Черт бы побрал этого мужчину за такую привлекательную улыбку. И такие глаза. Такого загадочного зеленого цвета глаз Элиза еще никогда не видела: словно солнечный свет растворился в зеленой листве.
Она быстро отвела взгляд.
— Ирония в том, — сказала она, — что при всех ваших недостатках — а их, видимо, легион — вы единственный, кто сможет достучаться до упрямой головы Гарри.
— Я?
— Именно так. Вы его герой. Мужской образец бесшабашного распутства.
Гриф нахмурился:
— Я даже не знаю вашего брата.
— Но он совершенно точно знает вас.
— Однако вряд ли он меня послушает. Моя репутация…
— Я уверена, что для вас не так уж важно мнение деревенской вдовы. — Обыкновенной обедневшей вдовы, добавила она про себя.
— Я вижу, что я опустился ниже всякого уровня, — сказал он непринужденно. — Неужели я ничего не могу сделать такого, что подняло бы меня в ваших глазах?
Вопрос, как она поняла, был риторическим. Это была просто светская болтовня, которая должна была вызвать улыбку, а не настоящий ответ. Все же его слова вызвали в ее душе странный трепет, а потом откуда-то взялась шальная мысль: «Поцелуй меня».
За всю свою жизнь Элиза не испытала ни одного настоящего поцелуя — такого, как описывают в романах. Отец выдал ее замуж за сварливого барона, который был намного старше ее и женился на ней не за ее красоту, а за благородное происхождение. Это был холодный брак без любви. А теперь Гарри делает все для того, чтобы история повторилась.
Как же ей все надоело! Как она устала от того, что должна вечно оправдывать чьи-то ожидания. Всего один раз, единственный, она хотела поступить по-своему. Решиться на что-то опасное. Непредсказуемое.
— Поцелуйте меня. — О Боже, неужели она произнесла эти роковые слова вслух?
— Простите? Я не расслышал.
— Стукните моего лоботряса брата по башке, — сказала она более отчетливо. — Для человека, который, как пишут в газетах, в прошлом месяце в вашем клубе обыграл вчистую лорда Фетгерса и лорда Бертрама, это будет не слишком сложной задачей. Может, он одумается.
— Газеты всегда преувеличивают. Но во всяком случае, я думаю, что лорду Литу нужен не только удар по башке, но и пинок под зад, чтобы сбить его с дороги порока. Направить, как говорится, на путь истинный.
— Боюсь, что вы правы.
Элиза очень надеялась, что ее щеки не пылали от того безумия, которое она только что себе позволила. Ей надо было срочно на что-то отвлечься.
— О! — Ее взгляд упал на золотую раму, лежащую лицом вверх на серванте. — По-моему, это акварель Редуте?
Она улыбнулась, погладив золоченую раму, и у него почти остановилось дыхание.
Это было похоже на то, будто из-за туч вышло солнце.
Ее глаза засветились, а когда она подняла ресницы, он увидел, что ее глаза были не просто карие. В них играли золотистые искорки. Свет из окна освещал ее немного загоревшие щеки, подчеркивая высокие скулы. Увидев на носу россыпь веснушек, он решил, что она, должно быть, проводит много времени на свежем воздухе.
Это лицо было запоминающимся. Оно не было хорошеньким, скорее необычным. Нестандартным. Не похожим на лица лондонских красавиц, которые выглядели так, будто были вырезаны из одного и того же куска картона.
— Как вы считаете, мисс Хокинс не будет возражать, если я чуть-чуть подвину стекло? Мне очень хочется увидеть, какую он использует бумагу, и рассмотреть мазки.
— Не стесняйтесь. — Леди, знакомая с работами Редуте? — Я уверен, что у Сары не будет возражений.
Элиза стала расстегивать пуговицы перчаток.
— Позвольте мне помочь. — Гриф взял ее руку и, расстегнув крошечные пуговички, начал стягивать — палец за пальцем — лайковые перчатки.
— А теперь давайте другую руку, — потребовал он, прежде чем она успела возразить. — Предметы женского туалета подчас сложно снимать. Но как видите, у меня имеется кое-какой опыт.
Ее лицо залила краска, и оно стало почти таким же пунцовым, как розы на картине, которую совсем недавно раскритиковал Гриф.
Почти отвернув кожу второй перчатки, он остановился. Он оказался лицом к лицу с бедой в форме небольшого кусочка ее запястья. Он сделал глубокий вдох, наслаждаясь тонким ароматом лаванды и жимолости. Этот запах притягивал его, и Гриф наклонялся все ниже и ниже…
— С-сэр! — Она выдернула руку, но он успел почувствовать мягкость ее кожи.
— Простите. С моей стороны это было не по-джентльменски, — сказал он, наблюдая, как она, сняв перчатку, наклонилась над рамой. Неужели ее шепот был лишь плодом его воспаленного воображения?
