А раби Яков подумал: «Послушаем, что будет дальше. Образование делает хорошего человека лучше, а плохого — хуже.»
***Призывает раввин к себе нас, бедняков, и говорит так: ”Друзья, я много думал, как помочь вам, самым лучшим жителям местечка и самым верным членам общины. Вы просили навести мост через реку, и это отличная идея. Но у меня родилась мысль получше. Что вы скажете, к примеру, если мы построим широкую дорогу от местечка до леса?» А мы отвечаем, что это выгодно не нам, а богачам. Нам дорога не нужна, нам мост подавай. Как говорится, не уступай и стремись получить, что любишь, а не то придется полюбить, что получишь.
Но зря мы зароптали раньше времени. Не такой он человек, наш новый раввин, чтобы заботиться о сильных в ущерб слабым. Вот послушайте, что сказал он нам в ответ, светлая голова, еврейский ум: «Пусть тешатся своим неправедным золотом эти алчные богачи. Главный выигрыш — ваш. Станут рубить много леса, перевозить и сплавлять его, торговать им. У кого, как ни у вас и сыновей ваших будет занятие и хороший заработок? Станете на ноги, заживете от трудов своих, а не от благодеяний скудной общинной казны. Так уж, друзья, мир устроен. Чтобы бедняку хорошо жилось, богач должен богатеть. Помогая богачу, помогаете себе.»
— О, да этот раввин действительно прекрасно образован и понимает новую европейскую науку экономии. Вашему местечку повезло, Сасон! — прервал рассказчика Шломо, любимый ученик раби Якова, долго живший в Европе и многому там учившийся.
— Все новые науки говорят то, что известно и без них, — заметил раби Яков.
— И все же, учитель, в словах раввина — новизна. Правда, новое не может сразу стать совершенным, — осмелев, возразил Шломо.
— Вот–вот, дорогой ученик, кто ищет новых путей, пусть ожидает новых бед, — оставил за собой последнее слово цадик.
Гость, однако, не разделял пессимизма раби Якова.
— Воистину повезло нам, аминь, — сказал Сасон и продолжал рассказ.
Евреи долго ждать не любят. Вот мы и спрашиваем раввина, а не можем ли мы приблизить счастливые времена. Он задумался, а потом говорит: «Ускорить можно, но для этого придется уменьшить помощь беднякам, а я не хочу этого делать, дорогие мои друзья!» Тогда мы, как один, дружно закричали: «Зато мы хотим! Подумаешь, обойдемся и без бесплатного вина на праздник Пурим, эка важность! Мы понимаем, ради большого жертвуем малым.» На том и порешили мы с нашим новым раввином, дай Бог ему здоровья.
***Прошло два года. Широкая дорога проложена. Помощь беднякам урезана. Работают у богачей не наши хасиды, а крестьяне из соседней деревни. Вот мы пришли к раввину, за объяснением нового положения, а заодно просим помощи в постройке моста через реку и напоминаем ему для чего нам этот мост нужен.
«Ох уж мне эти евреи, нетерпеливый народ. Подавай им все сразу. Чуть заминка — сразу пятятся назад. За один раз ничего не появляется, а только чуть–чуть продвигается. Есть у нас теперь, с Божьей помощью, дорога в лес. Древесины в местечке полно. Почем раньше вы за вязанку дров платили? А почем платите сейчас? То–то же! Прошлой зимой даже в самых бедных домах никто не мерз. Правильно я говорю, хасиды?» — обращается к нам раввин. Ну, мы и отвечаем: «Твоя правда, раби.» А раввин продолжает: «А вот праздник Кущей на носу. И потребуются всем вам ветки для шалашей. Все получите бесплатно. Разве это не здорово?» Мы, конечно, подхватываем: «Здорово, здорово, раби! Дай Бог тебе долгой жизни до ста двадцати лет!» Видя нашу поддержку, раввин воодушевляется: «Еврей должен радоваться своей доле. Кажется, так вам говорит ваш цадик? Главное, не терять надежду. Благодарю вас за доброе пожелание, хасиды. Вы знаете, я все для вас сделаю.»
