пресыщение и полное безразличие.
— И поэтому, — напомнила она себе, — ты будешь полной идиоткой, если не выбросишь Хаддена из головы.
Ей показалось, что дракон на бумаге вильнул хвостом как бы ей в ответ.
Элиза закрыла альбом. Надо найти маки — ей нужны маки для своего рисунка. Согласно тайному языку цветов, маки символизируют забвение.
Гриф отложил бритву и промокнул щеки. Процедура бритья и одевания удивительным образом оказалась успокаивающей. Он был рад, что оставил своего камердинера в Лондоне. Прескотту его решение не понравилось, поскольку он, очевидно, думал, что элегантная одежда маркиза подвергнется в поездке серьезной опасности.
Все можно почистить и погладить, думал Гриф, подняв с пола пальто и перекидывая его через спинку стула. Он больше беспокоился о том вреде, который его недавнее поведение причинило чувствам леди Брентфорд. Флирт может быть безвреден при условии, что обе стороны понимают правила игры. А вдова была явным новичком, и поэтому было непорядочно воспользоваться ее неопытностью.
Не то чтобы ее действия оставляли у него чувство неудовлетворенности. Даже сейчас он почувствовал, как у него все сжалось в паху при воспоминании о ее поцелуях и хриплых стонах.