— Можете ударить меня, если… если я нарушил правила приличия. Поддался…
Появление Сары не дало ему возможности закончить фразу.
— Простите, что я задержалась, леди Брентфорд. — Она сделала паузу и взглянула на них вопросительно, прежде чем добавить: — Я попросила вашего брата подождать в одной из свободных гостиных в конце коридора. Портье проводит вас.
— Простите меня, но я немного подвинула стекло на вашей картине, — запинаясь, сказала Элиза. — Мне никогда раньше не приходилось видеть оригинал художника Редуте, поэтому мне захотелось поближе рассмотреть технику его письма.
— Что? — спросила Сара. Она явно что-то пропустила.
— Я говорю о художнике. Это Пьер-Жозеф Редуте. Он служил придворным живописцем у Марии Антуанетты.
— А позже он работал под покровительством императрицы Жозефины, — добавил Гриф.
Элиза посмотрела на него с удивлением:
— Вы знакомы с его творчеством?
Он на самом деле был большим поклонником таланта этого французского художника, но решил не говорить об этом, а просто пожал плечами. Только его приятели-церберы Коннор Линсли и Кэмерон Дэггетт знали о его тайных пристрастиях, и он предпочел, чтобы так оно и оставалось.
— Возможно, я и повеса, но все же не полный дикарь, леди Брентфорд. — Повернувшись к Саре, он сказал: — Редуте известен своими натюрмортами. Он особенно любил розы и лилии.
— А эта картина — выдающийся экземпляр. — Элиза помолчала и добавила со вздохом: — Я ни в коем случае не хочу вас обидеть, мисс Хокинс, но я не могу не сказать, что она могла бы украсить стены совсем другого заведения.
Сара энергично закивала.
— Да. — Его взгляд упал на картину, и ему вдруг показалось, что лепестки розы затрепетали, посылая ему тайный сигнал. — А это я возьму с собой. Запишите ее на мой счет вместе с бутылкой виски.
— Вы хотите сбежать с Редуте? — со смешком спросила Сара. — Погодите, милорд. Вы не боитесь, что шепот этой розы вскружит вам голову?
— Мою голову? Мне жаль вас разочаровывать, моя дорогая. Причина, по которой я хочу взять эту картину, чисто практическая и не имеет никакого отношения к любви.
— Вы имеете в виду тайный язык цветов?
— Да. Красная роза символизирует страстную любовь. — Элиза провела пальцем по линиям лепестков. Ее губы скривились в скептической усмешке. — Не думаю, что это чувство здесь в чести.
— Очевидно, мне придется продать картину, — с сожалением сказала Сара. — А на вырученные деньги купить побольше картин с изображением голых женщин и мужчин.
— Я бы купила у вас эту картину, если бы у меня были деньги. Но у меня их нет, — сказала Элиза, бросив последний взгляд на картину.
Гриф молча наблюдал за тем, как она натянула перчатки и потрясла руками, как профессиональный спортсмен, готовящийся выйти на боксерский ринг.
— Я ценю вашу доброту, мисс Хокинс, — продолжала Элиза. — Надеюсь, что мне больше никогда не придется злоупотреблять вашим гостеприимством.
Не взглянув на Грифа, она поспешила выйти в коридор.
— Леди с характером, — пробормотала Сара, когда за Элизой закрылась дверь. — Желаю ей удачи с мужчинами, которые встретятся на ее пути. Помоги ей Бог.
Гриф нашел свой стакан с виски и отпил глоток. Но алкоголь странно диссонировал с воспоминанием о мимолетном прикосновении к ее руке. Черт побери, ночь окажется не такой, как он замышлял. Возможно, книги будут для него лучшей компанией, чем…
— Спасибо за виски, Сара, — сказал он и поставил на стол недопитый стакан. — Пожалуй, я пойду.
— Уже уходите?
Глава 1
— Черт возьми, прекрати пилить меня, Элиза. — Гарри, лорд Лит, скорчил гримасу и с силой поставил бутылку на полированный стол. — Лит-Эбби — мое поместье, и я буду управлять им как хочу.
— К сожалению, это правда, — стараясь сдерживать раздражение, заметила Элиза. Брат был на четыре года ее моложе и всегда был внимательным и добрым мальчиком, но все резко изменилось, когда он поступил в университет. Когда он уезжал, он был энергичным, обаятельным молодым человеком, а вернулся высокомерным, эгоистичным балбесом.
То, что он этого не понимал, только усугубляло проблему. И сейчас это было совершенно очевидно.