Таков наш новый раввин. Умная голова, золотое сердце.
На этом Сасон закончил свой рассказ. Кое–кому из слушателей история понравилась. Раби Яков не в их числе. Больше всех довольна Голда, жена раби Якова.
— Наконец–то я услышала простую историю и с хорошим концом. Это я люблю, — сказала Голда.
— Я рад, Голда, что тебе угодили. А тебе, Сасон, спасибо. И передавай от меня привет моему другу Меиру — Ицхаку, — сказал раби Яков, пожимая гостю руку.
Чудесная шкатулка
— Друзья, история, которую я намерен вам рассказать в этот поздний зимний вечер имеет одно несомненное достоинство: она абсолютно правдива. А если кто–либо усомнится в ее достоверности, пусть пеняет на свое маловерие. Воображение — вот путь постижения истины, — с такими словами обратился раби Яков, цадик из города Божин, к своим верным ученикам. Убедившись, что слушатели полны внимания и готовы впитывать каждое слово учителя, раби продолжил рассказ. И вот какую историю услышали хасиды, собравшиеся за знаменитым гигантским столом в доме цадика.
Все знают небольшую еврейскую деревню, что расположена на берегу реки в нескольких верстах от Божина. Многие дивятся плодоносным садам и огородам и чистой песчаной дороге, ведущей к аккуратным колодцам в конце ее. Городские завидуют жителям благословенной деревни и не прочь бы иметь в своем городе бейт–мидраш, то есть дом учения, не хуже деревенского.
Давным–давно на месте деревни стоял одинокий хутор: бедный дом, грядки, несколько деревьев у дома, да лес вокруг. Жил в доме старый вдовый еврей со своими тремя сыновьями. Трудились все четверо от зари до зари, но едва кормились от сада и огорода — не родила земля. Отец плохо знал грамоту. Сыновья не лучше. До ближайшего города, где еврею можно учиться, идти длинной дорогой через лес, а в те времена окрестные места кишели разбойниками — того и гляди, что ограбят и убьют. А ведь если не учиться, то и охота к учению не появится. Даже в синагоге отец с сыновьями бывали не более двух–трех раз в году. Так и прозябали они в нищете и невежестве. Была у старика мечта: разбогатеть, женить сыновей и порадоваться внукам на склоне лет. Да где уж там!
То ли от старости, то ли от непосильной работы, то ли от разочарований несбывшейся мечты, а может быть от всего этого вместе, отец занемог, и вот уж он на смертном одре. Бедный, как слабый, повержен будет всегда.
— Послушайте, что я скажу вам, дети мои, — тихим голосом вымолвил старик, обращаясь к окружившим его постель сыновьям, — Пробил мой смертный час. Не довелось мне увидать вас богатыми и счастливыми. Все что есть у меня — дом и сад — остается вам. А еще вон там за молитвенником спрятана шкатулка. Не помню, как она оказалась у меня. На дне ее лежат три предмета, но для чего они нужны — мне невдомек. Если случится в доме гость из образованных или цадик, покажите ему шкатулку, послушайте, что он скажет. Авось, она вам сослужит службу, — закончил старик.
А к утру осиротели братья. Схоронили отца. Идет время, забывается утрата. Будни теснят печаль. Трудятся втроем, а об отцовской шкатулке позабыли.
Как–то вечером собрались братья в доме после дневных трудов. Горшки в печи, готовится ужин. Раздался стук в дверь. Открыли. На пороге стоит человек. Одет просто. За плечом холщовый дорожный мешок. Глаза умные, видят насквозь. Хозяева сразу поняли: перед ними цадик, праведник. Ему Бог защита. Другой бы не решился ходить по опасным окрестным дорогам, да еще на ночь глядя.
