Однако, войдя в вестибюль, Вито ощутил себя слепым медведем, вломившимся в лагерь охотников. Стараясь сохранять осанку, уверенно выставив челюсть, так, как делали ребята покруче, разговаривая с должниками, он решительно зашагал к стойке регистрации и шлепнул по ней ладонью властно, по крайней мере, ему очень хотелось, чтобы властно.
– Я здесь по поручению одного из ваших, э, самых важных клиентов, – заявил он, но голос его предательски сорвался.
Администратор, пожилой, нездорового вида мужчина, с седыми волосами и черной повязкой на глазу, вероятно, джокер, старающийся сойти за натурала, едва оторвал взгляд от мужского журнала, который проглядывал. На обложке журнала была аннотация какой-то статьи про фетишизм и джокеров, со смазанной фотографией дородного чувака, взгромоздившегося на создание с похотливыми и ярко подведенными глазами, в остальном напоминавшее огромный шарик ванильного мороженого с торчащими из него тоненькими ручками и ножками. Администратор небрежно перевернул страницу. Вито прокашлялся.
Администратор тоже прокашлялся. После долгой паузы наконец-то поднял взгляд.
– У нас предостаточно важных клиентов, юноша. Какого именно ты представляешь?
– Того, которому вы очень многим обязаны.
Слова едва успели вырваться изо рта Вито, как администратор тут же подпрыгнул, хватая ключ с вешалки. Метнулся обратно к столику и протянул ключ Вито.
– Мы обо всем позаботились, сэр. Надеюсь, все придется вам по вкусу.
– Мое мнение тут не главное, – сказал Вито, выдергивая ключ из руки администратора. – Гляди, поаккуратнее, а то страницы склеятся, – добавил он, разворачиваясь к выходу. Задумался, не следует ли ему проверить номер, но вспомнил, какие ему дали указания. Просто зайти в вестибюль, взять ключ и принести его. Вито не раз убеждался, что ребята Старшего не слишком-то ценят самодеятельность и строго за нее наказывают.
Поэтому он вышел наружу, в вечернюю прохладу, пригнув голову так, будто шел против ветра, хотя ветра почти не было. Такое положение позволяло его сальным черным волосам упасть на лицо. Уверенность в том, что этим вечером все пройдет нормально, так, как оно шло в последнее время, рассеялась мигом, когда он заметил вокруг почти всех людей Семьи. Они были по обе стороны улицы, стояли, прогуливались, сидели за столиками дешевых закусочных и в припаркованных машинах. Обычно столько членов Семьи и их подручных собиралось в одном месте лишь по поводу похорон. Но сейчас, в своей одежде, вполне траурной, хотя они этого и не осознавали, все люди Семьи пытались не выделяться на общем фоне. Вито не знал в лицо некоторых из них, но холодная уверенность на лицах, выдававшая сдерживаемую жестокость, говорила о некоторой неуверенности, которую испытывали самые крутые из них.
В голове Вито вертелись сотни вопросов. Он пошел быстрее, дошел до угла дома, туда, где его ждал Ральфи. Ральфи был одним из самых доверенных помощников Старшего. По слухам, он был таким умелым киллером, что однажды ему удалось застрелить кандидата в мэры с двух сотен метров, а потом скрыться в толпе, прямо под объективами телекамер. Вито не сомневался, что такое возможно. В его понимании Ральфи был не человеком, а некоей непреодолимой силой. И, когда он подобающим образом остановился в паре метров от Ральфи, поглядев в его холодные карие глаза, светящиеся над покрытыми оспинами щеками, то решил, что этот человек способен убить его с такой же непринужденностью, как жука раздавить. Вито выставил руку с ключом.
– Вот он! – заявил он, возможно, несколько громче, чем следовало.
– Хорошо, – мрачно ответил Ральфи, намеренно не беря ключ. – Комнату проверил?
– Нет. Приказа не было.
– Правильно. А теперь проверь, живо.
– Что происходит? – выпалил Вито. – Я слышал, это мирные переговоры.
– Ничего ты не слышал. Мы просто соблюдаем осторожность, а ты сам вызвался.
– Что искать?
– Найдешь – сам поймешь. Давай, иди.
Вито пошел. Он не знал, чувствовать ли ему облегчение от того, что ему доверили эту часть операции. Его размышления были прерваны внезапным столкновением с сутулым джокером, который, хромая на негнущейся ноге, вышел из переулка.
– Эй, куда прешь! – рявкнул он, отталкивая джокера в сторону.
Джокер остановился и пустил слюну изо рта, опасливо глядя на Вито и кивая. В его тусклых глазах что-то мелькнуло, всего на мгновение, когда джокер сжал и тут же разжал кулаки. Тут же выпрямился, и у Вито возникло четкое ощущение того, что этими мощными кулаками можно гранит крушить.