— Я рад, что мы понимаем друг друга. — Его самодовольная улыбка свидетельствовала о том, что сарказм прошел мимо его ушей. — Как я уже сказал, я пригласил некоторых из своих друзей погостить у нас пару-другую недель. Я надеюсь, ты позаботишься о том, чтобы все прошло гладко. Чтобы меню обедов было разнообразным, и все такое. Побольше бифштексов. Баранья нога. Йоркская ветчина. А Бушнелл, кстати, обожает фазанов, так что позаботься, чтобы в запасе их было в достаточном количестве.
Элиза не верила своим ушам. Неужели этот молодой повеса, ее брат, не слышал ни слова из того, что она сказала о состоянии их финансов?
— Не заказать ли мне головку зеленого сыра с луны в придачу? Или фрикасе из единорога, приправленное серебристой звездной пылью?
Сарказм в голосе Элизы наконец пробился в одурманенную бренди голову Гарри.
— К черту, Элиза! Нельзя трястись над каждым пенни, когда принимаешь гостей. — Гарри резко повернул голову и едва не угодил себе в глаз кончиком накрахмаленного стоячего воротника.
Не зная, плакать ей или смеяться, Элиза облокотилась о стол, обхватила голову руками. Иначе она не удержалась бы и швырнула в брата керамической вазой с цветами. Интересно, есть ли какой-либо цветок, символизирующий «тупоголового идиота»?
— Гарри, — сказала она, — позволь мне объяснить тебе как-нибудь попроще, чтобы дошло до твоих затуманенных мозгов. Денег у нас почти не осталось. Наша земля из-за отсутствия надлежащего ухода в запустении. Мясник грозится лишить нас кредита и… — Она помахала перед носом Гарри пачкой счетов. — А твои портной и обувщик требуют такие суммы, что на них можно было бы построить и оснастить четырехпалубный корабль для флота его королевского величества.
Гарри обидчиво надул губы.
— В таком городе, как Лондон, человек должен быть на высоте своего положения.
— Хотя это и загонит нас прямиком в долговую яму?
— А ты не можешь что-нибудь сделать? — захныкал он. — Как насчет твоих картинок? По-моему, ты заработала кое-какие деньги на иллюстрациях к этим дурацким книжкам про цветы.
Элиза отвернулась. Эти «дурацкие книжки про цветы» на самом деле были содержательными книгами о полевых цветах Англии, написанными известным специалистом из Мертон-колледжа.
Да, ей заплатили, и совсем неплохо. Но будь она проклята, если потратит хотя бы пенни из заработанных своим трудом денег, чтобы оплачивать дебоши Гарри. Она уже сэкономила достаточно, чтобы купить небольшой уютный домик в Озерном крае в Шотландии. Там она сможет наконец сделаться независимой, стать свободной от алчных требований мужчин.
Скоро поступит еще один заказ, и если ее работа будет принята, то давняя мечта может осуществиться.
— Этих денег уже давно нет, Гарри.
Это не было ложью. Она дала их на сохранение доброму мистеру Мартину, такому же, как она, члену общества садоводов, который был поверенным в соседнем городке Харпдене.
— А как насчет того, чтобы нарисовать еще что-нибудь? — льстиво сказал Гарри. — У тебя это хорошо получается.
Улыбка исчезла с лица Элизы.
— А как насчет того, чтобы тратить меньше? — Элиза показала на золотые брелки, свисающие с цепочки часов. — Посмотри на себя. Ты похож на сороку, которая хватает все блестящее, не задумываясь о последствиях. — Не удержавшись, она тихо добавила: — Птичьи мозги.
Гарри плеснул портвейна в свой стакан, пролив больше половины на стол.
На полированной поверхности образовалась липкая лужица, грозящая пролиться на ковер.
Неплохая метафора, подумала Элиза. Именно так ее братец обескровливает их поместье.
Гарри с шумом отпил глоток и уставился на Элизу красными от бесконечного пьянства глазами.
— Знаешь, наши проблемы были бы все решены, если бы ты перестала упрямиться и вышла замуж за сквайра Гейтса. Он готов назначить мне приличное содержание за честь стать твоим мужем.
— Наши проблемы?
У Гарри хватило совести покраснеть.
— Сквайру Гейтсу больше шестидесяти, и он прикован подагрой к инвалидному креслу; — напомнила Элиза. — Если ты так настроен на брак, почему бы тебе не поискать богатую наследницу?
— Я не хочу оказаться в кандалах, — возразил Гарри. — Я хочу отдать дань увлечениям молодости. — Он сжал пальцами стакан. — Значит, так ты решила отплатить мне за то, что живешь у меня и я о тебе забочусь? За всю мою доброту меня просто хотят использовать. Ты жестокая и неблагодарная. И эгоистка.
Элиза глубоко вздохнула.
После еще одного глотка Гарри начал давить на жалость:
— Я останусь на несколько дней в городе, а когда вернусь в поместье, со мной будут мои друзья. Откуда нам взять денег на наши развлечения?