Впустили странника в дом, усадили за стол. Тут как раз и ужин поспел. Завершили трапезу, и гость стал расспрашивать хозяев об их житье–бытье.
— Да, обделила вас судьба, но примите в расчет, что быть обездоленным — глупо, — сказал цадик, выслушав рассказ братьев.
— Может и так, — вздохнул старший брат, — А вот взгляните на эту вещь, раби, не кроется ли в ней какая–нибудь тайна, — сказал он, вспомнив о шкатулке.
— Все вещи таят в себе загадку, — ответил цадик, открыв крышку и внимательно рассмотрев содержимое шкатулки, — попытайтесь дойти своим умом.
Старший брат достал первый предмет. Стеклянная наглухо закупоренная бутылка наполовину наполненная водой. Средний вынул вторую вещь — кожаный мешочек, а в нем песок. А у младшего брата в руках оказался круглый почти прозрачный граненый камень с надписью мелкими буквами.
— Пусть каждый из вас догадается, что означает его предмет, — сказал гость.
— Должно быть, это вода из нашего заброшенного колодца, что вдалеке от дома. Вроде цвет такой же, — сказал старший брат, поднеся бутылку к свету.
— Песок этот с тропинки, что ведет к тому колодцу, — догадался средний брат, перебирая пальцами желтые песчинки из кожаного мешочка.
Младший брат долго вертел в руках самоцвет, разглядывал грани. Старший и средний пытались помочь, но ни кому в голову ничего не пришло. И надпись прочесть не могут: грамоты не хватает.
— А теперь, труженики мои, я хочу услышать от вас, что подсказывают вам эти предметы.
Хозяева молча развели руками: не знаем, мол.
— Я помогу вам. Откуда вы берете воду, чтобы поливать сад и огород?
— А теперь, труженики мои, я хочу услышать от вас, что подсказывают вам эти предметы.
Хозяева молча развели руками: не знаем, мол.
— Я помогу вам. Откуда вы берете воду, чтобы поливать сад и огород?
— Черпаем из реки, благо она совсем рядом.
— Начиная с завтрашнего дня носите воду из колодца, хоть он и далеко от дома. Увидите, как расцветут ваши сад и огород. Вот вам и бутылка с колодезной водой. А ходить по воду вы будете по песчаной тропинке, что ведет к колодцу. Об этом говорит мешочек с песком. В самом же песке этом заключена большая сила: чьи ноги ступают по нему, в том пробуждается тяга к учению. Раскроете книги и вспомните грамоту. Сами прочтете надпись на камне. Вот тогда–то, с Божьей помощью, осуществится мечта вашего покойного родителя, мир праху его.
Братья снова взяли в руки камень, поднесли к свету.
— Раби, а почему… — хотел спросить о чем–то один из них, но, оглянувшись, увидал, что дверь дома открыта, а гость исчез.
Утром с восходом солнца все трое первым делом очистили песчаную тропинку от травы и камней. Подновили колодец, починили тачку и стали возить на ней бочонок с колодезной водой. Солнце делает свое дело, а вода — свое. Цветут деревья и грядки, как никогда прежде. А песчаная тропа производит чудеса. Прав был цадик — потянулись работники к книге и стали помаленьку читать. В один прекрасный день открыли братья шкатулку и разобрали надпись на камне: «Зажми сей камень в кулаке, согрей его, и он засветится. Направь луч света на злоумышляющего против тебя и обратишь его в бегство.»
— Вот здорово–то, — воскликнул младший брат, — Теперь нам никакие разбойники не страшны!