Но джокер тут же сдулся, из его рта снова потянулась струйка слюны, и он, шаркая, зашагал обратно в переулок, пока не врезался в мусорный бак. Не обращая внимания на Вито, принялся в нем рыться. Нашел полуобгрызенную высохшую курицу и откусил кусок ровными белыми зубами. Принялся шумно пережевывать.
Вито с омерзением отвернулся и спешно двинулся к отелю. И, лишь пройдя через вращающиеся двери, ведущие в вестибюль, вдруг понял, что одежда джокера – короткая куртка и синие джинсы – слишком чистые и опрятные. Ему еще не доводилось видеть уличных бродяг, роющихся в мусорных баках в поисках еды, в чистых джинсах со свежими заплатками на коленях.
Вито дернул плечами, прогоняя из головы образ джокера. Прошел мимо столика, за которым сидел администратор, все так же уткнувшийся носом в журнал. Подумал насчет того, что может попасть в ловушку, оказавшись в лифте с каким-нибудь мерзким типом, в результате чего шанс его выживания на этих мирных переговорах сведется к нулю. Двинулся на лестницу и преодолел шесть маршей, подымаясь на третий этаж. В коридоре было угнетающе темно, еле горящие лампы дневного света едва освещали грязные коричневые стены, придавая им неприятный блеск.
Он нашел номер. Поглядел в обе стороны коридора. Никого нет. Сквозь двери номеров доносились приглушенные звуки работающих телевизоров, да еще шум канализации из-за двери в конце коридора. С точки зрения Вито это была нормальная обстановка для дешевого отеля, но внутри он все равно ощущал неуверенность и настороженность. Точно так, как он обычно себя чувствовал, когда думал, что на него кто-то смотрит исподтишка. Дрожащими пальцами он вставил ключ в замок и открыл дверь.
И оказался лицом к лицу с уродливым ублюдком. У этого чувака почти не было челюсти, вместо носа у него были две дырки, а изо рта то и дело высовывался раздвоенный язык. Судя по ухмылке и хищному взгляду желтых глаз, джокер был исключительно злобной тварью. Вито привык общаться с джокерами попроще и не в такой обстановке. А этот явно наслаждался сознанием того, что уже напугал Вито до глубины души.
Джокер оскалился.
– Вишшу, Кальвино теперь на дело мальчишшек посылают. Сскажи ссвоему боссу, что фсссе в порядке, пусть идет. Я здесссь один.
IV
– В следующий раз попробуй хоть носки снять. – шаловливо сказала Белинда Мэй, когда молодой проповедник закрыл дверь. Он вздрогнул, уловив игривую колкость ее слов, и повернул ручку, закрывая замок. Белинда Мэй захихикала и обхватила его рукой.
– Расслабьтесь, преподобный, Вы воспринимаете себя излишне серьезно, – сказала она, прижимая его к себе, и сердце проповедника заколотилось. Он попытался улыбнуться.
– Просто вспомните, что сказал Норман Мейлер, – соблазнительно прошептала она ему на ухо. – «Иногда одного желания недостаточно». Это не делает вас менее мужественным.
– Я не читаю Мейлера, – ответил он. Они пошли к лифту.
– Его книги для тебя слишком грязные?
– Так я слышал.
– То, о чем он пишет, – всего лишь жизнь. А сейчас у нас происходит именно жизнь, именно такая.
– Все, что мне нужно знать о жизни, я нахожу в Библии.
– Чушь.
Шокированный таким непринужденным богохульством, он едва успел открыть рот, чтобы ответить, но она продолжила прежде, чем он успел вставить хоть слово.
– Уже поздновато, чтобы доказывать свою невинность, Лео.
Молодой проповедник сдержал гнев. Он привык гневаться на прихожан, но не привык, чтобы ему перечили. Более того, он совершенно не привык находиться в компании женщины, которая бы подвергала сомнению его понимание вопросов жизни, любви и пути к счастью, которое должно было быть вне подозрений. Хотя в данном случае, признался он себе, но не Белинде Мэй, он неправ. На самом деле он читал книги Нормана Мейлера внимательно, особенно – «Песнь палача», подробное исследование жизни молодого туза, казненного за то, что он превратил девятерых ни в чем не повинных людей в соляные столбы. Экземпляр книги, в мягкой обложке, все еще лежал в ящике стола в кабинете проповедника в его доме на юго-западе Вирджинии, там, где он вряд ли кому-нибудь попадется на глаза. В том же самом ящике хранились и другие книги, сомнительные, с точки зрения христианской морали, как и во многих других местах. Проповедник прятал их даже от самых ближайших соратников с той же тщательностью, с которой другие проповедники-евангелисты прячут свои запасы выпивки.