— Ради Бога, Гарри. — Поскольку брат уже приканчивал вторую бутылку, Элиза поняла, что спорить бесполезно. Она резко встала. — Продай своего рысака вместо своей сестры.
* * *Гриф поднял глаза, когда трость с серебряным набалдашником коснулась газеты, которую он изучал.
— Так, так. Блудный пес вернулся. И когда же ты изволил прибыть в Лондон?
— Вчера вечером. — Третий член компании церберов Кэмерон Дэггетт сел на ручку кресла напротив и скрестил ноги. Как обычно, он выглядел как на картинке из модного журнала — за исключением некоторых деталей, призванных шокировать записных модников общества. На этот раз на нем был лиловый шейный платок индийского шелка, а не обычный накрахмаленный белый галстук.
— И где же ты был? — поинтересовался Гриф.
— И там, и сям, — небрежно бросил Кэмерон.
Из трех церберов Кэмерон Дэггетт был, пожалуй, самым загадочным. И опасным. Своим острым как бритва умом и намеренно вызывающим стилем он производил впечатление человека, который смотрит на жизнь как на злую шутку. Гриф был одним из немногих, кто мог противостоять вызовам Кэмерона. Однако Кэмерон не позволял никому, даже двум своим «товарищам по оружию», узнать, какие тайны кроются за его показным цинизмом.
— Мог бы и сообщить друзьям о своих путешествиях, — пожурил его Гриф. — Коннор и его невеста были страшно разочарованы, что ты не приехал к ним в поместье, когда к ним с визитом приезжал из Йоркшира Себастьян.
— Не ворчи. Ты же знаешь, что я редко обращаю внимание на подобные формальности. У меня были другие дела.
— Мне уже заранее страшно даже подумать, что это за дела.
— Не важно, — бросил Кэмерон, который отказывался вступать в любые клубы джентльменов, какими бы экстравагантными они ни были. — Боже мой, это место напоминает мне склеп, — добавил он, оглядывая других завсегдатаев клуба. — Взгляни на них — они все похожи на мертвецов.
— Они просто переваривают ленч. — Зевнув, Гриф перевернул страницу. Он и сам был не прочь вздремнуть после почти бессонной ночи. — Не стесняйся и уходи, когда захочешь.
— Я как раз и собираюсь, но надеялся, что ты пойдешь со мной. В Париже я приобрел хорошенький пистолетик и подумал, что ты захочешь помочь мне проверить его точность на стрельбище.
— К сожалению, я занят.
— А-а, — усмехнулся Кэмерон. — У тебя свидание с той прелестной дамой, что вскружила тебе голову?
— Нет, это все в прошлом. Я… — Гриф нахмурился и заметил, как что-то яркое мелькнуло в каштановых волосах приятеля. — Черт побери! У тебя в ухе жемчужная серьга?
— Да, и очень красивая, тебе не кажется? — Заправив за ухо кудрявую прядь, Кэмерон потрогал оправленную в золото жемчужину. — Ты бы тоже мог проколоть себе ухо.
— Ха, — фыркнул Гриф. — Я не собираюсь позволить тебе воткнуть в меня еще одну иголку. Я все еще сержусь на тебя за то, что ты убедил меня сделать татуировку у какого-то матроса с Ямайки в Бристоле, воспользовавшись тем, что я был изрядно пьян.
— Но почему? Руфус весьма искусный татуировщик. И ты должен признать, что дамы находят рисуночек на твоем теле довольно привлекательным.
Это было правдой. Причудливый дракон спускался от пупка и ниже, завораживая противоположный пол, а леди Чатвин даже нашла художника-индуса, который изобразил у нее на ягодице бабочку.
— Признайся, удовольствие стоило того, чтобы перетерпеть боль.
Гриф не удержался и рассмеялся:
— Пожалуй. Но никаких серег.
— По-моему, дамы сходят с ума от бриллиантов. Даже их едва заметный блеск заставляет их сердца биться сильнее, а руки сами тянутся расшнуровывать корсет.
— Мне удается снимать с них корсеты и без этих побрякушек, — сухо заметил Гриф. Его взгляд упал на напольные часы в углу комнаты. — Разговоры о сексе, конечно, приятно возбуждают, но мне надо уходить.
— В интересное место? — осведомился Кэмерон и тоже встал.
— Да. Если хочешь знать, я собираюсь навестить фирму «Уоткинс и Хэролд».
— Это издатели?
— Да. Они согласились издать мои эссе о ландшафтном дизайне садов больших поместий Англии. И в большом формате. Мне придется добавить несколько новых статей, чтобы завершить коллекцию, но в общем книга почти готова. Самое главное теперь — это найти художника, с картин которого можно будет сделать иллюстрации. Сегодня Уоткинс намерен показать мне несколько эскизов, чтобы я мог выбрать.