Осенью собрали небывалый урожай. Нужно строить амбар. Братья отправились в город покупать бревна и доски. Камень взяли с собой. Отошли от дома на две–три версты, а грабители тут как тут. Требуют денег, грозятся убить. Младший брат зажал в кулаке камень, согрел его своим теплом, и самоцвет засветился. Страшно братьям: а вдруг камень не подействует. Один из злодеев подступил совсем близко, потянулся за ножом. Но яркий свет ослепил его и тот пустился наутек. И минуты не прошло, как чудо–камень обратил в бегство головорезов.
Выстроен амбар, за ним другой. Братья стали ездить на ярмарку продавать урожай. И ни какие грабители им теперь не страшны. И не только на лесных разбойников действует камень. Если, скажем, задумает лихой торговец на ярмарке обмануть деньгами или товаром, братья тот же час направят ему в лицо карающий луч. Обманщик хоть и не бежит прочь из лавки, но и не мошенничает более.
Разбогатев, братья построили каждый для себя новый просторный дом. Городской сват побеспокоился о невестах. И вот сыграли три свадьбы враз. За свадебным столом городской раввин внимательно выслушал рассказ женихов, правдивую историю превращения бедняков в благополучных домохозяев.
— Догадались ли вы, кем был ваш гость, — спросил раввин счастливых молодоженов.
— Ясно, раби, что это некий цадик наставил нас на новый путь, — ответили братья.
— Вы удостоились огромного благодеяния. Этот «некий цадик» был никто иной, как сам Илья–пророк! Живите же и благоденствуйте, дети мои, — сказал раввин.
У братьев народились дети, а у детей — их дети, и так далее до наших дней. Чудесная шкатулка передавалась от отца к сыну. Деревня расцвела, и жители ее гордятся своими неисчерпаемыми колодцами, широкой песчаной дорогой, ведущей к ним, и своим бейт–мидрашем.
Этими словами закончил сказку раби Яков. Хасиды молчат. Молчит и лучший ученик Шломо, тот самый, что прожил несколько лет в Европе, и вынес оттуда свои вечные сомнения. Вот и сейчас цадик приготовился обороняться, предчувствуя какое–нибудь колкое замечание Шломо, о сомнительной правдивости этой истории, например. Но нет, Шломо погружен в свои мысли. «Скептицизм, как ржа разъедает душу хасида», — пробормотал раби, употребив словцо из лексикона ученика. Наконец хасиды заговорили.
— Вот бы и нам такой камень, — вздохнул один.
— Или такой же колодец вторит ему другой.
— Песчаная тропа важнее всего, — постановил раби Яков, цадик из города Божин.
Ювелир и портной
«Метель метет, ветер воет — Боже сохрани!» — сказал хозяин постоялого двора, покрепче запирая дверь своего заведения и обращаясь к двум постояльцам, сидящим в общей комнате у печи. «Благодарите Бога, друзья, что буря не застигла вас в пути, и вы в тепле и под крышей, и есть у вас ночлег, ужин, да еще и выпивка вдобавок. Переждете непогоду у меня, а завтра, с Божьей помощью, тронетесь в путь», — закончил трактирщик утешительную речь, обращенную к обескураженным непредвиденной задержкой путникам.
Повинуясь неотвратимому, гости вздохнули, уселись за стол и стали друг друга разглядывать — преддверие знакомства. Два еврея с бородами, оба по внешнему виду ремесленники, едут каждый по своим делам. Один — хасид, веселый, все улыбается, ему не терпится высказаться. Другой — хмурый, должно быть, неразговорчив. Представились друг другу. Хасида зовут Симха, а имя его нового товарища — Лодай. Омыли руки перед едой. Произнесли благословение, как положено, и выпили за жизнь. Отменно поужинав и отдав должное настойке, которую готовит жена трактирщика, постояльцы принялись рассказывать каждый свою историю. Первым начал весельчак.