И что же ему оставалось делать, кроме как позволить Белинде Мэй одержать верх в споре? Взамен он намеревался взять верх над ее телом в самом скором времени. Не говоря уже о том, что ее умственные способности интересовали его в самую последнюю очередь.
Она снова прижала его к себе, пока они ждали лифт. Возбуждение стало вдвое сильнее, поскольку в этот раз она прихватила его за ягодицы.
– У тебя такая классная задница, особенно – для возможного кандидата в президенты, – сказала она. – Остальные по сравнению с тобой выглядят, как стая бродячих собак.
Его глаза метались, он с подозрением глядел по сторонам.
– Не беспокойся, никого здесь нет, – сказала она, ущипнув его.
И тут двери лифта открылись перед ними, и они очутились лицом к лицу с четырьмя мужчинами с безразличными выражениями лиц и стальными глазами. Один из них, невысокий и полный, краснолицый и полногубый, с длинной прядью седых волос, зачесанных поверх блестящей лысины, поглядел так, будто его глаза были готовы выскочить. Словно кто-то изо всех сил хлопнул его по спине. У него были толстые мясистые пальцы, на нем был хорошо пошитый черный костюм, серый жилет и белая рубашка, карманы костюма были оторочены красным, но в целом вкус, с которым он был одет, можно было назвать, в лучшем случае, сомнительным из-за алого, едва не светящегося галстука. Он безмятежно попыхивал большой кубинской сигарой, и свернутые листья табака на ее конце так намокли от слюны, что цветом напоминали сушеный навоз.
Мужчина выпустил клуб табачного дыма прямо в лицо проповеднику. Поступил совершенно опрометчиво, и молодой проповедник точно бы на это ответил, если бы не холодный взгляд карих глаз рослого мужчины с покрытыми оспинами щеками, стоявшего позади толстяка. У него были тонкие бледные губы, больше похожие на шрамы. Каштановые волосы так плотно прилегали к черепу, что проповедник был готов подумать, что этот человек спит с сеточкой на голове. На нем было бежевое полупальто военного кроя с красноречиво оттопыренным правым карманом. По обе стороны от него стояли два здоровяка, в шляпах с опущенными вперед полями, так что их лица были скрыты тенью от него. Один стоял, скрестив руки на груди, второй же, как запоздало заметил проповедник, уже махал им рукой, давая парочке знак отойти.
Они повиновались. Четверо мужчин вышли из лифта и пошли по коридору, даже не оглянувшись. Против воли молодой проповедник замешкался, глядя на них, а вот Белинда Мэй мгновенно метнулась вперед.
– Пойдем, Лео! – прошептала она, придерживая собой двери лифта.
Молодой проповедник спешно двинулся вперед.
– Кто это?
– Не сейчас!
Белинда заговорила лишь тогда, когда двери лифта закрылись и кабина пошла вниз.
– Это глава Семьи Кальвино. Один раз видела его в новостях.
– Что за Семья Кальвино?
– Бандиты, мафия.
– О, понимаю. Там, откуда я родом, мафии не было.
– Мафиози есть там, где им нужно. В городе есть пять Семей, хотя сейчас у них осталось всего трое главных. А может, и двое. Последнее время гангстеров часто убивали.
– Если этот парень – такая большая шишка, что он здесь делает?
– Сам можешь догадаться, по делу пришел. Нумеро уно Семьи Кальвино, скорее всего, ботинки сожжет после того, как отсюда выйдет.
Двери лифта открылись. Совершенно не обращая внимания на то, что несколько человек, в том числе дюжий джокер с лицом, похожим на носорога, стояли у выхода, Белинда Мэй взяла молодого проповедника под руку.
– Кстати, не взял с собой коробочку с профилактическими средствами? – спросила она.
Проповедник почувствовал, как его лицо запылало. Но не было никаких признаков того, что хоть кто-то из стоящих узнал его. По крайней мере, он не услышал, чтобы назвали его имя, и не услышал щелчка фотоаппарата. Они прошли через вращающиеся двери, и тут до него дошло, что чувство облегчения может оказаться совершенно иллюзорным. Если какой-нибудь охотник за грязным бельем следит за ним, сам он ничего не узнает, пока не увидит вечерний выпуск новостей или свое фото в газетах у кассы в супермаркете.
– Белинда… зачем ты это сказала? – требовательно спросил он.
– Что? Ты насчет профилактических средств? – невинно спросила она в ответ, доставая из сумочки сигарету и зажигалку. – По-моему, вполне резонный вопрос. Я полагаю, что сексуально активные люди понимают важность безопасного секса, не правда ли?
– Да, но на глазах у всех этих людей!
Она остановилась на тротуаре, отвернулась, прикрывая рукой сигарету, и прикурила. Обернулась обратно, выпуская клубы дыма.
– А какая им разница? Кроме того…
Она озорно улыбнулась.
– …я думала, ты оценишь присущий мне оптимизм.
Молодой проповедник закрыл лицо рукой. Другую он сжал в кулак. У него было ощущение, что каждый человек на улице смотрит на него, хотя если оценить ситуацию трезво, то это настоящая паранойя.
– Куда ты хочешь пойти поесть? – спросил он.
Белинда Мэй игриво ткнула его в бок.
– Соберитесь, преподобный! Я всего лишь пошутила. Вы слишком много нервничаете. Будете нервничать, и нам придется неделю проторчать в этом номере. А я не уверена, что на моей карточке такой большой кредит.
– Об этом не беспокойся. Я позабочусь, чтобы церковь вознаградила тебя. Так, еще раз, куда ты хотела пойти поесть?
– Вон то заведение, похоже, хорошее, – ответила она, показав на другую сторону улицы. «Кошерные суши у Руди».
– Договорились.
Он взял ее под руку и пошел к углу перекрестка. Когда зажегся «зеленый» пешеходам, поглядел в обе стороны, не только, чтобы убедиться в том, что никакая из машин не едет на «красный» – то, что ни один житель большого города не воспринимал как должное, – но и чтобы убедиться в том, что вокруг нет тех, чье присутствие могло бы его беспокоить. Съемочная группа телевидения допекала молодую женщину в квартале от перекрестка, но она все еще была здесь. Проповедник решил, что успокоиться можно будет лишь тогда, когда они усядутся за столик подальше от входа, на случай, если съемочная группа снова переместится сюда.
Они еще не успели сойти с тротуара, как в него врезался кто-то, оказавшийся вне поля его зрения. Будь сегодня обычный вечер, молодой проповедник подставил бы другую щеку, но обычно он не бывал настолько расстроен.
– Эй! Гляди, куда прешь! – заорал он. И тут же с ужасом понял, что эти грубые слова оказались адресованы джокеру.
Хромому джокеру, горбатому и подслеповатому. Мужчина, с вьющимися рыжими волосами, был одет в свежевыглаженную короткую куртку и простые синие джинсы.
– Извините, – сказал джокер, ковыряя указательным пальцем в носу. Затем, будто передумав, просто вытер нос тыльной стороной ладони.
Молодой проповедник почему-то сразу понял, что этот жест непроизволен. Уверился еще больше, когда джокер неловко поклонился.
– Я просто немного потерял контроль. Потерялся в моем собственном мире, по всей видимости. Вы простите меня, правда же?
А затем джокер сошел с тротуара, будто только что его планы насчет того, куда идти, кардинально поменялись. Ко всему прочему, у него еще и слюна текла по подбородку.
Смущенный проповедник, глядя на джокера широко открытыми глазами, невольно сделал пару шагов следом за ним.
– Лео, что ты делаешь? – требовательно спросила Белинда Мэй, останавливая его.
– Э, за ним иду, естественно.
– Зачем?
Молодой проповедник задумался на мгновение, очень волнительное мгновение.
– Я думал, что могу рассказать ему о нашей миссии. Узнать, не могу ли ему немного помочь. Судя по всему, он нуждается в помощи.
– Чудесные чувства, но ты не можешь этого сделать. Ты здесь инкогнито, не забыл?
– Точно. Хорошо.
Он уже потерял горбатого джокера из виду. Жалкое создание растворилось в толпе.
– Ладно, пошли, хоть себя покормим, – сказала Белинда, беря его под руку. Они принялись лавировать между остановившимися машинами, вставшими прямо на перекрестке.
Молодой проповедник продолжал оглядываться по сторонам, высматривать в толпе горбатого джокера, и вдруг они резко остановились. Повернувшись, он увидел прямо перед носом микрофон. У них на пути стояла съемочная группа.
– Преподобный Лео Барнетт, – произнес репортер, идеально одетый мужчина с вьющимися черными волосами, в синем костюме-тройке. – Ради всего святого, что вы делаете у Грани, вы, с вашей хорошо известной позицией относительно джокеров?
Перед глазами молодого проповедника пронеслась вся его жизнь. Он с трудом виновато улыбнулся.
– Моя спутница и я решили немного перекусить.
– У вас есть по этому поводу официальное заявление, для светской хроники? – хитро спросил репортер.
Уголки губ проповедника приподнялись.
– Я давно принял за правило не отвечать на вопросы личного характера. Эта молодая леди составила мне компанию сегодня вечером. Она работает в новой миссии, которую наша церковь недавно открыла в Джокертауне, а сейчас предложила попробовать хорошую еду, которую тоже можно найти здесь, на Грани.