***Симха родился в состоятельной семье торговца. Отец его был хасид, и сын пошел по стопам отца. «Хасид всегда должен быть весел и радоваться жизни при любых обстоятельствах», — всякий раз говаривал раби. И отец Симхи следовал наставлению цадика. Раби хвалил его за то, что он всегда доволен своей долей, не ропщет на судьбу и не слишком умничает. А отчего же простоватому, но удачливому торговцу не радоваться, если барыши на славу? Симха смолоду весел, весь в родителя, но сметки отцовской ему не доставало.
В хедере парнишка в лучших учениках не ходил, зато товарищи любили его за добрый нрав, а меламед, учитель в хедере, никогда на Симху не сердился и уж если порол за нерадение, то выбирал хворостину послабее. Меламед посоветовал отцу Симхи отдать сына учиться ремеслу — так надежнее. И выучился юный Симха на портного.
Отец, когда ездил к раби, брал с собой сына. Цадик не нарадуется на хасидскую династию. Пришло время, и женили Симху с Божьей помощью. Невеста, как говорили, девица некрасивая, да еще и бесприданница. Зато брак по любви. Ну, что поделаешь с этим непутевым Симхой, если нет на всем белом свете молодожена счастливее его?
Заболел отец и умер, а вскоре за ним сошла в могилу и мать. Симха получил наследство. Деньги припрятал на черный день, а кормиться стал от портновской работы. Беда в том, что мастера хорошего из Симхи не вышло. Местечко, где он живет — захолустное, народ к одежде невзыскательный. Получит заказчик готовые брюки, примерит, вздохнет да и станет носить, как есть: «Мы люди простые, не в столицах живем, на балы–приемы не ходим.» Если кто и хвалит симхину работу, так это сам Симха. И не оттого, что хочет заманить новых клиентов, а оттого, что работа своя ему нравится. И никто не выведет из заблуждения человека, убежденного в собственных достоинствах, никто не хочет оказать ему худую услугу. А что платят ему меньше, чем другим портным, так это не беда, Симха не завистлив. Он всегда рад своей доле и благодарит за нее Создателя, а большего не алчет.
Годы идут, дети взрослеют, расходы растут, денежки про черный день понемногу тают. Старшая дочь уродилась некрасивой, похожа на мать. Пора ее замуж выдавать, вот Симха и отправился к раби за талисманом: коробочка, а в ней пергамент, на котором написано благословение цадика. А сейчас, возвращаясь от раби, Симха сидит у печи на постоялом дворе, довольный, что в кармане у него талисман, и глядит на своего нового друга Лодая: как понравился ему рассказ? Лодай слушал внимательно, иногда покачивал головой, а когда собеседник умолк, сказал: «А теперь слушай мою историю.»
***Лодаю посчастливилось родиться в семье бедняка. Отец скоро забрал его из хедера: пусть мальчик работает и семье помогает. Парень подрос и скоро заскучал в своем маленьком городке, и захотелось ему посмотреть большой мир, а, главное, выучиться стоящему ремеслу, чтобы выбиться из гнетущей бедности.
Изрядно побродил Лодай по белу свету, пока ни пристроился учеником к ювелиру. Ученик оказался способным, научился и драгоценные камни гранить, и оправы из серебра и золота выделывать, и камни в эти оправы крепить. «Ты теперь самостоятельный мастер, я что умел, тебе отдал», — сказал ювелир ученику. А Лодай подумал про себя: «Я‑то знаю, что работа моя несовершенна, хоть и неплоха. Должно быть, я стал мешать учителю. Буду оттачивать мастерство сам.» И вернулся молодой ювелир на родину.
Лодай открыл в родном городке маленькую мастерскую и стал делать кольца и серьги, браслеты и бусы. Подолгу ждали заказчики. Однако, ради красоты и потерпеть не грех. Лодай — самый строгий судья своей работе: вроде уж готово, ан нет, здесь надо подправить, там улучшить. Никогда мастер не бывал доволен до конца, однако каждое следующее изделие выходило лучше предыдущего. «А то что лучше, то дороже стоит», — говорил Лодай и повышал цену.